Текст книги "Прыжок над бездной"

Командир десанта прислонился головой к стенке самолетной кабины, чуть заметно вибрировавшей от напряжения. На полукилометровой высоте изрядно ощущается болтанка. Чувствуется, как порывы ветра время от времени встряхивают грузный самолет.

Чайкин внимательно смотрит вниз. Кажется, что под ним неторопливо проплывает, только в увеличенном масштабе, та самая карта, которую он вчера так внимательно изучал в штабе. Вон петляет речушка Разиня, берега которой заросли ивняком. Проплыла хилая роща, за ней – выгон для скота. А вон показалась давно небеленая церковка… Пора!

– Приготовиться! – скомандовал Чайкин. Затем выждал несколько мгновений и крикнул, перекрывая моторный гул: – Пошел!..

Парашютисты один за другим покидали самолет. Прыгая последним, Чайкин успел заметить, что с того момента, как первый десантник отделился от борта самолета, прошло чуть более пяти секунд. Интервал между двумя десантниками составил менее секунды – неплохо для начала.

Самолет, покачав на прощанье крыльями, улетел за следующей группой.

Чайкин дернул за кольцо. Резкий рывок – тут же над ним диковинным цветком раскрылся белоснежный купол парашюта. Поудобнее поправив лямки, Александр Христофорович огляделся: недалеко, чуть пониже, покачивались пять точно таких же белых куполов. Глядя на них, Чайкин подумал, что времени у них в обрез: через десять минут звено самолетов Р-1 сбросит контейнеры c вооружением, и десантники должны быть готовы к приему.

Десантники приземлились успешно. Собрав их вокруг себя, Чайкин разъяснил боевую задачу.

Недалеко от места их приземления проходила проселочная дорога, но, судя по колеям, ею пользовались крайне редко.

Едва приземлившись, десантники, как положено, быстро и умело уложили парашюты в сумки, затем по команде Чайкина отнесли их в неглубокий овраг, обнаруженный командиром десанта, и замаскировали валежником и травой.

Чайкин первым услышал отдаленный гул самолетов. Они шли на положенной высоте – это он определил опытным глазом.

– Низко идут, – заметил кто-то из десантников, щурясь на самолеты, идущие против солнца.

– Высота – метров полтораста, не больше, – добавил рослый парашютист с румянцем во всю щеку.

«Молодчина, отличный глазомер», – мысленно похвалил его Чайкин.

Грузовые парашюты медленно, словно нехотя, опустили грузы, десантники бросились к ним и мигом разобрали оружие.

До штаба, который предстояло захватить, конечно же условно, было не так уж близко. Если добираться пешком, да еще с грузом, это займет добрых два часа. Да в пути еще, чего доброго, демаскируешься. В общем, пока приземлится вторая группа десанта, Чайкину было над чем поразмыслить.

Вторая часть десанта также высадилась успешно, и Чайкин ознакомил всех с боевой задачей. Затем он отдал команду двум десантникам оседлать проселочную дорогу, организовав засаду, а остальным замаскироваться в овраге. План командира десанта был рискован, хотя в случае удачи сулил немалую выгоду, которая состояла в элементе внезапности и в выигрыше времени.

…Полуторка, тяжело урча, поднималась по косогору, поросшему жухлой травой. Можно было, разумеется, поехать и накатанной дорогой, но для этого пришлось бы сделать солидный крюк, поэтому шофер решил двинуть в райцентр напрямки, по еле заметной проселочной дороге, которая временами совсем терялась, чтобы снова вынырнуть через несколько метров.

В это свежее августовское утро водитель полуторки, как и Александр Чайкин, думал о том, чтобы сэкономить полтора-два часа времени. Думали об одном и том же, даже и не подозревая о существовании друг друга.

Директор городского отделения госбанка попросил шофера отвезти в бухгалтерию кирпичного завода, расположенного в райцентре, месячную зарплату для рабочих. Конечно, это было вопиющим нарушением правил и инструкций, но инкассаторская машина сломалась, сам инкассатор лежал с жестоким приступом малярии, а зарплату следовало выплатить еще позавчера. Шофера же директор знал давно, он был человек надежный, с ним никогда не случалось недоразумений.

Тяжелую кожаную сумку с деньгами водитель – подальше от греха – положил под сиденье.

– Ты поаккуратнее, сумма солидная, – сказал директор.

– Все будет в порядке, – улыбнулся водитель. – Никто ведь не знает, куда я еду и что везу. А на всякий случай – вот мое оружие, – кивнул он на толстую суковатую палку, стоявшую в углу кабины.

– Ну, с такой пушкой тебе сам черт не страшен, – улыбнулся директор. – Трогай! – махнул он рукой.

Шофер захлопнул дверцу кабины, и машина, круто развернувшись, выехала за ворота.

За косогором шло ровное незасеянное поле, пересеченное оврагом. Занятый тем, чтобы не потерять колею, водитель не заметил, откуда вынырнули эти двое. Размахивая руками, они требовали, чтобы он остановился. «Бандиты!» – упало сердце у водителя. За короткое мгновение он успел заметить, что оба одеты в одинаковые новенькие комбинезоны. «Начнут обыскивать машину – тогда пропал!»– мелькнуло у водителя. Он развернул машину, резко вывернув руль. Один из десантников едва успел отскочить в сторону. Второй бросился в погоню. Бежал он неправдоподобно быстро. Хотя водитель был комсомольцем и воинствующим безбожником и не верил в чудеса, но этот бег явно смахивал на колдовство и нечистую силу. Какое-то время розовощекое лицо преследователя мельтешило рядом, за стеклом кабины. Несколько раз он пытался вскочить на подножку, но шофер не давал ему этого сделать, бросая машину из стороны в сторону. Наконец преследователь пропал из поля зрения, и шофер облегченно вздохнул. Однако едва он успел перевести дух, как со стороны кузова за окошком мелькнула какая-то тень. В следующее мгновение дверца резко распахнулась, и в кабину ввалился рослый детина. Обалдевший от неожиданности шофер инстинктивно потянулся к палке, хотя в тесной кабине она едва ли могла ему пригодиться.

– Не дури! – крикнул человек в комбинезоне и ударил его по руке.

Машина мчалась на полной скорости, подскакивая на выбоинах и неровностях, – она давно уже сбилась с дороги.

– Останови машину, – сказал парень.

«Держи карман, – подумал водитель, нагнув голову к рулю. – Только бы добраться до ближайшего селения».

Завязалась безмолвная, но отчаянная борьба. Шофер оказался крепким орешком, но десантник усвоил уроки инструктора по борьбе. Применяя болевой прием, он изловчился и вывернул шоферу руку за спину. Машина, оставшись без управления, вильнула в сторону и едва не перевернулась. Какое-то время она двигалась на двух колесах, а два другие свободно крутились в воздухе.

В последнее мгновение десантник успел свободной рукой подхватить руль и выровнять машину. Шофер застонал от боли.

– Сам виноват, – строго сказал десантник. – Говорил же – не дури!

– Чего тебе надо? – затравленно прохрипел шофер, когда машина остановилась.

– Грузовик.

– Ты за это ответишь.

– Само собой.

Мысль десантника напряженно работала. Как быть с водителем? Отпустить на все четыре стороны, забрав машину? Но он наверняка поднимет шум. С собой, что ли, взять? Тоже молчать не будет, может демаскировать всю операцию. Ситуация!

Тем временем, прихрамывая, подошел второй десантник. Первый заставил выйти шофера из кабины, чтобы он ненароком не попытался угнать машину.

– Может, как языка используем? – спросил подошедший вполголоса, кивнул в сторону шофера.

– Зачем? Язык нам не нужен, – пожал плечами первый. – Дорога к штабу и так известна.

«Шпионы, мать честная! – мелькнуло у шофера. – Нужно любой ценой поднять тревогу». Отчаянным рывком он вырвался и побежал. Через несколько десятков шагов высокий десантник настиг его. Силы шофера удесятерились отчаянием, да и ловкости ему было не занимать. Он двинул противника головой в живот так, что у того в глазах потемнело от боли. Сделав подсечку, десантник мостиком перебросил водителя через себя, затем навалился на него и скрутил ремнем сзади руки.

– Бандиты!.. – вдруг изо всех сил завопил шофер. – Спасайте, люди добрые!

Подошел второй десантник, вдвоем они соорудили кляп и заставили водителя примолкнуть. Затем отнесли его к машине и осторожно положили на дно кузова. Рослый десантник сел за руль и повел машину в сторону оврага, где собралась вся группа.

Операция заняла несколько минут.

…Близ неприметной мазанки позади села, где располагался штаб военной части, остановился грузовик. Из кузова посыпались парни в одинаковых комбинезонах.

– Стой! Кто такие? – спросил часовой, увидев, что они направляются к крыльцу. Не получив ответа, он вскинул винтовку, однако один из десантников, неслышно подойдя сзади, снял его. Дорога в штаб была открыта.

В помещении, ввиду раннего часа, оказался только один человек. Как выяснилось чуть позже, это был сам начальник штаба.

Чайкин подошел к нему и, узнав, с кем имеет дело, произнес:

– Я начальник воздушно-десантного отряда.

– Какого еще десанта? – нахмурился начальник штаба. – Первый раз слышу… Как вы попали сюда, товарищи?

– Вы захвачены в плен, – перебил его Чайкин. – Предлагаю сдаться.

– Что за дурацкие шутки?

– Это не шутки. Попрошу ключи от сейфа.

– Вы не имеете права. – Начальник штаба сделал шаг назад. – Это форменное безобразие! Если идут маневры, то меня никто не поставил об этом в известность. Я буду жаловаться.

– Это ваше право. А пока вы пленник, – сказал Чайкин. Он и сам смутно почувствовал, что где-то перегнул палку, однако отступать было поздно. «Пусть схлопочу потом взыскание, но операцию доведу до конца. Это очень важно для ребят», – решил он про себя.

По знаку Чайкина два десантника подошли к побелевшему от бессильной ярости начальнику штаба и, обыскав его, достали из кармана галифе связку ключей.

Чайкин вынул из сейфа несколько пачек с документами, бегло просмотрел их и сложил в рюкзак.

Начальник штаба рванулся к телефонному аппарату, но не успел он схватиться за трубку, как рослый десантник перебил тесаком кабель, идущий вдоль плинтуса.

– Молодчина! – похвалил его Чайкин и посмотрел на часы. Благодаря выдумке и смекалке они выполнили операцию раньше намеченного почти на два часа.

Все! Теперь можно возвращаться в часть…

Увы, предчувствия не обманули Александра Христофоровича. По возвращении он получил от командования изрядную нахлобучку за самоуправство. «Захваченные» документы вместе с извинениями он самолично отвез в штаб соседней части.

– А в общем молодцы наши десантники. Не подвели! – подытожил на общем разборе операции начальник Главного управления Воздушного флота РККА.

Прошло несколько дней. Как-то возвращаясь с Сережей домой, Александр Христофорович заметил у ворот на лавочке принарядившуюся Аллу Кондратьевну, явно кого-то поджидавшую. Увидев Чайкина с сыном, она степенно поднялась и с улыбкой подошла к ним.

– Добрый вечер, граждане авиаторы, – произнесла она и сунула правую руку в карман платья.

– Добрый вечер, тетя Алла, – ответил вежливо мальчик, а Чайкин ограничился сдержанным кивком.

– А я, представьте себе, вас поджидаю, давно уж тут сижу.

– Это зачем же? – поинтересовался Чайкин.

– А я страсть как танцы люблю. Вот и хотела поглядеть, как вы, Александр Христофорович, плясать будете, – словоохотливо пояснила женщина.

– Я?..

– Ну конечно. Кто же еще? Письмо-то вам пришло, не мне…

– Покажите, Аллочка! – протянул руку Александр Христофорович.

– Э, нет, – сделала шаг назад соседка. – Сначала спляшите, потом отдам. Согласно обычаю.

Делать нечего – пришлось Чайкину плясать. Алла Кондратьевна энергично прихлопывала, а Сережа, стоя поодаль, наслаждался необычным зрелищем. Через минуту он тоже принялся несмело прихлопывать.

Чайкин начал пляску с видимой неохотой, но потом разошелся и такие выделывал коленца – залюбуешься! Наконец, запыхавшись, он остановился.

– Ой, что же это я! – деланно смутилась соседка. – Вы уж извините меня, Александр Христофорович. Это я так, по дурости бабьей.

Она вынула из оттопыренного кармана письмо и протянула его Чайкину.

На дворе было еще достаточно светло, и Сереже бросились в глаза плотная синяя бумага, из которой был сложен конверт, и коричневая сургучная печать.

Отец поблагодарил Аллу и поспешно двинулся в комнату, Сережа за ним.

Александр Христофорович прочел обратный адрес и необычно торжественным голосом произнес:

– Сядем, Сергей.

Они присели за стол, и отец, осторожно надрезая конверт кухонным ножом, пояснил:

– Решается наша судьба, Серега.

– А что там? – полюбопытствовал мальчик.

– Сейчас прочтем…

Глава третья
Вечер с друзьями

Нужно сказать, Алла Кондратьевна не зря заставила плясать Чайкина. Письмо, которое она ему передала, содержало ответ на рапорты, без устали посылаемые инструктором парашютного дела в столицу.

В подробнейших докладных Чайкин писал о необходимости развития парашютного спорта в стране, о том, с чего следует начать наладку производства отечественных парашютов и подготовку квалифицированных кадров.

Военное командование по достоинству оценило предложения Чайкина по коренной реорганизации воздухоплавательного и парашютного дела и откомандировало его в Ленинград.

До отъезда оставалась неделя. Чайкин приводил в порядок дела, прощался с сослуживцами. Помимо этого он до поздней ночи копался в центральном городском архиве, где ему удалось разыскать интересные документы, связанные со Смутным временем и нашествием на Русь Лжедмитрия. Некоторые документы Александр Христофорович успел использовать в своем сочинении, без устали покрывая мелким бисерным почерком чуть пожелтевшие страницы толстой амбарной книги.

Другие документы, которые ждали еще изучения, директор архива – щуплый подтянутый старичок с запорожскими усами, – питавший к столь усердному посетителю большое уважение, разрешил ему взять с собой в Ленинград под честное слово, с обещанием возвращать по мере использования.

Документы были разного рода. Здесь имелись воспоминания очевидцев и участников событий, записи, сделанные с их слов, обширная переписка.

Обилие материалов, относящихся к Смутному времени, объяснялось тем, что в свое время Крутоярск оказался на пути польско-литовского нашествия. Город стойко сопротивлялся, но все-таки был захвачен врагами, которые полностью разрушили все, что можно было разрушить. Жителей – тех, кого удалось захватить, – угнали в плен. К счастью, когда поляки уходили, у них отбили обоз с документами…

Сережа с нетерпением ждал вечера накануне отъезда – отец обещал прочитать первую главу своего сочинения. На читку должны были прийти еще несколько человек – самые близкие друзья отца. Чайкин стеснялся своего писательства и побочное занятие предпочитал держать в тайне.

Мальчик загодя готовился к приему гостей. Аккуратными, тоненькими, ровными ломтиками нарезал хлеб, высыпал на блюдце все домашние запасы сахара. Чайник, изрядно закоптившийся на примусе, начистил во дворе песком до полного блеска. Затем прикинул, что дивана, на котором он спал, да двух стульев может оказаться маловато, и отправился на кухню, чтобы прихватить хотя бы парочку табуреток.

– Гостей, что ли, ждете, Сереженька? – спросила проницательная Алла Кондратьевна, оказавшаяся в этот момент на кухне.

Мальчик неопределенно пожал плечами. Он, сам не зная почему, испытывал к соседке смутную неприязнь, хотя та не сделала Сергею ничего плохого, наоборот, всячески старалась задобрить его.

– Ладно, ладно, сама вижу, с мебелью у вас нехватка, – понимающе улыбнулась Алла Кондратьевна. Она сидела у своего стола и чистила картошку. – Прихвати и мою табуретку, – предложила она, поднимаясь.

– Спасибо, не нужно… обойдемся… – растерялся Сережа от такой неожиданной любезности.

– Бери, чего там.

– Спасибо.

– А я постою, авось, подрасту хоть немножко, – пошутила соседка. – А много народу-то у вас будет?

– Нет, несколько человек.

– Праздник, что ли, какой?

– Просто чайку попьем, попрощаемся. Завтра ведь уезжаем мы, – сказал Сережа.

– Да знаю уж, знаю. Может, еще чашек возьмешь? У меня красивые, с цветочками, – предложила женщина.

– Посуды у нас хватит.

– Что и говорить, хорошей хозяйкой была твоя мать, царство ей небесное, – вздохнула Алла Кондратьевна.

У Сережи задрожали губы. Он взял табуретки и пошел в комнату.

– Погоди-ка, – окликнула его Алла Кондратьевна, когда он был уже в коридоре.

Мальчик остановился.

– Что-то я узнать хотела… Да, ты спроси у отца, когда он придет: может, пирог вам испечь? У меня муки есть немного. Как сердце чуяло – вчера на базаре купила.

– Нет, спасибо, тетя Алла, не нужно, – энергично затряс Сережа головой.

– Спроси все же.

– Откажется он.

– Да откуда знаешь?

– Отец все время говорит: мы сами должны по дому все делать, ни на чью помощь не надеяться. И убирать, и готовить.

– Ну, сами так сами. Ох, горе горькое, – вздохнула Алла Кондратьевна. Затем подошла вплотную к Сереже и, понизив голос, спросила: – А кто будет у вас сегодня?

– Гости, кто же еще? – удивился мальчик вопросу.

– Сама понимаю, что гости. А… а женщины среди них будут?..

Мальчик с удивлением заметил, как, задав последний вопрос, Алла Кондратьевна густо покраснела.

– Нет, по-моему, – ответил Сережа, подумав. – Придут только сослуживцы отца.

– Ступай, ладно, – махнула рукой соседка. – Готовься к своим гостям. Ежели что понадобится – кликни, я помогу.

Гости пришли вечером точно в назначенный час: что ни говори – люди военные. Каждый прихватил с собой какой-нибудь нехитрой снеди. Андрей Михеевич даже связку баранок принес. В итоге стол Чайкиных приобрел вполне пристойный вид.

Сережа отправился на кухню за чайником. Здесь вкусно пахло чем-то необычным. У своего примуса священнодействовала Алла Кондратьевна. На ней было новое платье какой-то немыслимой расцветки, которого Сережа прежде не видел. Соседка что-то переворачивала ножом на сковородке.

– Бери свой чайник, давно закипел, – любезным тоном произнесла она.

Во время чаепития разговор быстро перешел на завтрашний отъезд Чайкина в Ленинград.

– Большое дело задумано. Государственное дело, – сказал задумчиво Сергей Сергеевич Крылов, комиссар первой части. – Пожалуй, самое время создать конструкторское бюро по парашютно-десантной службе. Будут возникать все новые проблемы, и решать их следует централизованно, в государственном масштабе.

– И знающие люди там понадобятся. А главное, преданные парашютному делу, – добавил Андрей Михеевич. – Так что тебе, Христофорыч, и карты в руки. Хороший конструктор из тебя получится!

– Одно меня смущает! – улыбнулся Чайкин. – Отсутствие специального образования.

– Зато у тебя опыт большой, – перебил комиссар. – Ты в дело влюблен, а это самое важное.

– Только нас там не забывай, – улыбнулся механик. – И крутоярскую марку не урони.

– А ты что, тезка, приуныл? – неожиданно обратился комиссар к Сереже.

Вопрос застал мальчика врасплох: задумавшись, он смотрел на неизменную, порыжевшую от времени кожанку Сергея Сергеевича, точнее – на дырочку в рукаве. Отверстие было неровным, с обожженными краями. Сережа знал, что это след пули, который остался после стычки рабочего отряда, которым командовал Крылов, с группой бандитов. Сергей Сергеевич не отдавал кожанку заштопывать или залатать. «Пусть остается для памяти», – говорил он. Глядя на эту маленькую дырочку, Сережа почему-то думал о матери.

– О чем задумался, детина? – повторил Крылов с ободряющей улыбкой, словно угадав мысли мальчика, и положил ему руку на плечо.

– Ничего… Я просто так… – смущенно ответил Сережа.

– А ежели просто так, то нажимай, тезка, на баранки, – посоветовал Крылов.

Кто-то из гостей попросил:

– Давай читай, Саша.

– Успеется, – махнул рукой отец. – Чайку сначала напьемся.

В этот момент за дверью послышались тихие, словно крадущиеся шаги.

– Никак еще кто-то пожаловал? – сказал Крылов.

– Никого я больше не звал, – покачал головой отец.

Шаги стихли.

– Тут ведь у нас целая рота гражданского населения обитает, – усмехнулся Чайкин, однако отодвинул в сторонку свой неизменный кисет и прислушался. Затем резко поднялся, подошел к двери и распахнул ее.

В глубине коридора, едва успев сделать шаг назад, стояла пунцовая от смущения Алла Кондратьевна. В руках ее Сережа заметил тарелку, чем-то доверху наполненную.

– Вам чего? – спросил Чайкин, окидывая взглядом соседку, словно видел ее в первый раз.

– Да вот… слышу, гости у вас… – пробормотала она со слабой улыбкой. – И угощение надумала сделать.

– К чему?

– К чаю.

– Да я не в том смысле, – усмехнулся отец. – К чему было беспокоиться?

– Какое же здесь беспокойство, – пожала плечами Алла Кондратьевна, немного осмелев. – А оладьи хорошие, из картошки. И сметана.

– Спасибо, – сказал Чайкин. – Да вы входите! Что ж мы на пороге-то стоим?

Соседка вошла в комнату, степенно поздоровалась. Все стулья и табуретки были заняты, и она остановилась.

– Вон с Сережей садитесь, он подвинется, – произнес Чайкин.

Она присела на краешек дивана, жеманным жестом поправив платье. Сережа незаметно отодвинулся: визит соседки, честно говоря, пришелся ему не по душе.

– Ешьте оладьи, пока горяченькие, – сказала соседка и сложила руки на груди.

Отец наконец раскрыл толстую конторскую тетрадь, лежащую перед ним.

– Вот на старости лет ударился в сочинительство, – со смущенной улыбкой произнес он. – Хочу почитать вам первую главу повести, над которой пытаюсь работать. Действие в ней происходит давно, больше трехсот лет назад.

– Ого! – не удержалась соседка.

– Я старался основываться на фактах и действительных событиях, – продолжал Чайкин. – Изучал их по книгам, архивным документам. Многие из них, как сказал мне директор нашего городского архива, еще не использованы. Ну и кое-что домыслил, конечно. Без этого, думаю, сочинителю нельзя. Что сказать о том далеком времени?.. – Отец на несколько мгновений задумался. – Оно было тяжелым для нашей Руси. Враги с запада нахлынули, как половодье. Они мечтали захватить нашу страну…

Осада

Из повести Александра Чайкина

Осень в том году выдалась капризная да ранняя, так что люди, можно сказать, и солнышка-то не видали. К началу сентября и вовсе лето пропало, как не бывало его. Обложные, тягучие тучи завесили небо, частенько сеялся нудный дождь.

В зарослях, окружающих монастырь, тревожно алели кисти рябины, которая в тот год уродилась отменной. Неплох был и урожай, но он пропадал, гнил на корню, и тут уж не погода повинна была: враг, коварный и жестокий, просочился, пробился сюда – почитай, в самую сердцевину Руси святой. Разорял дома, жег, грабил, убивал.

Смутное время!

Как сопротивляться вооруженному, организованному противнику? Единственной более или менее надежной защитой для окрестного люда представлялись только стены Троице-Сергиева монастыря, и сюда потихоньку начал сбиваться народ из окрестных деревень.

Недруг, сытый да наглый, пришел по Московской дороге. День и ночь бесконечно тянулись, поскрипывая, повозки, доверху груженные награбленным добром, мычал угоняемый скот, мародеры горланили пьяные песни. Частенько между разношерстными пришельцами вспыхивали драки, которые кончались поножовщиной.

Захватчики попытались с ходу взять монастырь, но были отброшены.

После нескольких неудачных попыток, понеся большие потери, они изменили тактику и принялись со всех сторон обтекать твердыню монастыря, так что последний в конце концов уподобился островку, который со всех сторон окружен беснующейся талой водой.

К концу сентября последняя тропинка, ведущая из монастыря, была перерезана. Враги обложили его, словно берлогу медведя, и заранее предвкушали победу. О несметных богатствах монастыря ходили легенды, что особо притягивало захватчиков.

…Иван вышел из избы на рассвете. В последнее время ему худо спалось, на душе было тревожно. Улицы оказались переполненными, и он подивился, сколько все-таки народу прибыло – не протолкнешься. Матери кормили младенцев грудью тут же, на улице, в воздухе стоял гул голосов, плач детей, надрывное мычание недоеной скотины.

Миновав площадь, тоже почти всю забитую пришлым людом, он направился к крепостной стене. Хотелось посмотреть, что происходит там, снаружи.

Ворота, обычно распахнутые настежь, сейчас оказались наглухо закрытыми. Иван потрогал пальцем поперечное бревно, потом с силой толкнул его, отчего несмазанные петли ворот натужно заскрипели. На звук подошел стражник с пикой.

– Чего тебе, пташка ранняя?

– Отвори, – попросил Иван.

– Смерти захотел?

– Глянуть желаю, что на белом свете деется. А то сидим тут, как в крысоловке.

Стражник покачал головой:

– Нельзя.

– Почто?

– Заказано ворота отворять.

– Вчера я бегал наружу…

– Вчера бегал, а сегодня не побегаешь. Велено никого не впущать и не выпущать, – зевнул стражник.

– А ты потихоньку, в калитку меня выпусти. А? – попросил Иван. – Что ж ты, не знаешь меня?

– Кто ж тебя не знает, прыгунка, – ухмыльнулся стражник. – Только зря просишь.

– Я пробегусь – за мной и ветер не угонится, и мигом обратно.

– Попадешь как кур во щи. А ты вот что, прыгунок, – посоветовал стражник. – Забирайся на стену да и гляди, сколько душеньке угодно.

– И то дело, – согласился Иван и словно ветер помчался к ближайшей угловой башне.

Стражник глядел ему вслед, то ли неодобрительно, то ли восхищенно покачивая головой. Странный он парень, этот Иван Крашенинников. Словно бес в ногах его сидит. Бегает так, что никто в округе за ним не угонится. Куда там! Кажется, Иван, захоти только, и коня доброго обгонит. А как он прыгает, как из лука тугого стреляет, как копье мечет в цель – загляденье! И откуда что берется? Отец его, Петр, забитый мужик, стать у него самая что ни на есть обыкновенная. А у Ивана – любо-дорого посмотреть: стройный, в поясе узок, плечи широкие. Ходит – как по воздуху плывет. Не зря девки на него заглядываются.

По витой избитой лестнице, утопленной в башне, Иван между тем споро выбрался на башню. Миновал выщербленный зубец, вышел на открытый участок и, глянув вниз, застыл, словно завороженный. Зрелище и впрямь было необычным.

Внизу на равнине теснился немирный пришлый люд, который торопился по-хозяйски устроиться у стен монастыря. Ставили палатки, разжигали костры, забивали скотину. Несмотря на ранний час, в стане противника царило оживление. Иногда до Крашенинникова долетали отдельные возгласы. Все это людское месиво колготилось в сырой сентябрьской дымке, сбивалось в кучки, чтобы тут же растечься ручейками, и очень напоминало издали муравейник.

Через несколько минут Иван заметил, как издалека, со стороны Благовещенской рощи, показалась группа воинов в одинаковых одеждах. Они сноровисто волочили по земле какой-то длинный предмет. Острые глаза юноши угадали в нем осадную лестницу, известную ему по рассказам Аникея, его приятеля, который слыл неугомонным выдумщиком и изобретателем всяческих поделок.

Иван смотрел на осадную лестницу, и сердце его еще тревожнее заколотилось. Только теперь он всей душой почувствовал, что впереди, в недалеком будущем – осада, жестокие сражения…

Потянул ветерок, и Крашенинникову показалось, что это сам ангел смерти повеял своим крылом. Из рассказов беженцев он знал, что враг жесток и неумолим. Чего-чего, а пощады от него не жди!

Здесь, за стенами монастыря, находились все его близкие: и многочисленные друзья, и старые родители, и златокосая Наталья. Что ждет их в будущем?..

Несмотря на насупившееся небо, осаждающие продолжали суетиться, что-то кричали, размахивали руками. Вскоре появилась вторая осадная лестница, затем еще и еще. Крашенинников и счет им потерял. Среди всех лестниц выделялась одна, которая была почти вдвое длиннее других.

Иван оглянулся, посмотрел на крепость, которая показалась маленькой и беззащитной перед несметным сонмищем врагов, и сердце его сжалось от тоскливого предчувствия.

Неужто им никто в крепости не поможет, неужто люди окажутся брошенными на произвол судьбы? И где же? Здесь, посередь Руси, собственной отчизны.

До Москвы, ежели по мирным временам, рукой подать, а ныне – попробуй доскачи, доберись. Птицей не полетишь, хотя Аникей и говорил ему, что человеку можно приделать крылья, и тогда он поднимется в небеса, аки птица. Он даже рассказывал про какого-то стародавнего парня, которого звали Икар… Вроде этот самый Икар смастерил себе крылья, прикрепил перья воском да и полетел ввысь вместе со своим отцом, как-то мудрено его звали… Только дело плохо кончилось. Поднялся Икар слишком высоко, туда, где солнце жгло больно жарко, лучи его растопили воск, и перья выпали. Упал Икар в море и погиб. Тут и сказке конец.

А может, не сказке?..

Крашенинников тряхнул головой. Нет, крылья не для него! Вот по земле бежать – дело другое. Тут он с кем хочешь потягаться может.

Как, однако, пробраться в Москву, чтобы попросить помощи? Может, глухой ночью на коне добром поскакать? Конь хороший найдется, да ненадежное это дело – конь. Заржет не вовремя – и враз попадешься. Иван глянул на людское месиво внизу и вздохнул: коня убьют под ним в два счета. Надеяться можно только на себя… На мгновение он прикрыл глаза, представив себе, как дерзко мчится там, внизу, лавируя между врагами, а те в растерянности никак не могут поймать его, только хватают руками пустоту. Они пускают в него стрелы, мечут копья, да все мимо, мимо – настолько ловко увертывается от них Иван. Словно нынешней весной, когда они играли с ребятами в горелки на лугу… Видение было настолько ярким, что Иван вздрогнул, когда кто-то неожиданно окликнул его снизу:

– Эй, Вань!

У подножия стены стоял Аникей Багров и, задрав вверх рыжую жидкую бороденку, весело смотрел на него.

– Заснул, что ли, стоя? – поинтересовался приятель.

– Навроде того, – не без смущения признался Крашенинников, улыбнувшись в ответ.

– Гляди, свалишься полякам прямо в котел. Знатная похлебка получится.

– Поднимайся сюда.

– И то.

Аникей, взобравшись на крепостную стену, тут же зашел за зубец, служащий защитой воинам от стрел врагов.

– Насилу разыскал тебя здесь, – произнес Аникей, едва отдышавшись от быстрого подъема по крутой лестнице. – Спасибо, стражник подсказал, где тебя искать, неугомонного. Чего тут деешь-то?

– На недруга смотрю.

– Охоронись, за камень стань. Неровен час, стрелой сшибут, моргнуть не успеешь.

Иван махнул рукой.

– Не до меня им, – произнес он. – Видишь сам, что там делается.

– Да уж вижу, – угрюмо ответил Аникей. Брови его нахмурились, вертикальная складка прорезала лоб.

– Подмогу нужно просить, и чем скорее, тем лучше, – сказал Крашенинников. – Сами, видать, не выдюжим.

– До Бога высоко, до царя далеко, – ответил Аникей, приставив к глазам ладонь козырьком, чтобы лучше видеть.

– Ну уж далеко, – возразил Иван. – До Москвы-то рукой подать.

– Видит око, да зуб неймет, – усмехнулся Аникей, продолжая разглядывать несметные полчища врагов.

– А ты придумай чего-нибудь, Аникуша.