Текст книги "Вертолёт. Хроника Афганской войны. Книга первая – Афганский капкан (1979–1981)"

Старший штурман полка подполковник Юрий Михайлович Брюханов за пятнадцать лет службы в Бурундае знал горы Памира и Тянь-Шаня как свои пять пальцев. У него в кабинете, как и положено старшему штурману полка, во всю стену висела карта района полётов. Карта секретная, под шторками. И весьма специфическая. С маршрутами полётов и основными ориентирами. С аэродромами и посадочными площадками. А ещё с перевалами, изломами, водопадами, проходными ущельями и тропами караванов. С указанием высот перевалов, горных вершин и промежуточных ориентиров. С фотографиями, описаниями и рисунками специфических местных знаков у поворотных пунктов маршрутов. Иногда это триангуляционные пункты. Иногда выставленные пограничные столбы. Иногда просто каменные кладки различной конфигурации. Иногда пики и контуры горных вершин.

Юрий Михайлович объяснил:

– За неимением других способов контроля прохода рубежей и поворотных пунктов в ущельях, мы вынуждены каждую скалу и гору, перевал и изгиб, каждую особенность маршрута знать «в лицо». Даже давать ей имя, если такого нет на карте или у местных жителей. Нужно знать и приборную безопасную высоту пролёта в этом месте. Другого способа полётов в тумане или облаках в горах ещё никто не придумал. Здесь всё берётся показом, опытом, практикой, налётом часов и жёстким контролем.

Видя интерес Лоскутова к полётам в горах, полковник Брюханов показал снимок и продолжал:

– Но самые опасные в горах – двойные ущелья. Раздваивающиеся, или разделяющиеся на две половины. Они как две капли воды похожи друг на друга. Например, от озера Карасу идут два ущелья. Правое – к перевалу Кохи-Так на высоте пять тысяч пятьсот метров. В этом ущелье мы сами построили посадочную площадку на высоте три тысячи четыреста метров. Расчистили от камней двухсотпятидесятиметровый ровный участок. Получилась хорошая площадка – и одновременно засада на караваны. Сиди тихо и жди, когда они ниже площадки пойдут. А вторая развилка – левая, натоптанная десятками лет, самая удобная для караванов. Нет крутых подъёмов и спусков. Ведёт она на перевал Каркат высотой пять тысяч двести пятьдесят метров. За сотни лет развилка исхожена и истоптана пуштунскими караванами. Там давно стоит наша погранзастава. И таких развилок на одном участке Пржевальского погранотряда больше двух десятков. Но самое неожиданное в этом году – пуштунские караваны стали ходить по обоим этим высоченным ущельям. Как бы обходя стороной нашу заставу.

– Юрий Михайлович, а как у вас с методикой ввода в строй? Может, вы, как и полковник Тимофеев, заочно всем выдаёте допуски? Одним махом, росчерком пера и сразу во всех метео– и горных условиях.

– Обижаете, товарищ инспектор. У меня такое дело не прокатит. Я не Тимофеев. Пока при вводе в строй дважды лично не слетаю с каждым членом экипажа по всем четырём задачам курса боевой подготовки – никто в нашем полку допусков в деле штурманской подготовки не получает. И не просто слетаю, а показываю весь район полётов. Рассказываю, спрашиваю и убеждаюсь, что молодой лётчик или штурман знает ориентиры, ущелья, рубежи и горы в целом. И умеет в них ориентироваться.

– А где это зафиксировано?

– Продолжаю. С каждым штурманом эскадрильи работаю по особой программе. Вот, посмотрите лётные книжки капитанов Алексея Кушнерова и Сергея Прохоренко. Да, извините, Прохоренко уже забрал свою книжку. Он недавно назначен штурманом эскадрильи в Уч-Арал. А вот у Кушнерова взгляните. Ваших проверок и записей у него всего четыре – за два года вашей сов местной службы в Арктике. А моих уже шесть. И тоже за два года полётов здесь, в Памирских и Тянь-Шаньских горах.

Понравился Лоскутову старший штурман 10-го Алма-Атинского полка, штурман-снайпер полковник Юрий Михайлович Брюханов. Спокойный, грамотный и корректный. Основательный и заботливый в деле о подготовке лётчиков. Опытный и уверенный в себе, и в своих лётчиках тоже. Ответственный. Настоящий мудрый старший штурман полка, мастер своего дела. Болеющий за свой участок работы и службы.

Не постеснялся тогда Лоскутов и прямо спросил полковника Брюханова:

– Юрий Михайлович, скажите честно, почему в Москву взяли меня, а не вас? Ведь вы старше, мудрей и опытней. Служили и летали с самим Рохловым много лет. Вам, кажись бы, и карты в руки.

– Думаю, что при выборе инспектора-штурмана в Москву сыграл свою роль возраст. Мне уже за сорок пять. И вдруг я как-то сразу стал неперспективным. А сейчас в Москву берут только молодых, грамотных и перспективных. И ничего тут не попишешь. На твоей стороне – молодость и Арктика. Ты вовремя переучился на вертолёт, облетал всю страну. Внедрил в практику истинный меридиан и научил всех воркутинцев летать вглубь Арктики, вплоть до Северного полюса. И как ещё сказал наш общий командир полковник Найдёнов, а вчера это подтвердил на совещании и генерал Рохлов, ты удачно вписался в коллектив авиаотдела Главка.

Глава 8. Полёты на Мургаб и в Уч-Арал

В ту октябрьско-ноябрьскую командировку семьдесят девятого в Казахстан генерал Рохлов, кроме вертолёта Ми-8т, слетал командиром экипажа и на самолёте Як-40. Это был первый испытательный, или специальный, полёт на самый высокогорный аэродром СССР – Мургаб – на этом самолёте, санкционированный лично начальником погранвойск генералом армии Матросовым. Произошло это 3 ноября. Генерал проверил технику пилотирования и дал допуски для самостоятельных полётов туда двум командирам экипажей самолётов Як-40 из 10-го Алма-Атинского авиаполка. А также после этого полёта дал допуск штурману самолёта майору Лоскутову для выполнения самостоятельных и инструкторских полётов по трассам МГА и маршрутам вне трасс в сложных метеоусловиях по минимуму командира экипажа.

Аэродром Мургаб устроен в большой и глубокой котловине среди гор. Горы вокруг – более шести-семи тысяч метров. Аэродром расположен на высоте три тысячи шестьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Нехватка кислорода на этом аэродроме по сравнению с равнинной местностью составляет почти сорок процентов. Были реальные проблемы. Заход в сложных метеоусловиях и крутая глиссада снижения в облаках перед посадкой. Но особо пристальное внимание было уделено изучению работы двигателей и оборудования самолёта после посадки на Мургабе. Поскольку давление было очень низким – и даже не хватило для его установки шкалы барометрического высотомера, то есть было меньше шестисот девяноста мм ртутного столба, – было принято решение в первом прилёте двигатели самолёта не выключать.

3 ноября 1979 года. Таджикская ССР, Маргаб. Начальник авиаотдела генерал Н. А. Рохлов (крайний справа) с комиссией осматривает самый высокогорный в Советском Союзе аэродром Мургаб (высота 3650 метров) на предмет его готовности к приему пограничных самолётов и вертолётов

Этот самый высокогорный аэродром в СССР был построен совсем недавно и в лётную эксплуатацию МГА официально ещё не принят. И летел генерал в Мургаб, чтобы лично убедиться в готовности аэродрома для приёма пограничных самолётов и вертолётов, а также обговорить условия прилёта, заправки топливом, стоянки и базирования пограничных бортов с местным аэрофлотовским начальством. Дело было ещё в том, что взлётно-посадочная полоса на этом аэродроме только-только была построена. Здание аэропорта, диспетчерские пункты, технические и другие службы ещё только строились и создавались. А впереди у пограничников были операции по закрытию афганской границы. Начальник погранвойск генерал армии Матросов целенаправленно командировал генерала Рохлова изучить обстановку в этом регионе.

Этот первый – по сути, испытательный – полёт был очень важен для погранвойск ещё и тем, что позволял быстро решать вопросы доставки начальников, оперативных пограничных групп и важных грузов в Мургаб. В последнюю, ранее недосягаемую для авиации точку и самый высокогорный район громадной государственной границы нашей страны. А через Мургаб – кратчайшее расстояние из Алма-Аты в Ош, Хорог и Ишкашим.

Проходил этот полёт тоже непросто. Напряжённо. В ноябре в горах Памира обычно резко ухудшается погода. А в этом году она как никогда рано начала портиться. Сплошные свинцовые облака повисли над горами и ущельями, закрыв вершины, ледники и хребты. Полёт с Алма-Аты через Ош на Мургаб проходил в мощных кучевых облаках на высоте девяти тысяч метров. С обходом грозовых засветок по радиолокатору. На дальний привод аэродрома Мургаб экипаж вышел на высоте в шесть тысяч метров. По утверждённой схеме захода на посадку начали раскручивать большую коробочку[42]42
  Большая и малая коробочка – способы (типовые манёвры) захода самолёта или вертолёта на посадку на взлётно-посадочную полосу в сложных метеоусловиях; траектория полёта летательного аппарата над аэродромом в ожидании посадки, при заходе на посадку или уходе от аэродрома (при взлёте); имеет в плане вид прямоугольника, стороны которого расположены параллельно и перпендикулярно направлению старта.– Прим. автора.


[Закрыть] со снижением над каждым разворотом. При выходе к четвёртому развороту высота была четыре тысячи сто метров.

А земли не видно. Минимум аэродрома – три тысячи метров, нижний край облачности на пять километров видимости. Посадочный локатор не работает, он ещё не установлен. Работают одни приводы, и неустойчиво – курсоглиссадная система. Приступили к снижению на посадочной прямой. В такие сложные моменты экипаж всегда собран. Пословица у лётчиков даже есть: «На четвёртом развороте и на посадочной прямой в экипаже друзей нет». Есть командир, штурман, борттехник, радист. И никаких Иван Иванычей и Сергей Петровичей, Володей, Васей и Андреев. Все работают по инструкции и с максимальной отдачей сил. От этого зависит жизнь экипажа. И не только экипажа, но и пассажиров.

Прошли дальний привод. Стрелка радиокомпаса перевернулась на 180 градусов. Высота три тысячи девятьсот метров. Если сейчас полосу не увидеть, надо уходить на второй круг. И потом сразу домой. Напряжённое, тревожное ожидание… Но повезло: чуть слева по курсу в тумане появились включённые диспетчером огни полосы.

Команду Лоскутов выдал быстро:

– Командир, полосу наблюдаю. Влево десять, продолжаем снижение.

Ясно, что командир и правый лётчик вместе с ним увидели полосу. Но порядок есть порядок. Команда должна быть. Всё идёт на запись бортового магнитофона. Сели на бетон мягко и катились по полосе долго. Полоса-то длинная. Потом так же долго и аккуратно при заруливании – мимо больших куч песка и гравия на краешек строящегося пассажирского перрона. Перед зданием аэропорта. Вокруг маленького самолётика со всех сторон высились огромные горы. Причём вершины этих гор были скрыты плотной десятибалльной облачностью. Будто их придавило тяжёлыми свинцовыми облаками. И люди находятся в ловушке, капкане, под колпаком у матушки-природы.

А когда по трапу вышли из самолёта и осматривали окрестности, неожиданно через пятикилометровую толщу облаков пробился луч солнца. Тонкий и яркий луч. Луч света в тёмном царстве. Конец этого луча прошёлся строго вдоль полосы и исчез в том месте, где экипаж приземлился. Это было поразительно. Как знамение свыше. Как благодарность Господа, Создателя за первый прилёт, за открытие аэропорта Мургаб. Экипаж после выхода из самолёта стоял на полосе как вкопанный, заворожённый, поражённый увиденным знамением.

Для встречи первого самолёта на аэродром прибыло всё местное мургабское начальство. От руководства города и начальника аэропорта до начальника погранотряда и местной милиции. Лоскутов, единственный, у кого оказался в руках фотоаппарат, сделал десятки фотоснимков «солидной свиты генерала – первооткрывателя Мургаба». Возле первого самолёта, на фоне строящегося здания аэропорта, вышки диспетчера, здания технической базы и будущей гостиницы.

Для детального изучения работы двигателей, оборудования, поведения аккумуляторов и других приборов на такой большой высоте над уровнем моря в этот полёт были взяты заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе подполковник Владимир Сергеев и инженер полка майор Иван Ключник. Они тогда и решили: на первый раз двигатели самолёта не выключать. Максимум через час – вылет обратно, на Алма-Ату.

А после этого полёта генерал Рохлов в присутствии майора Лоскутова дал команду начальнику авиаотделения округа полковнику Тимофееву и командиру 10-го авиаполка полковнику Найдёнову:

– Тщательно изучить все вопросы подготовки материальной части и лётного состава для последующих полётов самолётов Як-40 и Ан-26. В ближайшее же время разрешаю полёты и базирование на этом самом высокогорном в Советском Союзе и недавно построенном аэродроме Мургаб подразделению вертолётов Ми-8.

Досрочное освоение Мургаба здорово пригодилось пограничникам уже два месяца спустя, в ходе начавшихся афганских событий. Этот пока ещё не достроенный и единственный аэродром в самом высокогорном районе Советского Союза пригодился пограничникам как запасной и промежуточный для дозаправки топливом при полётах с десантниками и грузами на борту. Это прямой маршрут из Алма-Аты через Ош и Мургаб в Хорог и Лянгар. А ещё через несколько месяцев, в мае 1980 года, – уже через него проходил маршрут авиагруппы вертолётов для проведения первой пограничной операции на стыке четырёх границ «Крыша-80»: на границе Советского Союза с Китаем, Пакистаном и Афганистаном на участке Восточного погранокруга – в районе «афганского языка» (или «сархадского аппендикса»).

* * *

Уже в то безоблачное, мирное время майор Сергей Лоскутов много размышлял об этом первом полёте на Мургаб. И понимал, что совсем неспроста начальник погранвойск генерал Матросов в срочном порядке послал туда своего начальника авиации и ускорил процесс освоения Мургаба пограничниками. Что-то серьёзное и необычное заставило его это сделать. Но что? Тогда ещё мало кто это знал.

И командировка генерала Рохлова в Алма-Ату и в Мургаб была неплановой. Срочная, по прямому приказанию начальника погранвойск. Целую неделю после прибытия в полк генерал Рохлов лично занимался подготовкой и проверкой лётчиков. Лётными тренировками экипажей самолётов и вертолётов в полётах на высокогорные площадки и аэродромы на всей территории Восточного погранокруга. И только десяток лет спустя Лоскутов узнает, что в середине октября 1979 года решение руководства страны о вводе войск в Афганистан уже было принято. Начальник погранвойск генерал армии Матросов это уже знал. Упреждая негативное развитие событий, он и ускорил освоение своими лётчиками ещё недостроенного аэропорта Мургаб.

В конце 1979 года 10-й Алма-Атинский авиаполк состоял из двух эскадрилий вертолётов Ми-8 в количестве двадцати восьми единиц и авиаотряда самолётов: двух Як-40 и одного транспортника Ан-26. Недавно сформированная 22-я отдельная авиаэскадрилья включала четырнадцать штатных вертолётов и базировалась в Уч-Арале Талды-Курганской области Казахстана. Туда генерал тоже планировал слетать. Он сказал:

– Надо посмотреть, что там изменилось за два года. С тех пор как я там не был, 3-я эскадрилья 10-го полка стала самостоятельной частью.

Но вначале они сходили в Ош, Фрунзе и Пржевальск на вертолёте. Слетали на Як-40 в Мургаб. И только потом полетели на вертолёте Ми-8т до Уч-Арала. Генерал на левом сидении, Лоскутов на правом. С ними полетел и полковник Тимофеев. Вначале на взлёте, он сидел в грузовой кабине, потом на месте борттехника, но с наушниками. А после из Уч-Арала слетали до стыка границы с Монголией. До последней заставы Зайсанского погранотряда.

Маршрут в пятьсот шестьдесят километров, от Бурундая до Уч-Арала, прошли за три часа. Через Чунджу, Нарын, Панфилов и Сарканд вдоль границы с Китаем. С посадками в этих точках. Погода отличная. Пейзаж восхитительный. Идиллия. Панорама местности меняется через каждые десять минут. Бескрайние степи Казахстана поражали размерами, а горы Тянь-Шаня, чьи вершины даже в жаркое лето покрыты снегом, вызывали восхищение высотой и грозным величием. Хребты сменялись ярко-зелёными садами и долинами. Огромные, распаханные и уже убранные поля. Громадные пастбища на склонах гор. Стада овец, коз. Лошади, коровы, верблюды. За городами и посёлками много хуторков и уютных одиночных юрт и палаток в предгорьях. Бесчисленные реки, вершины, отроги и ущелья. Выше двух тысяч метров в горах уже лежит снег.

И огромные озёра. Киргизское озеро Иссык-Куль южнее Алма-Аты. Сто восемьдесят два километра длиной и пятьдесят восемь – шириной. Жемчужина Тянь-Шаня. Хорошо видно с высоты после взлёта с Алма-Аты. Капчагайское водохранилище в шестидесяти километрах восточнее Алма-Аты. Длина сто восемьдесят и ширина двадцать два километра. Капчагайская плотина и построенная совсем недавно гидроэлектростанция на реке Или создали это огромное водохранилище. А там ещё громадный Балхаш, второе по величине озеро после Байкала. Ещё и Каспийское и Аральское[43]43
  Аральское море, Арал – бывшее крупное бессточное солёное озеро на границе Казахстана и Узбекистана. До начала обмеления было четвёртым по величине озером в мире. С 1960-х годов уровень моря стал быстро снижаться вследствие забора воды из основных питающих рек Амударьи и Сырдарьи с целью орошения. В 1989 году море распалось на два водоёма и продолжало высыхать. В данный момент большую часть Аральского озера занимает пустыня Аралкум.– Прим. ред.


[Закрыть] моря. А потом они прошли над Алаколем, Зайсаном, Тенгизом. Над сотнями и тысячами средних и малых озёр и речушек. Благодатный для жизни край. Только с умной головой приложи к нему руки – и он всё даст трудолюбивому народу для безбедной и счастливой жизни.

Впервые Лоскутов увидел сверху и полигон Чунджа. С мишенями, траншеями, антеннами, командным пунктом. И с двухэтажным наблюдательным пунктом, смотровой площадкой для руководства и высоких гостей. Генерал Рохлов ему сам и рассказал:

– Видишь город? Вот погранотряд на окраине, а вон и наш полигон в долине пересыхающей летом речушки. Вот здесь мы и начинали освоение вооружения вертолётов. И высадку десантов тоже. Вначале звеном высаживали погранзаставу с посадками каждым вертолётом с подбором площадки. Потом и с висения освоили. И дошло до того, что высадка десантников шла потоком на скорости пятьдесят километров, с выпрыгиванием солдат с высоты одного метра. Потом эскадрильей из двенадцати бортов стали брать мотомангруппу до трёхсот человек. И высаживать её с ходу. При огневой поддержке вертолётов с воздуха. А стрельб и бомбометаний здесь сколько проведено! Лётчиков-снайперов в полку при мне больше десяти человек стало, – подытожил Рохлов.

Впервые Сергей увидел и знаменитые Джунгарские ворота. Коридор, тектоническую трещину. Это горный проход между Джунгарским Алатау с запада и хребтом Бирликтау с востока. В виде широкого коридора, десять километров в самой узкой части. Равнинный и холмистый рельеф внутри, триста-четыреста метров высотой холмы, горушки. По этому ущелью проходит государственная граница между Казахстаном и Китаем. Просматривается на пятьдесят километров. От озера Алаколь на севере, в Восточном Казахстане, до озера Эби-Нур на юге, на западе Китая.

В северной части Джунгарского прохода находится небольшое озеро Жаланашколь. Тот самый Жаланашколь, возле которого произошёл пограничный конфликт в августе 1969 года между советскими пограничниками и китайскими военнослужащими. В центральной части – станция Достык (Дружба) Казахстанских железных дорог. А в южной – станция Алашанькоу китайской Синьцзянской железной дороги.

Внутри этого горного коридора – полупустыня. Редкая растительность. Сильный ветер, как в аэродинамической трубе, пригибает к земле одиночные деревья и кустарники. Ветер – семьдесят километров в час. Срывает густой дым с высокой трубы котельной под девяносто градусов. Издревле здесь пролегали караванные дороги и одна из ветвей Великого шёлкового пути. А в тринадцатом веке Чингисхан прошёл через Джунгарские ворота и внезапным нашествием покорил Среднюю Азию.

Внизу хорошо просматривается железная дорога – звено Трансазиатской магистрали. Её строительство было начато ещё в тридцатые годы. Продолжилось после войны. А окончено только в 1991 году. Связала эта железнодорожная ветка Россию, Казахстан и китайский город Урумчи. Надёжный транспорт и кратчайший путь.

* * *

Командиром пограничной эскадрильи в Уч-Арале был майор Рафик Шакирзянов. Заместитель по лётной подготовке – майор Владимир Клюс. Начальник штаба – майор Пётр Корнев. Штурман эскадрильи – недавно назначенный капитан Сергей Прохоренко. Все они встречали генерала. Выстроились возле площадки, куда и зарулил вертолёт. Все в одинаковой форме одежды. Хромовые сапоги, отглаженные бриджи, демисезонные синие куртки и зелёные фуражки. Было ясно, что они готовились к встрече. Узнали перед вылетом по телефону у соседей, как будут одеты гости, и сами оделись точно так же.

Генерал после остановки винтов, как давно и не нами заведено, первым вышел из вертолёта. И со всеми – командиром и его заместителями, – как со старыми знакомыми, поздоровался за руку. Называл каждого по имени и отчеству. Спокойно расспросил о делах и планах. Отвечал чаще командир, лаконично: «Так точно» и «Никак нет». В конце встречи и краткой беседы командир предложил поехать на обед. В столовую, в часть. Генерал посмотрел на часы. Время было около часа дня.

– Что-то рано на обед приглашаешь, командир. По распорядку дня у нас есть час времени. Покажи-ка лучше нам своё хозяйство на аэродроме. Наслышан я, что вы тут хорошо поработали.

И, увидев, что полковник Тимофеев отстал от общей группы, генерал Рохлов спокойно добавил:

– А вы, товарищ Тимофеев, будьте поближе. Не нравится мне, что вы всегда в сторонке. Можно подумать, что вы здесь ни при чём. Будто это не ваша часть и вы в ней редкий гость. И записывайте все мои указания. Через полгода-год я снова сюда прилечу. И всё проверю.

– Есть, товарищ генерал, – в один голос ответили Шакирзянов и Тимофеев.

Выглядел подполковник Шакирзянов в свои сорок лет моложаво. Сухощавый, стройный, среднего роста. Седина на висках только чуть тронула его жёсткие чёрные волосы. Щепотка аккуратно подстриженных усов совсем не портила внешний вид. Скорее наоборот, подчёркивала его казацкую лихость и упорный татарский характер. Одет щеголевато. Во всё новое. Сапоги начищены до блеска. Уверенный, спокойный, молчаливый. Пользовался большим авторитетом у местных казахских властей. Редкость для лётчиков границы – он говорил на казахском языке, похожем на его родной, татарский. И ещё часто выручал местные власти при внезапных стихийных бедствиях, катаклизмах и авариях.

Шакирзянов повёл всю группу офицеров за собой. На стоянке пограничной эскадрильи был порядок – и большие изменения, как сказал генерал. По сравнению с двумя годами назад. Ровными рядами стояли вертолёты на бетонных и асфальтированных площадках. От каждой площадки отдельная асфальтовая рулёжная дорожка вела к взлётно-посадочной полосе. Это пограничной авиаэскадрилье досталось от стоявшего прежде на этом аэродроме истребительного авиаполка ВВС. Изменения были видны и по свежей покраске деревянного забора, огораживающего стоянку автомобильной техники. Все машины вымытые, стоят на своих местах. В соответствии с номерами, написанными большими буквами на асфальте. Везде чисто. Порядок уставной. Армейский.

Генерал зашёл на склад ГСМ, осмотрел цистерны и четыре топливозаправщика. Побывал на СКП части. Проверил караульное помещение и службу охраны аэродрома и стоянки. В сторонке строились типовое здание ТЭЧ[44]44
  ТЭЧ, технико-эксплуатационная часть – существует в каждом авиационном полку, занимается ремонтом, устранением неисправностей и регламентными работами, то есть поддержанием в боевой готовности самолётов и вертолётов, а также другой обслуживающей авиатехники.– Прим. автора.


[Закрыть] и ангар-лаборатории. Генерал со свитой и туда заглянул. Всё обошёл, осмотрел. Потом остряки скажут, что «чуть ли не каждый шплинт пощупал и на зуб попробовал». Подробно расспросил, когда закончится строительство. И в конце обхода сделал вывод:

– Изменения к лучшему на аэродроме у вас есть, и значительные изменения. И ТЭЧ строится по плану. Это хорошо, товарищ Шакирзянов. Молодец. Учёл мою критику трёхлетней давности.

После обеда генерал приказал в шестнадцать часов собрать в клубе всех офицеров и прапорщиков части. Имея час в запасе, продолжил осмотр и обход объектов уже в части. Штаб, казармы, общежития, столовые, клуб, спортплощадки. Даже в санчасть и в кочегарку зашёл и всё осмотрел. Лоскутов ходил рядом молчаливой тенью. Перенимал опыт начальника.

А вот здание штаба части и жилые дома лётчиков были в плачевном, запущенном состоянии. Нет, не по вине командиров и начальников пограничной эскадрильи. Лет десять назад эта территория принадлежала истребительному авиаполку ВВС. И оставшиеся после него послевоенные одноэтажные постройки из белого местного кирпича были без фундаментов. Или на плохих фундаментах, не соответствующих весу зданий и глубине промерзания грунта. Поэтому здание штаба и жилые дома перекосились, потрескались, разваливались. Классический пример безграмотного строительства. Или, как сказал генерал Рохлов, – «жертв головотяпства» прежних командиров. Пытались пограничники периодически эти здания ремонтировать, но было это бесполезно. После каждой весны всё выпирало и перекашивалось вновь. Легче было новые построить.

Внутренняя обстановка, мебель и стенды на стенах в штабе, в учебных классах, казармах, клубе, столовых и общежитиях были тоже старыми. И допотопными. Но видно было, что командование части делало всё, чтобы привести помещения в уставной вид. Всё везде было чисто вымыто и даже свежеокрашено.

Генерал Рохлов провёл встречу с лётным и инженерно-техническим составом спокойно и доброжелательно. Похвалил за достижения и покритиковал за недостатки. Ответил на десятки вопросов, в том числе и по переводам. Рассказал о перспективах авиации погранвойск и конкретно их части. Поставил задачу – активизировать подготовку лётчиков для полётов в высокогорье.

На следующий день генерал с Тимофеевым и командиром части должны были решать вопросы взаимодействия с начальником погранотряда и командиром авиадивизии ВВС. В том числе по отводу земельного участка под строительство нового штаба и казармы для расширения эскадрильи. А Лоскутов спросил у генерала разрешения слетать на границу. Генерал Рохлов при нём узнал у командира части, кто летит, куда и с какой задачей. Подумал немного – и разрешил. Только наказал обязательно вернуться к вечеру, потому что на послезавтра запланирован вылет обратно в Алма-Ату.

Назавтра был полёт по всему Восточному Казахстану. С экипажем майора Владимира Клюса и капитана Сергея Прохоренко. Из Уч-Арала на Маканчи, Зайсан и Курчум. Участок границы в тысяча триста пятьдесят километров охраняли четыре погранотряда, полтора десятка комендатур и около сотни застав. Был обычный облёт участка. С десятками посадок в запланированных точках. Лётчики прекрасно знали свой участок границы. Организация полётов и уровень подготовки не вызывали сомнений. Рассказывали и объясняли Лоскутову десятки тонкостей и особенностей полётов. Показали прыгающих горных козлов на кручах и горных склонах. Архаров и тэков с огромными закрученными назад рогами. А в степи смотрели на пугливых джейранов, несущихся с большой скоростью по своим делам и поднимающих тучи пыли за собой. Целые стада, под сто голов каждое.

Понравилось Сергею озеро Алаколь. В переводе с казахского – «пёстрое озеро». Из-за перехода цвета от лазурно-голубого до пурпурно-фиолетового. Находится в пятистах восьмидесяти километрах севернее Алма-Аты и в сорока километрах от Уч-Арала, в долинах Джунгарского Алатау. Состоит из трёх частей. Два больших продолговатых озера по краям и одно маленькое круглое озерцо в центре. Много птиц, зверья и рыбы. По рассказам лётчиков, вода в этом озере целебная. На его дне много гальки, ила и глины. И вода лечит кожные заболевания, радикулиты, болезни сердечно-сосудистой и нервной систем. Усталость и депрессию как рукой снимает. Не случайно на этом озере советские космонавты проходили послеполётную реабилитацию. А сейчас это центр лечения и туризма Восточного Казахстана.

Вот и получилось, что за эту первую командировку в Алма-Ату и Уч-Арал романтично и познавательно настроенный Сергей Лоскутов «галопом по Казахстану» увидел почти все исторические места, где насмерть дрались советские пограничники, охраняя свою землю и границу. Сражались с басмаческими и белогвардейскими бандами, с нарушителями границы, шпионами и диверсантами. Оказывали интернациональную помощь соседу – великому китайскому народу. Воочию увидел те самые «болевые точки границы», где летали и воевали пограничные лётчики. И в мирное время получали боевые ордена. Перед ним как бы незримо развернулась вся картина – калейдоскоп всех происходивших событий на этом сложнейшем участке границы за последние пятьдесят лет. И конечно, все эти воображаемые события он привёл в систему, расставил в хронологическом порядке.

Видел аэродром Бахты, где они садились и забирали двух офицеров для доставки их в Уч-Арал и где сейчас был крупный таможенный и пограничный пост на границе с Китаем. И окружная школа сержантского состава. А в далёком 1932 году именно с этого маленького аэродрома начался взлёт авторитета лётчиков-пограничников в охране государственной границы СССР. После тех высокогорных боёв и операций в пограничной авиации появились пять первых орденоносцев, награждённых орденами Красного Знамени. Не грех и вспомнить их фамилии: Константин Шишков, Тимофей Мизерский, Арсений Петров, Алексей Завьялов и Михаил Зонов.

Потом был 1937 год. Три авиаотряда в количестве восемнадцати У-2 и Р-5 от 1-й Московской, 3-й Алма-Атинской и 4-й Марыйской отдельных эскадрилий перелетели сначала во Фрунзе (сейчас Бишкек). А затем сосредоточились на базовом высокогорном аэродроме на границе Казахстана с Китаем – Туругард. Командиром сводной авиагруппы в то время 3-го Алма-Атинского отдельного авиаотряда был капитан Чупров. Начальником штаба – капитан Завьялов. И после этого в советской пограничной авиации появились сразу шестьдесят три лётчика, награждённых боевыми орденами и медалями. Все они, получившие здесь бесценный боевой опыт, и будут руководить Отдельной авиабригадой погранвойск в Быково под Москвой и авиачастями этой бригады на границах Советского государства.

Увидел Сергей и город Панфилов с его приграничным высоко горным аэродромом Кульджа, где через месяц после окончания Великой Отечественной войны, в июне 1945 года, советская авиагруппа на самолётах СБ и Р-5 под руководством командира Алма-Атинской части подполковника Виктора Сердюкова учас твовала в освобождении китайской провинции Синьцзян и её центра Урумчи от японских оккупантов. За что семь советских лётчиков были награждены высшей наградой Китая.

Собственными глазами увидел и знаменитый Джунгарский проход. Здесь с начала тридцатых на протяжении пятидесяти лет советской власти шли непрерывные стычки с нарушителями границы и диверсантами всех мастей. Там лётчики постоянно сидели в командировках в часовой готовности к вылету по команде.

Увидел маленькое озеро Жаланашколь, где в конце шестидесятых из-за клочка даже непригодной для жизни земли столкнулись пограничники и военнослужащие двух великих держав.

И озеро Зайсан – длина около ста пяти километров, ширина сорок восемь километров – самое большое и глубокое озеро в Восточном Казахстане. Расположено оно во впадине между тремя горными отрогами. С причудливыми выветренными формами разноцветных холмов, окружающих это озеро. И город Зайсан недалеко, где стоит погранотряд и где они садились, чтобы забрать людей и груз.