Текст книги "Рельсовая война. Спецназ 43-го года"

– «Максимы» побросали, устали все, раненых много было.

– Но винтовки и «дегтярёвы» имелись? Могли оказать сопротивление, а вы, как овцы, в плен поплелись.

– Трусы и предатели! – презрительно заметил Зелинский.

– Куда торкнешься? – оправдывался бывший красноармеец. – Не успели оглянуться, следом за мотоциклами броневики и танки. В момент бы искрошили.

– Где же тебя в лагере подкармливали? – спросил Авдеев. – Ряшка сытая.

– Чего там сытая, – оправдывался Колбин. – В неделю раза два пищеблок убирать вызывали. Давали тарелку супа и обрезки ливерной колбасы.

– А если бы сегодня партизаны на вас напали? Тебе что предписывалось делать?

– Уходить с ними в лес, товарищ майор. А там, мол, тебя найдут, скажут, что дальше делать.

– Я тебе не товарищ, – жёстко отрезал Журавлёв, а комиссар Илья Зелинский выкрикнул:

– Люди на фронте жизни своей не щадят, а ты за ливерную колбасу продался. Дерьмо ты, больше никто!

– Я не по своей воле фрицам служить пошёл, – торопливо оправдывался Колбин. – Каждый день кого-нибудь расстреливали, а сколько народу в первую зиму замёрзло! Вызвали как-то нас двоих, привели в комендатуру. Одного сразу расстреляли, а мне говорят: «Вот тебе минута на раздумье. Если не будешь нам помогать, башку продырявим». Простите меня, я же никого не предал.

– Не успел? – усмехнулся Авдеев.

– Не успел, – машинально кивнул пленный. – Но я в отряде честно воевать буду, матерью клянусь.

– Ты уже клятву на верность Родине давал, – тем же презрительным тоном проговорил Зелинский. – Расстрелять, и все дела.

Данилу Колбина расстреляли, а отряд увеличился сразу на семь человек. Кроме опытного лейтенанта Викулова полезным человеком оказался сержант-связной Шамшин. Ещё один пленный служил сапёром, его сразу забрал к себе Фёдор Кондратьев. Матвей Рябов, хорошо знавший здешние места, был назначен вместе с сыном во взвод Николая Мальцева.

Отряд «Застава» снова пополнял свои ряды после тяжёлой зимы.

Сразу после первомайских праздников было осуществлено несколько боевых операций с участием партизанских отрядов «Сталинцы» и «Смерть фашизму». Руководством предлагалось нанести мощный удар, который продемонстрировал бы растущую силу «народных мстителей».

Перечитывая заключительную фразу очередной шифрограммы, майор Журавлёв невольно усмехнулся. Он не любил громких фраз, смотрел на сложившуюся ситуацию трезво и слова о «мощном ударе» воспринял как не более чем политический лозунг.

Лозунг подкрепили приказом о присвоении Фёдору Кондратьеву очередного звания «капитан». Такое же звание получил комиссар Зелинский, в душе рассчитывавший на «майора». Командир отряда «Смерть фашизму» Павел Коробов по ходатайству Журавлёва был награждён орденом Красной Звезды, а трое партизан из его отряда получили медали.

– Ну что же, такое внимание надо оправдывать, – сказал Журавлёв, и в глазах его блестели весёлые огоньки.

То ли шутил, то ли всерьёз говорил – непонятно. Ещё раз провели разведку, первоначальные планы скорректировали и частично изменили. На многое не замахивались, но удары планировались серьёзные. Первого и второго мая решили на рожон не лезть – все немецкие и полицейские гарнизоны были подняты по тревоге. Журавлёв приказал временно отключить рацию – надоели назойливые предписания.

Третьего мая отправилась на задание группа лейтенанта Мальцева, усиленная партизанами из отряда Андрея Зинякова (всего тридцать восемь человек).

Планировалось поджечь бензохранилище. Оно располагалось в семи километрах от небольшого полустанка. Среди сосен на краю леса были закопаны в землю с десяток многотонных резервуаров с бензином и дизельным топливом. Под навесами, хорошо замаскированные, стояли сотни бочек с горючим, смазочными маслами и даже с авиационным керосином.

Когда-то здесь размещался обычный склад. Теперь это была база, срочно включённая в систему подготовки к операции «Цитадель». Здесь накапливалось горючее для заправки техники, которой предстояло двигаться в сторону Курской дуги. Взвод охраны был увеличен вдвое, подходы к базе заминировали. Кроме пулемётов по периметру установили четыре 20-миллиметровых зенитных автомата.

База считалась настолько важным объектом, что к её охране не привлекали полицаев. Чтобы отвлечь внимание советской разведки, в нескольких километрах от базы военнопленные копали ложные капониры для орудий, пехотные траншеи и земляные укрепления.

Отряд из тридцати восьми человек должен был нанести удар в ночное время. Никто ещё не знал, что склад горючего превращён в крупную базу – немцы умели хранить секреты. Со временем разведчики Журавлёва наверняка докопались бы, что представляет собой объект.

Как всегда, не хватило времени. Взрыв склада с горючим не считался главной операцией. Пожар должен был отвлечь внимание от групп подрывников, которые готовились к диверсиям на железной дороге. Пустить под откос пару-тройку эшелонов с бронетехникой, воинскими подразделениями – это будет крепкий и эффективный удар, который ждут от отряда НКВД на Большой земле.

И Мальцев, и Зиняков, опытные офицеры, действовали осторожно. Но никто не ожидал, что склад уже превращён в крупную базу, охрана усилена, а подходы почти полностью заминированы.

Поначалу всё шло, как планировали. Николай Мальцев и Пётр Чепыгин подползли к посту у шлагбаума. Лейтенант перемахнул через мешки с песком и ударом ножа свалил пулемётчика, дежурившего возле «МГ-34». Одновременно с Мальцевым сержант Чепыгин бросился на постового и бесшумно снял его трофейным эсэсовским стилетом.

Выдернул из подсумка три запасных магазина к автомату и замер, прислушиваясь к тишине. Слабый ветерок шевелил верхушки сосен, в просветах между облаками виднелась неполная луна. Подбежали ещё несколько бойцов. Одного из них Николай Мальцев оставил возле пулемёта.

– Прикроешь, если что. Остальные, вперёд.

Тишину вдруг нарушил звонок полевого телефона. Такие неожиданности порой срывают детально разработанные операции. Впрочем, если бы телефон и молчал, у диверсионной группы оставались бы в любом случае считаные минуты, пока их не обнаружат.

Игра в прятки на территории военного склада возможна только в кино. Ночью дежурят несколько постов, а территория освещается слабым светом синих фонарей – достаточно, чтобы разглядеть чужаков, проникших внутрь. Кроме того, в любую минуту могли включить прожекторы.

Неподалёку от ворот находился лёгкий щитовой дом, откуда выскочили унтер-офицер и сопровождавший его солдат. Всё, по-тихому не получится! Автоматные очереди опрокинули на дорожку солдата, а унтер-офицер метнулся в открытые двери, чтобы дать сигнал тревоги и включить прожекторы.

Его догнал один из пограничников, сбил ударом приклада, но к рукоятке сирены тянулся ещё один солдат, находившийся в доме.

– Стой! Не двигайся.

Солдат, молодой парень, наверняка понял, что означает эта фраза. Немного помедлил, глядя на человека в камуфляже, красную звёздочку на пилотке и дырчатый кожух русского автомата. Связисту было девятнадцать лет, и он жалел, что не попал на Восточный фронт год или два назад, когда рушилась огромная империя большевиков.

Связист догадывался, что командованием готовится крупная операция, которая сомнёт остатки Красной Армии. Не просто так заполняются бензином и соляркой огромные резервуары, а подъездные дороги укрепляют, чтобы бесперебойно двигался транспорт.

Солдат бросился к ручке сирены. Даже если его пробьют пули, он повиснет всем телом на рукоятке, и пронзительный вой заполнит окрестности, предупреждая всех об опасности. Он погибнет, как герой!

Но пограничник не стал стрелять. Он бросился навстречу несостоявшемуся герою и отбросил его ударом автомата, зажатого в вытянутых руках. Удар казённика разбил челюсть, солдат ворочался на полу. Боль привела его в себя, и он раздумал умирать. Он знал нужную фразу «Гитлер капут!», слышал её от старых солдат. Но пограничнику было некогда возиться с сопляком из гитлерюгенда.

Он обрушил приклад на голову связиста, разбил телефоны на столе, выдернул провода и выскочил наружу. На территории склада уже шёл бой. Сапёры во главе с сержантом взобрались по лестнице на верхушку закопанного на две трети в землю резервуара и, открыв люк, прилаживали заряд взрывчатки и фосфорную мину.

– Посудина тонн на восемьдесят, – сказал его помощник. – Полыхнёт до неба.

– Сто двадцать… стандарт, – поправил помощника сержант. – Лишь бы раньше времени не сработала, а то поджаримся, как цыплята.

Две группы партизан из отряда Зинякова обошли базу с тыла. Одна из них благополучно проникла на территорию, другая группа угодила на минную полосу. Война страшна во всех своих проявлениях. Но внезапные взрывы под ногами, отрывающие ступни, дробящие кости, подбрасывающие в воздух окровавленные тела, – это ломает отвагу даже самых смелых людей.

Трое партизан лежали на траве возле небольших дымящихся воронок. Четверо других застыли, глядя, как ворочается и стонет, зажав разорванную промежность их товарищ. Другой полз, упираясь локтями в землю. Взрыв оторвал ему руку, изрешетив осколками тело.

Один из уцелевших партизан попятился назад, но тоже угодил на мину. Трое уцелевших медленно отступали. Из темноты открыл огонь немецкий пулемётный расчёт. Очереди настигли ещё одного партизана, двое стреляли из винтовок, торопливо передёргивая затворы.

Подбежал лейтенант Зиняков, с ним ещё несколько человек.

– Мины, товарищ лейтенант!

– Вижу. Где вторая группа?

– Она прошла левее, метрах в трёхстах.

Искать в темноте проход в минном поле было бесполезно. Пробиваться надо было здесь – где полоса мин была узкая. Мешали пулемёт и колючая проволока.

– Цельтесь в расчёт, – приказал лейтенант.

Андрей Зиняков вместе со своим ординарцем бежали, укрываясь за редкими кустами. Когда до расчёта ручного пулемёта «зброевка» осталось метров шестьдесят, оба открыли огонь из автоматов. Раненный в лицо унтер-офицер выпустил рукоятку пулемёта.

Второй номер потащил своего командира в укрытие. Но очнувшийся унтер-офицер, зажимая простреленную щеку, приказал ему:

– Веди огонь, иначе русские прорвутся.

Лежавший возле колючей проволоки партизан из красноармейцев, угодивших в окружение ещё в сорок первом году, истекал кровью. Он кое-как перетянул жгутом оторванную ступню, но ему требовалась помощь. Однако приблизиться к нему никто не рисковал, он лежал среди мин. Красноармеец сумел прицелиться и очередью из автомата накрыл «зброевку».

Понимая, что долго не продержаться, он доставал из противогазной сумки гранаты и швырял их в сторону ограды. Гранат было пять или шесть. Красноармеец сумел бросить три штуки, проделав в ограждении дыру. На большее сил не хватило. Он лежал молча, по щекам катились слёзы.

Боль куда-то ушла. В последние минуты жизни он вспоминал мать, отца, женщину, с которой сошёлся в местной деревне и которая родила ему дочь. Господи, как быстро прошла жизнь…

Бой на нефтебазе шёл сразу в нескольких местах. Техник-моторист вместе с помощником запустили мощный генератор. Яркие лучи прожекторов осветили подходы к базе, центральную дорогу. Пулемёт с вышки вёл огонь, срезав одного из бывших военнопленных и ранив пограничника.

Павел Шестаков выпустил магазин трофейного автомата и едва успел увернуться от автоматной очереди. Лейтенант Викулов бросил гранату в генератор, сверкнули искры электрического разряда. От замыкания вспыхнули провода и отключилась часть прожекторов. Пограничник, укрывшись за сосной, стрелял из ручного пулемёта Дегтярёва по вышке. Немец развернул в его сторону свой «МГ-42», но пули пробили доски и опрокинули пулемётчика.

Немецкие офицеры пытались организовать оборону, зная, что, если бензохранилище сгорит, им не миновать полевого суда или отправки на фронт. Старший из них, комендант базы, сорокалетний майор, с автоматом в руках отдавал команды, стремясь вытеснить «ночных призраков».

Но схватываться с русскими диверсантами приходилось в упор. Вести огонь из пулемётов, а тем более зенитных пушек было слишком опасно, могли загореться ёмкости с горючим. Бой шёл по всему хранилищу.

Взрыв фосфорного заряда воспламенил резервуар, где хранились сто двадцать тонн первосортного бензина. Из рваного отверстия вытекало горящее топливо, огонь охватил сосны. Однако все ёмкости были защищены противопожарными рвами, пламя клубилось огромным шаром, но не достигало соседнего резервуара.

Бутылки с горючей смесью разбивались о стенки ёмкостей, облизывая их липким пламенем. Сапёры Мальцева взорвали ещё одну крупную ёмкость. Горящая жидкость, выбиваясь сквозь лопнувший шов, перехлестнула через ров, охватывая огнём примыкающий участок.

Партизаны из отряда «Сталинцы» во главе с лейтенантом Зиняковым прошивали зажигательными пулями навес, где стояли бочки. Брошенные гранаты разворотили несколько двухсотлитровых бочек, медленно разгоралось смазочное масло. Из пробитой пулями бочки с техническим спиртом растекалась прозрачная жидкость. Смешавшись с маслом, смесь полыхнула, повалил удушливый дым.

Комендант базы дал приказ тушить огонь, но пулемётные очереди перехлестнули запасной генератор. Электрическая дуга, раскалив металл, грохнула, словно взрыв снаряда. Погасли прожектора, не работали электронасосы. Полыхали ещё две ёмкости, освещая всё вокруг горящим бензином.

Мальцев, его помощник Паша Шестаков и ещё несколько пограничников пробивались к группе, которую возглавлял комендант базы. В дыму мелькнула долговязая фигура ветерана вермахта, он шёл впереди, посылая очереди из автомата.

Две группы столкнулись в упор. Рукопашная схватка шла при свете горящего топлива. Майор-ветеран, раненный в плечо, продолжал стрелять. Упал один из пограничников, а у коменданта опустел магазин. Он с усилием вытащил из кобуры пистолет, но автоматная очередь опрокинула его на землю.

Лейтенант Иван Викулов, сумевший выжить после одиннадцати месяцев немецкого концлагеря, застрелил бежавшего немца и работал винтовкой, как дубиной. Но сил не хватало. Ефрейтор из охраны, уклонившись от удара, вскинул карабин. Мальцев достал его короткой очередью (кончились патроны) и, не имея времени перезарядить оружие, кинулся на немца в обгоревшем мундире.

Ударил его раз и другой ножом. С трудом поднялся, но удушливый дым горевшей солярки заставил опуститься на колени. Грудь выворачивал кашель. Молодой немец целился в русского лейтенанта из винтовки, но тоже захлёбывался от дыма – пуля прошла рядом. Сержант Чепыгин сбил немца с ног ударом приклада и помог Мальцеву подняться.

Только сейчас оба ощутили нестерпимый жар и, прикрывая глаза, попятились от горевшего резервуара.

– Отходим, – с усилием выкрикнул лейтенант Мальцев. – Собирайте раненых и оружие.

База горела. Лопались раскалившиеся бочки, расплёскивая солярку и масло. Навес из оцинкованной жести корёжило от жара, обрушились перекрытия, сминая новые бочки и усиливая огонь. Ёмкость на сто двадцать тонн кренилась набок, плавился металл, как свечки, полыхали сосны и обрывки маскировочной сети.

Уцелевшие бойцы отходили, прикрывая друг друга огнём, на плечах выносили раненых. Вслед ударила автоматическая пушка. Трассы неслись сквозь дым, пробило насквозь пулемётчика, отбросив в сторону искорёженный «дегтярёв». Партизану оторвало кисть руки. Прижимая к груди обрубок, он убегал, что-то бормоча сквозь стиснутые зубы.

Иван Викулов, воспользовавшись дымовой завесой, подполз к капониру и бросил две гранаты. Его товарищ, тоже сидевший в концлагере, стрелял из винтовки в уцелевших артиллеристов. Сорвав с пояса унтер-офицера кобуру с длинноствольным «люгером», вместе с Викуловым побежали догонять своих.

База продолжала гореть. Уцелевшая охрана пыталась погасить огонь ручными помпами, но дым и жар заставили их отступить. У некоторых лопалась кожа на лице, дымилась и тлела одежда.

Зло вымещали на убитых русских. Стреляли в мёртвые тела, вонзали штыки. Пламя заставляло охранников отступать всё дальше – было ясно, что базу уже не спасти.

В эти часы, когда горела база горюче-смазочных материалов, ещё две группы бойцов вышли к железнодорожной линии, чтобы заложить мины. Надежда, что большинство местных гарнизонов будет направлено к горящей базе, оправдалась лишь частично.

В связи с временным затишьем на фронте в окрестностях проходили переформировку несколько германских воинских частей. Начиная с 30 апреля, сменяя друг друга, выделялись для патрулирования железной дороги взводы и роты регулярных войск. Вдоль железнодорожной насыпи стояли в засадах или постоянно курсировали мотоциклисты, бронетранспортёры и силы полиции.

Одну группу подрывников возглавлял заместитель командира отряда «Застава» Фёдор Кондратьев. Предчувствуя, что дорога будет охраняться усиленно и вряд ли часть охраны снимут даже в связи с крупным пожаром на базе, капитан сократил группу до минимума.

Десяти человек должно было хватить, чтобы заложить две мины (вторая – для страховки), а после взрыва быстро раствориться в лесу. Дождавшись, когда пройдет патрульная дрезина, сапёры во главе с сержантом Постником добежали до насыпи и быстро установили обе мины.

Их прикрывали снайпер Василь Грицевич и пулемётчик Афоня Рымзин. Через семь-восемь минут взрывники и прикрытие уже бежали к лесу. Теперь лишь бы немцы не пустили вторую дрезину! Эшелоны шли часто, появления воинского состава ожидали с минуты на минуту. И вот состав появился…

Увидев его, Кондратьев сжал кулаки и едва не застонал от досады. На скорости приближался лёгкий маневренный паровоз «кукушка» с двумя платформами – впереди и сзади. Паровоз был старый, с облупленной краской и смятым тендером. Обе платформы служили когда-то для перевозки цемента, а сейчас были загружены несколькими мешками с песком.

Вместе с машинистом из будки выглядывали два полицая, один держал наготове пулемёт. Кондратьев и вся его группа напряжённо следили за старым паровозом и платформами.

– Господи, пронеси, – шептал Афоня Рымзин, надеясь как на чудо, что Бог поможет и это старьё не взорвётся.

Чуда не произошло. Сапёр Андрей Постник хорошо знал своё дело. Одна мина рванула под небольшим паровозом, опрокинув его под насыпь, вторая разнесла заднюю платформу. Из сплющенной, исковерканной «кукушки», окутанной паром, неслись крики раздавленных людей.

– Уходим, – дал команду капитан Кондратьев.

Подавленная неудачей группа быстро шагала по лесу. Остановились передохнуть километра через четыре. Хороший выдался денёк: голубое весеннее небо, мягкая зелёная трава, лёгкий ветерок. Группа лежала молча, переживая неудачу.

– У нас ещё одна мина в запасе имеется, – нарушил тишину сержант Постник. – Охота ведь не закончена, товарищ капитан?

– Конечно, нет. Вон, глянь, дым в небе плывёт. Наши ребята бензохранилище взорвали, а мы как побитые домой вернёмся. Отдохнём с полчаса и снова на железку двинем, подальше от этого места.

– Может, по сто граммов за удачу? – предложил Афанасий Рымзин, сидевший на травке со снятым сапогом, шевеля ещё не зажившей после операции ступнёй. – Бывало, если охота не ладится, устроим перекур, выпьем немного, и всё как по маслу идёт.

– Тебе, если хочешь, налью, – отозвался Фёдор Кондратьев. – Ступня, наверное, ноет? А остальные свою долю получат, когда дело сделаем. Майский день длинный, время у нас есть.

– Чего я один пить буду? – вскинулся пулемётчик. – А то, что два пальца на ноге ампутировали, я про них уже забыл. Буду шагать, сколько надо.

– А вот перекусить можно, – сказал капитан. – Ты как, Андрюха?

Сержант отрицательно покачал головой:

– На пустое брюхо и шагать, и ползти легче. Как закончим дела, можно выпить и закусить.

Однако группе Кондратьева не везло. А может, потеряли осторожность, торопясь загладить неудачу. Шагали вроде осторожно, избегая наезженных дорог, но, когда перебегали просёлок, с холма ударил замаскированный пулемёт. Немцы стреляли издалека. Пули летели россыпью, но свою цель нашли.

Ранило в бок одного из новичков. Вроде и не слишком тяжёлая рана, но парень идти самостоятельно не мог. Его отправили в лагерь, выделив в провожатые опытного пограничника.

– Шагайте потихоньку, – напутствовал их капитан, а пограничнику шепнул: – Если в засаду угодите, живыми не сдаваться. Фрицы и полицаи сведения выбивать умеют, погубите весь отряд.

– Всё будет нормально, – заверил Кондратьева пограничник.

Удача словно отвернулась от опытного капитана, воевавшего с первого дня войны. Новая попытка заложить мину едва не закончилась гибелью всей группы. Разведчик, шагавший впереди, вовремя заметил бронетранспортёр и предупредил Кондратьева. Отползали осторожно, зная, что два скорострельных пулемёта «МГ-42» расстреляют их за считаные минуты.

Не дошли до отряда раненый новичок и помогавший парню пограничник. Полицейская засада подстерегла обоих на мало кому известной тропе. Но полицаи здешние места знали хорошо. Знали также, что за взятых живьём бойцов отряда «Застава» положена большая награда.

Очередь «дегтярёва» и несколько выстрелов угодили обоим бойцам в ноги. У парня-новичка уже не оставалось сил стрелять в ответ. Пограничник, наскоро перетянув жгутом ногу, отвечал короткими очередями из «ППШ», лихорадочно прикидывая, есть ли выход из ловушки.

– Эй, НКВД, сдавайся… жить будешь, – кричали полицаи. – И мордовать не будем. Перевяжем, водки нальём.

По щекам парня стекали слёзы. Он прижимал к груди гранату, затем спросил сержанта:

– Может, и правда в живых оставят?

Вместо ответа пограничник прицелился и одиночным выстрелом свалил неосторожно высунувшегося полицая. Тот ворочался на траве, из сквозной раны под ключицей толчками выбивало кровь.

– Антоху насмерть подранили!

– Сволочи, за яйца подвесим!

– Жрите добавку. – Сержант-пограничник швырнул «лимонку», понимая, что приближаются последние минуты жизни.

В автомате осталось несколько патронов. Он выпустил их одной очередью и придвинулся ближе к парню.

– Ну-ка, друг, давай свою «РГД», устроим салют на прощанье. Эй, бобики, ползите к нам!

– Что, взрывать нас будешь? – не скрывая страха, спросил молодой боец. – Один я у мамки, а отец ещё в сорок первом сгинул.

– Давай-давай, – вынимая взведённую гранату из рук парня, погладил его по голове сержант. – Не бойся, всё быстро кончится. А сдаваться нам нельзя.

Ударил взрыв. Когда полицаи с опаской приблизились к бойцам отряда «Застава», оба были мертвы.

– Пограничник автомат разобрал и по кустам раскидал, – разочарованно сказал один из полицаев, повертев в руках «ППШ» с разбитым прикладом.

– Документы поищи, – приказал старший.

– Тут всё в крови.

– Ищи. И обломки автомата собери, нам перед комендантом отчитываться. С особым отрядом НКВД схватились, сильный бой был.

А капитан Кондратьев, упрямый мужик, своего добился. На крутом повороте успели после патрульной дрезины заложить мину. Она взорвалась под локомотивом, который полетел с откоса и утащил с собой десяток вагонов, платформы с грузовиками и бронетранспортёрами. Под насыпью горели машины, взрывались снаряды, расползались контуженые и раненые воины рейха, не доехавшие до передовой.

Вторая группа подрывников, которую возглавляли недавно прибывший с Большой земли старший лейтенант Леонид Трунов и старшина Будько Яков Павлович, сработала чётко. Либо правда, что новичкам везёт, либо осторожный старшина удачно выбрал место. Эшелон они взорвали с первой попытки.

Опрокинулся паровоз, зенитная платформа и штук шесть вагонов с продовольствием, которое везли в Германию. Не сказать, что великое дело сделали, но участок пути вывели на сутки из строя. Сгорел паровоз, смяло две зенитки, были убиты и тяжело ранены более двадцати немецких солдат и офицеров.

Три удара подряд, особенно сгоревшая нефтебаза, подняли на ноги все окрестные части. Проводили облавы, но толку они дали мало. Все три отряда затаились в глубине леса. Тем более понесли немалые потери, когда уничтожали базу.

Возле лагеря отряда «Застава» на скромном братском кладбище появились шесть новых пирамидок со звёздочками. Позже прибавились ещё две – умерли в санчасти получившие сильные ожоги двое бойцов. Нескольких погибших с места боя вынести не смогли, но в плен никто из трёх отрядов не попал.

– Ти-ти-та-та, – отстукивала рация результаты операции на Большую землю. – Сгорели восемьсот тонн горюче-смазочных материалов, уничтожены три локомотива и тридцать вагонов, четыре пушки, восемь грузовиков, четыре бронетранспортёра. Немцы и полицаи потеряли убитыми сто двадцать человек.

Как всегда, каратели отыгрывались на мирном населении. Были расстреляны несколько сот заложников, сожжено несколько деревень. Городской голова Антон Бронников устроил в райцентре митинг и торжественные похороны убитых полицаев.

– Лучших людей хороним, – потрясал кулаком одетый в полувоенный костюм человек со свастикой на рукаве. – Но недолго осталось жить Красной Армии, советской власти и их приспешникам. Они будут уничтожены, втоптаны в землю.

Согнанные на площадь люди молчали, и это молчание неприятно действовало на нервы городского головы.

А из сожженных деревень, из райцентра почти каждый день шло в отряды новое пополнение. Сорок третий год – разгар войны, хотя на фронтах пока относительно тихо.

– Смирно, – командует лейтенант Мальцев, представляя майору Журавлёву очередное пополнение.

– Не боитесь? – обходит строй командир особого отряда НКВД. – Ведь в бою люди порой гибнут.

– Может, чуток и боимся, – шмыгает носом конопатый подпольщик, чем-то похожий на погибшего в бою Силаева Андрея. – Но немцев и предателей бить будем. Зря, что ли, винтовки с собой принесли…