Текст книги "Спуская псов войны"
Автор книги: Владимир Пекальчук
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Желаете автоматически получать комментарии о любых существах и вещах, на которые смотрите дольше трех секунд, хозяин? Если да, то голосовые или текстовые?
– Голосовые, – сказал Леонид, двигаясь к дальней двери вслед за Кассом.
Слушаю и повинуюсь. Раса кинкаш. Холоднокровные существа, внешне напоминающие ящерицу, но по строению тела и физиологии ближе к насекомым. Точного соответствия земным организмам нет. Схожих видов врасу в галактике нет. Представляют минимальную опасность вследствие очень низкого уровня агрессивности. Уровень интеллекта девяносто семь процентов от стандарта. Уровень соответствия отдельного индивида стандартному определению «врасу» восемьдесят три процента.
– Что это значит?
Не всякий врасу в буквальном смысле соответствует определению врасу, хозяин. Объясняю по аналогии. Если каждому муравью в муравейнике дать ваш уровень интеллекта и развития, королева и трутни, предположительно, станут врасу, а рабочие муравьи, являющиеся неполноценными, неспособными к размножению самками, разумными в полной мере могут и не стать, их суть будет ближе к понятию биоробота. Проще говоря, господин, чем ближе к ста процентам по шкале соответствия, тем больше врасу отвечает усредненному понятию «человек».
– О как, – мрачно пробормотал наемник, – значит, и тут уже делят всех на людей и унтерменшей…
Если я правильно понял смысл ваших слов, хозяин, то ответ отрицателен. Шкала соответствия не имеет правового веса и носит рекомендательно-информационный характер. Чем сильнее отклонение от ста процентов, тем выше вероятность, что мировоззрение, способ мышления, ценности вашего собеседника окажутся для вас чуждыми и недоступными. Общаясь с кинкаш, вы не сможете достигнуть полного взаимопонимания по очень многим вопросам. Если некое высокоинтеллектуальное существо имеет уровень примерно пятьдесят процентов и ниже – могут возникнуть трудности не только с пониманием собеседника, но даже с донесением до него простейших идей. Это не значит, что оно глупее, – это значит, что оно слишком иное. Фактически же все известные врасу в галактике находятся в пределах от сорока восьми до девяноста девяти процентов. Универсального определения понятия «человек» не существует, хотя каждый врасу считает стопроцентным человеком только себя. Однако два существа с уровнем девяносто девять процентов всегда смогут адекватно понять своего собеседника. При наличии средств коммуникации, разумеется.
– Ну ладно. И каковы мои проценты интеллекта и соответствия?
– Уровень интеллекта усредненного землянина – восемьдесят девять процентов. Уровень соответствия – девяносто восемь процентов.
– Грусть какая. Эти кинкаш умнее меня…
Мне неизвестен именно ваш уровень интеллекта, мой господин. Он может превышать средний уровень вашего вида.
– Кинкаш – телепаты?
Нет, хозяин. Они носят скафандры из-за смертельных условий на большинстве планет и общаются с помощью радиосвязи в своих скафандрах. Их речь состоит из звуков, издаваемых нащечными мешками, и частоты их вибрации.
Дверь открылась перед Кассом сама, он и Леонид оказались в еще одном шлюзе. Шлюз загерметизировался, послышалось шипение газа.
– Можешь снять шлем, – сказал Касс, стаскивая с головы мешок. – Сейчас заходим – там будут такие же, как я, сссла. Делаешь лицо игрока в покер, ни с кем не заговариваешь, если к тебе не обратятся напрямую, не повторяешь ничьих жестов. Просто молчишь.
– Понял.
За дверью их уже ждали. Точнее, ждали Касса. Два десятка сссла выстроились по обе стороны от двери, молча глядя на него, на Леонида никто даже взгляда не бросил. Глаза наемника перебегали с одного сссла на другого, и каждый раз в уголке визора появлялись надписи, свидетельствующие о том, что на Касса смотрят с большим уважением. Один сссла, меньше и стройнее других, с ушами, торчащими в стороны, а не приросшими к голове, и небольшим кожаным гребешком на темени, привлек внимание Леонида. «Женщина. Благоговение», коротко мигнул текстовым сообщением искин.
– Приветствую вас, – сказал Касс, шагая мимо строя, и те разразились в ответ нестройным хором приветствий.
Торговец словно изменился. Флегматичный и неспешный ранее, теперь он шагал энергично и целе-устремленно прямо к сссла, стоящему в самом конце встречающей делегации, одетому не так, как другие, и Леонид догадался, что это военный, еще до того, как искин сообщил об этом.
Военный молча отдал честь непривычным жестом ладони, держа руку перед собой горизонтально поперек груди, и когда Касс отзеркалил движение, отрапортовал:
– В вашем распоряжении, сэр Касс-р-Кинн!
Предположительно обращение «сэр» вместо привычного вам «товарищ командир» более точно отражает взаимоотношения индивидов, мой господин. Желаете получить справку по происходящему в один наушник, продолжая слушать перевод в другой? Моргните одним глазом, если да.
Леонид моргнул, отметив про себя, что искин оказался умнее, чем казался. Проанализировав, что хозяином было получено указание молчать, он по своей инициативе позволил ему давать указания молча.
– Мне должны были передать груз, лейтенант.
– Так точно, сэр! Груз получен в полной секретности и готов к погрузке.
– Вот и отлично. Ждем, пока докеры уйдут со смены, и начнем погрузку, – сказал Касс, повернулся к остальным и сказал: – Как я рад снова увидеть родные лица…
Добавка «р» в имени сссла дается обладателям звания, в вольном переводе звучащего как «великий герой», хозяин, заслужить которое можно только на поле боя. Добавка в середине первого имени значит, что звание получено при жизни, в конце – посмертно. Делаю вывод, что ваш спутник – ветеран войны и национальный герой сссла, пользующийся огромным почетом и уважением своего народа.
Официальная часть на этом закончилась. Лейтенант провел Касса, Леонида, нескольких сссла, выглядевших крепче других, и хрупкую женщину-сссла, увязавшуюся следом, в удаленное складское помещение. Когда дверь поползла в сторону, наемник почувствовал, как по спине бегут мурашки. Весь склад был забит контейнерами, поразительно напоминавшими гробы.
– Подгоняйте закрытый погрузчик и вырубайте освещение снаружи. Ни к чему, чтобы с кораблей на стоянке видели, что мы грузим.
– Характер груза, сэр?
– Можете кантовать – не взорвется и не разобьется. Сейчас я заберу часть – остальное храните дальше.
Отлично. Наниматель никакой не торговец, а офицер, занимающийся секретными операциями, как, видимо, думают его соотечественники. И только Леонид знает, что Касс на самом деле задумал авантюру. Вопрос только в том, кому известна правда, ему или другим сссла. То ли Касс использует наемника втемную, то ли наоборот, откровенен с ним, но темнит со своими сородичами, дабы не запятнать репутацию мошенничеством. В любом случае надо держать ухо востро. Не то чтобы это могло что-то изменить, у Леонида все равно нет альтернатив, но он привык всегда быть начеку и любую передрягу встречать в готовности.
– Открываем грузовой шлюз, – предупредил офицер, и все принялись натягивать на головы воздушные мешки.
Погрузка заняла добрых несколько часов. Погрузчик – платформу, парящую над землей, – гоняли туда-сюда восемь раз, загрузив на борт восемьдесят гробов, и в итоге все основательно умаялись. В дополнение к тому, что сами контейнеры весили сотни полторы кило, женщина все время вертелась рядом. Ее желание как-то помочь Леонид понимал и без подсказок искина, но она была слишком слаба для работы с тяжелыми предметами и только мешала.
Запихнув на место последний ящик, наемник стащил с головы мешок и вытер со лба пот.
– Высокие технологии, говоришь? – сказал он, пользуясь тем, что они с Кассом остались на борту вдвоем. – А грузили гробы ручками.
– Именно из-за высоких технологий и грузили, – тяжело дыша, ответил тот, – роботы запоминают, что и куда грузили, и ведут логи работ…
– Логи?
– Бортжурналы. Нам оно не надо. Ладно, ты уже оставайся тут, а я смотаюсь туда на пару часов. У меня там… еще одно дело.
Леонид ухмыльнулся, взялся за уши руками и оттянул их в стороны, прозрачно намекая на женщину-сссла.
Касс растянул безгубый рот в ответной ухмылке:
– Ты все правильно понял. Заодно притащу тебе со склада балларанскую жратву. Отдыхай пока.
Наемник не стал заставлять себя долго упрашивать и сразу после ухода шефа лег подремать. Все равно на этом бронированном ведре делать особо нечего. Книжки, телик, плеер – все осталось на Земле, хотя, если бы предстоящий контракт не занимал тогда все мысли, стоило бы что-то с собой прихватить. На вопрос о кино искин предложил загрузить с сервера станции фильмы и музыку сссла, но предупредил, что землянину они вряд ли будут интересны, так что Леонид не стал и пытаться. Конечно, руки чесались опробовать игломет, но стрельба среди чужих звездолетов может оказаться не слишком умным поступком, а наяривать пешком несколько километров за пределы посадочного поля не хотелось.
Касс вернулся только через четыре часа, привезя на погрузчике несколько ящиков продовольствия, в которых искин распознал консервированные фрукты, овощи и мясо балларанского производства.
– Вот это тебе особенно понравится, – сказал Касс, пнув ногой небольшой ящик с пластиковыми колбами.
– Что это?
– На вкус как ваше пиво – один из немногих земных и балларанских напитков, которые я могу пить.
– А, ну это уже веселее, – одобрил Леонид, помогая затаскивать ящики.
Торговец дал отмашку офицеру, управлявшему платформой, тот отдал честь и повернул обратно к станции. Касс закрыл внешнюю дверь, взял в руки небольшой ящичек, промаркированный не по-балларански, и двинулся в камбуз.
– Бери свое пиво и пошли, – кивнул он Леониду, – остальное пускай лежит, опосля перетащим. Нынче я уже сыт всем по горло…
В камбузе Касс расположился в отдельном кресле, поставил свой ящик рядом и извлек из него небольшую бутылочку. Отвинтив пробку, он откинулся на спинку и принялся молча вливать в себя содержимое, затем поставил пустую тару на пол и достал следующую.
Леонид взял в руки колбу, поболтал ее, оценивая жидкость на глазок, откупорил и осторожно попробовал.
– На вкус больше на шампанское похоже, – заметил он, садясь напротив Касса.
– Как по мне, так без разницы. И то и то горькое, пьянит, причиняет похмелье. Не понимал никогда, зачем вы и балларан такое пьете. Наша выпивка работает не так.
– Что ты пьешь?
– Метанол, по-твоему. Древесный спирт. Сссла пьют его, а этиловый спирт – как правило, только если нет древесного.
– Ладно, сейчас заценим балларанский харч… А вы, сссла, не закусываете, когда выпиваете?
Касс желчно фыркнул:
– Ага, я себе целый ящик притащил специально, чтобы закусывать, как же.
– Ты собрался основательно надраться? – полюбопытствовал Леонид, отпив еще немного.
– Точно.
– Почему?
– А ты думал, мне очень весело живется?
Леонид сделал глоток, исподволь наблюдая за собеседником:
– Даже не задумывался как-то. Как свиданка прошла? Не рассорились ли, часом?
– Отлично прошла, – сказал Касс, сделав несколько глотков.
– Она кто тебе?
– Я ее встретил первый раз в жизни. В прошлый раз ее тут не было – стажерка школы диспетчеров.
– Ну вот, – захлопнул ловушку наемник, – по идее, великий герой и ветеран войны, которому женщины на шею вешаются при первой же встрече, на жизнь жаловаться не должен.
Касс поставил на пол вторую бутылку и полез за новой.
– Дерьмовый из меня герой, – махнул он рукой, выпив половину, – какая была война – такие и герои. Знаешь, что между нами общего? Мы с тобой, выражаясь привычными тебе идиомами, оба бродячие, бездомные псы.
Запрокинув голову, вылил в себя остатки жидкости, небрежно бросил емкость на пол и взялся за четвертую. Его движения немного потеряли в точности, глаза расфокусировались, глядя мимо Леонида, но речь осталась четкой и ясной.
– …Мы оба с тобой сдохнем вдали от дома… Тебе возвращаться не к кому и незачем. И когда ты умрешь – никто не заплачет. Никто даже не вспомнит. У тебя вообще нет дома, если на то пошло. Завидую тебе.
– Чему завидовать-то? – удивился Леонид.
– Да, завидую. Потому что у меня этот дом есть, и меня там ждут. Везде, будь то Сссла, Ссарса или Каэрвэн – везде мой дом. Везде меня знают и помнят, а когда меня не станет – помянут трауром. Все три планеты. Все сорок миллиардов.
Касс умолк, чтобы проглотить очередную порцию, затем продолжил:
– …И потому я никогда не вернусь. Чтобы никто никогда не узнал, какой я дерьмовый герой.
Он достал из кармана маленькую колбочку и вылил ее содержимое в свою бутылку.
– А это что? – осторожно поинтересовался Леонид, распаковывая небольшой тюбик, чтобы закусить выпитое.
– Психоделик. Полезнейшая вещь. Делает твои горести не такими печальными. Если передозировать – мать начнет смеяться на похоронах своего ребенка.
– Эк тебя пробило на откровенность от выпивки…
Касс закашлялся своим странным смехом:
– Еще бы… Я шестьдесят периодов молчал. Пятнадцать твоих лет. Сколько еще я бы мог промолчать? А ты… Ты будешь хранить мою тайну. Случись со мной что – ты обратно уже не вернешься. Только я могу провезти тебя на Землю. Как раз потому, что мой корабль не будут обыскивать, ведь патрульные в том секторе – сссла. Им не придет в голову обыскивать корабль героя. Не посмеют, даже что-то заподозрив, – но они и не заподозрят.
Леонид отправил в рот кусок сморщенного желтоватого плода. На вкус как персик. Закуска к шампанскому несколько странная, но лучше, чем ничего.
– А что ты сделал-то?
– Я? Да в том-то и дело, что ничего. Просто остался в живых…
Касс залпом осушил бутылку, уронил ее на пол, уставился в никуда, и затем его прорвало:
– Знаешь, что такое парад героев? Ты не знаешь, конечно же, об этом искин тебе не рассказал. Это торжество, в котором мечтает принять участие каждый мальчишка сссла. Великая честь – быть героем, и я тоже всегда хотел им стать…. Парад героев… парад живых и мертвых. Вначале идут курсанты военных училищ – только достойнейшие – и несут портреты тех, кто не дожил до этого парада. Тех, кто умер вчера, тех, кто скончался от ран сто периодов назад, тех, кто погиб на поле боя в прошлые тысячелетия… А потом шествие мертвых героев заканчивается – идут живые. Миллиарды мечтают идти среди них – выпадает единицам, десяткам. Ныне живут сто тринадцать героев… и только я знаю, что их на самом деле меньше… Что их на самом деле сто двенадцать. А может быть, и того меньше.
Видишь ли, Леонид, война – дерьмо. Как солдат, я знаю это лучше всех. А некоторые войны – особенно дерьмовые. Мы воевали за планетку – сплошная грязь. Сплошное болото. Она нам не нужна была, но мы воевали. Так надо было. Нас было девять человек в отряде – и мы стали друг другу дороже братьев. Война сроднила нас всех, связала узами, которые прочнее уз крови. Ты не поймешь меня – ты ведь не совсем солдат…
Леонид слушал молча, не перебивая, а Касс продолжал, глядя в никуда, и перед его глазами, видимо, проплывали картины прошлого.
– …И война же отняла их у меня. Враг развернул над планетой спутниковую систему, которая не давала подойти основным силам, и закрыл их маскировочными полями. Нам нужно было дойти до места, установить наземный детектор и подсветить цели для линкоров с поверхности… И мы шли. Девять человек и один переносной детектор посреди болота, раскинувшегося на всю планету. И враги, куда ж без них. Троих мы похоронили в том болоте – остальные погибли, защищая установленный детектор. Вот и все. Герой ли я? Я просто остался в живых. Совершенно случайно остался, это не моя заслуга. Все остальные – они сделали как минимум не меньше ради общего блага, даже больше – они ведь отдали свои жизни, в то время как я – нет.
– Честно говоря, я не понимаю твоих терзаний. Вы сражались, за что считали нужным. Они погибли. Ты выжил. Я не знаю, как у вас, а у нас пойти в тыл противника ради диверсии – это героизм. Так и вспоминается песня – «…два провода голых, зубами скрипя, зачищаю…»[1]1
В.С. Высоцкий «Черные бушлаты».
[Закрыть]. В чем проблема-то?
– Понимаешь, – медленно произнес Касс, – у нас немного другое отношение к понятию «герой». А тем более – к великим героям. У вас цепляли на грудь звездочку героя, жали руку, иногда писали в газету… И все. Мы отличаемся от вас тем, что не верим в душу. Материалисты мы. Религия, загробная жизнь… У нас таких понятий нет. Смерть – это конец. Отдавая свою жизнь, ты уже ничего взамен не получишь. Потому отношение к героям вообще у нас особенное. Не такое, как у вас. А к тем, кого провозгласили великим героем, – и подавно. Это огромнейшая честь. Огромнейшие почет, слава, уважение. И не только для самого героя – для его семьи тоже. У нас принято, что первым словесно здоровается тот, чей ранг выше. Ты сам видел – все молчали, пока я не заговорил первым. Мой отец – он работает на заводе, где строят грузовые летательные аппараты. С тех пор как я стал великим героем, отношение к нему изменилось. Теперь, когда он входит с отчетом в зал совещаний руководства, руководители встают и ждут, пока отец с ними поздоровается, словно это он там главный. Он в большом почете – ибо воспитал героя. Дети героев сразу попадают в самые престижные учебные заведения. И так далее.
– Ну это я понял. В чем проблема-то?
– В том, что героем стал только я. Мои товарищи – нет. Я вскоре после войны запил. Мне было стыдно, что они погибли, а героем стал я. Меня знают в лицо сорок миллиардов. Мои родители стали очень уважаемыми членами общества. А семьи моих братьев по оружию получили пенсии за утрату отца и мужа – и все. И пусть сссла заботятся о семьях тех, кто умер ради высшего блага, – мне все равно было стыдно, что я получил все – славу и роскошь, – а их семьи всего лишь пенсию. А планетку ту вскоре продали. Ты не поверишь – тем же самым танду, с которыми мы воевали. За деньги, много меньшие, чем было потрачено на войну, не говоря уже о погибших. Она не нужна нам была никогда – мы воевали не за саму планету, а чтобы все поняли, что у нас, сссла, силой ничего не отнять, связываться – себе дороже выйдет. Так надо было, один раз уступишь – завтра чужие уже в твоих карманах шарить будут. Но меня не покидает мысль, что мы воевали и погибали за грязь, по пояс в которой сражались. И теперь я даже не могу посетить могилы моих друзей – там танду плантаций понастроили. На их костях.
И я пил по-черному. Мне уже можно было. Герою не зазорно напиваться, заливая то, через что он прошел. Герои выше условностей, если он пьет – значит, пережил столько, сколько и для героя слишком много. А в перерывах между запоями пытался понять – почему я? Почему не они? Почему не Ксан, накрывший передатчик собой, и не Тасс, уведший погоню по ложному следу? Ведь подобные деяния совершали многие – этого недостаточно, чтобы стать великим героем. Да, именно наш подвиг преломил ход войны: флот разнес подсвеченные спутники в щепки. Мы спасли множество жизней и отстояли планету. Ладно. Это великое деяние. Но все-таки – почему только я?!
И вот однажды, незадолго до парада героев, я понял почему. Нации был нужен символ светлого будущего. Живой герой, выигравший ту войну, а не погибшие мученики. Потому меня провозгласили героем невзирая на то, что мой подвиг не особо выдающийся, а мои друзья были забыты. Вот тогда-то я и сломался.
Понимаешь, я их всех предал. Я молчал. Мне очень хотелось во всеуслышание всем рассказать о моих друзьях и о том, что их подвиг был больше моего. Что они тоже заслужили звания великого героя – но тогда бы и другие поняли то, что понял я. Что звание героя не всегда можно получить даже за величайшие заслуги и не всегда надо иметь величайшие заслуги, чтобы стать героем. И потому я молчал. Чтобы сохранить институт геройства, в который верят миллиарды и в который верили миллиарды до них. Я знаю, что мои друзья одобрили бы. Они поняли бы, что я поступил правильно. Каждый из них и сам отказался бы от величайшей славы и высочайшего титула ради своего народа. Но мне от этого не легче. Я знаю, что предал их.
Леонид проглотил кусок фрукта и запил псевдошампанским.
– Предал друзей ради своего народа. Я понимаю. Иногда бывают ситуации, из которых нет приемлемого выхода. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо – головы лишишься. Но это еще не объясняет, почему ты домой не можешь вернуться.
– Потому что сломался. Сломался и предал еще раз – но теперь уже свой народ ради друзей. Помнишь, мы говорили о персональных массдрайверах? Слишком дорогие в производстве, слишком дорогие в обслуживании, обладающие огромной проникающей способностью, но недостаточно убойные и ненадежные – им не было практического применения. Они были символом нашей технологической продвинутости. И в итоге им нашли символическое применение. Их стали вручать героям как именное оружие. Ну ты понял, лучшим защитникам нации – лучшее оружие. И с ним они идут на параде героев. После смерти владельца винтовка вручается следующему герою. Так вот. Я свою продал. Винтовку, на которой были написаны четыре имени героев, кроме моего. Реликвию. Если это вскроется… ты понимаешь, я, выражаясь земной идиомой, плюнул в душу всем героям, живым и мертвым. Я плюнул в душу всем тем, кто сам мечтает стать героем. Я унизил и растоптал само звание великого героя. Ради денег продал винтовку – сверхраритет – инопланетному коллекционеру за цену, соизмеримую со стоимостью современного корвета. Я не мог смириться, что владею такой дорогой вещью, в то время как семьи моих братьев остались ни с чем. Мне было стыдно владеть этой винтовкой. Я ее не заслужил. Деньги я раздал, обеспечив детей моих друзей и своих родителей, себе ничего не оставил. И сбежал, потому что первый же парад все раскрыл бы. Вначале работал разведчиком на Земле, потом накопил денег и стал торговцем: жить как-то надо. И теперь, когда на Сссла парад, я далеко. Дома я отказаться бы не смог – никто бы не понял, никто бы не поверил. Это немыслимо. Но я далеко от дома и всегда имею оправдание, что занимаюсь опасным и полезным делом на благо всех, как и положено герою. Ореол секретности заставляет думать всех тех сссла, которых ты видел, что я занимаюсь спецоперациями, я ведь и был спецназовцем. Вот так вот.
И потому я иногда напиваюсь. Особенно после встреч со своими. Я знаю, что уже никогда не вернусь домой. Я знаю, что в строю героев мне нет места. Всегда мечтал принять участие в параде – и вот как все вышло. Теперь я попаду на парад только посмертно. В виде портрета в руках курсанта. Он будет безумно горд нести портрет великого героя, который на самом деле просто двойной предатель. Жертва политики и заложник собственной совести.
А еще я иногда вижу сон, в котором все же участвую в параде… Иногда один, иногда со своими друзьями. Но заканчивается каждый раз одним и тем же… Все смотрят только на меня миллионами глаз. Подходят ближе, обступают со всех сторон… И спрашивают: «Скажи, ветеран, а где твоя винтовка?» И я в ужасе просыпаюсь…
Касс хрипло закашлялся и потянулся к новой бутылке. Леонид встал, подошел и отнял у него сосуд:
– Я так думаю, тебе уже хватит на сегодня.
– Ты прав, должно быть, – равнодушно согласился Касс и поднялся, неожиданно уверенно и плавно: – Я, пожалуй, пойду спать. А завтра отчалим отсюда…
* * *
Прыжок от Хара до ничем не примечательной звезды Таркат занял всего лишь полтора часа.
– Редкая удача, – прокомментировал Касс, поднимаясь с капитанского кресла, – обычно надо часов десять в тоннеле болтаться… Навигатор, корректировка времени?
– Связь со станцией установлена. Корректировка времени минус сорок одна минута. Зафиксирован входящий сигнал с кодировкой Вершителя.
– Принимай.
На экране сбоку появились помехи и послышался голос невидимого Вершителя, не пожелавшего прислать видеопоток:
– Говорит исполняющий обязанности главного Вершителя системы Таркат. Ваши данные распознаны и зафиксированы. Свободный торговец, вы приближаетесь к закрытой зоне. Цель посещения системы?
– Промежуточный прыжок – раз, Вершитель. Туристический визит без вхождения в закрытую зону – два. Вы, видимо, тут недавно, иначе знали бы меня. Куда делся Вершитель Скаб-Бойл?
– У вас к нему какое дело? – Голос в наушниках звучал монотонно, но в уголке визора появилось пре-дупреждение о подозрительности.
– Незавершенная партия в татцу. Не берите в голову, Вершитель, и спокойной вахты.
Леонид дождался, пока сеанс связи закончится.
– Так ты и с Вершителями накоротке?
– Кто, я? Нет. Скаб-Бойл мой соотечественник. От звезды до станции чесать полтора стандартных цикла – дня то бишь. Когда летишь один – скукота. Ну и Вершителю, болтающемуся в одиночной вахте вокруг Реликта, скажем прямо, тоже не так чтоб сильно весело.
– Что еще за Реликт?
– Я вчера обещал тебе показать суперпушку. Реликт – это автоматический титанический корабль размером с… Мадагаскар. Эхо Войны. Он тут висит кто знает сколько тысячелетий, а Вершители за ним присматривают. Ну, чтобы никто не разбудил лихо, пока оно тихо. У них тут целая база в закрытой зоне. А чуть подальше – небольшая станция для туристов. Меня там должен ждать груз – оружие и снаряжение для наших, хе-хе, солдат. Получим – сядем на здешнюю планетку, проверим личный состав. Я тебе все расскажу и покажу. А сейчас пойдем в грузовой отсек – андроиды сами, как ты догадываешься, не распакуются.
В отсеке, который теперь больше напоминал перенаселенный мавзолей, Касс достал из кармана маленькую коробочку с проводком. Проводок этот он подсоединил к своему УРР, поманипулировал с появившейся голопанелью и заметил:
– А протоколы интерпретации голосовых команд устарели… Похоже, их всех перепрошивать придется. Ладно, это потом.
Он ткнул пальцем в бок ближайшего гроба, вызвал из него еще одну голопанель и приложил ладонь. Контейнер пикнул, соглашаясь открыться.
В черном гробу под слоем маленьких белых шариков, словно артиллерийский снаряд в наполненном стружками ящике, лежал человек в военной форме, или, по крайней мере, то, что можно было бы принять за спящего человека.
– Ну, как тебе? – Касс излучал настолько интенсивное самодовольство, словно создал этого андроида сам.
Леонид с сомнением окинул его взглядом:
– Выглядит довольно натурально. Как он вклю-чается?
– Вначале ему надо загрузить директивы. В частности – разъяснить, кто его командир. К счастью, это гораздо проще, чем звучит.
Касс отсоединил маленький приборчик от своего УРР, выгреб из ящика белые шарики, чтобы добраться до головы андроида, и воткнул проводок ему в ухо. Приборчик мигнул надписью «выполнено», андроид моргнул и снова закрыл глаза.
– Питание на нуле.
Он отыскал у ног робота сумку, выглядевшую как обычная земная спортивная сумка, и вытряхнул ее содержимое на пол. Леонид присел рядом, осматривая вещи.
– Белье? Носки? Мыло, бритвенные принадлежности, одеколон… На кой ляд все это роботу?!
– Для отвода глаз, ясное дело! Одеколон – на непредвиденные случаи, запах маскировать… Ага, нашел.
– Вау, да это же «уокмэн»! – обрадовался наемник. – Я-то свой плеер дома оставил… Только это, магнитные кассеты по двадцать-тридцать лет запись не хранят, вот засада.
Касс хитро ухмыльнулся, распутал наушники и вставил в уши андроиду, нажал кнопку и пояснил:
– Это зарядное устройство, замаскированное под аудиоплеер. Контакты находятся в ушах, как и разъем для прошивки. Питается как от земной розетки по проводу, так и от стандартной беспроводной. Блока питания андроида хватает на пять-шесть суток максимум, а при активных действиях и того меньше, так что надо подзаряжать. Андроиды сами садятся на подзарядку в свободное от несения службы время.
Пока робот заряжался, Леонид получил краткую лекцию по запуску андроидов.
– Вот этот приборчик – ключ, – пояснил Касс, – единственное средство внешней коммуникации – слова и уши. Встроенный радиомодуль заблокирован, интерфейса подключения к компьютерной сети у них вообще нету. Загрузка информации напрямую невозможна – только через органы чувств или ключ. Отсутствие мгновенной связи снижает эффективность боевых роботов, но есть и большой плюс. Взломать андроида в классическом смысле слова, по-хакерски, невозможно.
– А взломать ключ?
– Протокол зашифрован. Теоретически можно было бы взламывать через ключ, если бы не одно «но»: заметив попытку несанкционированного доступа через ключ, андроид окажет сопротивление. Проще говоря, заедет в щи любому, кто попытается воткнуть ему что-то в ухо, если этот любой не ты и не я.
Леонид сел на соседний гроб и скрестил руки на груди:
– Звучит довольно солидно. Если так, то я вообще не представляю, как еще можно взломать робота.
– Элементарно. Что есть робот? Это искин, компьютер, который обрабатывает поступающие извне данные по заложенным в него программам. Прямой взлом – это замена директив хозяина директивами взломщика. Взломанный робот становится собственностью врага. Но если ты не можешь взломать робота и подменить его директивы – ладно. Ты можешь подменить поступающую в него информацию, чтобы искин робота, действуя согласно имеющимся программам и директивам хозяина, предпринял действия, выгодные взломщику.
– Хрен редьки не слаще… А попроще?
Касс сверился с показаниями зарядного устройства и продолжил лекцию:
– Чтобы тебе было совсем просто – рассказываю реальный случай, вошедший в учебники многих рас. Тульвары – существа, отдаленно напоминающие по внешности сссла, а по внутреннему устройству и, что важнее, характеру и натуре – вас, землян, – как-то затеяли войну. Они регулярно воевали из-за религиозных взглядов, к слову, так что я только радуюсь, что подобной болезни у моего народа нет. Не суть важно. В общем, воевали «зеленые» с «черными». Цвета формы у них были такие. И «зеленые» применили против «черных» самых первых своих боевых роботов, хотя для тумбочки на колесиках с ламповым управлением это слишком большой комплимент.
Эти тумбочки были очень примитивными роботами, а точнее – простейшими автоматическими устройствами. Робот распознавал своих и чужих по цвету. Тульвары тогда были на уровне примерно вашего начала двадцатого века, при этом не открыли радиосвязь и многие другие вещи. И боевые автоматоны выполняли только очень ограниченный набор действий. Следовали за «зелеными» и стреляли по «черным». В первом же бою «черные» понесли большие потери, так как не могли пробить броню роботов. Они отступили в подземный город – тульвары под землей живут, – а «зеленые» начали штурм.
Важнейший момент «черные» просекли: автоматоны стреляют по солдатам в черной одежде. Других способов распознавания своих и чужих у них не то что не было – даже концепции иной не было.
– «Черные» переоделись в «зеленых»? – высказал догадку Леонид.
– Хуже. Когда армия «зеленых» вошла в город, «черные» применили красные прожекторы, отрубив остальное освещение.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?