Текст книги "Путесумасшествие. По белу свету с Гуглом и без него"

Холодное лето в Австралии

«Мои» немцы этого не ожидали. До поездки друзья и знакомые рассказывали многим из них, что декабрь и январь в Австралии – жаркие летние месяцы, так что с собой в вояж достаточно взять пару джинсов и несколько футболок.

И вот мы в австралийском Красном центре, неподалёку от Алис-Спрингс, в горной гостинице в Национальном парке Улуру-Ката-Тжута.

Мы – это группа туристов из ФРГ и «затесавшийся» в неё русский, то есть я (мне уже приходилось рассказывать о моих совместных с немцами турпоездках в книге «Пельмени по-баварски». Почитайте).

Наша гостиница расположена на высоте 1000 м над уровнем моря. Температура снаружи – 3 градуса тепла, в номерах – плюс 16. Отопление не работает. Во-первых, потому что лето. А во-вторых, из-за того, что если бы в комнатах стало хоть на градус прохладнее, то автоматика обеспечила бы необходимый нагрев. Но температура внутри гостиницы упорно держится на отметке плюс 16.

Утром очень не хочется заходить под душ. Как выясняется за завтраком, такое же чувство испытывает после пробуждения большинство членов нашей группы. Но мы набираемся мужества, ведь нельзя же начинать день неумытыми!

Что касается меня, то я всё-таки заранее озаботился тем, чтобы не замёрзнуть в Австралии «жарким» тамошним летом. Готовясь к выходу из гостиницы, надеваю на рубашку лёгкий свитер, набрасываю куртку и, хотя это вещи тоже, вроде бы, для летнего сезона, как-то могу выдержать недолгий путь до нашего автобуса.

Мои немецкие товарищи по несчастью гуськом покидают гостиницу в джинсах и футболках, горбясь от пронизывающего утреннего холода. Оказавшись в автобусе, они какое-то время ещё клацают зубами, пока воздух в нашем транспортном средстве не прогреется до комфортной температуры.

Мы едем к священной для аборигенов горе Улуру. Это абсолютно обязательный пункт для посещения туристами, приезжающими в Австралию. Огромный древний (600 миллионов лет) монолит из песчаника, окружность которого в нижней части достигает 9,4 км, если верить Гуглу, особенно впечатляет на рассвете и при закате небесного светила. Поэтому-то мы и выехали из гостиницы к Улуру ранним утром.

И вот такая открывается нам картина: солнца нет, всё небо на километры вокруг затянуто свинцовыми облаками. Над Улуру, полностью покрывая верхнюю половину горы, висит тяжёлая серая туча, разглядеть за которой какие-либо детали священного монолита никак не получается.

Наш гид из местных жителей, так же как и мы, в изумлении застывает при виде «упакованной» таким образом горы. Признаётся, что никогда не видел подобного раньше. Настоятельно просит нас сделать побольше фотоснимков Улуру с разных ракурсов и переслать ему на память…

Надо сказать, что путешествующие немцы, как и прежде, посылают друг другу фотографии своих вояжей. Сейчас это сделать, понятно, гораздо проще, чем раньше, при помощи смартфонов или планшетов. И, видимо, так же, как и раньше, получатели этих фотографий, оставшиеся дома, втайне ненавидят их отправителей, а, может быть, ещё больше себя, за то что, по тем или иным причинам, сами не смогли оказаться там в данный «просветлённый» момент.

Сегодня эти фотографии с собой любимым именуются селфи, хотя мне по душе больше забавно звучащий русский эквивалент «себяшки». У меня лично нет и не будет раздвигающейся палки-держателя для смартфонов любителей селфи. Ну а если массам новоявленных «нарциссов» или, как сейчас говорят, инсталюдей, «живущих» в Инстаграме, так уж хочется ими обзавестись, то я им мешать не буду…

Но вернёмся к Австралии. Температура воздуха между тем поднимается до 18 градусов, но всё равно не верится, что это – настоящее лето в стране кенгуру. Немцы продолжают ёжиться, и я также пока не спешу избавиться от свитера и куртки.

Мы держим путь в Элис-Спрингс, столицу Красного центра, сооружённую здесь, в бескрайних песках пустыни Симпсон, в 70-х годах XIX века, первоначально в качестве почтово-телеграфной станции, которая ныне выполняет музейную роль.

В Элис-Спрингс каждый легко может составить себе представление, как выглядит австралийская глубинка (outback): бесконечные равнины вокруг, огромные животноводческие фермы и горные хребты. Элис-Спрингс по своему воздействию на приезжающих сюда стоит в одном ряду с такими «классическими» признаками страны «внизу под» (down under), как здание оперного театра в Сиднее, вышеописанная Улуру (также известная как Ayers Rock) или же Большой барьерный риф, протянувшийся на 2000 км между Папуа-Новой Гвинеей и тропиком Козерога.

Мне городишко чем-то напоминает знакомые нам по вестернам поселения на американском Диком Западе, если бы не краснопесочный ландшафт вокруг…

Изнуряющей жары, характерной для здешних пустынных мест «нормальным» летним днём, по-прежнему нет. Но не только жажда приключений даёт о себе знать, но и жажда в прямом смысле этого слова. От нашего отеля до центра Элис-Спрингс 950 м, если верить Гуглу, – 15–20 минут пешего хода быстрым шагом.

В Todd Tavern (по названию протекающей здесь реки) в этот час почти нет посетителей. Можно спокойно подкрепиться, например, кенгурятиной (мясо местных, безмерно расплодившихся здесь верблюдов мне уже довелось вкусить) и попробовать австралийского пива. Оно ожидаемо кажется несколько водянистым на мой избалованный немцами вкус.

Так проходит час или полтора, прежде чем я покидаю это гостеприимное заведение. Где-то невдалеке вижу группу аборигенов, о чем-то шумно переговаривающихся друг с другом. Вот от неё отделяется приземистый, колченогий, как большинство из них, человек, похоже, средних лет, и направляется прямиком ко мне.

Элис-Спрингс – не город аборигенов. Сами они, как и их предки в последние 22 тысячи лет, обосновались в посёлке, примыкающем к руслу реки. С интересом узнаём, что у аборигенов в Австралии, учитывая племенные различия, около 250 языков. В большинстве их не существует слов, эквивалентных «спасибо» и «пожалуйста». Также не принято приветствовать друг друга, как, впрочем, и незнакомых людей.

Наш гид строго-настрого предупредил нас, что при случайной встрече с аборигенами ни в коем случае не следует смотреть им в глаза, поскольку это может быть воспринято как агрессия.

Поэтому, когда абориген в Элис-Спрингс приближается ко мне, я всячески стараюсь не глядеть в его сторону и очень удивляюсь, когда он вдруг заговаривает со мной на вполне понятном английском:

– Не мог бы ты мне дать два доллара?..

Я несколько теряюсь не столько от вопроса, сколько, вообще, от желания аборигена войти со мной в контакт и мямлю в ответ, опустив взгляд в землю, что-то вроде:

– У меня с собой нет мелочи…

Не то чтобы мне жалко этих двух долларов, но предупреждения гида звучат у меня в ушах словно набат, как бы напоминая, что здешний мир может, не дай Бог, перевернуться, если я проявлю слабость и дам аборигену денег.

– А я думал, что мы – друзья… – разочарованно протягивает в ответ абориген и неспешно, развалистой походкой удаляется в сторону соплеменников.

Как я предположил потом, под местоимением «мы» имелись в виду, по всей видимости, коренные жители и белые. То что я – русский, на лице у меня, понятно, не написано.

По возвращении в гостиницу мне не терпится прояснить, так сказать, истоки нетипичного, как подумалось, для аборигенов обращения к иностранцу за вспомоществованием.

Оказывается, что основная цель визитов аборигенов в город – «огненная вода». Иными словами, иногда им просто требуется «принять на грудь». При этом индивидуальных средств транспорта, чтобы добраться до Элис-Спрингс, у аборигенов нет. Как правило, приобретается вскладчину одна подержанная машина на несколько семей, и на ней они отправляются в путь за развлечениями.

В этот раз аборигенам не повезло: полицейский патруль не дал сесть за руль никому из подвыпивших туземцев. Ключи от машины полиция отобрала, и «охотникам за приключениями» было рекомендовано добираться до дома на такси. Вот и пришлось незадачливым коренным жителям обращаться к туристам за помощью, потому что после возлияний денег на обратный путь у аборигенов, понятно, не было.

Может, всё-таки, стоило дать им два доллара?..

Кубинские страсти

В столице Гаваны я побывал 50 (!) раз, в основном по служебной необходимости, прилетая туда через Каймановы острова либо Панаму из Кингстона, где в своё время работал. Моя вышедшая в 2017 году книга «Байки о Ямайке» наверняка заинтересует тех, кто хочет узнать побольше о Карибском регионе.

В первый раз я лечу на Кубу (в Варадеро через Гавану) в 1997 году из Москвы самолётом авиакомпании «Кубана де авиасьон». Это старенький «Ил-62», который уже на подлёте к Лас-Пальмас-де-Гран-Канария, где нам предстоит часовая техническая остановка для дозаправки, внушает опасения насчёт безопасности дальнейшего пути.

На меня, сидящего у окна в не слишком заполненном пассажирами лайнере, вдруг начинает сверху капать вода. От багажных полок отваливаются какие-то части (хорошо ещё, что не летят на голову чемоданы!). Двигатели самолёта как-то подозрительно неровно урчат. Всё явно идёт к тому, что на испанском острове мы задержимся существенно больше часа.

Так оно и случилось. В крошечном транзитном зале набилось, по меньшей мере, 80 пассажиров.

Сидеть особенно негде, да и, для того чтобы стоять, места здесь совсем немного. Каждые пять-десять минут слышим объявления:

– Объявляется посадка на рейс…, вылетающий в… Пассажиров просят пройти к выходу номер…

Только наш самолёт никуда не летит. Постепенно мы привыкаем не завидовать другим авиапассажирам, которым повезло сегодня больше, чем нам. Немного утешает, что время – ночное, и световой день нашего предстоящего отдыха мы пока не теряем.

Через какое-то время объявляют, что нам надо вновь идти к самолёту, чтобы опознать свои чемоданы, уже выгруженные из багажного отсека. Понятно, что этот «лайнер» с нами уже никуда не полетит и придётся ждать резервного «борта».

Возвращаемся в транзитный зал. Здесь представителям авиакомпании приходит на ум, что, вообще-то, пассажиры в долгом ожидании «заслужили» что-нибудь поесть и выпить (или хотя бы попить). Появляются бутерброды, а вместе с ними и пиво. Ожидание постепенно становится не столь уже тягостным…

После семи часов пребывания в транзитном зале аэропорта Лас-Пальмаса даже те из нас, кто не владеет испанским языком, уже успели выучить фразы диктора, монотонно объявляющего о посадках в самолёты других авиакомпаний.

Но вот резервный «борт», наконец, прилетел, и мы продолжаем наш авиамаршрут в Гавану.

Варадеро, расположенный на полуострове Икакос в 137 км к востоку от Гаваны, привлекает теплом, ласковым морем, вкусной едой (во всяком случае, той, которая подаётся в отеле) и свободными нравами жизнерадостных, несмотря на известные тяготы быта, кубинцев.

Жители Острова Свободы выделяются среди многих других, не склонных унывать латиноамериканцев каким-то своим особенным, лёгким, может быть, даже в чём-то легковесным отношением к жизни. Конечно, иногда и они готовы поворчать, если есть для этого повод, но такое ритуальное действо носит, как правило, весьма краткосрочный характер.

На второй день пребывания в Варадеро я выхожу за территорию отеля и заказываю в первом попавшемся баре, следуя заветам Э. Хемингуэя, стаканчик мохито.

Типично кубинский коктейль из светлого рома и листьев мяты с большим количеством колотого льда не только хорошо освежает, но и слегка расслабляет. Я замечаю рослую симпатичную иссиня-чернокожую кубинку в обтягивающем белоснежном платье только тогда, когда она уже сидит за моим столом.

– Привет! – говорит она, привычными щипками призывно расправляя платье на крутых боках.

– Привет! – отвечаю я, продолжая потягивать мохито.

Потом наш диалог проходит почти что бессловесно: выразительными взглядами блестящих чёрных глаз девушка ясно даёт понять, что готова охотно поделиться со мной своими кубинскими талантами.

Начинаю ей объяснять, что сегодня у меня «плотный график», а вот завтра…

Слово «маньяна» кубинку вполне удовлетворяет, хотя она, так же хорошо, как и я, знает: «маньяна» в латиноамериканском понимании на деле означает всё что угодно, кроме как «завтра» – то есть послезавтра, через неделю, месяц, год или вовсе никогда.

И надо же: на следующий день наши дороги с ней снова пересекаются где-то довольно далеко от моего отеля.

– Ну как? – без всякого вступления спрашивает новоявленная «подруга» и, поскольку я отрицательно качаю головой, разочарованно, но всё-таки с некоторой надеждой произносит:

– Но ты же сказал «маньяна»!..

– Вот именно, – отвечаю я, – маньяна, но никак не сегодня…

Надо сказать, что кубинки и кубинцы в большинстве своём – красивые люди. К тому же, они хорошо образованны и умны. Мне доводилось беседовать, иногда и подолгу, с самыми разными местными жителями. Всегда впечатляли их открытость, умение строить речь, логически мыслить. Наверное, Фидель научил…

Вообще-то гулять по центральной улице Варадеро, длиной, по-моему, не менее 5 км, – это значит постоянно вступать в контакт с местным населением, желая того или нет.

Вот иду по ней, не спеша, европейского вида турист в рубашке с коротким рукавом, светлых брюках, «вьетнамках» или, как сейчас говорят, сланцах на босу ногу (здесь всё-таки вечное лето!). Верхом на заборе вдоль дороги сидят, лениво переговариваясь о чём-то друг с другом, молодые кубинские парни.

Один из них, показывая жестом на мои часы, расслабленно интересуется:

– Который час?

Понимаю, что это – вступление к разговору. Отвечаю на вопрос.

Парнишка продолжает:

– А не надо ли вам недорогих сигар?

– Нет, спасибо. Не курю.

– Может быть, кому-то из друзей в подарок?..

– Нет, ещё раз спасибо.

– А настоящего кубинского рома за хорошие деньги?

– Спасибо, не требуется.

– А девочек?..

Не отвечаю ничего, просто отрицательно мотаю головой. Мой нечаянный собеседник отступать не собирается:

– Не хотите ли посетить частный ресторан? Недорого – 10 долларов всего за закуску, горячее блюдо, десерт и пиво!..

Тогда, ещё при Фиделе, частные рестораны только появились. Причём в них на тот момент не допускался наёмный труд «со стороны», то есть работать там могли только члены семьи кубинца или кубинки, получивших соответствующую лицензию от государства. Количество «посадочных мест» строго ограничивалось всего лишь тремя столиками.

Сейчас, конечно, ситуация в этом отношении совсем иная – частные рестораны буквально расплодились, готовят в них вкусно, и стоят разнообразные блюда «по-домашнему» по-прежнему относительно недорого.

В Варадеро я, как и всё истосковавшиеся по теплу жители нашей страны, купаюсь в океане. 25-километровый пляж, где из-за коралловых рифов практически не бывает высоких волн, позволяет отдыхающим насладиться водой и солнцем.

Время от времени в воду, туда, где достаточно мелко, заходят – в одежде, которая в данный момент на них, – местные парни. Плавать они, как и большинство жителей островных государств, не умеют. Да им это, видимо, и не нужно. Им надо задать уже известный мне вопрос:

– Не хотите ли посетить частный ресторан? Омары с салатом и пивом за 10 долларов?!..

Я так и не решаюсь последовать этому зову, хотя, вообще-то, мне очень хочется посмотреть, как живут кубинцы. Но рациональный подход, точнее, осторожность, сдерживает: неизвестно, в какой воде там моют салаты… Так что не рискую.

В один из немногих дождливых дней в Варадеро собираюсь заглянуть в дом Дюпона. Это, пожалуй, самая главная достопримечательность кубинского курорта на Атлантическом побережье. Известный американский толстосум построил свою виллу в 1927 году.

Мой пятикилометровый марш к дому Дюпона пешком под моросящим дождиком заканчивается разочарованием: оказывается, в этот день достопримечательность закрыта (сейчас здесь гольф-клуб и мини-отель). Шлёпать обратно по лужам как-то не хочется. Ловлю проезжавшую мимо кибитку и так возвращаюсь, не солоно хлебавши, в отель.

Варадеро, конечно, – райский уголок, но никак нельзя обойти в путешествии на Кубу её колоритную столицу – Гавану, отметившую в 2019 году 500-летний юбилей. Пожалуй, у всякого посетителя она возбуждает особые чувства. Город поистине неповторим со своим «декадентским обаянием» – осыпающимися (и пока только частично отремонтированными) фасадами изначально красивейших колониальных зданий, знаменитыми американскими ретромобилями, «открыточной» набережной Малекон, протянувшейся вдоль океана на 7 км от когда-то культового отеля «Националь» до крепости Сан-Сальвадор.

В кубинской столице стоит наведаться в Mercado de Artesania – просторный рынок всякого рода сувениров, живописных полотен, изделий художественных промыслов, обосновавшийся в помещении бывшего припортового склада в старой части Гаваны, прямо напротив церкви Iglesia de San Francisco de Paula.

Как и в большинстве рынков такого рода, «урвать» что-либо действительно стоящее на нём – дело случая. Наиболее популярны у туристов в Гаване, пожалуй, лишь сигарные ящики из ценных пород дерева, нередко с инкрустацией, и местная кожгалантерея. Картины, при всём разнообразии их сюжетов, буйстве красок и размеров, большей частью – ширпотреб, зачастую оставляющий, как говорят, искусствоведы, впечатление вторичности. Иными словами, ничего оригинального и нового.

Впрочем, пару раз я всё-таки набрёл в Гаване на совсем неплохие пейзажные работы и офорты. На одном из них я обнаружил удивительное по своей выразительности изображение типичного для Кубы джазового квартета. Мне сразу эта работа напомнила легендарный Buena Vista Social Club – команду кубинских эстрадных музыкантов, увековеченных в 1998 году в отличном одноимённом документальном фильме известного немецкого режиссёра Вима Вендерса. Теперь я наслаждаюсь видом этой картины у себя дома.

В Гаване, конечно же, нельзя пройти мимо здания величественного местного Капитолия, который ничуть не хуже, да ещё и выше вашингтонского оригинала – на целых 4 метра! В прошлом и теперь – это место заседания парламента страны. К 500-летию Гаваны он вновь открылся после реставрации. Засияло новым слепящим блеском золотое покрытие купола Капитолия, восстановленное с помощью российских мастеров в качестве нашего подарка кубинцам к юбилею.

Но это сейчас, а тогда, пока Капитолий был закрыт для публики, так хотелось проникнуть в него!

Убеждаюсь в очередной раз, что на Кубе нет ничего невозможного: за пару долларов (разумеется, в местных конвертируемых «куках») охранник Капитолия охотно пускает нас внутрь. На часах – около 11 вечера…

Огромный центральный зал (высота Капитолия – свыше 90 м) встречает нас таинственным полумраком. Минимум искусственного света делает ещё более загадочной и величественной 18-метровую бронзовую женскую фигуру – статую Республики – с пиком и щитом в полукруглой нише этого зала. Так скульптор аллегорически увидел Кубу.

Наши осторожные шаги в пустынных залах Капитолия отражаются гулким эхом от стен многочисленных галерей с колоннами. Такое впечатление, что мы побывали в каком-то потустороннем мире.

Спасибо охранникам и кубинской сговорчивости!

Где найти пиво в Вади-Рам

Вади-Рам – это каменистая пустыня в Иордании в 60 км к востоку от Акабы. Пустыня огромная, таинственная, впечатляющая разнообразием ландшафтов – скалами, каньонами и арками.

Скалы там похожи на массивные, причудливой формы грибы. Только растут они не в траве в тени деревьев, а на открытой местности под палящим полуденным солнцем. Ночью же принимают вид мрачных истуканов, вершины которых сливаются с чёрным небом, и кажется там, что небо и земля – одно целое.

С моим сопровождающим-гидом, палестинцем Вагизом мы приехали сюда из древнего набатейского города Петры, спрятавшегося от чужих взоров в обширном живописном каньоне.

Худощавый, высокого роста Вагиз молод, приветлив, прекрасно говорит по-русски, поскольку женат на нашей соотечественнице. Несмотря на это, он, как истинный арабский мачо, каждый раз провожает долгим, томным взглядом встречающихся нам то тут, то там по пути нашего тура девушек и молодых женщин, предпочтительно европейской наружности.

В Петру идти со мной Вагиз наотрез отказался, мотивируя это тем, что я и без него смогу-де все спокойно осмотреть, а он там бывал, мол, много раз, и привлекательный для всякого иностранного туриста древний окультуренный ландшафт скальных поселений ему порядком наскучил.

Понятно, что отправляться в Петру ему было просто лень, поскольку даже моим быстрым шагом я смог обойти достопримечательность только за 6 часов.

На следующее утро перед выездом из Петры в пустыню мы с Вагизом в компании гида из соседней по столу в ресторане гостиницы группы немецких туристов не спеша позавтракали. Немцы постоянно косились на нас, поскольку для беседы мы втроём использовали три языка (немецкий, английский и русский), и они, непроизвольно вслушиваясь, никак не могли понять, откуда же я родом.

Каждый из нас троих, в принципе, ел одно и то же, но где-то через час плохо стало, как я понял, только Вагизу. В результате мне пришлось сменить его на время за рулём автомашины на пути в пустыню, пока он, не один раз освободив желудок на стихийных остановках, наконец, не пришёл в себя. Молодой организм, надо сказать, довольно быстро справился с этой неожиданной, ниоткуда взявшейся токсикоинфекцией. Впрочем, как известно, почти все вирусные, да и неинфекционные заболевания возникают вроде бы из ничего и не ко времени.

И вот мы с Вагизом, наконец, в палаточном лагере посреди пустыни, где намечен наш ночлег. Палатки большие, плотные, снаружи подбитые шерстью, по виду тяжёлые. Лежаки в них тоже довольно массивные, широкие, с толстым слоем одеял, потому что ночью в пустыне, как это бывает, становится весьма прохладно.

На площадке перед палаточным городком устроен своего рода ресторан под открытым небом. Манят к себе жаровня с ароматным, возбуждающим аппетит мясом, длинный дощатый стол, плотно уставленный, в том числе, блюдами с овощными салатами и хлебом из грубой муки.

В качестве напитка нам предлагается безалкогольное пиво. Дело в том, что хозяином нашего лагеря оказался правоверный мусульманин родом из Египта. Соответственно, алкоголь у него за столом не полагался.

Меня это не слишком расстраивает. Зато не может скрыть разочарования гид немногочисленной русской группы (мама и взрослая дочь родом из Смоленска), которая, так же как и мы, устраивается на ночлег в лагере.

Тот, другой гид (тоже палестинец) существенно постарше Вагиза. Но это не мешает ему активно обхаживать молодую жительницу Смоленска в очевидном расчёте на некие благоприятные перспективы. А как можно расслабиться и добиться внимания девицы в «безалкогольном» лагере?

Решено: мы все впятером отправляемся в поход в соседний палаточный городок, где, по данным соплеменника Вагиза, обязательно должно быть «нормальное» пиво.

В пустыне поздний вечер с приятной, освежающей прохладой. Вокруг тёмным-темно. Тонкий месяц лишь робко освещает окрестности. Зато нависающие низко, кажется, прямо над н ашими головами, звёзды создают впечатление, будто мы находимся между небом и землёй, где-то в безвоздушном пространстве. И только хаотично пляшущие перед нами кружки света от фонарей, которыми мы, конечно же, вооружились для «похода» в пустыне, подтверждают, что мы всё-таки находимся на Земле.

Прошагали мы, наверное, километра четыре бодрым шагом. И вот показались огни палаточного лагеря с «правильным» пивом. Оно, по счастью, там, действительно, было, так что наше блуждание по пустыне при свете фонариков не оказалось бесцельным.

В этом палаточном лагере, помимо пива, имелась и танцплощадка с вполне подходящей музыкой. Коллега Вагиза вовсю танцевал со своей русской молодой подопечной. Потом и мы все встали в круг и долго плясали вместе с другими обитателями лагеря под тягучие, но всё же вполне ритмичные арабские мелодии.

Такой положительный опыт с пивом и танцами подвёл нашу группу к «естественной» мысли продолжить развлечения в ещё одном палаточном городке, куда мы все вместе дружно отправились с фонариками пока ещё довольно бодрым шагом.

Но там, через пару километров, нас ждёт разочарование: обитатели лагеря готовятся к отходу ко сну, и увеселительная часть только что завершилась.

Обратный путь в наше пристанище, тем не менее, не кажется нам слишком длинным. Меня вообще поражает уверенность, с которой гиды двигались по ночной пустыне без всяких компасов и навигаторов, не ошибившись ни разу в выборе направления.

Ночь проходит спокойно. Оглушающая тишина ночной пустыни отлично убаюкивает. Будит не солнце, которое не может пробиться сквозь толстый слой палаточных «стен», а голуби, слетевшиеся поутру к нашему лагерю. Они громко курлычут наверху палаточных опор.

Начинается новый день, а, значит, надо готовиться к новым приключениям.

В Иордании их на всех хватит.