Текст книги "Война на три буквы"

Під Старобільськом у селі Половинкине – на трасі, що веде на підконтрольний ЛНР Луганськ – дислокується 24-й батальйон територіальної оборони в Луганській області. Це – не військова таємниця.

Але по приїзді в місто відразу починається конспірація: є «свої» таксисти й «не свої». З «не своїми» їхати не треба, хоч і так усе місто знає, де батальйон. Володимир Григоренко, координатор старобільського Євромайдану, організовує мені «свого» таксиста Андрія з золотими зубами, який наполягає, щоб я нічого йому не платив.

– Только пусть блымнет фарами, – попереджає Іван із батальйону. – И очень медленно едет.

На вході мене зустрічає чоловік у бандані, але я вже знаю його позивний, і мене проводять за барикади.

Батальйон не має брендової назви типу «Донбас» чи «Азов», лише номер. Можливо, тому, що підпорядкований не МВС, а Міноборони. На моє запитання, як же без бренда, Іван поважно відповідає:

– Потому что мы выполняем свои задания, нам пиар ни к чему.

(Наступного ж дня після нашої розмови 24-й батальон вигадає собі назву «Айдар», а згодом стане одним із найбільш відомих.)

24-й батальйон дисклокується в колишньому ковбасному цеху. Дуже мальовниче місце. Не менш мальовничі – самі військовослужбовці. Батальйон складається наполовину з мешканців Луганської області, наполовину – з людей з інших областей, але практично всі – євромайданівці. Луганчани – давні активісти відомих громадських організацій. Просять змінити імена, бо в багатьох на півдні Луганщини залишилися сім’ї. Бояться, щоб не вирахували.

– А «правосека» у нас нет ни одного, – сміється хлопець у тельняшці з «калашем» через плече. – «Правый сектор» разлагается изнутри из-за аморального поведения.

На більшість запитань відповідає лише комбат, підполковник Сергій Петрович Мельничук, якого тут називають Петрович. Батальйон почали формувати, як партизан, – в лісах. Більшість становлять мобілізовані Міністерством оборони добровольці. Попри босяцький вигляд, усі вони є офіційно військовослужбовцями. (Ця заява Мельничука потім виявиться неправдою:

багато «айдарівців» ніяк не оформлені й станом на початок 2015-го. – Авт.)

Після інтерв’ю та екскурсії по території мене годують юшкою в казармах.

– Говорят, голодные мы. А кормят хорошо, – каже луганчанин Коля, якому вже за сорок. – И оружие есть. Ты ж сам видел. У меня даже шайтан-труба лежит, – так він називає ручний зенітний комплекс.

– «Голі-босі», говорят, – згадав я тьотю Любу.

– Босі, это да. В своем ходим.

Коля, колишній помічник депутата Олега Ляшка, просив іще переказати:

– Напиши, Ляшко – п***с. Обещал нам бронежилеты и про***зделся.

В якийсь момент спрацювала одна з «розтяжок» навколо території – зі свистом і вибухом у повітря злетіла світлошумова граната. Іван зразу хапає бронежилет, вибігає. Потім усі заметушилися: граната підпалила смугу сухої трави. Бійці сперечаються: одні кажуть, треба гасити, інші – само згасне. Зрештою, таки погасили.

Усе це нагадує партизанську армію Ковпака, плюс мобільні телефони й мобільний інтернет.

Я був у батальйоні ввечері. Всі були тверезі, всі слухали накази Мельничука та командирів взводів. Комвзводу просив дозволу вийти по продукти.

– А ты послушаешь, что о нас местные говорят, – проводжає мене Іван.

Як і належить партизанам, у 24-го батальйону – непрості стосунки з місцевими. І це, вважайте, на відміну від Ковпака чи УПА, вони не змушують нікого ні розселяти їх, ані годувати. Лише їздять у місто по продукти й виконують завдання.

– Ходили тут по селу з автоматами, – жаліється бабуся в Половинковому. – А у нас діти в школу ходять.

– Ходять зі зброєю, а хто вони такі? Свої? Не свої? – жаліється дівчина на автобусній зупинці.

– Та это армия наша, которая нас бережет, – саркастично каже хлопець на «Жигулях», який підвозить мене через КПП. У хлопця на дзеркалі – велика георгіївська стрічка. Демонстративно. Він каже, що у Старобільську всі – за Росію. – Иногда бережет, а иногда сама и стреляет.

Весь Старобільськ насторожений через кілька випадків, що сталися за день до мого приїзду. Центральні ЗМІ показали події тут як «стрілянину з боку сепаратистів», через що у Старобільську навіть проукраїнські городяни тепер не вірять центральним ЗМІ.

З показів свідків з усіх сторін: кількадесят умовно проросійських старобільців заблокували військову техніку (два КамАЗи). Кількадесят умовно проукраїнських – різниця між ними в кілька градацій сірого – пробували вмовити своїх кумів-сватів-знайомих попуститись. І тут приїхали «партизани» з Половинкиного, заарештували чотирьох найактивніших «сепаратистів». Підполковник Мельничук організував у ковбасному цеху імпровізовану гауптвахту. Гірше те, що під час стрілянини бійці Мельничука поранили одного з місцевих «сепаратистів» у ногу. Вони самі ж потім занесли його в карету «швидкої допомоги».

– Це махновщина! – каже мені умовно проросійський таксист Влад, який був свідком. – Чому в піонертаборі стоїть нормальна армія і проти неї слова ніхто не скаже?

Того таки вечора стався ще один випадок: на блокпосту чи то через непорозуміння, чи через страх водій машини, місцевий циган, почав тікати – йому вслід зарядили чергою й поранили. Гірше, що з водієм була вагітна жінка. Її також поранили. В батальйоні стверджують, що до цього випадку вони не мають жодного стосунку, але місто вірить у протилежне.

Навіть координатор Євромайдану Володимир Григоренко, який повністю підтримує батальйон, каже:

– В умовах, що склалися, доречною буде передислокація батальйону.

Місцевим не подобається й сам босяцько-анархістський вигляд батальйону. Там ображаються: Міноборони не виділяє їм достатньо обмундирування.

Попри конфлікти з окремими батальйонами, місцеві – незалежно від політичних переконань і градацій сірого – побоюються відведення української армії.

– После выборов армию отведут, а мы тут уже враги ЛНР, – прогнозує мер Сватового.

Абсолютно незалежно одні від одних упродовж цих днів півдесятка людей згадували фільм «Весілля в Малинцівці», а саме знаменитий епізод із шапками: «Опять власть меняется». Про цей епізод говорили дуже різні люди в різних місцях – від голови однієї з виборчих дільниць і актора Валерія Немушенка й до дядька з вусами на вокзалі, який матюкався на «Сомалі, б**дь» у регіоні.

– Им сейчас надо показать, что выборы прошли, – каже таксист Влад у Старобільську. – А потом они армию отведут, и привет, свадьба в Малиновке. Сюда придут ЛНРовцы, и мы для них уже враги. А куда нам деться? Мы тут останемся, как г**но на цедилке.

Артем Чапай, Insider

27 травня 2014

Театр жестокости и театр абсурда

О том, как (не) голосовал Донбасс

Таксист как-то странно засмеялся. По радио передавали, что на территории «Донецкой народной республики» выборов не будет.

– Чего вы смеетесь? У вас же выборов не будет, – говорю ему я.

– Ну, смешно же, – говорит водитель и высаживает меня напротив областной администрации, которая с апреля захвачена представителями «народного ополчения».

В кафе, где я планировала позавтракать, меня не пускают.

– Мы еще не открылись, понятно? В одиннадцать открытие, – нервно сообщает девушка, вытирая метлой тополиный пух с занавесок. Смотрю на часы: без пяти одиннадцать.

– Так я подожду тут пять минут, можно? – умоляю я.

– Нет, – сухо отвечает девушка и выпроваживает из кафе.

На улицах пусто и напряженно. За день до выборов прошел слух, будто города Донецкой области планируют зачистить. Что это значит, никто не понял, но с работы людей отпустили еще в три часа дня, закрылось большинство магазинов и кафе. Даже на площади перед областной администрацией почти никого не было. Пожилая женщина сидела на улице за столиком и выдавала редким прохожим анкеты на трудоустройство.

– Когда закончится война, мы всем позвоним и дадим работу. Работы будет ой как много! – говорит женщина и улыбается. – Нам нужно будет строить новое государство, без всех этих олигархов и фашистов. Первые два месяца, правда, придется скорее всего поработать бесплатно. Денег-то у нашей республики еще нет…

Накануне 25 мая стало ясно, что выборов в Донецкой области не будет. В места, где располагались избирательные комиссии, пришли вооруженные люди в масках, забрали компьютеры и пригрозили расправой. Активисты, которые пытались хоть как-то проявить свою проукраинскую позицию, уехали из региона – кто в Киев, кто в соседний Днепропетровск, где миллиардер Игорь Коломойский пресек сепаратистские настроения. Журналистов на Донбассе тоже практически не осталось: после того как им стали угрожать, а на «стене предателей» обладминистрации повесили их фотографии, они предпочли уйти в подполье.

Утром в воскресенье официально сообщили, что голосовать в Донецке не получится. Рядом с домом, где я поселилась, открылся один-единственный участок. Через десять минут к нему подошли вооруженные люди. Спустя еще десять минут участок был закрыт.

Из Докучаевска – маленького городка под Донецком – сообщили, что неизвестные люди взяли штурмом открывшийся избирательный участок. Долго жду такси, чтобы поехать туда: многие водители отказываются выезжать за пределы областного центра. Наконец приезжает таксист Паша. Проезжая мимо заправки, он говорит: «Вот смотри, сколько сепаратистов», – и указывает на машины без номеров. Из окна одной из них показывается рука в черной перчатке – такие здесь обычно носят вооруженные люди.

Возле докучаевской школы стоят двое: милиционер и мужик в гражданском. Двери школы закрыты, рядом припаркованы «Жигули», из которых ревет песня группы «На-на» «Фаина».

– Никаких выборов тут нет, – неприветливо сообщает мужик. – Мы все проголосовали 11 мая, поэтому сегодня никто не пришел.

– Что, совсем никто? – переспрашиваю на всякий случай.

– Совсем, – мрачно отвечает он, и взгляд его как бы намекает, что больше на вопросы он отвечать не намерен. Молчаливый милиционер присаживается на лавочку и закуривает сигарету.

Участок на территории училища тоже закрыт. У дверей стоят мужчина в милицейской форме, длинный худой парень в голубых шортах с желтым узором и девушка в голубой рубашке. Они приехали из Донецка специально, чтобы проголосовать. Милиционер стучит в дверь, изнутри доносятся женские голоса.

– У вас там есть милиционер? – спрашивает в замочную скважину мужчина. Ответа нет. Постояв несколько минут у входа, парень с девушкой расстроенно уходят.

Тем временем на первом участке разворачивается скандал. В школу пришли проголосовать местные жители, все они получили приглашения на выборы. В школу их не пускают: двери держат милиционер и женщина, назвавшаяся охранницей.

– У нас выборов не будет, еще раз повторяю, – строго говорит женщина.

– А милиционер что, эту ДНР защищает? – вопит крупная дама в трениках. – Ишь, пришли какие-то бандиты и не дают нам голосовать, а мы тут отщепенцы получаемся, да?

На главной площади Докучаевска готовятся к митингу «Донецкой народной республики». Посреди площади кто-то поставил старый велосипед, к которому веревкой привязали потрепанный советский флаг с поеденным молью портретом Ленина.

Пожилой мужик в камуфляже рвется на сцену.

– Дайте мне речь сказать! Я хочу речь сказать! – упрашивает он представителей ДНР. Они над ним смеются.

– Хочешь сказать – иди, пока мы микрофон не поставили, – говорит один из них.

– Я хочу сказать, что я за Советский Союз! – кричит мужик.

– Эй, дед, – предупреждает ДНРовец, – мы не за Советский Союз. Мы за народ.

Толпа потихоньку стягивается к сцене, и вдруг раздается автомобильный гудок. За ним еще один, и еще, гудки сплетаются в единый неприятный рев. Люди недоуменно оборачиваются по сторонам. Двенадцать часов дня: именно в это время привыкли сигналить те, кто не поддерживает «Донецкую народную республику». Эту акцию протеста придумал Ринат Ахметов, который на днях заявил, что выступает за целостность Украины и против ДНР. На площади раздаются аплодисменты. Кажется, не все поняли, чему посвящены гудки.

…Босая женщина шагала по мосту в сторону Макеевки, задрав майку. Под ней красовался алый лифчик. В руках она держала шлепанцы, бутылку с прозрачной жидкостью и православный крестик.

– Ахметов – враг народа! – скандировала она и махала руками, призывая всех идти за ней. Возможно, она представляла себя героиней картины Делакруа «Свобода на баррикадах» – и в чем-то действительно была на нее похожа.

Позади женщины двигалась толпа с российскими флагами. Из колонок «Жигулей», накрытых флагом «Донецкой народной республики», играла песня, которую многие здесь уже знают наизусть, – «Русские идут» в исполнении Жанны Бичевской.

В двенадцать, пока я наблюдала, как в Докучаевске автомобилисты раздают «гудок Ахметова», ДНРовцы собрали большой митинг на площади Ленина в Донецке. Задача митинга была проста: продемонстрировать, что Донецк выборы не провел и страшно этим фактом доволен. После официальной части на площади выстроились бойцы батальона «Восток», часть из которых – профессиональные военные из России. Внезапно один из руководителей ДНР призвал всех идти громить резиденцию Ахметова в Макеевке, и экзальтированная толпа молниеносно среагировала на призыв.

И вот уже донецкие жители вперемешку с вооруженными бойцами «Востока» ревут под стенами резиденции, требуя открыть ворота.

– Покажи нам свои богатства, Ринат! – кричат со всех сторон.

– Киеву показали Межигорье, теперь и ты покажи нам свой «Люкс»!

– Дай посмотреть, сколько ты наворовал, Ринат!

Еще пару месяцев назад Ахметов на Донбассе считался неприкосновенной фигурой, хозяином региона, крестным отцом шахтеров и рабочих, кормильцем многотысячной донецкой семьи. О Ринате слагались легенды. Многие, например, искренне верили в историю о том, будто Ахметов, встречая на улице красивую девушку, обязательно дарит ей пачку долларов. Рината слушали раскрыв рот, за ним готовы были пойти куда угодно, потому что он хоть и узурпировал власть над местной экономикой и не давал развиваться малому бизнесу, но своих не обижал.

Ахметов был локальным «президентом» Донбасса, «царем» терриконов. И вдруг на его территории появилась «Донецкая народная республика», пожелавшая национализировать его предприятия и призвавшая народ отказаться от уплаты налогов узурпатору. Ринат оказался в опасном положении, его неприкосновенный образ начал стремительно разрушаться. Народ вдруг понял, что все это время не только уважал Рината, но и люто его ненавидел и что для них этот поход к резиденции гораздо важнее, чем выборы всеукраинского президента. Поход на «Люкс» стал для них эквивалентом выборов. «Король Донбасса» внезапно оказался голым: подданные забрали у него одежду, и этот факт их ужасно тешил.

Толпа гремела под стенами резиденции, героиня Делакруа носилась с крестом среди вооруженных бойцов, женщины с российскими флагами, лежа на газоне, подпевали Жанне Бичевской. А где-то за пределами «Донецкой народной республики» шли настоящие выборы.

Екатерина Сергацкова, Colta

26 мая 2014

26 мая около 14:00 украинские силовики нанесли удар по боевикам, попытавшимся взять под контроль международный аэропорт Донецка. В ходе многочасового боя несколько ракет попали в здание завода «Точмаш», в районе аэропорта и железнодорожного вокзала погибли несколько мирных граждан. Также в ходе боя был подбит грузовик (по другим данным, два грузовика), который вывозил раненых боевиков (по некоторым источникам – чеченцев) с территории аэропорта, все раненые погибли. Известно, что огонь открыли свои же, боевики ДНР, на въезде в город.

В лагере батальона «Восток»

Мы подъехали к воинской части, где базируется батальон «Восток». Тот самый, который вступил в бой с украинскими военными на донецком аэродроме, а после ограбления гипермаркета «Метро» расчистил территорию областной администрации от баррикад и выгнал мародеров.

– Вы кто? Быстро отсюда! – командует вооруженный мужчина у ворот.

– Мы журналисты… – робко отвечаем мы.

– Пять минут – и вас здесь нет! – говорит он.

– В смысле? – недоумевает один из журналистов.

– В прямом. Пять минут – и вас нет, – спокойно повторяет он и демонстрирует свой автомат.

Вдруг из-за КамАЗа выходит человек кавказской внешности – высокий, широкоплечий, раскосый – осетин Олег по прозвищу Мамай. Он приветствует нас и приглашает присоединиться к поездке.

Не успеваем понять, что это будет за поездка, как нас подсаживают в грузовик к группе российских журналистов и закрывают дверь. КамАЗ с надписью «Батальон Восток» отправляется в неизвестном направлении.

– Ребят, а куда нас везут-то? – интересуюсь я.

– Кстати, да. Может, в аэропорт? – неудачно шутит кто-то из пассажиров.

– Или это подстава какая-то, и нас сейчас по дороге расстреляют. Кремлю же нужна серьезная жертва, чтобы ввести войска… – размышляет другой.

В лесопосадке, где-то в окрестностях ботанического сада, неподалеку от которого располагается резиденция Рината Ахметова, нас встречают вооруженные люди. Они выстроились в ряд перед нашим грузовиком, как на параде. Мамай молча, жестом приглашает посмотреть, как тренируются бойцы.

Вот, посмотрите, этот учится стрелять из гранатомета. А вот другой управляет пулеметной установкой. Поодаль несколько бойцов делают выпады с автоматами. Другие рассматривают новое оружие.

– А откуда у вас столько оружия? Кто купил? – спрашиваю у Мамая.

– Этого я вам сказать, конечно, не могу, – резонно отвечает Мамай. Кто-то с ружьем смеется:

– А вы напишите, что мы клад нашли.

Большинство батальона «Восток» составляют жители Донбасса. До перестрелки в аэропорту в него входило немало чеченцев, но, как утверждают здесь, практически все погибли в бою. Теперь боевой костяк батальона – осетины, участники конфликта 2008 года, произошедшего между Грузией, Южной Осетией, Абхазией и Россией.

– Первый враг России – это Америка, – отвечает Мамай на мой вопрос о том, почему он решил ехать на Донбасс. – Враг моей России – это мой враг. Мы православные и приехали воевать за тех, которых хотят убивать те, кто хочет забрать их землю. Мы были в таком же положении в Южной Осетии, когда наш народ не хотел быть с Грузией, они хотели своей агрессией заставить нас, а весь народ хотел быть в России. Тут – то же самое. Нам никто не помог тогда, а теперь мы сами решили помочь. Я решил один позвать всех. Так сформировались группы. Много людей хотят приехать сюда.

Вокруг действительно много осетин – высоких крепких молодых парней. Все, как один, улыбаются и легко и небрежно, как пушинку, перекладывают автомат с одного плеча на другое.

Пока бойцы проводят показательные учения, один из лидеров батальона, Александр Ходаковский, дает подробное интервью. Это бывший начальник спецподразделения «Альфа» Донецкого областного управления СБУ, который теперь подчиняется «министру обороны» самопровозглашенной «Донецкой народной республики» Игорю Стрелкову-Гиркину. Его же называют «главой службы безопасности ДНР» и руководителем «Патриотических сил Донбасса».

Ходаковский убежден, что охраной Донецкого аэропорта до недавнего времени занимался «кировоградский спецназ ГРУ», а их действия контролировали «представители националистических сил, которые практически при каждой воинской части сегодня имеются в качестве заградотряда – стимулируют воинские части, которые воевать, по сути, не хотят».

– Но кто-то же должен воевать с собственным народом, – говорит бывший «альфовец» и тут же себя одергивает: – Хотя каким «собственным», мы же разные народы… Тем не менее – со «своими». Традиционно же мы считаемся своими. Есть одна сила – националисты, – продолжает Ходаковский. – А есть другая сила – наемники из снайперов, специалистов, которые управляли техникой, которая нас бомбила. Трудно предположить, что украинские авиаторы могли совершать действия достаточно высокого уровня пилотажа. Это не обязательно американские, но наемники! Это особая порода, неважно, американские или русские – это люди, которые отвергают любые морально-нравственные нормы и за деньги готовы убивать любого. Что американские, что русские – все равно наемники.

– То есть здесь тоже наемники, да? – уточняет один из журналистов.

– Ну, это я образно, – пожимает плечами Ходаковский. – Все, кто за деньги, так или иначе выполняет функции. Это люди, которые не ограничены никакими правилами. Есть же конвенции, которые подразумевают определенные правила – отношение к раненым, отношение к мертвым. Мы по сей день не можем забрать своих мертвых из аэропорта, представляете? Теплая погода, а люди на «зеленке» лежат.

– Вы не жалеете, что пошли в аэропорт? – спрашивают командира.

– Знаете, чье это выражение… Марка Твена? Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Мы не собирались никого убивать. У нас была договоренность. Как только мы заняли высоту, поставили в известность воинскую часть, которая контролировала аэропорт, что мы там находимся и не собираемся причинять никакого вреда, наша задача – снизить их активность. Мы понимали сложную моральную дилемму военных людей, которые выполняют приказ, и не хотели на них давить ни психологически, ни физически. Но эти договоренности были отменены стороной, которая применила авиацию.

Вдруг Ходаковский зачем-то сообщает, что именно «кировоградские ГРУшники», защищавшие донецкий аэродром, стреляли по активистам на Майдане в феврале.

– Чтобы была «картинка», чтобы простимулировать агрессию, – считает он. – Военные не хотят служить, – уверяет командир. – Они принимали присягу, это идейные люди, но идейные в нормальном смысле. Мы же не расстреливали никого на Майдане, мы же ценим человеческую жизнь. Я сказал командиру кировоградской части, что мы не заинтересованы в пролитии крови с их стороны, мы бережно относимся к жизни тех кадровых военных, которые подневольно нам противостоят.

Один из журналистов спрашивает Ходаковского, зачем в таком случае представители ДНР атаковали армейское подразделение под Волновахой. Тот, не скрывая, говорит, что «есть внутренние сложности».

– Это не секрет. Тяжелые времена поднимают на поверхность не очень хороших людей. Криминально настроенные люди вооружаются, по-своему видят то, для чего берут в руки оружие. Из-за этого мы и подъехали на днях к зданию обладминистрации и решили эту задачу. Просто у нас другие идеалы. Нам прилепили клише террористов, – оправдывается Ходаковский. – Но вы видите нас, разве мы таковыми являемся?

Оглядываюсь вокруг. Десятки вооруженных до зубов людей отрабатывают движения с автоматами. Кто-то кидает в деревья ножи, повязанные георгиевской ленточкой.

Террористами, может быть, и нет, а боевиками – вполне.

По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь из них не решит, например, взять нас в заложники.

– Мы же здесь не за себя боремся на самом деле, а за Россию, – говорит Ходаковский. – А ДНР… Лично для меня это вообще непонятное образование, я ему и не подчиняюсь особо. Но главное – бороться с врагом, а в составе чего – неважно.

Мамай вместе с товарищами-осетинами картинно прилег на траву, сорвал пучок травы и воткнул его в дуло автомата. Фотографы принимаются все это снимать.

– Только не снимай меня с сигаретой, а то мама думает, что я не курю! – говорит, улыбаясь, один из бойцов и добавляет серьезно: – Это не шутка. Старшие, правда, дома не одобряют.

Обстановка в лагере добродушная, насколько это возможно в таких условиях, и, в общем-то, не напряженная. Никого здесь особенно не беспокоит, что в любой момент на эту базу могут прилететь украинские истребители.

– Вы видели, какое у нас оборудование стоит? Мы их быстро порешаем, если что, – комментирует кто-то из бойцов. – А за наше местоположение мы не беспокоимся, это же временный лагерь. Постояли тут, потом в другое место уйдем.

Солнце постепенно уходит из зенита. Наш «пресс-тур» в тренировочный лагерь «Востока» заканчивается.

Напоследок один из журналистов спрашивает Ходаковского:

– То, что прошли выборы президента и теперь в Украине есть легитимная власть, вас не останавливает?

– Ну что же, – бодро отвечает командир, – поздравляю легитимную власть и могу пожелать Украине удачи. А мы, пожалуй, будем отдельно. Пусть делают тут карантинную зону, а мы как-нибудь сами разберемся.

Екатерина Сергацкова, «Украинская правда»

2 июня 2014