Книга: Человек из СССР. Пьесы 1927–1938 - Владимир Набоков

Пьеса на первый взгляд обманчиво простая. В Берлин из "Триэсэр" приезжает некто Кузнецов Алексей Матвеевич. Вроде бы делец, но эмигранты случайно видели его в ресторане с чекистом из советского полпредства . В общем, не исключено, что темная личность. В столице Германии он встречается со своим знакомым -- бароном Николаем Таубендорфом, своей женой, скромной Ольгой Павловной, а также знакомится с четой пожилых русских эмигрантов Ошивенских -- бывшим помещиком Виктором Ивановичем и его супругой Евгенией Васильевной. Также Кузнецов встречается и с начинающей артисткой кино Марианной Таль.

Пьеса интересна тем, что все ее основное действие как бы вынесено Набоковым "за скобки". Кузнецов постоянно откуда-то то приходит, то уже собирается уходить. За кулисами происходит его гулянка с Марианной, встреча с чекистом из посольства. Само действие пьесы происходит все время в каких-то плохо приспособленных закутках: убогом подвальном кабачке Ошивенских, жалком эмигрантском пансионе, фойе берлинской киностудии, где снимаются в эпизодах русские эмигранты (эту тему Набоков хорошо знал -- сам снимался в 20-е годы в Берлине в массовке).

Кузнецов -- на вид невзрачный, но суперменистый человек. (С лету, например, определяет, что Ошивенский левша, когда тот ударяет себя молотком по пальцу.) Кузнецов не то разведчик, не то шпион, а скорей всего, как мы понимаем потом, заговорщик. Его жена Ольга -- ее образ дан лишь контуром, скромная женщина, занимается на досуге вышивкой. Более подробно Набоков останавливается на образе артистки Марианны: это пергидрольная блондинка, "в светло-сером платье-таер (еле нашел, что же это за платье такое, "платье полуприталенного силуэта", говорит интернет -- авт.), стриженая. По ногам и губам можно в ней сразу признать русскую. Походка с развальцем". Очень жалки у Набокова Ошивенские. Ошивенская, например, произносит: "У них, говорят, какой-то великий поэт есть -- Блок или Блох, я уж там не знаю. Жидовский футурист. Так вот они утверждают, что этот Блох выше Пушкина-и-Лермонтова. (Произносит как "Малинин и Буренин)". И ведь фамилию какую говорящую дал автор им -- стоит добавить букву и О(в)шивенские получатся!

В конце пьесы Ошивенский, от нужды и эмигрантской тоски, просит Кузнецова устроить ему возвращение в Россию. Кузнецов говорит бывшему помещику, что таких как он, Советская власть не прощает. А также добавляет:

Раньше всего отучитесь говорить "Россия". Это называется иначе.

Но не только страна называется теперь по-другому. Русский язык там тоже изменился. Кузнецов демонстрирует образец: "(Таубендорфу.) Коля, вот что называется: богатый бабец. Или еще так говорят: недурная канашка. (Смеется.) Артистка?"

По возвращении в СССР Кузнецова, скорей всего, ждет смерть (он был уже один раз на грани провала, но спасся, устроив расстрел трех человек). Конец.

Тут уместно будет поговорить вообще о теме возвращения в Россию (СССР), так как она проходит пунктиром через все творчество Набокова. Она и в стихотворении "Билет" (1927), и в пьесе "Человек из СССР" (1927), и в романе "Подвиг" (1932) и даже в последнем, закатном романе Набокова "Смотри на арлекинов" (1974) появляется эта тема.

В "Человеке из СССР" Кузнецов уезжает в "Триэсерию" где, скорее всего, умрет. В "Подвиге" Мартын Эдельвейс переходит границу Латвии и СССР (чтобы 24 часа провести на родине, подышать ароматом елового леса) и, вероятно, также погибает. Наконец, в "Смотри на арлекинов" пожилой русский писатель Вадим Вадимович с подложным паспортом прилетает в Ленинград 70-х годов. Кстати, на мой взгляд, жаль, что Набоков так и не побывал в СССР. Он был человек глазастый и многое бы увидал. В 60-70-е годы писателю уже ничего не угрожало. В Ленинград в 60-е годы несколько раз приезжала родная сестра Набокова Елена. Так что картины Ленинграда 70-х в "Смотри на арлекинов" -- это рассказы Елены. И безвкусные дешевые ситцевые занавески на иллюминаторах авиалайнера "Аэрофлота", и пахнущие потом ленинградские женщины -- именно оттуда. Но картинка, увы, у Набокова вышла стертая, сам писатель Петербурга так и не увидел никогда больше.

Понятно, что это была принципиальная позиция самого Набокова. С Советской властью у него были даже не политические, а эстетические расхождения. К советскому строю писатель относился с предельной брезгливостью. Но на родину все-таки тянуло. Вероятно, самая любопытная история набоковской ностальгии -- это стихотворение "Билет", опубликованное в берлинской эмигрантской газете "Руль" в 1927 году. Оно вызвало большой скандал в СССР. Ответить Набокову, тогда молодому поэту Сирину, Советы отрядили лично "пролетарского поэта" Демьяна Бедного. Тот разразился в главной советской газете "Правда" (все-таки СССР был очень и очень провинциальной страной, раз так тщательно следил за публикациями молодых русских поэтов в Берлине) такими строками:

Что ж, вы вольны в Берлине "фантазирен". Но, чтоб разжать советские тиски, Вам, и тебе, поэтик белый Сирин, Придется ждать... до гробовой доски.

Стихотворение-ответ Бедного называлось, ни много ни мало, "Билет на тот свет"! Тут бы и написать, что накликал Бедный Демьян свою судьбину и кончился в советских репрессиях 1937-го от пули палача. Но нет. Судьба его была другой.

Вообще, скажем честно, поэт Демьян "Бедный" жил в СССР очень хорошо. Квартира у него была в Кремле и дачу большевики дали. Писатель собрал одну из крупнейших частных библиотек в СССР (свыше 30 тыс. томов), которой пользовался Сталин!

Но ошибся Бедный Демьян! 6 декабря 1930 года Секретариат ЦК ВКП(б) своим постановлением осудил стихотворные фельетоны Бедного "Слезай с печки" и "Без пощады", опубликованные в "Правде". Критика касалась двух тем: "за последнее время в фельетонах т. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании „России“ и „русского“.

Демьян пожаловался лично Сталину. Тот ответил письмом:

[Вы] стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения… что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата.

"Открылись также жалобы Демьяна на то, что Сталин, пользуясь его библиотекой, оставляет на книгах сальные следы от пальцев".

В июле 1938 года Демьян Бедный был исключён из ВКП(б) и из Союза писателей с формулировкой "моральное разложение". Попавший в опалу Демьян Бедный бедствовал, был вынужден продавать свою библиотеку и мебель. Умер своей смертью в 1945 году.

А вот и стихотворение Набокова "Билет". Приведем его полностью, оно хорошее:

На фабрике немецкой, вот сейчас, - дай рассказать мне, муза, без волненья! - на фабрике немецкой, вот сейчас, все в честь мою, идут приготовленья.

Уже машина говорит: "Жую, бумажную выглаживаю кашу, уже пласты другой передаю". Та говорит: "Нарежу и подкрашу".

Уже найдя свой правильный размах, стальное многорукое созданье печатает на розовых листах невероятной станции названье.

И человек бесстрастно рассует те лепестки по ящикам в конторе, где на стене глазастый пароход, и роща пальм, и северное море.

И есть уже на свете много лет тот равнодушный, медленный приказчик, который выдвинет заветный ящик и выдаст мне на родину билет.