Текст книги "Сочинения. Том 2. Экономика и власть. Политическая история экономической реформы в России (1985–1994)"

Объявление о выборе курса на радикальные экономические реформы было сделано в обстановке весьма неблагоприятных для российской государственности процессов, происходивших на региональном и межрегиональном уровнях. Ситуация была настолько напряженной, что одним из ключевых вопросов политических и научных дискуссий стала опасность распада России вслед за распадом Союза ССР.

Регионализация политической жизни России выступала как сложная многоплановая проблема, являвшаяся результатом взаимодействия различных факторов. Причем с самого начала она содержала в себе два компонента, играющих принципиальную роль с точки зрения развития экономических и политических процессов. С одной стороны, по мере продвижения реформ неизбежна была трансформация России из формальной федерации, какой она являлась в советское время, в федерацию реальную, состоящую из сильных и самостоятельных субъектов. Без этого невозможно было формирование режима рыночной демократии в стране, отличающейся огромными масштабами и разнообразием национальных и географический условий. Сохранение России как унитарного государства было бы тождественно отказу от реальных экономических реформ.

С другой стороны, процессы регионализации России, как они наметились в 1991 году, имели отчетливо выраженный сепаратистский оттенок и во многом определялись начавшимся экономическим кризисом и острой политической борьбой сперва в СССР, а затем и в Российской Федерации.

В связи с этим можно выделить комплекс экономических и политических причин, определяющих региональный сепаратизм. Их преодоление выступает одновременно фактором преодоления центробежных тенденций и формирования нормальной федерации.

Среди этих причин выделяются следующие.

Во-первых, сам экономический кризис и неспособность центрального правительства при помощи традиционных перераспределительных рычагов обеспечить регионы необходимыми ресурсами производственного и потребительского назначения. В этой ситуации проблема выживания (в буквальном смысле этого слова) становилась первоочередной задачей местных властей, и они решали ее вполне естественным в такой ситуации способом – переводом под свой контроль находящихся на данной территории материальных и природных ресурсов.

Раз центр неспособен справляться с задачами перераспределения, регионы вынуждены были брать решение этих задач на себя. Причем в ряде случаев ситуация приобретала далеко не локальный характер, когда региональные власти требовали перевода под свой контроль добываемых здесь угля, нефти, алмазов.

Другой стороной экономического кризиса и обстановки тотального товарного дефицита было стремление местных властей поставить под свой контроль ситуацию на региональном рынке, ограничив доступ других покупателей. В результате к концу 1991 года российское экономическое пространство оказалось разорванным – области, края и республики в составе РСФСР пытались установить на своих границах контроль, близкий к таможенному.

Во-вторых, на формирование регионального сепаратизма оказывала влияние острая борьба, которая велась сначала между государственными органами СССР и РСФСР, а затем между институтами власти Российской Федерации. Участники этой борьбы нередко апеллировали к региональным властям, обещая им значительное расширение полномочий в обмен на политическую поддержку. В частности, во многом именно этими соображениями был обусловлен известный призыв Б. Н. Ельцина к регионам летом 1991 года «Берите столько прав, сколько сможете проглотить», принесший позднее немалые политические трудности Президенту России.

В-третьих, многие проблемы порождались самим характером выделения субъектов Российской Федерации (по национальному признаку или чисто российских) и неравенством прав субъектов в пользу первых. Это вело к появлению сильного национального компонента сепаратизма в одном случае (в автономных республиках РСФСР) и к стремлению других регионов расширить свои права и уравнять себя с национальными регионами.

Наконец, в-четвертых, сказывались и трудности начального этапа радикальных экономических реформ. Причем действие этого фактора было двояким. С одной стороны, ряд регионов пошел на откровенное торможение реформ: сохранение государственного регулирования цен, попытки прямого вмешательства в деятельность хозяйственных агентов, ограничение свободы торговли и т. д[42]42
  Классическим примером является здесь Ульяновская область, в течение двух лет проводившая политику заниженных цен на продукты питания при одновременном жестком контроле за недопущением «чужих» покупателей на местный рынок. Руководство области могло позволить себе такую политику в значительной мере потому, что по ряду причин субъективного характера она оставляла у себя 50 % собираемого здесь налога на добавленную стоимость, тогда как для большинства регионов России этот показатель равнялся 20–25 %.
  Аналогичный курс проводился и в Татарстане, руководство которого фактически перешло к одноканальной налоговой системе. Здесь тормозились также процессы приватизации. Была предпринята попытка проведения особой кредитной политики – более мягкой, чем политика федеральных властей.


[Закрыть]. С другой стороны, наблюдались попытки смягчить трудности начального этапа реформ в русле рыночных отношений; однако принимавшиеся в этой связи решения фактически подрывали единство экономического пространства России[43]43
  Так, одной из наиболее острых проблем первых месяцев 1992 года была нехватка налично-денежных средств. Пытаясь решить эту проблему самостоятельно, руководство Нижегородской области пошло на выпуск муниципальных облигаций, причем в случае дефицита наличности «Нижегородский банкирский дом» должен был продавать облигации предприятиям по безналичному расчету на сумму задолженности по выплате зарплаты. Население в таком случае могло или ждать поступления в область рублей, или получать зарплату облигациями, приравненными на территории области к деньгам. А администрация получала бы беспроцентный кредит на сумму проданных облигаций.
  В других регионах были предприняты более простые шаги. В Якутии, например, выпустили собственные чеки на сумму в 14 млн руб. В Кемеровской области – билеты местной лотереи, приравненные к 250 руб. при наличном обороте.


[Закрыть].

Впрочем, по мере продвижения экономических реформ острота многих региональных проблем спадала. В 1993 году она уже поддерживалась во многом чисто политическими факторами противостояния исполнительной и законодательной ветвей власти на федеральном уровне.

Прежде всего либерализация цен и связанное с этим преодоление товарного дефицита диаметрально изменили характер проблем функционирования региональных рынков. Главной задачей стал поиск покупателей производимой продукции, и контроль местной администрации за рынком потерял в этом отношении всякий смысл. Тем самым внутрироссийские барьеры на пути движения товаров рухнули сами собой.

Другим стягивающим регионы фактором стала денежная политика. С преодолением товарного дефицита рубль стал если не полновесным, то уж, во всяком случае, притягательным платежным средством. В финансовых ресурсах вообще, и в денежной наличности в частности, нуждались все, а ресурсы эти находились в руках федерального центра. Попытки же введения местных (или национальных) платежных средств если где-то и были продекларированы, но не были и не могли быть реализованы на практике.

К концу 1993 года правительству удалось более или менее унифицировать налоговую систему. Если до этого времени «торг» вокруг распределения налогов между федеральными и местными бюджетами был одной из наиболее болезненных точек во взаимоотношениях властей по вертикали, то теперь эта проблема оказалась в принципе решена. Регионы получили достаточно широкие возможности проведения собственной налоговой политики – от либеральной до предельно жесткой.

Наконец, с завершением острой борьбы между Президентом и Верховным Советом, а также с принятием новой Конституции России появилась достаточно четкая в правовом и политическом смысле система распределения полномочий между федеральным центром и субъектами Федерации.

Одновременно происходил ряд важных экономико-политических процессов в самих регионах, способствующих стабилизации внутрифедеративных отношений.

В большинстве российских регионов наблюдалось явное сращивание хозяйственных и политических элит, причем процесс этот был подстегнут приватизацией и перераспределением отношений собственности. Сращивание элит имеет, безусловно, консервативный характер, поскольку в таком случае региональные политические и хозяйственные лидеры стремятся более к стабилизации ситуации, чем к проведению реформ. Но поскольку это сращивание произошло в результате изменений в самих региональных экономиках, которые уже получили значительный политический импульс, стабилизация политической ситуации в регионах даже на условиях известного политического консерватизма может иметь благоприятные последствия с точки зрения закрепления достигнутого в рамках посткоммунистической трансформации страны. Не говоря уже о том, что политическая стабильность регионов в принципе благоприятна для реформаторской политики центральной власти, если только центральная власть действительно намерена проводить эту политику.

Характерным признаком названного процесса стало то, что конфликт между представительной и исполнительной ветвями власти в большинстве российских регионов заметно ослаб или даже прекратился еще до того, как он нашел свое разрешение на федеральном уровне в сентябре – октябре 1993 года.

Реальные социально-экономические проблемы, которые приходится решать региональным властям, также требуют поддержки федерального центра, причем не только финансово-экономической, но зачастую и политической. Руководители практически всех субъектов Федерации стоят в настоящее время перед выбором стратегии своей экономической политики. Практически во всех регионах суть выбора может быть определена как разрешение перераспределительного конфликта между экономически прогрессивными, эффективными предприятиями и слабыми структурами, неспособными самостоятельно выжить в реальной рыночной среде. Однако последние зачастую являются весьма влиятельными в политическом и социальном отношении силами на региональном (или даже федеральном) уровне. Причем в этом противостоянии предприятий нет, как правило, четко выраженных отраслевых различий. В одном и том же регионе и эффективные, и бесперспективные предприятия могут быть и внутри аграрного комплекса, и оборонными, принадлежать к легкой промышленности и т. д.

В этой ситуации руководство региона должно определиться: будет ли оно, используя имеющиеся у него бюджетные и налоговые рычаги, способствовать структурной трансформации региона, ускоренному росту одних и банкротству других предприятий. Или же оно пойдет по пути смягчения возникающей здесь напряженности и будет стремиться перераспределить ресурсы для поддержки неэффективных производств.

Здесь важно иметь в виду, что у региональной администрации свобода для выбора в данной ситуации минимальна, поскольку исход перераспределительного конфликта решается балансом сил социальных групп, заинтересованных в том или ином варианте развития событий. Причем, повторим, экономически слабые структуры часто являются весьма влиятельными в социально-политическом отношении (на них занято большое число работников, на них «висит» значительное количество объектов социальной сферы). Словом, здесь возникает тугой узел проблем, при решении которых местные власти стремятся искать взаимодействия с Москвой.

Декабрьские выборы и референдум по новой Конституции знаменовали собой завершение начальной фазы посткоммунистической трансформации России. Было покончено с системой всевластия Советов и в общем виде определились политико-правовые рамки дальнейшего развития страны.

Можно выделить следующие политические итоги выборов, существенные с точки зрения их влияния на формирование рыночной экономики в России.

Во-первых, страна обрела Конституцию, дающую юридическую основу политической стабильности. Между тем именно политическая стабильность стала к концу 1993 года одним из критических факторов развития и реформирования экономической системы. По мере снижения темпа роста цен открывались реальные возможности повышения инвестиционной активности (в том числе и привлечения иностранного капитала), и именно нестабильная политическая обстановка и нестабильное законодательство (процедурная простота пересмотра законов в Верховном Совете) оказывались основными препятствиями на этом пути. Теперь же правовой режим стал более определенным как в смысле распределения полномочий между органами власти по вертикали и по горизонтали, так и благодаря введению четких процедур законотворческой деятельности. Другое дело, что политическая стабильность была достигнута в основном в юридическом смысле этого слова, что отнюдь не гарантировало снижения политических рисков предпринимательской деятельности в России, связанных с деятельностью экстремистских политических групп, стремящихся прийти к власти любым путем.

Во-вторых, произошла фактическая легитимация политических организаций, исповедующих экстремизм и национализм – как правого, так и левого толков. Итоги голосования 12 декабря стали серьезным предостережением реформистски настроенным политикам. Правда, этот сигнал давал возможность неоднозначного толкования. С одной стороны, из этого следовала необходимость ускорения процесса реформ, обеспечения его большей решительности и последовательности, что позволило бы в кратчайшие сроки пройти полосу экономических трудностей и выйти на траекторию роста. С другой стороны, широкое распространение получили аргументы в пользу замедления реформаторского курса, за который приходится платить высокую социальную цену.

В-третьих, итоги выборов свидетельствовали о весьма значительной поляризации общественных настроений. Партии, объявившие себя центристскими, потерпели сокрушительное поражение. Они или не смогли преодолеть 5 %-ный барьер (как, например, основанное на Российском союзе промышленников и предпринимателей предвыборное объединение А. И. Вольского), или с трудом преодолели его (как это произошло с Партией российского единства и согласия С. М. Шахрая, подчеркивавшего свою умеренность и связи с региональными элитами). Впрочем, по нашему мнению, это было не поражение центризма как такового. Поражение потерпел центризм в традиционной советской интерпретации, т. е. движение, прикрывавшее отсутствие четкости политической позиции и политической воли призывами к осторожности, близкой к бездействию. Такие позиции действительно разделялись частью регионального и производственного истеблишмента, и, основываясь на этом факте, лидеры центристских политических объединений рассчитывали, что тем самым им будет обеспечена поддержка на выборах со стороны соответствующих трудовых коллективов и регионов. Однако этого не произошло, да и не могло произойти после нескольких лет реформ.

В результате выборов стало складываться новое, более реалистичное понимание центризма – в политике вообще, и в экономической политике в частности. Это курс отхода от экстремизма, последовательности и настойчивости в осуществлении политики, принципиально отличной от попыток консервации сложившейся системы хозяйственно-политических отношений.

В-четвертых, существенно изменился характер законодательной власти. Произошло формирование парламента, более или менее адекватно отражающего баланс социально-экономических сил и интересов. В отличие от Верховного Совета образца 1990 – 1993 годов, в котором доминировали довольно узкие групповые интересы, депутаты Государственной думы имеют за собой поддержку соответствующих хозяйственно-политических образований, и их будет гораздо труднее «подкупать» политическими декларациями, обещаниями и индивидуальными льготами (предоставляемыми отдельным предприятиям). Однако в силу того что современная структура интересов остается противоречивой, избранный состав Государственной думы оказался весьма «пестрым», содержащим представителей самых разных политических направлений.

Среди депутатов Думы достаточно отчетливо выделяется инфляционистский блок политических сил. Это представители КПРФ (Г. А. Зюганов) и Аграрной партии (М. И. Лапшин), значительная часть электората которых находится в тяжелом экономическом положении и для выживания требует масштабных финансовых вливаний и льгот. Это также ЛДПР (В. В. Жириновский) и ДПР (Н. И. Травкин, а теперь С. Ю. Глазьев), которым более свойственны лозунги протекционизма и национал-патриотического капитализма. Блоки «Выбор России» (Е. Т. Гайдар), «Явлинский – Болдырев – Лукин» и «12 декабря» (Б. Г. Федоров) занимают с большей или меньшей последовательностью антиинфляционистские позиции. И наконец, промежуточное положение занимают ПРЕС (С. М. Шахрай) и «Новая региональная политика» (В. С. Медведев), причем первый тяготеет скорее к антиинфляционистам, а второй – к инфляционистам.

Учитывая структуру представленных в Государственной думе политических партий и организаций, можно заметить в ней доминирование проинфляционистских сил. Это же можно проследить, если обратить внимание на персональный состав депутатов: помимо достаточно различимых социальных позиций значительная часть депутатов непосредственно связана с интересами конкретных отраслей и регионов. Сильнее, чем ранее, представлены здесь и интересы новых коммерческих структур, которые впервые имели возможность непосредственно принять участие в выборах, причем представители частного бизнеса входят практически во все фракции парламента.

Этот эффект еще более усиливается, если принять во внимание состав Совета Федерации, в котором доминирующие позиции занимают первые лица регионального руководства и их непосредственные представители.

Вместе с тем политические итоги выборов далеко выходят за рамки макроэкономической интерпретации. Резкое возрастание «веса» Либерально-демократической партии, занимающей откровенно экстремистские позиции и ставящей под вопрос не только базовые ценности рыночной демократии, но и сами перспективы сохранения для России условий внутреннего и внешнего мира, со всей остротой ставит вопрос о продолжении демократического курса. И в то же время это показывает, что отнюдь не реставрация традиционной советской (коммунистической) системы является в настоящее время реальной угрозой для перспектив мирного реформирования страны. Реальной опасностью становится политика, предполагающая возрождение тоталитаризма, но теперь уже под националистическими (а не интернационально-уравнительными) знаменами. Причем союзниками ЛДПР в этом деле становятся и левонационалистические группы типа КПРФ, отказавшиеся от лозунгов «пролетарского интернационализма», и организации, в основе экономической платформы которых явно или неявно лежат идеи протекционизма (например, Аграрная и Демократическая партии).

В результате баланс сил в Государственной думе явно складывается в пользу консервативного большинства коммунистов и националистов.

Правда, действующая Конституция, состав верхней палаты и прерогативы президента дают достаточно широкие возможности блокировать реакционные решения нижней палаты.

Правительство России в основном сохранило свой коалиционный характер, что при известной гибкости создает относительно спокойные условия его взаимоотношений с парламентом, в котором оно почти всегда может сформировать большинство для поддержки того или иного своего законопроекта.

Уход из правительства Е. Т. Гайдара и Б. Г. Федорова поставил руководителей исполнительной власти перед необходимостью нести личную ответственность за результаты экономической политики.

В. С. Черномырдин оказался перед необходимостью однозначного выбора между альтернативными вариантами экономической политики – инфляционистским и антиинфляционистским. Выбора, которого ему благодаря обстановке политической неопределенности 1993 года удавалось избегать. Правительству было трудно решиться на проведение явно инфляционистской политики, поскольку его руководители более или менее отчетливо представляли себе последствия такого варианта развития событий. Но столь же трудно, если не невозможно, было пойти и по пути антиинфляционистскому.

После некоторых колебаний премьер выбрал антиинфляционистский путь, продолжающий, как казалось, жесткую финансово-кредитную политику Гайдара – Федорова. Правда, этот курс он попытался осуществить в скрытой форме, т. е. сопровождая рестриктивные финансовые меры широкими обещаниями дополнительных денежных вливаний. На начальном этапе это позволило существенно ослабить давление на правительство со стороны консерваторов и лоббистов, хотя обернулось ускорением спада производства и ростом взаимной задолженности предприятий, ожидавших раздачи «дешевых денег».

Вместе с тем по мере снижения темпов инфляции ясно обозначилась необходимость усиления внимания власти к двум группам проблем.

Во-первых, выдвижение на передний план реформ институционального и структурного характера. Ключевыми моментами здесь являются переход к денежной фазе приватизации, начало реального процесса банкротств, стимулирование инвестиционной активности и частных сбережений. На решение этих вопросов были в основном нацелены указы президента, подписанные в мае – июне 1994 года. Их практическое осуществление действительно требуется в настоящее время. Но вместе с тем они могут иметь ряд болезненных социальных последствий, и прежде всего рост безработицы. Хотя отношение к последней ныне не столь обостренное. Общественное мнение уже фактически приняло тезис о том, что оздоровление экономики невозможно без роста безработицы (аналогично тому, как на протяжении 1988–1991 годов оно адаптировалось к мысли о неизбежности роста цен и приведения их уровня в соответствие со спросом).

Во-вторых, период замедления инфляции и приближения ее к минимальным значениям является временем повышенной опасности срыва в гиперинфляцию. Именно на этом этапе происходит резкий взрыв требований хозяйственных агентов обеспечить их «дешевыми деньгами», причем требования эти аргументируются не только тяжестью их финансового положения, но и благоприятной макроэкономической средой. Опыт различных стран свидетельствует, что правительства нередко поддаются этому нажиму и вскоре полностью теряют контроль над макроэкономической ситуацией. Это тем более опасно, что само правительство, успокоенное благоприятной (понижательной) тенденцией инфляции, может соскользнуть на путь новой инфляционной накачки народного хозяйства, причем заметит это отнюдь не сразу, так как из-за разрыва во времени между ослаблением финансово-денежной политики и началом реального роста цен лежит период в несколько месяцев, когда рост денежной массы сопровождается снижением месячной инфляции и внешне создается впечатление безнаказанности подобного экономико-политического курса[44]44
  Книга уже готовилась к печати, когда разразился чеченский кризис. По нашему мнению, он является не только результатом острой политической борьбы внутри страны, но и ответом определенных сил на попытку правительства встать на путь последовательной и жесткой стабилизации. Более подробно этот вопрос был рассмотрен нами в статье «Между экономикой и политикой», опубликованной в декабре 1994 года. Статья приводится в приложении к данной книге.


[Закрыть].

Понятно, что обострением экономических трудностей не замедлят воспользоваться коммунистические и националистические силы, крайне заинтересованные в дестабилизации экономической и политической ситуации и видящие в этом возможности своего прихода к власти.

К концу 1994 года, как и после выборов 12 декабря, перед правительством стоит необходимость выбора принципиального направления экономической политики, за которым отчетливо виден и политический выбор. Уходя в отставку в январе 1994 года, Е. Т. Гайдар предупреждал, что ослабление экономической политики, ее непоследовательность, популистские заигрывания с коммунистическими и националистическими силами ничего не дадут правительству в смысле политическом, но приведут к потере еще одного года, отдалят страну от начала экономического роста. Так оно и получилось. Ускорение инфляции в сентябре – декабре 1994 года, обвальное падение курса рубля 11 октября, потеря Центральным банком значительной (более половины) части своих валютных резервов, с таким трудом накопленных после января 1992 года, показали всю хрупкость достигнутой стабилизации, когда она зависит от непоследовательности макроэкономического курса.

Правительство, поддавшись жесткому нажиму со стороны аграрников и промышленников при обсуждении бюджета в апреле – мае, заложило в бюджет явно нереальный уровень государственных расходов. Попытка оттянуть выплаты вызвала естественный рост социального недовольства. Осуществление выплат под давлением лоббистов в июле – августе привело к резкому ухудшению экономической ситуации (табл. 3.12). И именно те политические группировки, которые «выбили» из правительства все эти роковые уступки, и возглавили кампанию обвинений в адрес исполнительной власти.

События октября 1994 года со всей отчетливостью показали, что экономико-политические изменения последнего времени являются отнюдь не необратимыми. Вдруг стало ясно: к экономике всеобщего дефицита и всевластного государства (а в наших условиях всевластное государство означает всевластного коррумпированного чиновника) можно вернуться буквально за считанные месяцы – стоит только реализовать первый совет национал-коммунистических вождей. Действительно, что произойдет, если пойти по пути ослабления денежно-финансовой политики, на чем настаивают оппоненты правительства? За этим неизбежно последует резкая дестабилизация валютного рынка, и власти должны будут реализовать следующее требование наших новоявленных левых – ввести принудительный курс рубля, что фактически равнозначно возвращению к ситуации, когда государственный чиновник делит валюту, решая (конечно же, бескорыстно), кому ее давать, а кому – нет. Искусственный (завышенный) курс рубля приведет к немедленному вымыванию импортных потребительских товаров. И сколько бы мы ни ругали «засилье импорта», именно оно является основным фактором, сдерживающим цены на российском рынке. Без конкуренции с иностранными товарами наши отечественные производители-монополисты немедленно резко поднимут цены на свою продукцию. Что должно будет сделать в этой ситуации правительство? Реализовать следующее требование – восстановить государственный контроль над ценами. А после этого происходит то, что теперь понятно даже школьнику: товары станут исчезать из магазинов, и Россия опять попадет в ловушку разрушенного потребительского рынка, всеобщего дефицита, неотовариваемых карточек и многочасовых очередей за всеми продуктами, т. е. мы вернемся к ситуации 1991 года со всеми его проблемами, включая реальную угрозу распада России на «самообеспечиваемые» регионы, отделенные друг от друга таможенными барьерами. К сожалению, это вполне реально.

Другая альтернатива – осторожный, тщательно выверенный выход из нынешней ситуации путем возвращения к реальной жесткой финансовой политике, достижения стабилизации, только и создающей условия для экономического роста.

Таблица 3.12. Инфляция и изменение обменного курса рубля

Источник: Данные Госкомстата.

Все посткоммунистические государства, в которых уже начался экономический рост, добились этого исключительно в результате остановки или существенного замедления инфляции. Практически непреложным, многократно подтвержденным практикой законом можно считать то, что примерно через год после снижения роста цен до уровня ниже 3 % в месяц в стране начинается экономический рост. Россия, разумеется, не является в этом отношении исключением. Но, повторяем, такая политика требует высокого уровня профессионализма.

* * *

Подведем итоги. В 1994 году вновь, как и в 1991 году, страна встала перед необходимостью принципиального политического выбора. Причем в гораздо большей мере, чем три года назад, этот выбор определяется соотношением интересов влиятельных экономико-политических группировок. И, в отличие от 1991 года, это уже не выбор между рыночной и административной (коммунистической) моделями. Теперь речь идет об определении и закреплении типа рыночной экономики. Или будет предпринята новая попытка экономической стабилизации путем последовательной либерализации хозяйственной жизни и интеграции отечественной экономики в систему мирохозяйственных связей. Или к власти придут силы, формирующие систему «национально ориентированного капитализма», предполагающего широкомасштабное государственное вмешательство в функционирование национальной экономики, плотную государственную опеку над относительно слабым, неконкурентоспособным отечественным хозяйством, отгороженным от внешней конкуренции.

Здесь неизбежен выбор формы политического режима, способного осуществить стабилизацию и проводить последовательную экономическую политику. В обоих случаях это будет выбор режима жесткого, авторитарного. Хотя это вполне может быть и авторитарный конституционный режим, возможность чего дает принятая на референдуме 12 декабря новая Конституция Российской Федерации.