Текст книги "Горячие точки на сердце"

Что касается Владимира Семенова, то он делал ставку, и не без оснований, на провинцию.

А что же Владимир Хубиев? Нет, прежний безраздельный хозяин республики никак не желал смириться с поражением. Это также подливало масла в огонь политической борьбы.

Хубиев даже баллотировался в первом туре, но потерпел сокрушительное поражение. Нетрудно было вычислить, что это оказалось на руку Семенову: его электорат пополнился многочисленным словно саранча чиновничьим сословием, что не могло не повысить – и довольно резко – его шансы во втором туре.

* * *

История демократии в различных странах, если рассматривать ее в аспекте общих выборов, показывает, что, как правило, побеждает тот кандидат, которому удается в последний момент привлечь на свою сторону так называемое «болото», то есть колеблющихся, тех избирателей, которые до крайней минуты не определились, «в каком идти, в каком сражаться стане», и более того, которые еще не решили. пойдут ли они на выборы вообще.

Генерал Иван Матейченков особо не удивился, когда выяснил, что в Карачаево-Черкесии роль такого «болота» играет русская община, которой, в общем-то, были чужды национальные интересы какой-либо из местных элит.

А русских жило в республике, между прочим, около сотни тысяч – весьма лакомая добавка к любому электорату.

Итоговый расклад: именно русские решали своими голосами, какая именно из национальных элит придет к власти.

* * *

Генерал оторвал усталые глаза от документов. И при помнил последнюю ночь в Москве, перед выездом на аэродром.

Скоро прибудет машина, которая доставит его на аэродром. Об этом ему сообщили по мобильной связи. Часть материалов, с которыми так и не успел ознакомиться, придется взять с собой.

С полчаса назад жена принесла ему стакан чаю. Она тоже не ложилась спать. Они с Татьяной Федоровной давно уже научились без слов понимать друг друга.

– Чайку горячего.

– Спасибо, поставь.

– С лимоном, как ты любишь.

– Угу.

– Может, приляжешь?

– Не получится, мать.

– Живешь на износ.

– Ничего, я двужильный, – посмотрел на нее, – улыбнувшись, генерал. – В самолете вздремну.

– Знаю, как ты вздремнешь. Бумаги свои читать будешь.

– Там разберемся.

Татьяна Федоровна вышла, чтобы не отнимать время.

…Закончив изучать очередной, весьма заковыристый документ, Матейченков расправил пышные, тронутые сединой усы, потянулся к стакану и весьма удивился, что он пустой. Только на донышке сиротливо лежал тонкий кружочек лимона. Иван Иванович усмехнулся, припомнив давнюю байку, где-то слышанную.

…Сэр Исаак Ньютон сидел за лабораторным столом, погруженный в сложнейшие математические расчеты. В полдень слуга, как заведено, подал обед, на который ученый не обратил ни малейшего внимания, и удалился. Попозже пришел приятель Ньютона, но и ему не удалось обратить на себя внимание естествоиспытателя. Тогда раздосадованный гость съел обед, стоявший на столе, и удалился.

Закончив к вечеру расчеты, Ньютон оторвался от бумаг, испещренных интегралами, и воскликнул:

– Клянусь богом, если бы не эти пустые тарелки передо мной, я бы подумал, что сегодня не обедал!

«Аналогичный случай, – подумал Матейченков. – Только, спасибо, хоть интегралов в документах нет, зато цифр – сам черт ногу сломит!..»

Когда генерал перекладывал и сортировал бумаги, ему припомнились не столь уж далекие времена советской власти. Тогда властная система в регионах строилась по единообразному принципу: первые посты в республиках и автономных областях занимали представители коренных народов, зато на вторых и третьих, – самых, как говорится, «рабочих», – находились русские – «старший брат» не дремал.

Что касается конкретно Карачаево-Черкесии, то, как убедился Матейченков, русские там для положенных им вторых и третьих мест вербовались как из местных, которые себя соответственно зарекомендовали, так и из «центра», роль которого играл в основном Ставрополь, и гораздо реже – Москва.

В итоге русские обладали в республике реальной властью, решая насущные для региона вопросы.

В 1990 году в жизни КЧР произошло важное событие: из автономной области в составе Ставропольского края, о чем повествовали энциклопедии и административные справочники советских времен, она получила статус республики в составе Российской Федерации.

Это немедленно повлекло за собой определенные изменения в правящей номенклатуре КЧР. Начальники, присланные из Ставрополя «княжить и володеть», возвратились в родной город, тем самым русское население республики автоматически потеряло своих представителей в органах власти и управления.

Психология этнических русских при этом, однако, не изменилась: они, как и прежде, полагали, что родное государство, родная власть их в случае необходимости защитят, что бы там наверху ни происходило…

Оказалось далеко не так.

Из реальных сил в республике существовало еще казачество, в силу известных исторических и социальных причин стоявшее несколько особняком.

Казаки, однако, были раздроблены и больше занимались внутренними разборками, чем жизненно важными вопросами собственной консолидации.

К тому же у них, как понял генерал, не нашлось ярко выраженного лидера, сильной личности, способной сплотить тяготеющих к вольнице и анархии казаков и повести их в нужном направлении – на защиту собственных кровных интересов.

Был, правда, один кандидат на подобную роль – некто А. Стригин, личность в республике известная, депутат Народного собрания КЧР. Но… уже более двух лет, как он пропал без вести. Местная пресса сообщала об этом глухо.

«Попробую разобраться на месте, куда подевался этот Стригин», – подумал генерал Матейченков и сделал еще одну пометку в толстом блокноте, на обложке которого красовалась надпись «КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕССКАЯ РЕСПУБЛИКА».

– Слишком часто в нынешней России стали случаться подобные исчезновения, – проговорил он вслух, бросив мимолетный взгляд на часы. – Криминала выше крыши. Помимо всего прочего, необходимо активнее сотрудничать с Интерполом.

Генерал с сожалением посмотрел на пустой стакан с кружком лимона на дне, встал, прошелся по комнате.

За окнами было черно.

Он только что прочел статью в солидной центральной газете, в числе прочих присланную ему отделом информации. Автор статьи, известный политолог, сравнивал Владимира Семенова с другими генералами, которые ушли в политику, и довольно удачно, победив на выборах, – речь шла конкретно об А.Руцком и А.Лебеде.

– Неправильный в корне подход, – вслух проговорил Матейченков, споря с автором статьи. У него была такая манера. – Почему? А очень просто. И Руцкой, и Лебедь – политики всероссийского масштаба. У каждого – обширная группа поддержки, свой штаб. Свои финансы, свои спонсоры, наконец. А Семенов – пока только генерал в отставке «в чистом виде», у него нет опыта политической борьбы. Есть в активе, конечно, личный авторитет – и это не мало.

Матейченков прочитал несколько предвыборных речей Владимира Семенова, и ему стало ясно: Семенову пока не по силам выработать стратегический план своих предвыборных действий.

Он принимает решения, видимо, под влиянием повседневных событий, плывет в их русле, словно ветка в бурном ручье. Припомнилось, как некий стихотворец обращался к великому собрату:

 
Тебе хорошо – ты гений,
Ты видишь на век вперед,
Тебе страстей и стремлений
Понятен водоворот.
А мы-то – что щепки в пене:
Плывем, куда понесет.
 

Ишь ты, куда хватил – на век вперед! Тут и на месяц вперед не угадаешь. Да что там на месяц – на день один.

Мысли генерала снова и снова обращались к русским, живущим в далекой КЧР. С распадом Союза им, как и прочим этническим русским, проживающим в бывших союзных республиках, нежданно-негаданно ставших независимыми государствами, пришлось, мягко говоря, не сладко.

Маятник качнулся обратно.

Люди нищали, лишенные работы, всячески ущемляемые местным начальством. Повсюду, куда ни глянь, одна и та же картина – от Прибалтики до Средней Азии.

Учитывая все это, купить их голоса в предвыборную кампанию можно было задешево. Что, безусловно, и происходило, судя по оперативным данным.

В ход шло все – и водка, и дешевые подарки, и, с другой стороны, недвусмысленные угрозы расправы, ежели голосование окажется неугодным. Извечная политика кнута и пряника всегда была эффективной, особенно по отношению к обездоленным массам.

Так громогласно провозглашенная демократия оборачивалась своей теневой стороной.

* * *

Время от времени, примерно раз в три – четыре месяца, Верховный шейх устраивал в своей резиденции совещания своего боевого штаба. В резиденцию стекались могущественные имамы из различных уголков планеты. Но правило действовало для любого из них без исключений: глаза завязывались каждому из них; точно с такими же предосторожностями они и покидали резиденцию.

Можно было, разумеется, устраивать и заочные заседания, выведя по Интернету каждого из них в зал заседаний по видеосвязи. Но всесильный шеф мусульман всего мира опасался, и по видимому, не без оснований, что видеосвязь может помочь запеленговать координаты его резиденции.

Высокопоставленные разведчики и тайные террористы, приглашенные для отчета или другой надобности Бен Даленом, попадали прямиком в зал заседаний – высокое и просторное помещение, украшенное подлинниками таких шедевров первоклассных художников, от которых сошел бы с ума любой коллекционер. Нужно ли говорить, что вход последнему был сюда заказан?..

Зал чем-то напоминал молельный зал в большой мечети: именно так построил его знаменный архитектор, считаясь с волей высокого заказчика. Но этим залом помещения в афганском гнезде, разумеется, не исчерпывались. Здесь было все, необходимое для роскошной жизни, и можно было прожить тут, при желании, всю жизнь, не выходя, как говорится, в свет. В числе комнат, или, как именовал отсеками, на манер подводной лодки, сам хозяин, были: библиотека, которой могла бы позавидовать даже библиотека Конгресса Соединенных штатов; тренажерный зал, где были собраны для многосторонних тренировок, снаряды на любой вкус6 бегущие дорожки, шведские стенки с изменяющимся шагом, станки для упражнений по гребле, и прочее в таком духе. Пятидесятиметровый бассейн, в котором можно было менять наполнение водой – от высокогорной, образующейся при таянии чистейших снегов Гиндукуша, и до морской; пари этом море можно было менять по вкусу – от Черного и до Северного. Ходили даже слухи, что бассейн можно было заполнять хоть молоком, хоть шампанским, по требованию девушек, которые вход или в штат шейха. Последнего, впрочем не видел никто, так что приходилось пробавляться слухами.

Располагался в комплексе, далее, громадный кухонный комплекс с буфетом и просторной двухцветной – ноу хау архитектора – столовой. Имелось даже помещение, в котором была сымитирована пещера, в которой была сымитирована в натуральную величину пещера, в которой, по преданию пророк Мухаммед повстречал, по преданию, святой дух, который надиктовал ему все суры Корана… Здесь же лежали аккуратно сложенные стопки драгоценные, сотканные из ангорской шерсти, коврики – если кто-нибудь в урочный час захочет помолиться. Надо сказать, что хозяин комплекса пользовался ими довольно часто, учитывая, что мусульманская религия требует от правоверного молиться пять раз в день.

Надо ли говорить, что Верховный шейх фанатически верил в Аллаха? Он даже спонсировал в далекой России одного ученого мусульманина, который перевел на русский каноническое издание Корана. Здесь же упомянем, что шейх самолично сумел оценить огромный, почти неподъемный труд переводчика, поскольку сам был широко образованным человеком: у него были дипломы Кембриджа и Сорбонны. Он, кстати, и сам занимался переводом некоторых священных текстов на язык пушту, полагая, что делает это во благо афганцев, чья добрая земля дала ему приют. Особенно нравились шейху фрагменты, в которых рассказывалось о сказочно коне Эль Бораке, который во мгновение ока переносил бедного пастуха Мухаммеда на седьмое небо, в царство самого Аллаха.

Один кусок, который он перевел стихами, был даже помещен в школьную хрестоматию, которая вышла на пушту. Правда, стихотворение поместили, по настоянию шейха, без указания имени переводчика:

 
Не говори, что это конь, —
Скажи, что это сын,
Мой сын, мой порох, мой огонь
И свет моих седин.
 
 
Быстрее бури он летит,
Опережая взгляд,
И прах летит из-под копыт,
И в каждом – гром победный скрыт
И молнии горят.
 
 
Гуляет смерчем по песку,
Как смерч нетерпелив,
Но чашу влаги на скаку
Ты выпьешь, не пролив.
 

Афганские педагоги заставляли ребят учить это стихотворение наизусть, восхищаясь сочностью и богатством метафор.

Однако не следует думать, что Верховный шейх проводил все свое свободное время только за переводами священных текстов или, допустим, в биллиардной, сражаясь с метким роботом. Нет, он был ко всему прочему еще и сластолюбив, для чего тайно содержал богатый гарем, где были красавицы из разных стран, с разных концов света.

Шейх не жалел для невольниц самых дорогих подарков, и режим у девушек был довольно свободным. Они имели доступ в немалое количество помещений, а форму должны были носить, как у женской прислуги, обслуживающей гигантский комплекс. Сластолюбивый шей полагал, и небезосновательно, что дорогие ювелирные изделия могут сильно скрасить пребывание молодых женщин в его гнездышке.

Попадали сюда девушки, как и все без исключения, гости, с крепко завязанными глазами, и потому были уверены, что проживают в каком-то богатом замке, хозяин которого держит их взаперти, не выпуская на улицу. И они между собой рассудили, что это не самое страшное. Больше всего они любили разглядывать, разглядывать без конца подарки шейха, которым могла бы позавидовать и английская королева.

Такой деликатной задачей, как пополнение гарема, занимался начальник его личной охраны.

* * *

Хорошо сказал один из казачьих атаманов в местной газете – генерал не запомнил его фамилии:

«Черкесы придумали, как первые выборы выиграть, однако карачаевцы оказались способными учениками и во втором туре превзошли своих учителей».

Надо ли говорить, что русское население восприняло сложившуюся ситуацию в республике болезненно? Они разом оказались вытесненными на обочину общественно-политической жизни. Из традиционно складывавшегося в течение долгих десятилетий образа солидного и авторитетного «старшего брата» они немедленно превратились в бедного родственника. Даром что они столетия жили на этой земле – теперь это никого не интересовало.

Надо ли удивляться, что в небольшой республике возникла угроза очередного кризиса, когда один из многочисленных казачьих лидеров обратился к Терскому войску:

– Братцы, пришла пора действовать!

– А что делать?

– Не сидеть сложа руки. Защитим своих единоверцев. Не дадим инородцам изгаляться над нами!

Клич был услышан.

В Черкесск немедленно прибыло несколько сотен вооруженных казаков. И тут произошло, пожалуй, самое опасное и неожиданное: к ним присоединились… ставропольские баркашовцы.

Генерал поежился: это грозило крупными неприятностями. Власти, руководство внутренними войсками проявили себя наилучшим образом. Власти, действуя жестко и согласованно, быстро разрядили накалившуюся обстановку, оправив непрошеных и опасных гостей во-свояси.

Когда наступил назначенный срок второго тура выборов президента, выяснилось, что более 20% избирателей проголосовало за Владимира Семенова, он сумел привлечь на свою сторону основную часть русского электората, что в конечном счете и предопределило его победу.

Станислав Дерев тут же предпринял контрдействия. Для этого у него в принципе имелось два пути: либо добиться того, чтобы общая явка избирателей на второй тур была ниже 50% – тогда по местному избирательному законы выборы признавались недействительными. Либо – каким угодно способом – блокировать, закрыть часть избирательных участков, что приводило к тому же результату.

Генерал Семенов отреагировал по-военному сразу: оставаясь в рамках законности, он, не мешкая, обратился с жалобой в городской суд, который своей властью и открыл в Черкесске большинство из закрытых было под различными надуманными предлогами избирательных участков…

И вот – итог второго раунда: Владимир Семенов одержал убедительную победу.

Казалось бы, все, «победа борьбой решена», как поется в старой песне. Но вскоре выяснилось, что основная борьба впереди. Началось с того, что председатель республиканского центризбиркома предложил считать выборы недействительными. Причина? Многочисленные нарушения избирательного законодательства в ходе второго тура. Победу Владимира Семенова спасли члены избиркома – его сторонники, сделав это довольно остроумным способом: они покинули заседание, тем самым лишив избирком кворума.

* * *

Верховный шейх задумал небольшие преобразования в своем гареме, которые решил провести до того, как собирать в своем гнезде очередное итоговое совещание с отчетом подчиненных.

* * *

Напряжение в республике шло по нарастающей.

Ничего не добившись через центризбирком, сторонники Станислава Дерева начали на центральной площади города Черкесска и прилегающих к площади улицах бессрочный митинг.

Площадь бушевала днем и ночью, превратившись в какой-то бивуак. Жгли костры. Взобравшись на огромную бочку из-под мазута, откуда-то притащенную, произносили пламенные речи. Кое-где, бывало, вспыхивали и рукопашные схватки – хорошо, до оружия пока не доходило.

Наконец, наиболее воинственная часть сторонников Станислава Дерева захватила редакцию краевой газеты, ворвалась на студию местного телевидения…

Генерал Матейченков слишком хорошо знал: именно так начинались кровавые сценарии во многих «горячих точках» постсоветского пространства.

Пока он отметил про себя, что в сложившихся обстоятельствах Владимир Семенов проявил себя достойно. Он сделал в данной ситуации главное – сумел удержать своих сторонников от выхода на улицы.

Что же касается сторонников Станислава Дерева, то они вели себя шумно и разнузданно, чтобы не сказать – провокационно. Их шаги фиксировались местной и центральной прессой и телевидением, благо никакой цензуры не существовало.

Правда, само по себе поведение толпы еще ни о чем не говорило: часто ее поведение никак не было связано с ментальностью ее вдохновителей и организаторов.

Полпред Президента не собирался, тем паче заочно, отдавать предпочтение кому бы то ни было из республиканских лидеров. Его задача была – прочертить некую «среднюю линию», оставаясь, как говорится, «над схваткой». А говоря проще – сберечь мир в республике любой ценой, не выходя, разумеется, за рамки закона. Мир, такой хрупкий и призрачный…

Кровавый инцидент на площади все же произошел, после чего Станислав Дерев увел с площади своих сторонников – подальше от греха. Наступило зловещее затишье.

Дело о стычке с кровавыми последствиями было передано в республиканский Верховный суд, и обе стороны с нетерпением ожидали его решения.

Между тем суд, куда была подана жалоба на избирательную комиссию, отменившую результаты второго тура, признал-таки победы Владимира Семенова, тем самым плеснув бензина в погасший было костер. Впрочем, трагикомизм ситуации состоял в том, что таким же результатом завершилось бы любое его решение.

Шахматисты называют такое положение патовым.

Снова митинг, снова буйные речи, снова взаимные обвинения противоборствующих сторон.

Между тем, дело о выборах в Карачаево-Черкесии было передано в более высокую инстанцию – Верховный Суд Российской Федерации.

Во время коротких и тревожных снов он снова и снова вспоминал последнюю ночь перед вылетом из Москвы.

…Дверь скрипнула, в комнату снова вошла жена.

– Ваня, пора.

Он глянул на часы:

– Машина будет через 20 минут.

– Может, кофе выпьешь?

– Мне еще надо…

– Я все тебе сложила, – перебила Татьяна Федоровна. – Только бумаги свои сам собери.

– Само собой.

Она подошла к столу:

– А зачем тебе старая энциклопедия? – поинтересовалась она. – О, 1979 год!..

– Хотел узнать, какой прежде была КЧР.

– Зачем?

– Сравнить, что было и что стало. Ты что, совсем не ложилась?

Она махнула рукой:

– Кажется, ничего не забыла положить.

– Лишнего там нет?

– Лишнего не будет. Кто знает, сколько там тебе придется быть. Смотри, в пекло не лезь. Кавказцы, сам знаешь, народ отчаянный, Ваня.

– Оставим это.

Татьяна Федоровна как в воду глядела: служебная командировка оказалась долгой…

* * *

Машина резво мчалась по полусонным, еще не успевшим толком проснуться московским улицам. В столь ранний час город казался необычным, каким-то потусторонним. Темные глазницы окон, безлюдье на тротуарах навевали тревожное чувство.

Водитель знал свое дело, да и маршрут был ему хорошо знаком. Он вел машину залихватски, на грани фола. Генерал его не одергивал, он любил такую езду.

Вскоре дома пошли поменьше, пореже, промелькнула огромная огороженная ажурной сеткой ярмарка автодеталей, тоже еще не продравшая спросонья глаза, и тут же скрылась за поворотом.

Мелькнуло дрожащее неоновое «М» над входом в конечную станцию метро, расположенную чуть ли не в открытом поле. И такой жалкой, такой беззащитной показалась эта станция метро генералу Ивану Матейченкову…

За кольцевой линией дорогу обступили деревья. Они застыли в сладком майском полусне, предчувствуя окончательное пробуждение от зимней спячки. Они то подходили к самому полотну дороги, то делали шаг назад. Каждое дерево было врезано четким силуэтом в серое предутреннее небо.

– Можно еще скорость подбавить?

– Жарь, – кивнул генерал.

– Вышли на оперативный простор.

– Гляди, штрафанут нас за превышение.

– Я анекдот вспомнил, – ухмыльнулся водитель, который возил Матейченкова не один год. – Можно рассказать?

– Валяй.

– ГИБЭДЭДЭШНИК будит напарника: «Вставай, уже пол седьмого». «Да куда в такую рань?». «Ты что? Они уже полчаса бесплатно ездят».

– Трогательная история.

Помолчали. Голова генерала была полна мыслями о предстоящей работе.

Он до отказа опустил ветровое стекло, и чуть горьковатый запах распускающейся зелени, насытивший Подмосковье, сырой и чистый, шибанул покрепче спирта, так что у генерала на миг перехватило дыхание.

Через некоторое время они подъехали к воротам военного аэродрома, огороженного глухой высокой стеной.

По команде дежурного офицера ворота открылись, он подошел к машине, дал указания водителю, и машина подкатила прямо к взлетной полосе, на которой стоял самолет, во-всю прогревая моторы.

Матейченков вышел из машины, огляделся. Он ожидал, что на аэродроме его встретит, как договорились, новый помощник, но Завитушного не было видно. «Видно, не успел выполнить все, что наметили, прилетит попозже», – подумал генерал. Он хотел спросить у дежурного офицера о помощнике, однако передумал. Лишние вопросы ни к чему.

По крутой металлической лесенке из головной кабины к ним спустился старший пилот, заслуженный летчик-испытатель.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – отрапортовал он, и давние знакомцы крепко пожали друг другу руки.

– К старту готовы?

– Все на месте. Только вас ждем.

– Тогда с богом.

Матейченков махнул рукой, шофер понимающе кивнул и машина отъехала, разминувшись с огромным бензовозом.

Узкие перила трапа были мокрыми от утренней росы и приятно холодили руку.

Генерал снял фуражку, постоял несколько мгновений, подставляя голову порывистому ветру и как бы прощаясь с Подмосковьем. Невольно всплыли в памяти полузабытые строки, которые врезались в память в далеком детстве, на Владимирщине:

Захлебнешься в картавом хлещущем громе.

От концлагеря что-то в аэродроме.

Это чья же выдумка и потреба?

Путь отсюда один – в хмурое небо.

И впрямь, путь отсюда один – только в небо, – подумал он, оглядывая дальнюю линию глухой ограды.

В салоне было полутемно – он освещался только скудными отсветами аэродромных фонарей. Но внутреннее расположение было Матейченкову хорошо знакомо. Он выбрал себе место близ иллюминатора, устроился поудобнее, тщательно пристегнул ремни.

В тот же миг турбины взревели, и вот уже земля косо провалилась вниз, перед тем вздыбившись почти вертикально. Иллюминатор тут же плотно завалила седая вата облаков.

В салоне потемнело.

Генерал включил над головой дежурный свет и, открыв дипломат, с которым никогда не расставался, углубился в отобранные документы, которые не успел просмотреть дома.

Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось – сказывалось нервное напряжение. В то же время во всем теле чувствовалась легкость, пружинистость. Он достал термос с крепчайшим кофе, заботливо уложенный женой, поставил рядом на свободное сиденье.

* * *

В судьбе каждого человека выпадает минута, когда жизнь, и доселе не очень-то спокойная и безмятежная, вдруг стремительно меняет русло, словно взбесившаяся река, и вот уже человек «из мира прозы брошен в невероятность». Словом, как заметил классик, и сам летишь, и все летит…

Появляется новая точка отсчета, а с нею – и новые линии координат.

В жизни Ивана Матейченкова таких точек было немало.

И одной из них, быть может, наиболее важных, послужил Указ Президента РФ от 15 апреля 1999 года о назначении генерал-полковника Ивана Ивановича Матейченкова главнокомандующим воинскими частями, дислоцированными в Северо-Кавказском регионе.

И Ивану Матейченкову – в который раз! – приходилось осваивать новый пласт жизни, вникать в сложное переплетение жизненных интересов, наводить порядок и общественное спокойствие в горячей, даже м ожно сказать, перегретой точке.

* * *

В день назначения И. Матейченкова, 15 апреля, и. о. премьер-министра правительства России Сергей Степашин провел встречу с кандидатами на пост президента Карачаево-Черкесии – Владимиром Семеновым и Станиславом Деревым, которых для этого специально пригласили в Москву.

Встреча проходила в кремлевском кабинете Сергея Вадимовича. Оба претендента прибыли строго в назначенное время, появились вместе, хотя особо нежных чувств друг к другу не питали.

Секретарь пригласил обоих.

Степашин вышел им навстречу из-за стола, дружески пожал руки и пригласил за круглый столик в углу, на чашку кофе.

– Может, на рюмку кофе, Сергей Вадимович? – произнес Станислав Дерев. Мэр Черкесска старался держаться уверенно, хотя в его поведении чувствовалась некоторая нервозность.

Степашин улыбнулся:

– Можно и рюмку.

– Важна не форма, а содержание, – поддержал разговор бывший главком сухопутных войск России Владимир Семенов.

Они сели втроем за столик, по просьбе хозяина кабинета быстро и ловко накрытый секретарем.

– Как долетели? – поинтересовался Степашин, протирая очки кусочком замши.

– Тяжело, Сергей Вадимович, – пробасил Семенов, придвигая поближе чашку дымящегося кофе.

– А что?

– С транспортом у нас худо. Из Черкесска самолеты сто лет, почитай, не летают…

– До Минвод добрались спокойно, машиной, – продолжил рассказ своего конкурента Станислав Дерев. – А дальше начались чудеса. Один рейс на Москву отменили, другой отложили…

– На неопределенное время, – вставил Семенов.

– Ну да. Народу в аэропорту накопилась тьма-тьмущая. Детишки пищат, взрослые чертыхаются, горючего для самолетов не хватает. И всюду, куда надо лететь, погода дерьмовая, как по заказу.

– Да, у нас был стойкий туман, – подтвердил Степашин.

– Мы и над Москвой долго кружились, пока нам разрешили посадку, – сказал Семенов и отхлебнул кофе.

– Так вы сюда прямо из гостиницы?

– Ну да, только вещи успели забросить.

Степашин пригласил секретаря и попросил принести из буфета побольше бутербродов, заметив:

– У нас, русских, говорят: соловья баснями не кормят.

Дерев заметил:

– У черкесов тоже есть похожая поговорка.

После этого разговор перешел в главную стадию, для которой, собственно, и были приглашены гости.

Премьер-министр расспросил их подробно о положении в республике и о возможных путях выхода из затянувшегося кризиса. Несмотря на взаимную неприязнь, гости держались по отношению друг к другу подчеркнуто корректно, и Степашин полюбовался их выдержкой. Истинные кавказцы, – подумал он.

– Как лично вы оцениваете положение в КЧР? – спросил он.

– Положение ненормальное, – сказал Семенов.

– Согласен, – кивнул Дерев.

– Вы – лидеры. Вот и давайте вместе подумаем, что необходимо предпринять.

– Народ уже выразил в предварительном порядке свою волю на выборах, – сказал Семенов.

– А вы выразите свою.

– Мне добавить нечего.

– Но не могут же вечно продолжаться митинги, парализующие жизнь. Нельзя идти на поводу у ситуации, – жестко произнес Сергей Степашин.

– Люди выражают свою волю, – заметил мрачно Дерев. – Не давить же их за это танками?

– Господа, вас двое, а президентское кресло в республике одно, – решил Степашин взять быка за рога. – Любое решение не приведет к умиротворению, в любом случае останутся недовольные… Разве не так?

– Так, – подумав, согласился Семенов.

– Я полагаю, вы оба должны подписать между собою соглашение.

– О чем?

– Текст мы согласуем.

– Это невозможно, – почти одновременно воскликнули Дерев и Семенов.

– Другого пути я не вижу.

– Извините, Сергей Вадимович, но мы политические противники, – нарушил тягостную паузу Владимир Семенов. – Если я подпишу, то получится, что я предал своих избирателей, предал людей, которые мне поверили. Предал свой народ.

– Наше соглашение будет выглядеть противоестественным, словно жареный лед, – добавил Станислав Дерев, любивший ввернуть цветистые кавказские выражения.

– Вы оба так считаете?

– Да.

– Вот вам и первый пункт соглашения, – неожиданно улыбнулся премьер-министр. – Я прекрасно понимаю ситуацию и не прошу у вас невозможного.

– Что же вы предлагаете?

– Всего-навсего констатацию того факта, что в республике сложилось чрезвычайно сложное и напряженное социально-экономическое положение. И сейчас главная задача в КЧР – сохранение мира и спокойствия. С этим, надеюсь, вы оба согласны?

Собеседники кивнули.

– О таком меморандуме и идет речь.

– Но что он даст? – спросил Станислав Дерев, пытаясь сообразить, с какой стороны ждать подвоха.

– Надеюсь, кое-что даст, – проговорил Степашин. – и прежде всего – внесет успокоение в мятущиеся умы, даст людям спокойствие. Разве этого мало?

– Ну, вы дипломат, Сергей Вадимович, – покачал головой Владимир Семенов.

– Есть маленько, – не стал возражать Степашин. – Ну, как, господа, договорились?

– Пожалуй, такой документ я готов подписать, – сказал без колебаний Семенов.

Оба посмотрели на Станислава Дерева. Тот мучительно соображал: как быть? Жаль, из штаба никого нет, чтобы посоветоваться. Отказаться? Но тогда получится, что он, в отличие от своего соперника, против мира и спокойствия в родной республике. Разве можно отдавать такой козырь в руки противника?..

– Я тоже подпишу такую бумагу, пусть она послужит делу мира в КЧР, – произнес торжественно Дерев.