Текст книги "Пилот экстра-класса"

Владимир Михайлов
Пилот экстра-класса

1

– Ну вот, кажется, и все, – сказал Говор.

– Теперь все, – согласился Серегин.

– Да, еще одно: мой пилот. Вы подобрали?

Серегин кивнул с маленьким запозданием; эта пауза не ускользнула от Говора.

– Вас что-то смущает?

– Пожалуй, да, – сознался Серегин. Он выпятил нижнюю губу, склонил голову влево и повторил: – Пожалуй, да.

– Честное слово, я не знаю, до чего мы так дойдем. Что, неужели нельзя уже найти приличного пилота? Зачем же вы советовали мне отпустить Моргуна на звезды? После него мне нужен очень хороший пилот. С другим я просто не смогу летать, вы это знаете.

– Судя по знакам отличия, он хороший пилот, – сказал Серегин. – У него их полная грудь.

– В чем же дело?

– Хотел бы я знать, в чем дело, – сказал Серегин, скептически покачивая головой. – Опыта у него, по-видимому, достаточно. Но что-то такое есть в нем…

– Это лучше, чем когда нет ничего, – прервал Говор. – Вы ознакомились с документами? Да, впрочем, Резерв не прислал бы мне кого попало. Они меня знают.

– Я тоже так думаю, – сказал Серегин, не моргнув глазом. – Да кто вас не знает? – Говор покосился на него; Серегин был непроницаемо серьезен. – Документов у него пока нет, по его словам, их сейчас оформляет Резерв. А так, с виду, парень в порядке.

– Какой класс?

– Экстра.

Говор поднялся с кресла с таким видом, словно собирался немедленно засучить рукава и кинуться в атаку.

– Вы начинаете острить?

– Я ничего не начинаю, – невозмутимо сказал Серегин. – У него экстра-класс. Не думаю, чтобы он врал.

– М-да, – буркнул Говор.

– Вот в том-то и дело.

– Я вас понимаю. Пилоты экстра-класса не каждый день идут на корабли малого радиуса.

– Да, не каждый день. Точнее, это первый случай.

– Вы правы: тут что-то не так. Может быть, возраст? Как его зовут?

– Рогов.

– Рогов, Рогов… Где-то что-то… Напомните, Серегин.

– Когда-то вы хотели взять пилота с такой фамилией. Только он передумал и ушел на звезды. У него был первый класс.

– Значит, он получил экстра и решил принять наше предложение? Странно…

– Да нет же, – терпеливо сказал Серегин. – Вы забыли; это было давно. Того два года назад списали по возрасту.

– Зачем же вы привели его, Серегин?

– Это не он. Возможно, его сын. Ему лет сорок – сорок пять…

Говор уселся на угол стола и скрестил руки на груди.

– Что же вас смущает? Я вас знаю, Серегин, вы не станете сомневаться зря. Ну отвечайте же, бестолковый человек!

Серегин пожал плечами.

– Ничего определенного. Но, когда я смотрю ему в глаза, мне кажется, что он куда старше всех нас.

– Возможно, усталость, – предположил Говор. – Да, наверное, усталость. Он хочет отдохнуть здесь, в системе. Но вы сказали ему, что работа у нас очень напряженная? Иногда из-за одного человека приходится гонять машину чуть ли не на другой конец солнечной системы. Такова космическая ветвь геронтологии. – Соскользнув со стола, Говор заложил руки за спину, гордо выпятил живот. – Если где-нибудь на Энцеладе человеку удается дожить до ста двадцати, мы вынуждены облазить всю планету, чтобы в конечном итоге убедиться в том, что там нет никаких специфических условий, ведущих к увеличению продолжительности жизни, а просто у человека хорошая наследственность. Помните, сколько нам пришлось попотеть из-за Карселадзе?

– Помню.

– Все-то вы помните! Где этот пилот? На следующей неделе я хочу выслать группу к Сатурну, на Титан. Я сам пойду с нею. Не исключено, что там окажется что-то интересное. Где же он? Нельзя заставлять пилота экстра-класса ждать столько времени! Ей-богу, Серегин, вы иногда так злите меня, что я начинаю думать: человечество просто не заслуживает того продления жизни, ради которого я тут чуть ли не разрываюсь на части. Не говоря уже о бессмертии, которого оно заведомо не заработало. Даже вы – нет; а заметьте: вас я считаю одним из лучших представителей человечества. Это чтобы вы не обижались.

Серегин не улыбнулся.

– Я не обижаюсь, – сказал он. – Пилот здесь, рядом.

– Ну вот, я так и думал. И вы только сейчас снисходите до того, чтобы уведомить меня об этом, а пилот изнывает от скучного ожидания в приемной. Или вы думаете, что его может интересовать телепрограмма? Нет, если бы не ваша способность подбирать такие блестящие группы, я бы вас… Каково теперь по вашей милости мнение этого пилота обо мне? Он думает, что шеф института – старый дурак и вовсе не заботится о людях, хотя именно он должен бы… Впрочем, я не уверен, что вы судите иначе.

Серегин покачал головой:

– Нет.

– Тогда идемте к нему.

– Только я хочу предупредить вас…

– Ничего не желаю слушать, – отрезал Говор. – Где он? В конце концов, имею я право поговорить с ним?

Не по возрасту стремительными шагами Говор пересек кабинет и рывком распахнул дверь в приемную.

2

Навстречу Говору поднялся старик. Его длинное, костистое лицо обтягивала сухая, с красными прожилками кожа. Старик выпрямился во весь рост, но привычка сутулиться укоренилась слишком глубоко. Старик неуверенно шагнул вперед.

– Я пришел, Говор, – сказал он. Голос его дрожал; старик чувствовал, что произвести благоприятное впечатление ему не удалось. – Я пришел. Когда-то ты обещал сделать для меня все, что я захочу. Так вот, я хочу, чтобы ты взял меня.

– Ну вот, – сказал Говор, с досадой ударив себя руками по бедрам. – Ну вот. Этого только мне не хватало.

– Я ведь немногим старше тебя, Говор, – сказал старик. – И я неплохо летал, а? Нет, скажи прямо: разве я плохо летал? Вспомни. Другие забыли это, они не возьмут меня. Но ведь ты не можешь забыть! И ты возьмешь меня, Говор! – Он говорил все быстрее, чтобы не дать никому вставить слово. – Сейчас у тебя нет пилота, я узнал. У меня все с собой… – Негнущимися пальцами старик полез в карман. – Вот сертификат, вот книжка… Правда, на них этот проклятый штамп. Но ты уберешь его! А, Говор? На, вот они. Возьми! Или скажи ему… – Старик ткнул документами в сторону Серегина. – Скажи, пусть он возьмет и сделает все, что надо. И мы полетим опять, а, Говор?

Говор тяжело вздохнул, покосился на Серегина, затем подошел к старику. Говор отвел в сторону документы и обнял старика за плечи.

– Ну садись, старина, – сказал он. – Садись, и поговорим еще. Хотя у меня мало времени, чертовски мало.

– Узнаю тебя, – сказал старик и мелко захихикал. – Раз кто-то чертыхается, значит, Говора не придется искать далеко. А ты тоже стареешь, – отметил он не без удовлетворения.

– Это естественный процесс, – сказал Говор недовольно. – Но давай-ка поговорим о деле. Ты все-таки хочешь летать. Но ты ведь давно знаешь, Твор, буйная твоя головушка, что не полетишь. Все комиссии, начиная с психологов…

– Вот что, – сказал старик. – Ты сначала возьми документы…

– Если даже я их возьму, все равно никто не выпустит тебя в пространство.

– Захочешь – выпустят! Тебя все боятся: вдруг ты и вправду найдешь способ делать людей бессмертными? Тогда каждому захочется оказаться поближе к началу очереди… Нет, если ты скажешь, что хочешь летать со мной – и только со мной! – то никто не осмелится тебе возразить.

– Меня просто не станут слушать, – сказал Говор не очень убежденно.

– Но вот сам же ты слушаешь меня! – Старик снова хихикнул. – Да, ты стареешь. Раньше ты не стал бы и слушать. Приказал бы отправить меня домой, и все.

– Старина… разве тебе плохо дома? Ты налетал столько, что хватит на две жизни. Уже десять дней, как ты вышел из больницы. Райская жизнь! Заслуженный отдых. В самом деле я готов сделать для тебя все, но по эту сторону атмосферы. Может, хочешь переехать в Африку? На Гавайи? Куда-нибудь еще? Я помогу, мы тебя перевезем – но, ради бога, выбрось из головы, из своей старой головы, что ты еще можешь летать. Тебя не выпустят с Земли даже пассажиром!

– Тебя же выпускают!

– Я куда крепче тебя. И, кстати, я теперь летаю в капсуле, где не испытываешь перегрузок. А пилот должен вести корабль…

– Не тебе учить меня этому, Говор. Я хочу летать. И я был бы сейчас не слабее тебя, не облучись я тогда на Обероне. Но ведь я не виноват, что облучился, когда летал по твоим, Говор, делам!

– Если бы даже был виноват я – все равно, – произнес Говор после паузы. – Скажи по-человечески, чего ты хочешь, или – прощай. В конце концов, я занят серьезным делом: стремлюсь продлить жизнь хотя бы тебе! И у меня мало времени.

– Ну да, – пробормотал старик. – У тебя мало времени… Но где же твое бессмертие? Ты не представляешь, как оно мне пригодилось бы: я стал бы молод и опять уселся бы за пульт…

Говор непреклонно покачал головой.

– Даже тогда – нет. Бессмертие – не омоложение.

Старик моргнул, и губы его задрожали.

– Продлить райскую жизнь, – сказал он. – Чтобы меня подольше кормили из ложечки? Не так я жил, чтобы… Тебе не приходилось жалеть, что ты не погиб раньше? А я теперь каждый день думаю об этом. Умереть на орбите – вот о чем я мечтаю.

– И оставить меня на произвол судьбы? Спасибо! В общем, иди к черту! – сказал Говор, поднимаясь. – Когда я тоже не смогу больше работать – вот тогда ты изложишь мне свои взгляды на жизнь. И на бессмертие. Только имей в виду, что бессмертные – они будут не такими, как ты. И даже не как я. Они будут вечно молоды, понимаешь? Но, конечно, будут умнеть с годами. Пока это удается не всем. И оставь меня, пожалуйста, в покое. Понятно? Серегин, отправьте его домой. Иди, старина, иди, – я к тебе, может быть, заеду как-нибудь вечерком.

– Нет, – сказал старик. – Ты не чудотворец, Говор. А я ожидал от тебя чуда.

– Куда вас отвезти? – спросил Серегин. – Я распоряжусь.

– Куда-нибудь подальше. Это в ваших интересах. Но пока меня не увезут за пределы Земли, вам от меня не избавиться. Тебе тоже, Говор. Я приду опять. И ты ничего не сможешь сделать: нельзя же не пустить в Институт человека, который много лет водил его корабли. Так что до скорого, Говор! На космодроме…

Последние слова были сказаны уже в дверях.

3

– Ну, – сказал Говор, – если бы не мое воспитание, я бы стал бить вас, Серегин, чем попало. А работай вы у Герта, он вас вообще уничтожил бы.

– Я и не знал…

– Должны были знать.

– И потом, мне жаль его.

– Достоинство, нечего сказать! А кому не жаль? – Говор постоял, плотно сжав губы, шумно сопя носом. – Да, у него окончательно разладилось с психикой. Мрачное напоминание всем старикам, Серегин, особенно облучавшимся. Впрочем, что вам до этого? Но, собственно, и сам я хорош: зачем вышел к нему?

– Вы вышли не к нему, – возразил Серегин.

– Вот как? А к кому?

– Пилот ждет вас.

– Ага, – сказал Говор. – Я же говорю, что вы всегда все помните. А где пилот? Я его не испугал, надеюсь?

– Я здесь, – негромко сказал кто-то из угла.

– Чудесно. Значит, вы не испугались? Проходите, прошу вас. Поговорим у меня. Вы тоже, Серегин. Да вы… Простите, как вас?

– Рогов.

– Рогов, Рогов… Ну да, Рогов. Так вот, вы должны простить нас, стариков. Меня и того, которого я попросту выгнал. Он тоже когда-то был пилотом. И даже неплохим: второго класса. Но – темпора мутантур… Да, старики – невыносимый подчас народ. Вы должны иметь это в виду, поступая ко мне. Дело не только в том. Садитесь, прошу вас. Что-нибудь тонизирующее? Ну, а я выпью. Серегин, вас, надеюсь, не нужно приглашать? Так вот, дело не только в том, что я старик. – Говор откинулся на спинку кресла, повертел в пальцах бокал, заглянул в него, словно в окуляр. – Мои недостатки не превышают обычного для этой возрастной категории уровня. Но нам приходится работать в основном со старцами. С долгоживущими. Мы занимаемся геронтологией, вы слышали об этой науке? Вы ведь знаете, что в каждом уголке космоса, большого или малого, существуют свои условия, не похожие ни на какие другие. И вот мы ищем, не могут ли эти условия – какая-то их комбинация – положительно повлиять на продолжительность жизни, а может быть, и… Словом, мы ищем людей, опыт которых мог бы со всей достоверностью нам сказать, что именно в данном месте существуют нужные условия. Тогда мы начнем изучать их как следует. Короче, нам приходится помногу летать: учет долгожителей даже в солнечной системе поставлен из рук вон плохо, она ведь, по сути, не так мала, система. Итак, я вас предупредил. Вы не боитесь того, что придется много летать?

– Нет, – сказал Рогов.

– Чудесно! Впрочем, чего вам бояться: вид у вас отличный, можно только пожелать такого же и себе. Корабли класса «Сигма-супер» вам, разумеется, знакомы?

– Да, – сказал Рогов. После паузы добавил: – В основном теоретически. Плюс месяц практики в Космическом резерве сейчас. Эти корабли появились, когда у меня был перерыв в полетах.

– Долго не летали?

– Довольно долго.

– Долго, Серегин, слышите? Гм… Скажите, Рогов, а летали вы на каких трассах?

– На межзвездных.

– Много? – спросил Серегин.

– Подождите, Серегин, я же разговариваю! Естественно, много: иначе он не был бы пилотом экстра-класса. Вы знаете, Рогов, я удивляюсь, что вас направили на такую скромную работу. Ведь пилотов экстра-класса не так много?

– Сейчас уже около двадцати.

– Все они – надпространственники, – сказал Серегин. – А как у вас с навыками работы в трех измерениях?

– Я почти все время работал именно в трех.

– Очень хорошо, – сказал Говор. – Исчерпывающий ответ. Вы еще что-то хотите спросить, Серегин?

– Только одно. Долго ли вы не летали? Точно.

– Да постойте, Серегин. Что вам дадут цифры? Ну, пусть он не летал даже пять лет – выработанные рефлексы и навыки ведь не исчезают. А вот почему вы не летали? Это важнее.

– Женился, – сказал Рогов. – Жил на Земле. Отдыхал, можно сказать.

– Я вас понимаю. Человеку необходимы перемены. А теперь, следовательно, семейная жизнь вам приелась, и вы решили…

– Нет, – сказал Рогов. – Не то чтобы мне надоело…

Было в его голосе что-то такое, что заставило обоих собеседников вглядеться в Рогова повнимательнее. Нет, все было в порядке: рослый, плечистый человек под сорок, с гладким лицом и уверенными движениями. Но вот только что им послышалось? Какое-то горькое превосходство, что ли?

– Вот как? А почему же вы решили, выражаясь высоким штилем, вновь покинуть Землю?

Рогов подумал и пожал плечами.

– Понимаю: вы затрудняетесь ответить. Это даже неплохо: ваше желание, значит, естественно, органично…

– Много ли у вас детей? – спросил Серегин. – И согласна ли жена?

– Дети выросли, – сказал Рогов. – Жена умерла.

– Простите, – сказал Серегин.

– Нет, позвольте! – возмутился Говор. – Что значит – простите? Как это – умерла жена? У нас стопроцентная гарантия жизни, каждый человек уже сегодня доживает до своего биологического рубежа, а вы говорите – умерла жена! Отчего? Непонятно.

– Очевидно, – сказал Рогов, – достигла своего рубежа.

– Во сколько же это лет, если не тайна?

– Ей было сто два, – сказал Рогов.

– Сто два? Простите, а сколько же тогда лет вам? – спросил Серегин.

– Двести двадцать семь, – сказал Рогов.

4

– Да нет, – поморщился Говор, – нас интересует не это. Не ваши релятивистские годы, не время, прошедшее на Земле, пока вы летали на околосветовых скоростях. Мы хотим знать ваш реальный, физический, собственный возраст. Годы, которые вы прожили. Ясно?

– Отчего же, – сказал Рогов. – Ясно.

– Итак, вам…

– Двести двадцать семь. Релятивистских – более трехсот.

Говор схватил бокал и снова со стуком поставил его на столик.

– Скажите, Серегин, – сердито спросил он, – кого вы мне рекомендуете? Я просил пилота, а наш друг Рогов, мне кажется, мистификатор. Потому что предложение чудес, как говорит Герт, на свете куда меньше спроса. Двести двадцать семь лет? А почему не больше?

– Двести двадцать семь, – сказал Рогов, пожимая плечами. Он не обиделся. – Больше не успел.

– Просто интересно!!! Но вы понимаете, Рогов, в этом-то вопросе мы специалисты. Возраст – это, так сказать, наша профессия. И будь вам действительно… ну не двести двадцать семь, конечно, но хотя бы полтораста – учитывая ваш облик и состояние здоровья, мы изучали бы вас, как редчайшую из редкостей, биологический раритет. Но почему же мы до сих пор о вас ничего не слышали? А?

– Не знаю, – сказал Рогов. – Я не думал, что обо мне кто-то должен знать.

– Но позвольте! Вы же живете не в пустоте! Люди…

– Большую часть жизни, – сказал Рогов, – я провел как раз в пустоте.

– Да, конечно. Однако же…

– Позвольте мне, – вмешался Серегин. – Не думаю, чтобы он шутил. По его виду этого не скажешь. Да и зачем бы? И однако, это невероятно. Так что, я надеюсь, Рогов не обидится, если мы…

– Да, пожалуйста, – сказал Рогов.

– Тогда скажите, в каком году вы родились.

– В девятьсот шестьдесят пятом. Одна тысяча…

– С ума сойти! – не удержался Говор. – При всем желании я…

– Одну минуту. Когда вы начали летать?

– Вскоре после возникновения звездной космонавтики. На лунных трассах.

– Значит, вам было не так уж мало лет, когда…

– Но и не много. И опыт. И хорошее здоровье.

– Так. Затем?

– Участвовал в освоении планет. На периферии солнечной, потом в других системах… Это есть в послужном списке.

– Да, – сказал Говор. – Это релятивистские экспедиции, до открытия надпространства. Но в таком случае мы крайне просто можем это… Серегин, свяжитесь, пожалуйста, со Звездной летописью.

Неторопливыми шагами Серегин прошел в угол кабинета, где, тяжелый и надменный, возвышался пульт информаторов. Серегин набрал номер. Засветился экран; он был вытянут снизу вверх, сохраняя традиционные пропорции книжной страницы. На экране зажглось название указанного Говором источника. Затем возникла первая страница, вторая…

– Быстрее, Серегин! – нетерпеливо прикрикнул Говор. – Рогов, где нам искать?

– В четырнадцатой. И девятнадцатой…

– Четырнадцатая экспедиция, Серегин. Что вы копаетесь?

Страница остановилась на экране. Серегин вглядывался в нее.

– Ведущий корабль «Улугбек», – вслух прочитал он. – Ведомый – «Анаксагор». На каком были вы?

– «Улугбек» не вернулся, – тихо сказал Рогов.

– «Анаксагор». Одну минуту… Так. Шеф-пилот – Мак-Манус. Пилоты: Монморанси – ого! – и Рогов. Да, Рогов.

Рогов вздохнул.

– Гм, – сказал Говор. – Это было сколько лет назад? Да… Удивительно. Посмотрите, Серегин: там должны быть фотографии членов экипажа. Вы, конечно, простите нас, друг мой. Вы понимаете: такие факты нельзя принимать на веру.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, – сказал Рогов, чуть улыбаясь.

– Вот Рогов, – сказал Серегин. Он впервые с откровенным интересом взглянул на пилота. – Посмотрите сами.

Говор торопливо прошагал к пульту информаторов. Несколько раз повернул голову, сравнивая.

– Да, – сказал он. – Сходство несомненное. Удивительное, а? Правда, на снимке вы несколько моложе.

– Я и был тогда моложе.

– Вот именно. На двести лет, а? Серегин, отыщите-ка и вторую!

Поиски второй экспедиции заняли столь же немного времени.

– Здесь вы совсем похожи, – констатировал Говор. – Что же, Серегин, будем считать факт установленным? Но я предвижу, что все наши коллеги будут требовать бесконечного количества доказательств. Может быть, посмотрим еще дальше?

– Я думаю, – сказал Серегин, – что это мы еще успеем сделать. Меня интересует другое: сколько лет вы уже не летаете?

– Семьдесят, – после паузы проговорил Рогов. Он поднял на Серегина спокойный взгляд. – Вы боитесь, что это повлияет?.. Я тоже опасался. Но, наверное, эти рефлексы не исчезают. Во всяком случае, в Резерве прошел все испытания, стажировался на последних моделях. Мне даже сохранили экстра-класс.

– Да нет, в этом мы не сомневаемся, друг мой, – вмешался Говор. – Дело не в этом. Мы не понимаем, как вы могли столько времени жить на Земле – и не попасть в картотеку. Хотя, возможно, у наших земных коллег служба поставлена хуже – на Земле столько народу…

– Не знаю, – сказал Рогов и пожал плечами. – Об этом я не думал. Просто жил, и все. Семьдесят лет – они уходят незаметно…

– Незаметно. Семьдесят лет. Тут невольно позавидуешь, а, Серегин? Человек просто жил… Кстати, Рогов первого класса не родня вам?

– Сын.

– Понятно. Но подождите, Рогов. А ваши друзья?

– Друзья, – повторил Рогов медленно, словно обдумывая это слово. – У меня их было много.

– Вот те, с кем вы летали.

– С кем летал… Ну, Мак-Манус и Мон – это раз. Они умерли.

– Давно?

– Да; я уж не помню точно, когда. Потом Выходил и другие: Грюнер, Холлис, Семеркин…

– А эти?

– Тоже.

– Так, так, – сказал Говор. Наступила тишина, только едва слышно жужжал кристаллофон, записывающий весь разговор. – Ну, а кого еще вы помните из друзей?

– Пришлось бы долго перечислять, – сказал Рогов.

– Ну да, за столько лет… И все они умерли давно?

– Почти все, – кивнул Рогов. Он помолчал. – Только Тышкевич и Цинис…

– Ну, ну? Что же они?

– Они тоже жили долго.

– Ну сколько же? – Говор потер руки.

– Тышкевич погиб совсем недавно. Он работал на Южной термоцентрали. Что-то там произошло такое…

– Да, помню это событие. Итак, погиб. Сколько ему было?

– Он был года на три или четыре моложе меня. На три, кажется.

– Потрясающе, а, Серегин? – Говор ходил по кабинету, вздымая кулаки. – Значит, ему было тоже двести с лишним! И погиб несколько лет назад! А мы с вами раскатываем по всей солнечной… А второй, как его?

– Цинис? Он погиб раньше, в полете. Он не ушел на Землю. Ему было, помнится, сто шестьдесят… Это было давно. Мы тогда еще скрывали возраст – боялись, что спишут.

– Да, – гневно сказал Говор. – Да! – крикнул он. – Тут и не заметишь, как сойдешь с ума! Погиб. Вы понимаете, Серегин: никто из них не умер своей смертью. Оба погибли! Вы хоть, соображаете, о чем это заставляет думать? Ах, если бы вы раньше!..

– Очень просто, – сказал Серегин. – На них не обращали внимания именно потому, что они – Рогов, например, – выглядят людьми средних лет. Конечно, будь у них морщины и борода…

– Это я понимаю. Но они сами не могли же не задуматься!

– Конечно, – сказал Рогов медленно, – мы понимали, что это необычно. Но мало ли каких необычностей насмотрелись мы по ту сторону атмосферы? Обо всем не расскажешь и в двести лет… Нам хотелось летать. А потом стало неудобно…

– Ну да, – сказал Серегин. – Он женился.

– Чепуха, – сказал Говор. – Я вам скажу, в чем дело: они все суеверны, Серегин. И боялись – ну, что мы их сглазим, например. А?

Рогов улыбнулся.

– И вам… не надоело жить?

– Нет, – сказал Рогов. – Мне хочется еще полетать. Только не так далеко. На ближних орбитах. Все-таки в конечном итоге лежать хочется в своей планете.

– «В своей планете»… – пробормотал Говор.

Засунув руки в карманы, он пересек кабинет по диагонали. Локти смешно торчали в стороны. В углу он постоял, опустив голову. Резко повернулся. Снова зашагал – на этот раз быстрее, резко ударяя каблуками.

– Лежать – в своей – планете, – повторил он громко, раздельно. Вытащив руки из карманов, он широко расставил их и резко опустил, хлопнув себя по бедрам.

– В своей планете! – крикнул он. – А? Каково?

В следующий миг он оказался возле пилота и неожиданно сильно ударил его по плечу.

– Этого не обещаю! – сказал он торжественно и помахал ушибленной ладонью. – Насчет своей планеты.

Рогов покосился на него.

– Думаете, не выдержу в рейсе?

– Нет, не это. Но похоже, что вам не суждено лежать в земле.

– Жаль, – сказал Рогов. – Где же?

– Нигде. Жить. Просто жить. Потому что все, что вы тут рассказали, а мы – поверили, чертовски смахивает… На что это смахивает, Серегин?

– На элементарное бессмертие, – сказал Серегин по обыкновению коротко и сухо.

– Да, – торжествующе сказал Говор. – Вот именно.