Текст книги "Народы и личности в истории. Том 2"

Хотя даже в ее «социалистических» романах («Мельник Анжибо», «Путеводитель по Франции», «Грех господина Антуана» и др.) есть немало здравого. В последнем из них обличается алчный и корыстный промышленник, наживший миллионы неправедным путем и предлагается устройство жизни на кооперативных началах. В «Мельнике Анжибо» герой рассказа, сын кулака, после смерти отца раздал богатство тем, кто некогда более всего пострадал от скаредности его старика. Он решил жить, зарабатывая собственным трудом. Вместе с тем слышен трезвый голос крестьянина, возражающего против «философии бедности». Тот даже недоумевал: «Что это за люди, которые говорят: если бы я был богат, я стал бы дрянью, и потому я очень рад, что беден. Да разве нельзя быть богатым и в то же время хорошим человеком? Если бы вы хоть просто раздавали хлеб голодным, это все-таки было бы хорошо, и богатство в ваших руках принесло бы больше пользы, чем в руках какого-нибудь хищника».

Хочу обратить внимание, что методы запугивания и обмана народа «ужасами коммунизма» ничуть не изменились за полтора столетия! Вся эта ворующая, пирующая, жирующая клика и ныне, слово в слово, повторяет то, что она некогда обрушивала на одну из самых благороднейших и гуманнейших женщин, которых только знает история. Когда она перед выборами в Национальное собрание (1848 г.) выступила против режима «семнадцати лет лжи» и потребовала от властей реальных экономических реформ, которые дали бы ее народу лучшую жизнь, ее выбросили из официоза «Bulletin de la Republique», что она редактировала.

Процитирую одно из писем Ж. Санд, где она рассказывает, как работает механизм буржуазной клеветы, выворачивающий буквально наизнанку всю суть событий. Вот как подавала буржуазная печать ее позиции: «Во-первых, я принимаю участие в заговорах отвратительного старика, которого в Париже называют «Отец Коммунизм» и который мешает буржуазии продолжать осыпать народ ласками. Этот негодяй, узнав, что народ страдает от голода, придумал для уменьшения общественных бедствий убить всех детей моложе трех лет и всех стариков старше 60 лет; кроме того, он хочет, чтобы люди не заключали браков, а жили по-скотски. Затем, так как я ученица «Отца Коммунизма», то я выпросила себе у герцога Роллена все виноградники, все земли своего кантона и могу вступить во владение ими когда захочу. Я поселюсь в них с гражданином «Коммунизмом», мы убьем всех детей и стариков, установим во всех семьях скотский образ жизни, будем выдавать на пропитание земледельцам по 6 су в день, а сами станем кутить за их счет. Не думайте, что я преувеличиваю или что я шучу, все это буквально говорится… В 1789 году фантастический страх распространился, как электрический ток, по всей Франции: всюду говорили, что идут разбойники. В 1848 году место разбойников заняли коммунисты-людоеды; о них не только говорили, их показывали. Всякий кандидат, неприятный реакционерам, к какой бы республиканской фракции он ни принадлежал, превращался в коммуниста в глазах напуганного населения. История отметит в свое время эту интересную фазу нашей эпохи. Потомство с трудом поверит ей».

Обращаясь к Национальному собранию своей страны, эта великолепная женщина, подлинная защитница трудового народа, пишет: «Мы надеемся, что народное собрание с самого начала своего существования откажется от этого преследования призрака коммунизма, который является для одних недобросовестным предлогом, чтобы в зародыше погубить лучшее будущее народа, для многих других – невежественным предрассудком, избавляющим от труда понимать истинное положение вещей. Если бы у нас спросили, коммунисты ли мы, мы бы ответили: если под словом коммунизм вы подразумеваете принадлежность к той или другой секте, мы – не коммунисты. Если вы называете коммунизмом слепое стремление бороться против всякой формы прогресса, которая не является непосредственным применением коммунистических теорий; если вы называете коммунизмом заговор для захвата диктатуры, мы – не коммунисты, так как мы убеждены, что идея о лучшем строе общества может войти в жизнь только путем убеждения. Но если под коммунизмом вы подразумеваете твердое желание, чтобы путем всех законных средств, признанных общественной совестью, установить человеческие отношения на началах справедливости и внести в них этический порядок, – тогда да, мы – коммунисты и смело заявляем это в ответ на ваш честно поставленный вопрос. Если под словом «коммунизм» вы подразумеваете, что для удержания непомерного роста эксплуатации мы признаем одно только средство: Государственное покровительство нуждающимся классам, – тогда да, мы – коммунисты, и вы сами станете коммунистами, как только потрудитесь изучить вопрос, грозящий существованию общества. Если под словом «коммунизм» вы подразумеваете со стороны государства просвещенную, добросовестную, искреннюю и энергичную поддержку всякого полезного коллективного труда как формы, наиболее широко и целесообразно охраняющей индивидуальную свободу и все законные интересы, – да, мы – коммунисты, и вы с каждым днем будете убеждаться, что должны также стать коммунистами!».[221]221
  Анненская А. Н. Жорж Санд, ее жизнь и литературная деятельность. // Рабле. Мольер. Вольтер. Гюго. Жорж Санд. Золя. Челябинск, 1998, С. 407–409. Анненская А. Н. Жорж Санд, ее жизнь и литературная деятельность. // Рабле. Мольер. Вольтер. Гюго. Жорж Санд. Золя. Челябинск, 1998, С. 407–409.


[Закрыть] Хватит ли у нас ума, чести и мужества повторить ее слова?!

Нас ничуть не удивляет то обстоятельство, что даже К. Маркс закончил работу «Нищета философии», направленную против Прудона, цитатой из ее романа: «Битва или смерть; кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса» (Жорж Санд).[222]222
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 4, С. 185. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 4, С. 185.


[Закрыть]

Хоронили на маленьком кладбище в Ноане по католическому обряду. Когда провожающие ее в последний путь сказали прощальные слова (Флобер назвал ее «моей милой матерью» и «гением», выступили Ренан и Дюма-сын, зачитали послание Гюго, тот заметил, что «Жорж Санд была мыслью», добавив: Patuit dea, то-есть, «Открылась богиня») – вдруг, в завершении всего над могилой, как вестник сказочного и прекрасного мира – дивно запел соловей…

В условиях возрастания роли женщины в культурной жизни особое значение приобретала воспитательная литература. Тогда писали «не для информации, а для просвещения»… Как в Европе, так и в Америке появился целый ряд талантливых писательниц, затрагивающих в своих произведениях проблемы педагогики и воспитания. Так, в увлекательный мир погружает читателей английская писательница А. Радклифф (1764–1823), автор «Удольфских тайн». Учительница Мэри Уоллстонкрафт напишет ряд работ по проблемам женского воспитания. Ей же принадлежит сочинение «В защиту прав женщин», посвященное Талейрану.[223]223
  Wollstonecraft M. Vindication of the rights of Woman. London. 1972.Wollstonecraft M. Vindication of the rights of Woman. London. 1972.


[Закрыть]

Уильям Хогарт. Модный брак.

Примером яркого женского таланта стала и Мэри Шелли (1797–1851). Она – наследница двух славных и знаменитых в истории имен. Ее мать, Мэри Уоллстонкрафт, участвовала в революционно-демократическом движении в Англии, ее отец, Уильям Годвин, являлся видным философом и романистом, автором социально-утопических «Рассуждений о политической справедливости» (1793). Его учениками считали себя поэты Вордсворт и Кольридж. Он был одним из наиболее стойких борцом за справедливость, выступал в защиту руководителей «Корреспондентских обществ» (1794). Его труды были откликом на французское Просвещение и революцию. В своей работе «О собственности» он, в частности, писал о том, что «установившаяся система собственности душит большое количество наших детей уже в колыбели», и рассматривал существующую цивилизацию как систему, на пороге жизни уничтожающую 4/5 ее ценности и счастья.[224]224
  Годвин У. О собственности. М., 1958, С. 86. Годвин У. О собственности. М., 1958, С. 86.


[Закрыть] Мать же М. Шелли умерла сразу же после родов.

В дальнейшем жизнь Мэри пересеклась с жизнью поэта П. Б. Шелли, который станет пылким поклонником У. Годвина. Бунтарские мысли толкнули поэта на ряд опрометчивых поступков. Наследник баронского титула и крупного состояния увлекся дочкой трактирщика. Влияние Годвина заметно и в творчестве Шелли. Тот написал брошюру «Необходимость атеизма», за что его исключили из Оксфорда… Все горести и неудачи тех лет скрасило их знакомство. Первые свидания Мэри и Перси Шелли проходили у могилы ее матери, М. Уолстонкрафт (там они и дали обет верности друг другу). Их сблизили ее труды «Права женщины» и «Политическая справедливость»… Поэт посвятил своей жене образ Цитны в поэме «Восстание Ислама» (1818). Ей было тогда 16, а поэту Шелли – 22. К сожалению, жизнь показала, какая пропасть существует между утопическими воззрениями и реалиями бытия (У. Годвин, подвергавший критике устои семьи, в реалии не смог перешагнуть через устои, и закрыл двери своего дома перед убежавшими из него дочерью и поэтом, вступившими в брак). Жизнь юной женщины, почти девочки, складывалась трагически… Шелли метался по Лондону, скрываясь от ареста за долги, в поисках средств к их существованию. Жизнь в меблированных комнатах. Первый ребенок Мэри и Шелли умер недоношенным. В дневник она заносит: «Нашла мою малютку мертвой… Весь день думаю о маленькой. Растроена. Шелли очень нездоров. Читаю Гиббона». Поэт назовет ее в поэме «дитя любви и света». Она стремилась к знаниям, читая труды по истории древнего и нового мира, трактаты философов и социологов, сочинения античных классиков, поэтов. После гибели мужа она пишет в дневник: «Умственные занятия стали для меня необходимее, чем воздух, которым я дышу».

Мы не раз убеждались, сколь несправедливы и подлы английские порядки. П. Б. Шелли, по сути дела, вынудили бежать из Англии. Канцлерский суд, возглавляемый лордом-канцлером Эльдоном лишил его права воспитывать своих детей – как опасного вольнодумца, проповедующего «весьма безнравственные» принципы. Случилось так, что Мэри Шелли пришлось воспитывать, наряду со своим сыном, и дочку Байрона Аллегру Байрон (от его мимолетного романа с некой актрисой). Все горькие переживания и жизненный опыт тех лет легли в основу романа М. Шелли «Франкенштейн» (1818), доставившего ей всемирную славу.[225]225
  Шелли М. Франкенштейн. М., 1965, С. 6–12. Шелли М. Франкенштейн. М., 1965, С. 6–12.


[Закрыть]

Выделялась в кругу писательниц и ирландка М. Эджворт (1767–1849), заслужившая похвалу Байрона. Ее талант отмечал и В. Скотт, бывший ее другом. Русский писатель И. С. Тургенев, основавшийся в Европе, позже будет называть себя «бессознательным учеником» мисс Эджворт. Ее мать – дочь преподавателя университетского колледжа, отец – известный ученый, изобретатель, педагог. Этот просвещенный джентльмен (судья и землевладелец) дал дочери прекрасное образование в частных школах Ирландии и Англии. Там она преуспела в языках (французском и итальянском, испанский же язык изучила уже в 80-летнем возрасте, за два года до смерти). Затем девушка воспитывалась в доме друга отца, известного педагога Томаса Дея (горячего поклонника Руссо). Конечно, решающее влияние на воспитание Эджворт оказал ее отец. Из 22 его детей наибольшей славы добьется «просвещенная Мария». Первое ее сочинение написано в развитие отцовских педагогических идей. Она выступает решительной сторонницей предоставления женщинам серьезного образования. Нужно было обладать большой смелостью, чтобы в те времена требовать от общественности включение в круг «дамских предметов» механики, химии или физики. Переехав в Ирландию, она совместно с отцом работает над двухтомником «Практическое воспитание» (1798). Это руководство по воспитанию детей. В нем содержатся разного рода полезные сведения, даются толковые методические советы. Первый том написан был отцом, а второй – дочерью. Мария старалась развлечь и увлечь детей нравоучительными историями, взятыми из самой жизни. Ее книги коренным образом отличались от обычных работ подобного рода, созданных «перстами робких учениц» (в 1796 г. рассказы М. Эджворт вышли отдельным изданием). Историки отмечают, что «на них воспиталось не одно поколение английских и ирландских детей». Ее по праву считают одним из «пионеров» науки педагогики… Эджворт создала целую систему воспитания, широко известную ныне как «экспериментальная педагогика».[226]226
  Эджворт М. Замок Рэкрент. Вдали отечества. М., 1972, С. 353. Эджворт М. Замок Рэкрент. Вдали отечества. М., 1972, С. 353.


[Закрыть]

Культурнейшей и образованнейшей женщиной своего времени была и Мэри Энн Эванс (1819–1880). Писательский ее псевдоним – Джордж Элиот. Закончив пансион, она с помощью книг получила познания не только в области философии и социологии, но и в естествознании, что в те времена было немалой редкостью даже среди мужчин. В ней удивительнейшим образом сочетались таланты писателя, редактора и переводчика. Известно, что на протяжении ряда лет Мэри редактировала литературный раздел журнала «Вестминстерское обозрение». Она перевела на английский язык такие известные ныне работы, как «Жизнь Иисуса» Штрауса, «Сущность христианства» Людвига Фейербаха, и даже «Этику» Спинозы. Этико-философские воззрения писательницы сформировались во многом под воздействием идей позитивизма и «органической» школы в социологии. Отсюда ею заимствована мысль о неизбежности эволюции общества и наступления в будущем эры «классовой гармонии». «Отцу позитивизма» Г. Спенсеру суждено было стать не только ее духовным, но и посаженным отцом. Ему была обязана девушка встречей с возлюбленным (ученым Дж. Люисом).

Романы Дж. Элиот были популярны как в Англии, так и за рубежом. На нее взирали «как на наставницу, учителя жизни, ее называли Сивиллой»… Даже королева Виктория считала себя ее ревностной почитательницей. В доме Эванс бывали многие писатели, лучшие умы времени (И. Тургенев, Г. Джеймс и др.). Первая биография писательницы за пределами Великобритании вышла в России (серия Ф. Павленкова «Жизнь замечательных людей»). Из иных романов можно узнать о состоянии наук и просвещения поболе, нежели из кипы научно-педагогических штудий. В романе «Мидлмарч» («романе воспитания») дана жизнь вымышленного провинциального городка. В уютной гостиной британские провинциалы ведут неторопливый разговор о пользе наук и просвещения. Ощущается дух и настроение той эпохи. В беседе речь идет о многм: о том, как некий баронет изучал «Основы земледельческой химии» в целях повышения урожайности почвы на ферме, поэте Вордсворте, священнике, читавшим прихожанам лекции по истории, о возможностях современных наук. Как мы увидим из романа, и тогда было немало пессимистов, считавших, что ничего хорошего из занятий науками «не выйдет». Правда, в этом теоретическом споре им противостоит одна из героинь, которая оказывается прогрессивнее и дальновиднее всей мужской половины, говоря, что по ее мнению, «нет греха в том, чтобы истратить даже все деньги на эксперименты во имя общего блага». Она опровергла утверждения скептиков, считавших, что женщине нечего рассуждать на эти темы, ибо дамы в политической экономии не разбираются.[227]227
  Элиот Дж. Мидлмарч. М., 1988, С. 4, 6, 29, 30. Элиот Дж. Мидлмарч. М., 1988, С. 4, 6, 29, 30.


[Закрыть]

Стоит назвать имена еще двух ирландок – Шарлотты Бронте (1816–1855) и Эмили Бронте (1818–1848), перу которых принадлежат столь любезные женскому сердцу романы («Джейн Эйр» и «Грозовой перевал»). Их отец – англиканский священник, сын бедного пастора, мать – из семейства скромных торговцев. Как и в первом случае с Мэри Энн Эванс, родители Шарлотты и Эмили Бронте также были не лишены талантов. Отец издает скромный сборник стихов – «Стихи для хижин», мать пишет эссе «Преимущество бедности в религиозных делах», в котором поднимаются весьма важные проблемы благотворительности и этики.

Семейство Бронте прожило безвыездно в угрюмой деревушке среди вересковых просторов Йоркшира. Оно многое повидало на своем веку (в том числе страшную безработицу и голод 1812 г.). На смену индивидуальной крестьянской мануфактуре шло крупное машинное производство. Все ощутимее становилась нехватка профессиональных работников. В этих местах особенно популярной стала идея образования взрослых. Вскоре здесь открылась школа механиков, при которой была создана вполне приличная библиотека, откуда семейство Бронте брало книги для чтения. Однако условия обучения были неважные. В школе, где училась Эмили (школа для детей духовенства в Коуэн-Бридже), царили нищета и убожество.

М. Спарк так описывает учебу сестер Бронте: «Не считая нескольких месяцев в школе, Эмили получала образование, слагавшееся из наставлений тетушки в начатках наук, а также в домоводстве, религиозных наставлениях и тетушки и отца, сведений, почерпнутых самостоятельно из отцовской библиотеки, а также у брата и сестер, и личных ее наблюдений. Образование это не только не было формальным, но и отличалось большой хаотичностью, однако по тогдашним меркам оно не считалось плохим, и у нас нет права оценивать его иначе. Шарлотта, жадно искавшая знаний, видимо, жаждала учиться систематически, в отношении Эмили впечатление создается обратное. Однако нельзя утверждать, что руководствовалась она здесь неверным инстинктом. Вернувшись из Роу-Хеда, Шарлотта взяла на себя дальнейшее образование Эмили и Энн, которым тогда было соответственно 14 и 12. «По утрам с девяти часов до половины первого я учу моих сестер и рисую, а потом мы до обеда гуляем», – пишет Шарлотта своей школьной подруге Эллен Насси». Некоторое оживление в этот довольно унылый распорядок дня вносят, видимо, учителя рисования и музыки». Так воспитывались английские женщины, принадлежавшие к среднему сословию.[228]228
  Эти загадочные англичанки. М., 1992, С. 163, 169, 174,179,191,229,231.Эти загадочные англичанки. М., 1992, С. 163, 169, 174,179,191,229,231.


[Закрыть]

Ш. Бронте, которая вынуждена была зарабатывать на кусок хлеба нелегким учительским трудом, писала о том времени как о горьких днях своей жизни. В 25 лет ее пригласили преподавать в Брюсселе в одну частную школу. Отсюда и школы чем-то напоминают пейзаж, часто виденный ими в детстве из окон отчего дома (хауордское кладбище). Эта страшная сказка, увы, была былью… Поэтому и в романе Ш. Бронте «Учитель» нет радости, но царит печаль и тяжкий безрадостный труд наставника. В нём очерчен и реальный круг тех нелегких и утомительных обязанностей, с которыми вынужден сталкиваться едва ли не любой учитель каждый день и час. Вот как описывала Ш. Бронте тех учениц, с которыми постоянно должен был работать учитель: «Нет, он видит ученицу в классной комнате, скромно одетую, с книжками и тетрадками, разложенными перед ней. Вследствие воспитания или врожденных склонностей, в книгах она видит одну досадную неприятность и открывает их с отвращением, в то время как учитель должен вложить в ее головку их содержание; при этом строптивый ее ум отчаянно сопротивляется введению в него скучных знаний, и сдвинутые брови, угрюмое настроение искажают симметрию ее лица, грубые порой жесты лишают утонченности ее образ, а вырывающиеся временами приглушенные реплики, сразу напоминающие о родине и неискоренимой вульгарности ученицы, оскверняют свежесть ее голоса. Когда темперамент живой, а ум, напротив, вялый – непобедимая тупость противостоит обучению. Когда же ум ловок, но энергии духа недостает – лживость, притворство, тысячи всевозможных уловок пускаются в ход, чтобы ускользнуть от требуемого прилежания».[229]229
  Бронте Ш. Учитель. С.-П., 1997, С. 160–161. Бронте Ш. Учитель. С.-П., 1997, С. 160–161.


[Закрыть]

И все же женщины решительно и повсюду заявляют о себе, требуя эмансипации и предоставления им важнейших социальных прав. В Америке перед смешанной аудиторией выступает с лекциями шотландка Фрэнсис Райт (1795–1852). Она осуждает рабство, призывает к созданию рабочих объединений, к развитию свободного образования, к полному равенству женщин с мужчинами по всем вопросам (включая и сексуальную свободу). Поднимается вопрос о политической роли женщины. Кстати, именно Талейран был одним из первых, кто хотя и в характерном для него ироничном ключе, но все же признал наличие такой проблемы. Когда Адольф Тьер, будущий глава правительства и президент Французской республики, спросил его: «Князь, вы всегда говорите мне о женщинах, я бы предпочел говорить о политике», великий дипломат серьезно ответил ему: «Но ведь женщины и есть политика».[230]230
  Борисов Ю. В. Шарль Морис Талейран. М., 1989, С. 311.Борисов Ю. В. Шарль Морис Талейран. М., 1989, С. 311.


[Закрыть]

Пьер Жан Беранже.

В 1824 г. Райт посетила США вновь, вместе с генералом Лафайетом. Тот познакомил ее с героями Революции (Джефферсоном, Мэдисоном). Получив богатое наследство, она осталась в Америке, где основала общину Нашоба. Она и в дальнейшем не прекращала своих усилий в социальной и воспитательной сферах (работая в паре с сыном Роберта Оуэна – Робертом Дейлом Оуэном). В своих выступлениях она не раз останавливается и на проблемах высшего образования женщин. Ф. Райт говорила: «Когда друзья свободы и науки год назад показали мне в Лондоне стены строящегося университета, я с улыбкой заметила, что строить начали не с того конца: «Вы бы тогда позаботились о просвещении в вашей стране, когда бы построили такое здание для молодых женщин». Уже было сказано, что женщины, независимо от того, на какой ступени просвещения они находятся, держат в своих руках судьбы человечества. Мужчинам суждено то возноситься, то низко падать в зависимости от того, высоко или низко положение женщины; и даже облеченные властью, вооруженные знанием, они, в силу особенностей, присущих их полу, всегда находятся на поводу даже у самой заурядной женщины».[231]231
  Феминизм: проза, мемуары, письма. М., 1992, С. 40–46, 220. Феминизм: проза, мемуары, письма. М., 1992, С. 40–46, 220.


[Закрыть] Было немало и других героических женщин, поднявших знамя суфражистской (англ. suffrage – избират. право) борьбы против несправедливостей общества.

Женщины Америки одними из первых вольются в ряды мировых феминисток… Они острее других ощущали несправедливость старых порядков. Супруга президента США Дж. Адамса – Эбигейл Адамс (1744–1818) говорила: «Если хорошо не позаботиться о воспитании и образовании женщин, откуда взяться героям, государственным деятелям и философам?» В этой области американки покажут себя to the best advantage (англ. – «в самом выгодном свете»).

В роли «учителя нравов» выступал и Стендаль. Хотя его трактат «О любви» (1822) заметно отличается от знаменитых романов «Красное и черное» (1831), «Пармская обитель» (1839). В трактате «О любви», помимо прочего, есть любопытные страницы, посвященные проблеме женского образования. Стендаль считал тогдашний способ воспитания и обучения французских девушек никуда не годным. Даже в Париже главным достоинством девушки являются не знания и культура, а самые примитивные требования бытовщины («Резонно говорят, что образованна достаточно хозяйка, коль различает, где штаны и где фуфайка»). Если бы у общества хватило смелости, оно давало бы молодым девушкам такое же воспитание, как рабыням (довольно странный вывод). Однако, по мнению Стендаля, девушки, чувствуя себя в жизни рабынями, не имеют возможности получить достойное образование и воспитание.

Тридцатилетние женщины во Франции не имеют тех знаний, которыми обладают пятнадцатилетние мальчики… У женщин же пятидесятилетнего возраста «ум соответствует уму мужчины двадцати пяти лет». К сожалению, общественное мнение отнюдь не настроено в пользу перемен. Попрежнему дамам ничего не оставляют кроме как заняться пустым делом (ухаживать за цветами, составлять гербарии, разводить чижиков). Невежды и мужланы – прирожденные враги женского образования. Понятно, однако, что для получения должного воспитания недостаточно прочесть десяток хороших книг. Нужен совсем иной подход к роли женщины в обществе. «Так как нынешнее женское образования является, быть может, самой забавной нелепостью в жизни современной Европы, то чем меньше женщины получают этого образования, тем они лучше»,[232]232
  Стендаль. Собр. соч. в 12-ти т. Т. 7, М., 1978, С. 189.Стендаль. Собр. соч. в 12-ти т. Т. 7, М., 1978, С. 189.


[Закрыть] – следует довольно парадоксальный вывод.

Как можно понять столь демонстративный афронт в отношении женщин того, кто так любил и знал их? Стендаль лучше других видел, как в песню любви вмешиваются циничные мелодии мира наживы. И все ж учил все влюбленные сердца быть искренними в своих чувствах. «В мире чувства есть лишь один закон – составить счастье того, кого любишь». Французы, как и Европа в целом, отводили женщине вполне определенное место в своей жизни.

Разумеется, были и те, что относились к ней с восхищением и преклонением. А. Франс считал женщину великой воспитательницей мужчин. Однако нельзя сказать чтобы ее воспитание было успешным. Очень немногие мужчины готовы были поставить женщину в умственном и интеллектуальном отношении в один ряд с собою в жизни. Достаточно сказать, что французская Академия отказала Жорж Санд в причислении ее к «бессмертным», о чем с возмущением писал А. Доде. Настрой же «просвещенной Европы» второй половины XIX в., как мне кажется, выразила и героиня романа Достоевского «Подросток» – Альфонсина: «Сударь, сударь! никогда еще мужчина не был так жесток, не был таким Бисмарком, как это существо, которое смотрит на женщину как на что-то никчемное и грязное. Что такое женщина в наше время? «Убей ее!» – вот последнее слово Французской академии!»[233]233
  Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти т. Т.13, Л., 1975, С. 276–277. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти т. Т.13, Л., 1975, С. 276–277.


[Закрыть]

Высказался на эту актуальную тему и поэт Беранже (1780–1857), автор злых и вольных куплетов, которые распевала вся Франция. Газета «Трибюн» писала: «Во Франции насчитывается больше людей, знающих его песни, чем людей, умеющих читать, и любой мальчишка из церковного хора споет эти песни лучше, чем ритуальные псалмы». Его песни стали доходчивыми уроками для французских «гаврошей». Ни один из поэтов-романтиков не мог соперничать с ним в популярности. Он имел право сказать в автобиографии: «Народ – моя муза». Его любовь к родине была величайшей и единственной страстью жизни… Стендаль называл его «гениальным» и «величайшим современным поэтом», а Жорж Санд относила к одному из самых «великих умов». Это был человек из самой толщи народных масс. Знания и образование он получал, в основном, из книг. Языков не знал. Мало был знаком с театром и музыкой. Однако французы ценили и обожали его, как, пожалуй, никого из классиков и всевозможных maitre d`ecole (глава школы или направления в искусстве или литературе). Простое, но величественное сердце! Однако и его взгляды на характер и состояние тогдашнего образования буржуазных девушек немногим отличались от оценок, данных выше Стендалем. В «Барышне» он показал, что представляло тогдашнее домашнее воспитание:

 
Что за педант наш учитель словесности!
Слушать противно его!
Все о труде говорит да об честности…
Я и не вспомню всего!
Театры, балы, маскарады, собрания,
Я без него поняла…
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла
Вот они, вот неземные создания!
Барышни – тра-ла-ла-ла!
Что тут, maman! Уж учили бы смолоду,
Замуж давно мне пора;
Басня скандальная ходит по городу —
Тут уж не будет добра!
Мне все равно; я найду оправдание —
Только бы мужа нашла…
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания
Барышни – тра-ла-ла-ла!
 

Далеко не все мужские особи относились столь уж пренебрежительно к прекраснейшей половине рода человеческого. Даже среди академиков были те, кто хорошо понимали высокую и ответственную миссию женщины как верной спутницы и подруги мужчин. И пусть она порой пребывает в тени своего знаменитого супруга, без ее ласки и внимания, заботы и чуткости вся жизнь мужчины стала бы страшнейшей каторгой… Академик Э. Легуве писал в середине XIX в. о созидательной роли женщин следующее: «Какого рода деятельность наиболее соответствует свойствам женской природы? Эта полутень соответствует её скромности, эта перемежающаяся деятельность – ее физической слабости, эти минутные порывы – ее способности увлекаться, эта бдительность – тонкости ее чувств, и роль утешитетельницы – ее душе! Карьеру истинной жены составляет карьера ее мужа. Возьмите ученого изобретателя. Его пылкий гений стремится обнять совокупности вещей, его плодотворная деятельность, распространяемая сразу на все вопросы науки, пролагает в ней все новые пути. Какая слава! – подумаете вы. Да, но иногда – сколько горя! Слепая посредственность отрицает его, более зоркая на него нападает; непонимающие его тупицы и слишком хорошо понимающие завистники соединяют свои усилия, чтобы объявить его сумасшедшим… Он близок к унынию… Успокойтесь, он оживет, так как подле него женщина, жена его, которая его понимает и указывает ему на будущее. Она-то и вернет его к мощной работе… Он творит, рассказывая, а она, слушая его, растет, возвышается. Его охватывает энтузиазм, он снова бросается в борьбу, он торжествует, а для его жены главная радость в том, что остается неизвестным ее участие в победе, которой, не будь жены, он может быть и не одержал бы».[234]234
  Легуве Э. История духовной жизни женщин. М., 1896, С. 140–141. Легуве Э. История духовной жизни женщин. М., 1896, С. 140–141.


[Закрыть] Эти правила распространяются часто на жен художников и вообще людей творческих профессий.

Джон Стюарт Милль (1806–1873)

В числе защитников женского равноправия были и другие ученые. Джон С. Милль (1806–1873) пишет трактата «О свободе» и эссе «Порабощение женщин». В 17 лет он был арестован лондонской полицией за распространение информации о противозачаточных средствах. В искусстве воспитания одним из самых сложных моментов всегда было зарождение в умах людей ассоциаций. Отец Джона, Джеймс Милль (1773–1836), и был тем ученым, который дал XIX веку систему ассоциативной психологии, названную им «ментальной механикой» (духовной механикой). Семья Миллей – неплохая иллюстрация действия этой новой модели воспитания. Дж. Милль начал обучение сына с самого его рождения. На третьем году его сын уже изучал греческий язык (греческие вокабулы с их английским значением). В 4–5 лет младший Милль знакомится с баснями Эзопа, Геродотом, Платоном, Плутархом. В 7 лет он уже прочел «Робинзона Крузо», «1001 ночь» и «Дон-Кихота». Упражнялся юный Джон и в собственных сочинениях, всегда давая отцу скрупулезный отчет о них во время их ежедневных прогулок. Параллельно с греческим изучалась арифметика. Ей посвящались вечерние часы. Дж. С. Милль, правда, вспоминал, что испытывал при этом невообразимую скуку.

Не всем дано быть допущенными в платоновскую Академию… С 8 лет он приступил к латыни. Читает греческих поэтов (прежде всего Гомера). Несмотря на нелюбовь к математике, он берется за эвклидову геометрию и эйлеровскую алгебру. В 9 лет занялся дифференциальным исчислением, к 12 годам обратился к изучению сочинений по логике (аристотелевского «Органона» и схоластов), а в 13 лет познакомился с политэкономией. Правомочен вопрос: «Насколько полезна подобная обильная и смешанная «пища» для умственного и физического здоровья ребенка?». Конечно, всякое слепое копирование, как и вообще «механическая педагогика», вредны. Нужно учитывать наклонности, способности и возраст обучаемого, а также его собственные интересы и побуждения. Сам Дж. С. Милль был «страдательным объектом педагогического эксперимента», навязанного отцом. Не оттого ли между ними всю жизнь сохранялись прохладные и натянутые отношения?! Однако подготовка младшего Милля дала свои плоды. Он стал ученым общеевропейского и мирового уровня. Кое-что нового привнес он и в педагогическую науку. Однако об этом поговорим чуть позже.

Сколько невидимых миру слез пролито детьми в угоду гордыне и тщеславию родителей. Зачастую все понапрасну… Однако случай с Дж. С. Миллем вряд ли подходит под эту классификацию. По общему мнению его биографов, он превзошел своего отца по вкладу в философию, логику, экономику, этику. Таким образом, мы видим, что в иных английских и европейских семьях бесспорно умели воспитывать и взращивать талантливую молодежь.[235]235
  Соколова Е.Е. Тринадцать диалогов о психологии. Хрестоматия. М., 1994, С. 95–97.Соколова Е.Е. Тринадцать диалогов о психологии. Хрестоматия. М., 1994, С. 95–97.


[Закрыть]

К интригующей теме свободы женщины обращались многие ученые. Об этом писал Дж. Милль в «Порабощении женщин» (1861). Труд создан совместно с Е. Тейлор… Принципы, которыми все еще регулируются отношения между полами в обществе, в высшей степени несправедливы. Автор не желает отделываться общими фразами или ироничной шуткой Шамфора, в которой тот своеобразно «уравнивает» мужчину и женщину. Шамфор заметил, что «как бы плохо мужчина ни думал о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже».