Текст книги "Избранные"

– Ага! – Хозяин вскочил и устремился к двери. – Кажется, нашего полку прибыло, и я даже знаю, кто это.

«Мечтатели» заметно оживились.

– Вот, я не ошибся! – раздался из прихожей голос председателя. – Так-так, раздевайтесь… Ну-с, Андрей Витальевич, прошу любить и жаловать: один из самых активных членов нашего общества!

Не питая никаких иллюзий по поводу активности новоприбывшего, Ворохов все же оторвал взгляд от соседки… и тут же забыл о ее существовании.

Глава 6. МАРГО

Кирилл Ильич торжественно ввел под руку женщину лет двадцати пяти – темную шатенку удивительной красоты. Густые волнистые волосы замерли на обнаженных плечах, из-под них сбегали тоненькие бретельки, поддерживая эротичное платье цвета морской волны с бесконечно длинными разрезами на бедрах В меру свободное, оно, однако, подчеркивало наличие прекрасно развитого бюста. Легкая ткань с предельной откровенностью обрисовывала тугие пуговки сосков – они дразнили лакомок-мужчин, чуть ли не подмигивали им

Неожиданно Ворохов поймал себя на том, что разглядывает прелести «активистки» непозволительно долго. Он вспыхнул и неловко поднялся из-за стола, едва не уронив стул.

От женщины, конечно, не укрылось, куда был обращен взор выдающегося писателя современности. Улыбнувшись самыми кончиками чувственных губ, она подала ему руку.

– Маргарита Николаевна Дроздова! – провозгласил председатель.

Ворохов вздрогнул: имя и отчество были, как у героини бессмертного булгаковского романа. Простое совпадение? А может, знак судьбы? Да нет же, что за вздор! Это только в романах сногсшибательные красавицы вешаются на неудачливых прозаиков. «Активный член общества»… Неужели это прелестное создание всерьез интересуется литературой? Это уже казалось маловероятным, а после общения с Пичугиной – тем более.

Он прикоснулся губами к ее тонким пальчикам с длинными накрашенными ногтями (изумительный переход от нежно-сиреневого к пурпурному!) и неожиданно для себя выдал:

– Так вы Маргарита Николаевна? Очень приятно. Я а – Мастер!

Глаза у нее были нежно-зеленые («весенние» – почему-то сразу подумалось Андрею), в их прозрачной глубине искрились смешинки.

– Вы не очень скромны. Впрочем, как и герой Михаила Афанасьевича. Хотите, чтобы я сшила вам шапочку с буквой «М»?

Обычно Ворохов завязывал знакомство без особых проблем, но тут он немного растерялся – было совершенно ясно, что банальная «лапша на уши» не сработает. Не дожидаясь, когда он найдется с ответом, Маргарита Николаевна походкой светской львицы обогнула стол и уселась почти напротив виновника торжества (мужчины мгновенно освободили ей место и передвинули приборы).

Трапеза продолжалась. Ворохов тут же заставил себя забыть о постигшем его конфузе, но дама была слишком хороша, чтобы сдаться так сразу. Чертовски хороша! Он все чаще поглядывал на Маргариту Николаевну. Она даже ела с удивительным изяществом. Изредка перебрасывалась парой фраз с соседями, но так ни разу и не взглянула на своего визави, словно утратила к нему всякий интерес.

«Есть ли у меня хоть шанс? – подумал Андрей. – Вообще-то я здесь, по-видимому, самый молодой, да и особо привлекательным никого из „мечтателей“ не назовешь. Но разве это о чем-нибудь говорит? Уж наверное, такая женщина не страдает от одиночества…»

И вдруг он поймал устремленный на него взгляд председателя. Поразительно: Кирилл Ильич просто сиял! Ему, похоже, доставляло несказанное удовольствие наблюдать, как его гость пожирает глазами одного из самых активных членов общества «Мечта». Вероятно, такое же умиление бывает написано на лице папаши, искусно сведшего единственного и горячо любимого сына с достойной кандидаткой в невестки. Ворохов ничего не понимал. Но, во всяком случае, хозяин явно был на его стороне, и это несколько приободрило Андрея.

Следующую речь произнес Гудков. Был он на самом деле пианистом или нет, Ворохов так и не понял. И все же первое впечатление его не совсем обмануло. Если председатель только упомянул о музыке, звучащей в произведениях Ворохова, то Леонид Сергеевич сделал на этом особый упор, даже привел конкретные примеры. Чувствовалось, что он в этом деле совсем не дилетант: Андрей сам изумился верности его наблюдений! Однако мысли Ворохова были слишком заняты новой знакомой. Поэтому, терпеливо выслушав рассуждения человека в «бабочке» и дождавшись заветных слов «Так давайте выпьем…», он поднялся и перебил оратора:

– Нет-нет, только не за меня! Сколько же можно? Думаю, что самое время выпить за наших прекрасных дам!

Расчет оказался верным: Маргарита Николаевна наконец-то вскинула длинные загнутые ресницы, и, заглянув в ее глаза, Андрей вспомнил, что зеленый – это еще и цвет надежды.

– За дам пьют стоя! – добавил он, хотя мужчины уже поднимались.

Выпили.

«Кажется, мои ставки растут, – подумал Ворохов, ковыряясь в горшочке. – Тьфу-тьфу, только бы не сглазить! Вот если бы еще танцы организовать…»

Словно подслушав его мысли, хозяин поднялся и подошел к стоящему в углу музыкальному центру с незатейливой надписью «SONY».

– А что, господа, – сказал Кирилл Ильич, – не пора ли нам размять кости? Засиделись, право слово, засиделись. Ну-ка, не перевелись еще кавалеры на Руси?

Из колонок послышался мерный шум прибоя. В него последовательно вплетались то щемящее пение скрипки, то гитарный перебор, то простенькая, но трогательная мелодия, выводимая синтезатором. Затем откуда-то издалека донесся легко узнаваемый голос Люсинды By. Он постепенно приближался, как будто певица стояла на палубе стремительно мчащегося к берегу корабля, и наконец торжественно зазвенел, высоко взмыл над волнами, как гордая сильная птица, а откуда-то снизу ему вторил хор разбуженных чаек.

Едва поняв, что будет «медляк», Ворохов ощутил, как по его позвоночнику пробежала теплая волна. Он подался вперед и вопрошающе заглянул в мерцающие напротив зеленые глаза. Маргарита Николаевна улыбнулась загадочно, безотносительно к Андрею, как будто вспомнив о чем-то своем, затем слегка наклонила голову. Этого было достаточно, чтобы он пробкой вылетел из-за стола, тут же попав в перекрестье взглядов удивленных его прытью «мечтателей».

Они медленно раскачивались под музыку, овевающую их, словно свежий морской бриз. Рядом кружились еще несколько пар.

– Знаете, Маргарита Николаевна, – сказал Ворохов, – я, наверное, неисправим. Красивая женщина, приятная музыка – разглагольствуй себе о весне, цветочках и бабочках! Но нет – даже тут подмывает потолковать о литературе. Как вы думаете, это серьезная патология?

– Достаточно серьезная, но не смертельная. Что же именно вас интересует?

– Видите ли… Я, конечно, не избалован вниманием, так что бесконечно благодарен Кириллу Ильичу за приглашение. Но почему-то думал, что раз уж я – главное «блюдо» на этом вечере, то все «мечтатели» предварительно попробуют меня «на зуб». А уж встретившись с автором, пусть раздраконивают, как хотят – лишь бы шла живая дискуссия. Люблю их, честное слово! Правда, заочно: до сих пор приходилось препираться с глазу на глаз лишь с каким-нибудь редактором. Так вот, я был несколько удивлен, что обошлось без полемики.

Трое ваших единомышленников отделались дифирамбами – это проще всего, не правда ли? Остальные, похоже, меня и вовсе не читали. Осмелюсь спросить: а вы, Маргарита Николаевна?

– Понятно: вам глубоко запали в душу слова о том, что я – один из самых активных членов общества. Да, я читала ваши произведения. По крайней мере те, что мне любезно предоставил Кирилл Ильич.

– Ну и… как?

– Успокойтесь: дифирамбов я вам петь не собираюсь. Ведь вы, если только не кривите душой, убежденный их противник?

– Да как вам сказать… Может, немножко и кривлю.,

– Ну, не важно. В любом случае я не намерена вам льстить. Так вот, Андрей Витальевич, до булгаковского Мастера вам очень далеко. И дело тут вовсе не в искусстве владения словом – вы неплохой стилист. Но ваши произведения почти никто читать не будет – говорили это издатели? Вот видите… Людям интересно читать о людях. Рукописи не горят только в том случае, когда они раскрывают тайники человеческой души. Даже конвульсии целой Вселенной ничто по сравнению со смертными муками распятого на кресте Иешуа Га-Ноцри.

– Значит, вы советуете мне бросить мою никчемную писанину? – спросил уязвленный Ворохов. – Переключиться на сюжеты, более близкие читателю?

– Очень сложный вопрос… Вы даже не представляете себе, как мне трудно на него ответить. Видите ли, «переключившись», вы сразу попадете в разряд, так сказать, нормальных авторов, в основную обойму. Сейчас же ваше творчество уникально. Так не пишет никто! Что самое интересное – это вовсе не авангард, не попытка эпатировать массы. Авангардистам-то как раз порой везет, из нищих безумцев они становятся кумирами и обзаводятся солидным счетом в банке. Нет, я бы не советовала вам бросать это направление. «Неповторимый Андрей Ворохов» – согласитесь, это звучит лучше, чем «Ворохов из обоймы». В общем, выбирайте сами – или книги на полках, какая-никакая известность, деньги наконец, или сознание того, что это ваш путь, только ваш, и пройти его надо до конца, не изменяя себе. К тому же могут когда-нибудь подвернуться спонсоры, или же вы сумеете издаться за свой счет. А читатели, которых ваши сочинения приведут в восторг, наверняка найдутся. Правда, их всегда будут единицы…

Ворохов ответил не сразу.

– Благодарю, вы очень откровенны. И умны. Впрочем, в последнем я убедился сразу же, как только имел честь с вами познакомиться.

Однако про себя он подумал: «Какого лешего я затеял этот разговор? Вот уж действительно неисправимый! Рядом со мной женщина, о какой, может быть, я мечтал всю жизнь. Но кончится вечер – и она упорхнет от меня, растворится в ночи, а я вернусь в свою квартирку, откуда сбежала последняя подруга, и буду ждать, когда в очередной раз удачно повернется колесо фортуны… Нет, дурень, не о литературе надо было говорить, не о литературе!»

Голос Люсинды By затих, а вслед за ним смолк и шум прибоя. Следующая композиция оказалась куда более энергичной, и Ворохов получил истинное удовольствие, наблюдая, как ноги Маргариты Николаевны, извивающейся в ритме самбы, обнажаются чуть ли не до пояса. Он представил, как эти ноги страстно обнимают его спину, и даже замотал головой, чтобы прогнать наваждение: рано было об этом думать, ох как рано!

Веселье продолжалось. Сам председатель в танцах участия не принимал, а вот его жена позволила себе немного отвести душу. Был еще один тост – на этот раз просто «за дружбу». О литературе больше никто не заговаривал, и Ворохов подумал, что оно, пожалуй, и к лучшему – настрой был уже совершенно не тот.

Устав отплясывать, Маргарита Николаевна присела отдохнуть, а Ворохову захотелось прогуляться по квартире – давненько он не бывал в таких. Неплохо, очень даже неплохо: кроме зала, еще четыре комнаты, и обстановочка в каждой – просто люкс! Аж завидки брали. Андрей вспомнил свою однокомнатную хибару и горестно вздохнул…

Напоследок он решил заглянуть на кухню, но там уже оживленно разговаривали двое – Стадник и тот самый брюнет, сосед Ворохова по столу. «Не буду мешать», – подумал Андрей и от нечего делать прислонился к стене коридора. Вдруг он услышал слово «смерть» и навострил уши. Да, его новые знакомые явно избрали для беседы не самую приятную тему!

– И все же, – допытывался Стадник, – что вы думаете по поводу самоубийства Нейсона?

– Самоубийства? – саркастически переспросил брюнет. Говорил он не очень громко, и Ворохову приходилось напрягать слух, чтобы разобрать все слова – мешала гремящая в зале музыка.

– Так, значит, и от вас не ускользнули… м-м… странности этого дела?

– Странности… Алексей Петрович, да тут все кричит об убийстве! Преуспевающий бизнесмен, еще далеко не в годах, практически здоровый, не обделенный вниманием женщин, вдруг ни с того ни с сего решает разнести себе черепушку! Ну, знаете… Хотя бы записочку нацарапал.

– Короче, вы считаете, что переселиться в мир иной ему помогли? Но полиция не обнаружила никаких следов постороннего присутствия. В конце концов, ничего не пропало. Абсолютно ничего!

– Так это как раз и подозрительно! Сами подумайте. Стреляться у него не было никакого резона, ограбление отпадает, потому что ничего не взяли. «Заказуха»? В нынешней Америке это не очень распространено – здесь умеют договариваться. К тому же он был чрезвычайно осторожным человеком, старался ни с кем не ссориться. В общем, я склонен предполагать худшее. Вам не приходит в голову, что Малкома Нейсона «расшифровали»?

– Была такая мыслишка, была. Но ведь это же архиглупо – взять и кокнуть такого человека! Даже дурак – и тот сообразил бы, как поживиться, используя необыкновенные способности Нейсона. У вас поднялась бы рука зарезать курицу, несущую золотые яйца? По-моему, эта версия не выдерживает никакой критики.

– Как знать, как знать… Могущественного человека боятся все. Его могли прикончить только из опасения, что он когда-нибудь применит свою силу, выйдет из-под контроля и наломает дров?

– Чушь! Нейсон их в свое время уже наломал. Поэтому, достигнув в конечном счете всего, чего хотел, он решил, что неприятностей с него хватит. Я слышал, он поклялся жить, ничем не выделяясь, и даже в крайних случаях не прибегать к Дару.

– Ну, мы-то об этом знаем. А непосвященные? Какая-нибудь спецслужба наложила в штаны от страха, нервы сдали, ну и… Кстати, это еще не худший вариант. Конечно, вероятность очень мала, но если…

– Стоп! – решительно прервал брюнета Стадник. – Так мы далеко зайдем. Есть у нас свои пинкертоны, это их работа.

Они помолчали, а потом сменили тему – теперь разговор шел о каких-то запущенных делах. И ни слова о литературе!

«Черт побери! – подумал Ворохов, отлепившись от стены. – Куда это я попал? Где-то в Америке укокошили дяденьку, наверняка предпочитавшего всем книжкам на свете одну – чековую. Казалось бы, ну и хрен с ним! Каким боком это может интересовать господина Стадника, только что умилявшегося моими „Звездными островами“? Может, „Мечтатели“ – только „крыша“, а на самом деле здесь натуральное мафиозное гнездо? Хорошо, пусть так. Но тогда совершенно непонятно, на кой ляд им сдался я. Не был, не участвовал, не замечен, не привлекался… А самое главное – не обладаю! Всего добра – дешевенький компьютер, старый телек да видавшая виды магнитола. И все же они почему-то положили на меня глаз. Ну да ладно, стоит ли из-за этого „грузиться“? Взять с меня в любом случае нечего, а вот удовольствие я уже получил. И могу получить еще больше».

Он подошел к Маргарите Николаевне и, оторвав от беседы с Гудковым, снова пригласил ее на танец.

– Да, заседания у вас проходят по высшему разряду! – сказал Андрей, стараясь не смотреть в соблазнительный вырез ее платья. – Вот уж не ожидал! А знаете, Маргарита Николаевна, у меня создалось странное впечатление. Вы не поверите, но мне кажется, Кирилл Ильич… как бы это выразиться… был бы не прочь, чтобы мы с вами подружились. Или даже поженились! Смешно, правда?

Она промолчала.

«Ага! – возликовал Ворохов. – Похоже, я действительно не ошибся».

– Кстати, раз уж такой разговор зашел, я ведь и в самом деле не женат. Не отношу это к числу моих достоинств, просто констатирую факт. Смею полюбопытствовать: а вы?..

Маргарита Николаевна как-то очень странно взглянула на него.

– Я тоже не замужем. А насчет Кирилла Ильича… Вы и в самом деле недалеки от истины.

«Есть! – подумал он. – Ну-ка, ну-ка, крути дальше». – Надо же, угадал! А вы случайно ему не родственница?

– Случайно нет. Но мне сегодня не хочется говорить на эту тему. В свое время вы все узнаете.

– В свое время?! – Ворохов не поверил своим ушам. – Вы хотите сказать, что мы с вами еще встретимся?

– У меня в этом нет никаких сомнений.

У Андрея перехватило дыхание. Все «мечтатели», несмотря на их странности, тут же показались ему чрезвычайно милыми людьми, а председатель – просто душкой.

– Буду очень рад, Маргарита Николаевна. Очень! Вы даже представить себе не можете… И когда же?..

– Да-а… – Она легонько сжала его предплечье и тут же отпустила. – Я-то думала, что за столько лет работы «в стол» вы научились терпению. Вам что, назвать точную дату, место и время? О, как у вас сразу лицо вытянулось! Все потаенные желания читаются как на ладони.

Он молчал.

– Ладно, не переживайте. Я не жар-птица, не улечу. Только не надо строить далеко идущих планов. Мы встретимся, потому что на это есть свои причины. А дальше – время покажет. Пока же единственное, что мы можем себе позволить. – это перейти на «ты». Вы не против?

– Конечно, нет! – Ворохов так воодушевился, что тут же выкинул из памяти не очень льстящее его самолюбию упоминание о каких-то там причинах. – Ну, со мной все просто: Андрей – он и в Африке Андрей. А вы… ты… Скажи мне самое нежное из своих имен, о несравненная! – напыщенно произнес он с тягучей восточной интонацией. – Маргарита? Рита?

– Пока не угадал. – В отличие от Ворохова она перешла на «ты» без малейшей запинки.

И вдруг он понял, кто перед ним. Ну конечно же, как можно было предполагать иное!

– Марго! – выдохнул Андрей.

– Молодец, догадался, хотя и с третьей попытки. Знаешь, в детстве меня называли Ритой, но, когда мне стукнуло шестнадцать, я оповестила всех, что я – Марго. Вот пришла в голову такая блажь – и все! Но сразу же решила: это распространяется только на тех, с кем я на «ты». И до сих пор никто не посмел ослушаться!

– Не сомневаюсь, о драгоценная! – сказал Ворохов и, осмелев, попытался прижать к себе партнершу. Но тут же понял, что допустил промашку: Марго неожиданно воспротивилась, ее мышцы напряглись, затвердели.

– Ай-ай-ай! – Тон ее мгновенно изменился, стал нравоучительным. – Так-то ты меня слушаешь? Я же только что сказала: единственное, что мы можем сегодня себе позволить, – это… Вспомнил? Значит, все остальное – табу. Нарушишь – можешь лишиться моего расположения. И не стоит чересчур обольщаться тем, что Кирилл Ильич к тебе благоволит. Он может строить какие угодно планы, но все будет только так, как я сама захочу. Уяснил?

Ворохов был самолюбив. Если женщина начинала выдвигать какие-либо условия, он расставался с нею без всякого сожаления. Таких случаев было предостаточно. Взять хотя бы Валентину: он уже практически вычеркнул ее из своей жизни, так как точно знал, что на поводу у этой дамочки никогда не пойдет. Но Марго ему необычайно понравилась, и испортить с ней отношения, упустить в самом начале знакомства было бы верхом глупости. Оставалось только последовать совету и набраться терпения.

– Извини, Марго, – сказал он. – Ну а до дома-то я тебя проводить могу? Все-таки уже довольно поздно. Мало ли чего…

Она улыбнулась.

– Серьезный аргумент. Спасибо за заботу, Андрей, но я все предусмотрела. За мной заедут.

Ворохов помрачнел.

– Кто же, если не секрет?

– Один человек. Тот же, который и привез меня сюда. Слушай, Андрей, мне кажется, для первой встречи ты задаешь слишком много вопросов. И вот что еще…

Она не успела договорить – «мечтатели», окружив их, дружно захлопали в ладоши. Оказывается, песня закончилась, и «сладкая парочка» уже полминуты кружилась в одиночестве.

– О, я побежала, – сказала Марго, взглянув на часики. – До свиданья, все было просто замечательно.

Ворохов рванулся к ней:

– Но когда же мы…

– Не беспокойся. Вспомни, сколько Мастеру – настоящему Мастеру! – пришлось ждать свою Маргариту. До встречи, Андрей!

Дверь за ней закрылась.

Ворохов потерянно прошелся по коридору.

– Знаете, Кирилл Ильич, – сказал он упавшим голосом, – я, наверное, тоже пойду. Большое спасибо вам за все…

– Рано благодарите. – Председатель сочувственно посмотрел на него и отечески похлопал по плечу. – Не хмурьтесь, Андрей Витальевич. Давайте-ка за стол. Слышали, господа? Всех прошу за стол!

Лица «мечтателей», рассевшихся по местам, говорили о том, что назревает что-то серьезное.

– Андрей Витальевич! – торжественно произнес хозяин. – Вы, должно быть, подумали, что о поддержке талантов нашим обществом я упомянул только ради красного словца. Уверяю вас, это не так. Мы приняли решение помочь вам с изданием книги. В нее войдут повести «Струны мироздания» и «День рождения Вселенной». Не возражаете?

На Ворохова напал столбняк. Это было невероятно, немыслимо!

– Ну-ну, Андрей Витальевич. – Председатель покачал головой. – Не делайте такое жуткое лицо. Вот, молодцом! Конечно, мы далеко не акулы бизнеса, в деньгах не купаемся, поэтому тиражик будет маленький. Обложка мягкая, рисуночек подберем готовый… Когда сможете подержать книгу в руках – еще не знаю. Во всяком случае, постараемся не затягивать. Ну вот, вы опять в лице изменились. Что с вами?

Последних слов Кирилла Ильича Ворохов почти не разобрал, как будто они проходили сквозь вату. Голова разбухла – сногсшибательная новость вошла в нее увесистой глыбой, и переварить ее до конца мозг еще был не в состоянии.

– Я… – Он попытался подняться, но не смог – ноги словно окаменели. – Ну, знаете… У меня нет слов… Да это же просто…

Повинуясь жесту председателя, брюнет вставил в руку Андрея бокал с вином.

– Вижу, угодил… – Кирилл Ильич довольно погладил бородку. – Ну, выпьем… сами понимаете, за что!

Остаток вечера Андрей помнил смутно. Все плыло, как в тумане – разумеется, не от вина… Наконец гости начали расходиться. Ворохов уже направился в прихожую, но председатель задержал его и протянул какую-то книгу.

– Вот, Андрей Витальевич, – сказал он, – примите маленький подарочек. Пока ваши сочинения не изданы, почитайте то, что другие умные люди написали.

Это была знаменитая «Трилогия о Максиме» братьев Стругацких – «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Классика отечественной фантастики! Какое-то неизвестное Ворохову издание – видимо, самое последнее.

– Спасибо, – поблагодарил он, но про себя подумал: «Что за странный подарок! Он бы мне еще „Евгения Онегина“ вручил! Неужели мог допустить мысль, что у меня нет дома собрания сочинений Стругацких? Может, какой-то намек? Дескать, держись нас, и станешь таким же известным? Чушь! Известность – подлинная, конечно, а не искусственно раздутая шумиха – не зависит от щедрости спонсоров и профессионально раскрученной рекламной кампании. Кирилл Ильич – мужик умный, он это прекрасно понимает. Тогда что же?..»

– Всего хорошего! – попрощался с ним председатель. – Разумеется, мы с вами еще увидимся. Адресок ваш у нас есть, телефончик тоже… В общем, до скорого!