Текст книги "Старая Москва в легендах и преданиях"

После приговора Чайкин сидел в Шлиссельбургской каторжной тюрьме. Следствие по поиску икон продолжалось и после приговора. У следователей не было уверенности в том, что они уничтожены: Чайкин путался в своих показаниях, в уголовном мире ходил слух, что иконы были проданы. Древние иконы имели спрос у коллекционеров, их скупали старообрядцы, поэтому следователи сомневались в том, что Чайкин мог своими руками уничтожить иконы, цена которых превышает цену их оклада.

В 1930-е годы прошел слух, будто Казанская икона Божией Матери была продана большевиками за границу в числе многих других старинных икон.

Московский Казанский собор во время боев Октябрьской революции 1917 года оказался в самом центре военных действий. При наступлении на Кремль отряды красногвардейцев двигались по Никольской улице, у собора было поставлено орудие, которое прямой наводкой било по Никольской башне.

Обстрел Никольской башни стал первым случаем осквернения и разрушения православных святынь коммунистами: пострадал надвратный образ святителя Николая, почитаемый в Москве чудотворным за то, что при взрыве французами в 1812 году Никольской башни остался неповрежденным.

Образ Николая Чудотворца на Никольских воротах через некоторое время был заложен кирпичом.

В 1925 году подошло время в очередной раз ремонтировать Казанский собор, община верующих храма решила вернуть собору по возможности прежний облик. Произвести реставрацию предложили тогда уже известному своими реставрационными работами П.Д. Барановскому. Средства на реставрацию давала община.

Барановский начал реставрационные работы с барабана главы собора и восстановления кокошников. Понимая, что работа продлится долго, он, чтобы не портить вида Красной площади, работал без лесов, и Казанский собор преображался, обретая прежнюю красоту, на глазах москвичей.

Однако довести реставрацию Казанского собора до конца Барановскому не удалось: в 1930 году храм был закрыт, община распущена. Собор был наскоро переоборудован под жилые коммунальные квартиры и стал именоваться домом № 1 по Никольской улице.

Бывшая жилица этого дома уже в наше время рассказала об условиях жизни в переоборудованном под жилье соборе.

«Жизнь в церкви я до сих пор вспоминаю с содроганием. Бытовые условия были такие, что никому не пожелаю. Комнатки тесные, в каждой по 4–5 человек. Стены голые: от церковных интерьеров и утвари нам ничего не осталось. Окошечки узенькие, света почти не давали. Кухни и ванной комнаты как таковых не было вовсе. Но в каждой комнате – раковина с холодной водой, и паровое отопление у нас было: печки не топили, это я точно помню… В то время Казанская церковь выглядела как несуразный двухэтажный дом с деревянным грубо сколоченным чердаком… Бывший собор обнесли дощатым забором… Один вход был со стороны Исторического музея, другой с Никольской улицы… Туалет находился на первом этаже, это был деревянный сортир в три очка…

Ордера на столь «центровую» жилплощадь выдавались только «классово устойчивому элементу», в основном рабочим. Но все равно жизнь в соборе протекала под неусыпным контролем Лубянки. Во время парада или демонстрации в каждой комнате сидел у окна их сотрудник, а еще один – на чердаке. Помню, один раз на майские праздники такая духота была, что энкавэдэшник наверху в обморок свалился. Мы, жильцы, хотели было ему помочь, а он нас не впустил – ждал, покуда свои заберут. Накануне каждого мероприятия с нас слово брали: будем дома или уедем. И ни разу никто не ослушался. Бывало, если раньше вернешься – демонстрация еще не кончилась, идешь себе на бульвар гулять или еще куда-нибудь…»

Но наряду с бытовыми неудобствами были и преимущества, о которых многие советские люди тогда мечтали: жильцы собора могли из своих окон видеть парады и демонстрации и – главное – Сталина.

«Мы, жильцы, – вспоминает та же женщина, – Сталина из окна высматривали – все ждали, когда на трибуну выйдет. А если колонна демонстрантов шла мимо Мавзолея, когда на нем товарища Сталина не было, люди потом очень сокрушались, даже в истериках бились».

Корреспондент газеты, в которой было опубликовано это интервью, спросил, испытывали ли жильцы чувство стеснения или неловкости не из-за бытовых неудобств, а из-за того, что жили в храме. «Нет, – получил он ответ. – Мне было двадцать лет, но и моя свекровь, и люди более старшего возраста об этом не думали. Наверное, время было другое».

Реставрация Казанского собора остановилась, так как в действительности в Моссовете уже было принято решение о его сносе. Превращение его в жилой дом было временным мероприятием, вызванным недостатком жилья в столице.

В конце 1920 – начале 1930-х годов развернулась массовая общегосударственная кампания по прекращению реставрационных работ и сносу церквей. Кампания имела идеологическую основу и сопровождалась шумной агитационной пропагандой: «разоблачали» церковь и попов, «разоблачали» и ученых-реставраторов. «Они, – писал о реставраторах журнал “За коммунистическое просвещение”, – надували советскую власть всеми средствами и путями. Создав вокруг себя “верное” окружение, они и чувствовали себя в ЦГРМ (Центральных государственных реставрационных мастерских. – В. М.), как за монастырской стеной. Советская лояльность была для них маской. Они верили, что советская власть скоро падет, они ждали с нетерпением ее падения, а пока старались использовать свое положение… Они всегда говорили с пафосом о чистой науке, о чистом искусстве. Они жаловались на то, что при старом, при царско-поповском строе церковь мешала развернуть по-настоящему научно-исследовательскую работу по древнерусскому искусству. Они были всегда столь возвышенными идеалистами – людьми-бессребрениками! А когда пролетарская власть предоставила им возможность полностью отдаваться науке и искусству…. что они сделали, верные сыны буржуазии? Они снова превратили науку в церковь, искусство в богомазню, а все вместе – в обыкновенное церковно-торговое заведение, в монастырь-лавочку». Последнее обвинение было персонально направлено против Барановского, производившего реставрацию Казанского собора на средства общины. Вскоре это же обвинение он услышал на Лубянке.

В сентябре 1933 года П.Д. Барановского и архитектора Б.Н. Засыпкина вызвали в Моссовет к заместителю председателя Усову, который объявил им, чтобы они срочно произвели обмер и фиксацию храма Василия Блаженного, так как он в ближайшие дни будет снесен. Барановский сказал: «Это преступление и глупость одновременно. Можете делать со мной, что хотите. Будете ломать – покончу с собой». Тогда же он послал соответствующую телеграмму Сталину.

Через несколько дней его и Засыпкина арестовали. По статье 58, пункты 10, 11 «антисоветская агитация, организация антисоветской группы» Барановский был осужден на три года лагерей с последующим поражением в правах, в том числе в праве жить в Москве и других крупных городах. Он вернулся из заключения в мае 1936 года и прописался в Александрове – ближайшем к Москве городе, в котором разрешалось жить отбывшим срок по политической статье.

Как раз в эти дни, летом 1936 года, начали сносить Казанский собор. Барановский ежедневно приезжал в Москву из Александрова, производил обмеры храма, фотографировал, и в тот же день уезжал обратно. Как поднадзорный, он был обязан ежедневно в 17 часов 30 минут являться в Александровское НКВД на отметку.

Окончательно разрушен Казанский собор был в последние дни июля 1936 года, в начале сентября убрали битый кирпич. Известный историк московской церковной старины М.И. Александровский в своем дневнике 9 сентября записал, что на месте собора уже пустая площадка.

До трехсотлетия своего освящения 15 октября 1636 года московский Казанский собор не достоял один месяц.

Соборная Казанская икона Божией Матери еще при закрытии храма в 1930 году была перенесена в Богоявленский собор в Дорогомилове, а после того как в 1935–1936 годах этот храм был снесен, ее перенесли в Богоявленский патриарший собор в Елохове, где она и находится в настоящее время.

В 1920-е годы был закрыт и Богородицкий монастырь в Казани. До сих пор его занимает табачная фабрика.

Петербургский Казанский собор тоже был закрыт, и в 1932 году в нем, как сообщал путеводитель полувековой давности, «…разместился один из интереснейших музеев Ленинграда – Музей истории религии и атеизма Академии наук СССР», обычно называвшийся более откровенно и точно: Антирелигиозный музей.

Икона Казанской Божией Матери из Казанского собора была перенесена во Владимирский храм.

Петербургский Казанский собор ныне возвращен верующим.

В Москве на освободившейся после сноса Казанского собора площадке на углу Красной площади и Никольской улицы в 1937 году поставили павильон и устроили летнее кафе. Может быть, в проекте этой веранды и был заложен какой-то идейный смысл, а может быть, просто какой-то остроумец пустил шутку, но говорили, что она возведена в честь III Интернационала и что строил ее прославившийся тогда проектом Дворца Советов архитектор Б. Иофан.

Эти сведения в настоящее время попали даже в специальную искусствоведческую литературу. Правда, в других работах авторами павильона называют архитекторов Л.И. Савельева и О.А. Стапрана.

Во время войны павильон на углу Красной площади и Никольской сломали. В послевоенные годы на этом месте был разбит газон, в правом дальнем углу которого открыли подземный туалет.

В 1985 году в недрах Музея В.И. Ленина, занимавшего здание бывшей Городской думы, зародилась идея о расширении музея за счет прилегающих к нему зданий: Губернского правления, Монетного двора, Заиконоспасского монастыря, Никольских рядов и других. Музей должен был занять весь квартал между площадью Революции, Историческим (Воскресенским) проездом, Никольской улицей. Все эти здания и внутренние дворы предполагалось приспособить под музейные помещения: выставочные залы, аудитории, библиотеку, буфеты. Все строительство задумывалось для того, чтобы, как сформулировал тогда директор музея, «…было удобно учиться и работать, впитывать великие идеи Владимира Ильича Ленина».

Реконструкция должна была завершиться в 1995 году к 125-летию со дня рождения В.И. Ленина.

Поскольку на территории, предназначенной под реконструкцию, находилось большое количество исторических памятников, директор обещал, что «…будут учтены все ценные предложения по использованию памятников архитектуры».

От Казанского собора сохранились фундаменты XVII века, являющиеся охраняемым памятником архитектуры и истории, авторы проекта обещали их не уничтожать.

«В этом соборе в октябрьские дни 1917 года была установлена пушка, выстрелом из которой были пробиты Никольские ворота, открывшие Красной гвардии дорогу в Кремль, – рассказывал журналист о проекте расширения Музея В. И. Ленина в предпраздничном номере газеты “Московская правда” от 6 ноября 1986 года. – Сейчас рассматривается вариант создания в сохранившейся подземной части собора постоянной выставки».

Проект расширения Музея В.И. Ленина был столь невежественно-варварским по отношению к памятникам отечественной истории и архитектуры, что вызвал широкое общественное возмущение. К тому же изменилась и общественно-политическая ситуация в стране. Даже всегда послушный Центральный Совет Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, который по закону должен был дать согласие на строительство в зоне исторических памятников, этот проект поддержал не полностью. Одобрив общую идею, он поставил важное условие, указав на необходимость «…воссоздания бывшего Казанского собора как памятника истории государственной независимости Руси и являющегося составным градостроительным композиционным элементом Красной площади». Однако в этом предложении был пункт, который делал возведение собора почти неосуществимым: государство, разрушившее его, средств на восстановление не выделяло, а предлагало Московскому городскому обществу охраны памятников, не имеющему практически никаких доходов, «решить вопрос о финансировании» самому.

Группе энтузиастов, объединившихся вокруг Московского общества охраны памятников, не только удалось поднять общественность, но и сделать своими союзниками Патриархию и обновленный Моссовет, что было очень важно, потому что хотя отовсюду и поступали пожертвования, но их было недостаточно. Руководство Моссовета выделило недостающую сумму из городского бюджета.

Летом 1989 года начались археологические исследования фундаментов Казанского собора. 5 июня 1990 года Моссовет принял официальное решение о его воссоздании (окончание работ было намечено на 1995 год), причем – что особенно подчеркивалось – храм будет действующим. 4 ноября 1990 года, в день праздника Казанской Божией Матери, Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II был заложен и освящен первый символический камень Казанского собора.

История воссоздания Казанского храма, первого в послереволюционной Москве восстанавливаемого не только в качестве архитектурной формы, но и ради его настоящего предназначения, сложна и драматична. Множество разнообразных сил пришли в движение. Кроме явных сторонников и противников его воссоздания были и противники, скрывающиеся под маской друзей, и друзья, вынужденные публично выступать как противники. События, взаимоотношения людей, тайные и явные пружины происходившего – все это может составить содержание большой и поучительной книги. Наверное, она когда-нибудь будет написана.

Восстановлением Казанского собора с первого до последнего дня руководил ученик и друг П.Д. Барановского архитектор-реставратор Олег Игоревич Журин. Именно ему передал Барановский материалы, собранные при реставрации храма в 1925–1930 годах, и обмеры, сделанные в 1936-м. Журин исполнил завещание своего учителя. Казанский собор восстановлен в близком к первоначальному своему облику XVII века виде, как и предполагал его восстановить П.Д. Барановский.

Возрожденный Казанский собор был освящен 4 ноября 1993 года – на осеннюю Казанскую.

Сейчас в Казанском соборе, по сообщению его настоятеля, имеются четыре образа Казанской Божией Матери – образ конца XVIII века, подаренный Святейшим Патриархом, образ, написанный современным иконописцем архимандритом Зиноном, и еще два старых образа, принесенных в дар.

Возрожденный Казанский собор. XXI век

Чудесная помощь Божией Матери, оказанная ею России в Великую Отечественную войну, также связана с чудотворной Казанской иконой.

Осенью 1941 года, когда немцы подошли вплотную к Москве, когда руководство партии и правительства, органы городского управления и правопорядка эвакуировались, а, точнее сказать, бежали, недаром уже тогда эту эвакуацию назвали «паникой». Брошенным на произвол судьбы простым москвичам оставалась одна надежда – на Божью помощь. И помощь пришла.

Еще во время войны по Москве прошел слух, что зимой 1941 года, когда немцы подошли к Москве, Сталин велел взять чудотворную икону Богоматери и с ней облететь на самолете вокруг города. Вскоре последовало первое успешное контрнаступление Красной Армии: немцев отогнали от столицы.

Долгое время это считали легендой, но теперь уже и в печати появились сообщения о достоверности этого события.

После нападения фашистов на СССР православный патриарх Антиохийский Александр III обратился к христианам всего мира с просьбой оказать молитвенную и материальную помощь народам России.

Между тем немцы уже подходили к Москве, осадили Ленинград. Митрополит Гор Ливанских Антиохийской патриархии владыка Илия затворился для молитвы в подземной пещере-церкви, находящейся в скале на берегу Средиземного моря. Три дня и три ночи, бодрствуя и не принимая ни воды, ни пищи, он молился перед образом Божией Матери. На третьи сутки ему явилась в огненном столпе Божия Матерь и объявила, что он избран для того, чтобы передать Божие определение, что должен сделать народ российский для спасения России, и сказала, что если не будет исполнено повеление, то Россия погибнет.

Повеление, как передал его Илия, было таково: «Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов и из тюрем, должны начать служить. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда, – сдавать нельзя. Пусть вынесут чудотворную икону Казанской Божией Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг города, тогда ни один враг не ступит на святую его землю. Это избранный город. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве. Затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Казанская икона должна идти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию».

Митрополит Илия отправил в Москву руководству Русской церкви и правительству письма и телеграммы о Божественном повелении.

Сталин вызвал к себе главу Русской православной церкви местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия и митрополита Ленинградского Алексия и обещал им исполнить все, о чем было сказано в послании митрополита Илии.

В московском Богоявленском соборе перед Казанской иконой Божией Матери служились молебны.

Вокруг Москвы облетел самолет с чудотворной иконой Тихвинской Богоматери из Тихвинского храма в Алексеевском. Этот факт, по воспоминаниям современников, подтверждал маршал Георгий Константинович Жуков.

5 декабря началось контрнаступление Красной Армии, к 9 декабря был освобожден от немцев ряд городов, в том числе Тихвин. Эта операция по справедливости была названа разгромом немецких войск под Москвой и стала переломной в ходе войны.

Ленинград находился в блокаде. Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону и с крестным ходом обошли город. Припомнились и давние слова святителя Митрофана Воронежского, сказанные им Петру I: «Пока Казанская икона в городе и есть молящиеся, враг не сможет войти в город». Ленинград выдержал блокаду.

Казанскую икону Божией Матери привезли и в Сталинград. Она находилась среди советских войск на правом берегу Волги. Икону вывозили на разные участки фронта, и везде служили молебны.

Были исполнены и остальные повеления: возобновилась служба во многих закрытых ранее храмах, возвращены из лагерей оставшиеся в живых священнослужители, открылись семинарии, церковь получила возможность издавать религиозную литературу.

В 1947 году в Россию прибыл митрополит Илия, его принял И. В. Сталин. По совету патриарха Алексия (бывшего митрополита Ленинградского), митрополиту Илие был подарен список Казанской иконы Божией Матери, крест и панагия – нагрудная иконка Богоматери, украшенные драгоценными камнями, добытыми во всех районах страны, чем подчеркивалось, что дар от всей России.

«Я счастлив, – сказал митрополит Илия, принимая дары, – что мне довелось стать свидетелем возрождения Православной веры на Святой Руси и увидеть, что Господь и Божия Матерь не оставили вашу страну, а напротив – почтили ее особым Благоволением».

В середине XVII века в Москве уже немало знали и слышали о святой горе Афон, что находится в Греции на берегу Эгейского моря, которую посещала в пору своей земной жизни Богородица и где с давних времен появились кельи монахов-отшельников и православные монастыри. Русские люди совершали паломничества на Афон, в Москву приезжали монахи с Афона и получали от московских государей щедрые пожертвования. Паломники и монахи рассказывали об афонских святынях, а москвичи слушали их каждый раз с неослабным вниманием, потому что повествования эти были действительно чудесными и поучительными.

В 1647 году в Москву приехал игумен афонского Иверского монастыря Пахомий. Его пригласил для беседы царь Алексей Михайлович, в этой беседе и последующих принимал участие и настоятель Новоспасского монастыря Никон, человек, глубоко уважаемый государем. Пахомий рассказывал о монастыре, о его святынях, о святых чудесах. Среди прочего было рассказано им о главной святыне монастыря – иконе Божией Матери, называемой Портаитисе, что значит «Вратарница».

Эта икона, говорит предание, в IX веке принадлежала некоей благочестивой вдове, жившей в окрестностях старинного византийского города Никеи, и была ею очень чтима.

В это время Византией правил император Феофил-иконоборец. Исполняя приказ императора, его воины всюду разыскивали и уничтожали иконы. Один из них явился к этой вдове, увидел икону, ударил мечом по лику Богоматери – и из нанесенной раны по ее щеке потекла кровь. Воин испугался, пал перед образом на колени с покаянной молитвой и отрекся от иконоборческой ереси. Он сказал вдове, что к ней еще не раз придут с обыском императорские сыщики, и посоветовал спрятать образ, чтобы его не смогли найти. Вдова так и поступила.

Но слух о чудесном образе Богоматери и о том, что вдова где-то скрывает его, дошел до императорских сыщиков, они стали требовать, чтобы она отдала икону, а за непослушание грозили жестокими карами.

Тогда вдова, чтобы спасти образ от поругания, с молитвой пустила икону в море. И тут она увидела, что икона не легла на воду, но стоймя уплыла от берега.

Сын вдовы, которому также грозили гонениями, ушел из Никеи и в одном из монастырей на Афоне постригся в монахи. Он рассказывал братии о чудесах, явленных находившейся в их доме иконой Божией Матери, и этот рассказ передавался на Афоне от поколения к поколению.

Два века спустя одному из монахов афонской Иверской обители – святому старцу Гавриилу – во сне было откровение: Богоматерь сказала, что она желает дать обители свою икону, и пусть старец приблизится к ней по воде и примет ее в свои руки.

На следующий день монахи увидели среди моря на огненном столпе икону Божией Матери. Святой старец Гавриил, пройдя по воде, как посуху, взял образ, принес в обитель и поставил в храме в алтаре. Но наутро монахи обнаружили чудесно обретенную икону не в алтаре, а на стене над вратами обители. Тогда над вратами воздвигли храм, и там икона Богоматери пребывает поныне. По обители она называется Иверской, по месту пребывания над вратами – Вратарницей.

С тех пор Богоматерь не оставляла своим попечением монастырь и в трудные времена приходила на помощь инокам. Много раз Иверский монастырь подвергался нападениям пиратов и иноземных врагов, но чудесное вмешательство Богоматери спасало его. Особенно памятно в летописях монастыря нашествие персов под предводительством царя Амира.

На 15 кораблях персы приплыли к Афону и напали на Иверский монастырь. Монахи, взяв священные сосуды, заперлись в башне. Разорив монастырь, грабители стали рушить башню. Монахи молились Пресвятой Деве, и вдруг поднялась страшная буря, корабли персов с моряками и воинами потонули в морской пучине. В живых остался один их предводитель Амир. Он раскаялся, обещав много золота и серебра на постройку новых стен монастыря взамен разрушенных.

Царь Алексей Михайлович и архимандрит Никон просили Пахомия прислать в Москву список чудотворной Иверской иконы Богоматери, что тот и обещал исполнить.

Возвратившись на Афон, игумен Пахомий приступил к выполнению своего обещания. Писать икону он поручил самому лучшему иконописцу монастыря – Ямвлиху Романову. Работа иконописца проходила под молитвы всей братии.

Об этом рассказал игумен Пахомий в письме царю Алексею Михайловичу, присланном в Москву вместе со списком чудотворной иконы.

«Собравши всю братию, совершили всенощное бдение и молебен, – пишет в письме Пахомий, – освятили воду с мощами, потом этою святою водою обливали чудотворную Иверскую икону и, собрав воду в чашу, обливали ею новую кипарисную доску, назначенную для написания новой иконы; затем опять собрали воду в блюдо, а потом служили Божественную и Святую Литургию, а после Литургии дали ту святую воду и святые мощи иконописцу, чтобы он, смешав святую воду с красками, написал святую икону. Иконописец только в субботу и воскресенье вкушал пищу, а братия два раза в неделю совершали всенощные и литургии. Акафист Божией Матери читался иноками во все время написания иконы, доколе она не была совершенно окончена. И та новописанная икона не разнится ничем от первой иконы, ни длиною, ни шириною, ни ликом, одним словом, – новая, аки старая».

13 октября 1648 года этот список иконы в сопровождении иноков Иверского монастыря прибыл в Москву. У Воскресенских ворот образ встречали царь Алексей Михайлович и царская семья, патриарх Иосиф, духовенство, вельможи и народ.

По прибытии икона Иверской Божией Матери сначала была поставлена в московское подворье Иверского монастыря в Никольском греческом монастыре на Никольской улице, затем перенесена в Успенский собор, потом водворена на постоянное свое место в домовую церковь царицы Марии Ильиничны. По смерти царицы икона перешла к ее дочери Софье. Софья взяла ее с собой в Новодевичий монастырь, куда она была заключена Петром I за попытку захватить власть. После смерти Софьи икона осталась в Новодевичьем монастыре и находилась в Смоленском соборе.

День 13 октября (по новому стилю 26-го) внесен в церковный календарь как праздник «Принесение чудотворной Иверской иконы Божией Матери с Афона в Москву».

Весной 1654 года началась русско-польская война. Перед русской армией стояла задача возвратить исконно русские земли – Смоленск, Киев, Белоруссию, которые были захвачены Польшей в годы Смуты и еще оставались под ее властью. В действующую армию, как сообщает летописец, «месяца мая в 15 день Государь Царь и Великий Князь Московский и Всея Руси Алексей Михайлович отпустил с Москвы в Вязьму чудотворную икону Пресвятая Богородицы Иверския».

В первый же год войны был освобожден Смоленск и белорусские области между Днепром и Припятью. Затем война приобрела затяжной характер, но в результате по миру, заключенному в 1665 году, Россия добилась удовлетворения всех своих территориальных требований. Чудотворная Иверская икона Божией Матери с воинами-победителями возвратилась в Москву.

Алексей Михайлович повелел сделать еще один список с нее и установить эту икону при городских вратах, так как именно такое место избрал себе подлинный Иверский образ, где каждый нуждающийся мог помолиться перед ним.

Городом тогда считалась Москва в границах Китай-города. (Следует отметить, что такое понимание сохранилось вплоть до начала XX века: купец, выезжающий из своего особняка где-нибудь на Остоженке в лабаз и контору на Ильинке, говорил, что едет «в город».) Главными же воротами Китайгородской стены считались Неглиненские ворота, ныне называемые Воскресенскими, через которые проходила главная дорога средневековой Москвы – Тверская.

Неглиненскими ворота назывались потому, что здесь, по внешней стороне Китайгородской стены протекала река Неглинная.

Сейчас Воскресенские ворота, лишившись крепостной стены справа и слева от них, вместо которой построены городские здания, воспринимаются как самостоятельное архитектурное сооружение декоративного характера, но они отнюдь не декоративная арка, а самая настоящая крепостная башня.

В XVII веке эти ворота представляли собой мощное фортификационное сооружение. Еще в конце XIX века Воскресенские ворота, как пишет современник, «обнаруживали свое первоначальное назначение… Ворота эти сделаны из крепостного тяжеловесного кирпича с железными связями и закрепами. В толстых стенах у обоих проездов еще остались железные пробои от двойных ворот, а в арках – прорехи для опускных решеток, коими запирались эти проезды. Под зубцами воротных стен еще уцелели осадные стоки, через которые осажденные лили на неприятелей кипяток и растопленную смолу, серу и свинец. В двухъярусных палатах и в двух над ними осьмигранных башнях помещались прежде огнестрельные орудия, или так называемый огненный бой, и стояли пушкари и стрельцы в случае нападения врага и осады. Амбразуры, или пушечные и мушкетные бои, обращены потом в окна».

Воскресенские ворота. Монетный двор и Казанский собор. Середина XIX в.

Сейчас около ворот лежит горка старинных пушечных ядер, найденных при земляных работах на Красной площади.

В XVII веке Воскресенские ворота служили входом и въездом на Красную площадь. В отличие от других ворот они имели не одну, а две проездные арки, были украшены каменной резьбой и покрыты золоченой медью.

Через Неглинную к воротам был построен широкий и красивый каменный мост. (Его фрагменты можно видеть в подземном Археологическом музее, находящемся на Манежной площади против Воскресенских ворот.) Мост и площадь перед ним всегда были многолюдны, и лучшего места для Вратарницы нельзя было найти. А кроме того, именно здесь 13 октября 1648 года царь Алексей Михайлович, бояре, священство и народ встречали прибывшую с Афона Иверскую икону Божией Матери.

В 1669 году Иверская икона Божией Матери была установлена в деревянной часовне у Воскресенских ворот, со стороны Красной площади. С этого времени ворота стали называть также Иверскими. В 1680 году при царе Федоре Алексеевиче Неглиненские ворота были отремонтированы и надстроены двумя шатровыми башнями. Над воротами разместили в киотах написанные «добрым письмом» иконы святого великомученика Георгия, святого Федора Стратилата, московских святителей Петра и Алексея. На башне также установили большую праздничную икону Воскресения Христова, и было предписано царским указом отныне называть ворота не Неглиненскими, а Воскресенскими.

Для Иверской иконы Божией Матери построили новую часовню. Ее поставили на внешнюю сторону башни между проездами, где она находится и теперь.

В начале XVIII века деревянную часовню заменили каменной. В 1723 году в связи с указом Петра I о закрытии часовен Иверскую закрыли, после смерти царя ее открыли вновь. В 1782 году была построена новая часовня по проекту М. Ф. Казакова. В 1801 году ее украсили медными вызолоченными пилястрами и гирляндами, на ее крыше был установлен медный ангел с крестом.

Иверская икона Божией Матери обрела в духовной жизни москвичей огромное значение. Ее чудотворная сила изливалась на обращающихся к ней щедро и неиссякаемо. А главное, каждый молящийся перед ней верил, что Богоматерь услышит его и не пренебрежет его просьбой. В старой Москве с полным основанием считали, что нет в Первопрестольной человека, который хотя бы раз в своей жизни не обращался к Иверской в трудную минуту.

«Иверская, пожалуй, была самым почитаемым и доступным образом в Первопрестольной, – пишет современный православный историк в календаре “Москва православная”. – Она составляла предмет благоговейного почитания не только Москвы, но и всей России. Чудотворный образ почитали и старообрядцы, и христиане неправославных исповеданий. С раннего утра и до глубокого вечера двери часовни были открыты для паломников, здесь всегда толпился народ.