Текст книги "Феномен"

Глава 7. Свободная жизнь

Что я ещё могу сказать про эти три неполных года? Орден Ленина, орден Суворова, два ордена Боевого Красного Знамени. Осенью сорок четвёртого стал полковником. Петровский дал. Он на тот момент был генералом армии, а войну маршалом закончил. За дело получил. Талисман фронта ему помогал. Меня Феноменом прозвали, но это прозвище как-то не прижилось, а вот Уникум – вполне. В принципе, это всё.

Но у меня была тайна. Несколько раз я развеялся, встречаясь с противником лицом к лицу. И я сейчас говорю не про бомбёжки и обстрел наших колонн окруженцами или бандеровцами при передислокации штаба – это так, фрагменты войны. Нет, я стал завзятым охотником, заимел двустволку и охотился в лесах. Правда, мне пытались всучить охрану, но я отбился, они ждали меня у машины и помогали разделывать добычу.

Таким образом, в редкие минуты отдыха я серьёзно развил свой навык лесовика. Оказывается, я действительно здорово по лесу хожу, да и воюю тоже. Пользовался я бесшумным оружием. В штабе было известно, что я без добычи не возвращаюсь, в котёл полевой кухни часто попадало мясо подстреленных мной кабанов, зайцев, косуль или лосей. Кто же от такого откажется? Часть мяса я себе забирал, фарш вот на пельмени накрутил, две тысячи штук налепил.

Так вот, в этих лесах я с кем только не встречался. Чаще всего с бандеровцами, с удовольствием их изничтожая. Попадались и немецкие диверсионные группы, пополнившие мою коллекцию ручным оружием. В моём списке были одна самозарядная винтовка G-41, её продолжение – самозарядная винтовка G-43/К-43, одна винтовка парашютиста с оптикой FG-42 и один самозарядный карабин фольксштурма ФГ-45 под промежуточный патрон.

Из автоматов были те шесть MKb.42(W), что я взял под Новгородом в сорок втором, три StG 44, и один StG 45(M). Вот с последним мне повезло: немцы выпустили их всего несколько десятков, и когда я наткнулся на группу парашютистов, поделившихся со мной немалыми трофеями, нашёл и этот аппарат. А вообще, среди моих трофеев хотя бы по одному экземпляру, но была вся линейка лёгкого стрелкового оружия, от пистолетов до ручных пулемётов. Фаустпатроны тоже были: десяток «Панцерфауст-60», четыре «Панцерфауст-100» и парочка «стопятидесятых».

Место в хранилище было за счёт того, что я потратил немало припасов, раздавая их голодным семьям, которые часто встречал до границ СССР; за границей я уже не помогал: это не свои. Места освободил настолько, что в сорок пятом убрал в хранилище новенький танк Т-34-85 с боекомплектом. Как раз случился налёт вражеской авиации, взрывов было много, и танк списали как уничтоженный.

Автотехники приобрёл немного, четыре единицы. Прибрал к рукам пару германских авто: новенький, месяц как с конвейера, четырёхдверный бордовый «Опель-Капитан» и красный кабриолет MercedesBenz 260 D. Последний был сорокового года выпуска, с дизельным движком, но машина простояла в гараже у пожилой пары: она принадлежала их сыну, погибшему на Восточном фронте. Я купил её за тонну продовольственных припасов: в Германии очень голодно было.

Третьим был новенький Ford GPA, который я обменял у союзников на плавающий полноприводный «Кюбельваген». Кстати, у себя я один заднеприводный выкинул и на его место поместил новенькое авто Volkswagen Typ 166. Четвёртое авто было уже наше, новенький ГАЗ-67Б, который я отбил у польских националистов. Когда охотился, случайно вышел на хутор. Там меня повязали, взяв на прицел, а остальное дело техники: хутор я спалил и там нашёл эту машину. Где они её взяли, не знаю, пленных, чтобы спросить, не было.

Хотел ещё что-нибудь летающее подобрать, но всё как-то не сподобился. Хватит и одного самолёта на поплавках, чтобы с воды взлетать. Причём управлять одномоторными самолётами, как и лёгкими вертолётами, я умею, в первой жизни научился. А что, в США пошёл в авиашколу и за полгода всё сдал. Потом в наших аэроклубах отшлифовал умение, высший пилотаж осваивал. Да вот тут оказался, в этом мире.

Ладно, это дело прошлое. А сейчас пора закончить с делами и отправляться к девчатам. Я их уже навестил, ночевал у Светланы. Сегодня праздничный обед, девчата стол накрывают у Лары в саду, у неё там навес над длинным столом, самое то. Девчата всё это время жили спокойно, я их финансово поддерживал, проблем и нужды они не знали, мужиков не привечали, я проверял, жили Лара хозяйством, а Светлана детьми, она в наших близняшках души не чает.

Я бывал в Москве наездами, но в основном на награждении и так редко, что дети меня не помнили и знали только по нашим общим фотографиям, висевшим в рамочках на стене; кстати, надо будет свежие сделать. Ну ничего. Я планировал задержаться в Москве на неделю, а потом – сразу на юг. Детей с собой возьму, вот и привыкнем друг к другу.

Мишке, нашему с Ларой сыну, два с половиной года, в начале осени три исполнится, девятого сентября родился. Лопочет пока что-то непонятное, я с ним ещё знакомлюсь. А дочки, когда у Светы ночевал, не дали нормально помиловаться, спали со мной, подперев меня по бокам так, что не пошевелишься, а сами активно шевелились: не то чтобы запинали меня, но близко.

Козырнув в ответ на выходе из военкомата какому-то майору-фронтовику, артиллеристу, я подошёл к машине. Её мне на сегодняшний день выделили из гаража бронетанкового управления. Эмка серьёзно побегала, но салон новый, переобшит, движок шуршал ровно. Я велел везти меня в управление ГАИ. Доехали быстро.

Прибыв на место, я прошёл в здание. У дежурного узнал, кто ставит на учёт личные автомобили, сейчас многие это делают, трофеи регистрируют. Прошёл в кабинет к нужному чиновнику и предъявил ему документ, согласно которому штаб фронта премировал меня личным автомобилем. Все данные там были. Документ этот я сам сделал, решил так свой красный «Мерседес» официально зарегистрировать на себя. На Юге самое то будет.

Проблем не возникло. Я оплатил пошлину, названную взносом, с дарственной сняли копию, сделали единый документ владения автомобилем и выдали госзнаки. Крепить уже сам буду. Всё это заняло час. Покинув управление, я назвал адрес Лары и велел везти меня туда. Машину я покинул у ворот и отпустил шофёра, сообщив, что он мне больше не нужен.

Пока автомобиль разворачивался, я, осмотрев запылившиеся сапоги, двинул было к калитке ворот, чтобы пройти на широкий двор приобретённого Ларой дома, когда меня остановил немного гнусавый голос:

– Это ты, что ль, Ларкин хахаль будешь?

Обернувшись, я с интересом посмотрел на мужичка в низко надвинутой на глаза кепке. Судя по пустому рукаву, он был инвалид, прикрывал культю накинутым сверху пиджаком. Стоял мужичок у ограды, где перед домом Лары росли кусты сирени, потому я не сразу его увидел. Там же, у ограды, стояла лавочка, где, видимо, и сидел этот незваный гость.

– А ты, Павел, как я понимаю? – направляясь к нему, спросил я.

– Ты чего это удумал? – успел спросить он, видя, как я характерно разминаю пальцы, и тут же согнулся от мощного удара в солнечное сплетение.

Пока он выкашливал то, что сегодня ел, и пытался снова научиться дышать, я сказал:

– Лара мне много чего успела про тебя вчера рассказать. Вот что, ещё раз около её дома появишься – твоего тела никто не найдёт. Ты меня понял?

– Это не по закону… – прохрипел он, но снова задохнулся, уже от удара ногой в живот.

– Да плевать мне на закон, – сказал я и, присев на корточки перед мужичком, достал из хранилища нож и коснулся остриём его левого глаза. – Кто опознает в реке твой поеденный рыбами труп?.. Хм, судя по мокрым штанам, ты меня понял, но не думаю, что до конца. Я таких, как ты, знаю.

Вырубив мужичка, я нанёс ему удар-укол в горло. Ему и тридцати не было, но благодаря испитой роже и небритости выглядел он на все сорок. Этот гадёныш рассудил так, что мужиков много в боях полегло, вдов осталось немало, вот и искал себе пристанище. Причём уровень запросов у него просто зашкаливал: ему нужна была молодая красивая вдова с богатым хозяйством, можно и с ребёнком, ведь своих у него никогда не будет. Ему хотелось жить в своё удовольствие, чтобы за него работали, кормили его и поили, последнее особенно.

В нашем районе только Лара соответствовала этим требованиям, вот мужичок и крутился вокруг неё уже месяц. Надоел ей страшно, устала его гонять, так что я намеревался решить эту проблему. Я действительно знаю характер подобных типов. Будет мстить: или подожжёт что, или исподтишка нападёт на Лару с сыном. Урод ещё тот.

И он вовсе не инвалид войны. Лара уже собрала по нему информацию, помогла ей в этом вдова участкового, которого на фронт призвали, там он и погиб. Выяснилось, что мужичок этот инвалид из Подмосковья, в одной из деревень жил. Нога у него плохо гнётся, потому и в армию не попал. А руку обморозил зимой, когда пьяным заснул, вот и отрезали, причиндалы тоже отморозил, потому и детей не будет. А сейчас он хочет в столице устроиться.

Я решил радикально избавиться от этого типа. Раз он вбил себе в голову, что хочет жить с Ларой, будет стоять на своём, а будучи отвергнутым, такой «мужчина» на подлости горазд. Поэтому Павла я убил. Точнее, жить ему осталось около часа. Быстро привёл его в сознание и прогнал. Шатаясь и матерясь, он побрёл прочь. Уже кашлял – первый признак сломанной подъязычной кости. Один удар – и скорая смерть. Главное, подальше от дома Лары. Вокруг было пусто, только детишки бегали в конце улицы, так что если свидетели и были, то в окнах соседних домов, но я там движения не заметил.

Зайдя во двор, я увидел, что почти все соседки и соседи тут: Лара сообщила, что с фронта вернулся её мужчина, а это, считай, праздник. Но я тут ещё не бывал, да и она не распространялась о том, кто её мужчина. Все знали, что Лара незамужняя, а ребёнка вот имеет, и общее мнение было таково, что женатика охомутала. Сын – Михаил Бард, фамилия редкая, сразу можно понять, кто отец, однако многие соседи были шокированы, увидев полковника-танкиста, да ещё дважды Героя. Света, помогавшая накрывать на стол, только улыбалась.

– Всем доброго дня, – сказал я и, показав Ларе и Свете паспорт, засмеявшись, добавил: – Свобода!

– Папа! – рванули ко мне мои дочки, игравшие с группой совсем маленьких детей у двух корыт, в которые налили воды, как в бассейны.

Я подхватил их обеих на руки и снова засмеялся. Там же был и Михаил, но он лишь смотрел на нас, открыв рот.

Я поцеловал в губы Лару, а потом и Свету, чем вызвал неоднозначную реакцию у местного населения. Сестры Светы не было, она ещё год назад отбыла с сыном в Ленинград, восстанавливать город после блокады. А разблокировали его, пробив коридор, в марте сорок третьего. Познакомился с соседями, сели за стол и хорошенько отметили моё возвращение и выход в запас.

Во время посиделок в саду мужики, по большей части тоже фронтовики, орденоносцы, которые меня за своего приняли, узнав, что штрафбат прошёл, допытывались: как я с двумя женщинами? Что скажут наверху? Ну, что скажут наверху, мне наплевать, а чтобы вопросов не было, объяснил, что Света – моя первая любовь, с которой мы сейчас стали друзьями, а Лара – вторая, тоже бывшая. Дети общие есть, но жениться пока не планирую. Так что понизил градус напряжения, а то у многих черепушки дымились, когда они пытались свести концы с концами. А тут всего лишь бывшие, бывает.

Ночевал я у Лары, да и Света тут осталась, тяжело ей с пузом ходить. А что, когда меня орденом Ленина в Кремле награждали, заскочил – и вот результат. У Лары тоже был, но вхолостую. Света сына хотела, ждём, в августе родить должна.

Завтракали мы в саду, тут же похмелялись несколько соседей, им тоже яичницу приготовили, да и со вчерашнего праздника многое осталось. И тут Света задала вопрос:

– Слава, какие у тебя планы?

– Домой поеду, – пожал я плечами.

– Домой?

– Ах да, я же вам не говорил. В сорок втором, когда с зоны откинулся, на югах был и в Геленджике купил дом, большой, в два этажа, из известняка построен, с большой верандой и чудесным видом как на море, так и на бухту. Квартиры-то меня лишили, как вы знаете, а новую не дали. Две соседки за домом присматривают, договорился с ними. Хочу узнать, как моё недвижимое имущество, цело ли, а то там рыбный завод бомбили. Через неделю отправлюсь и детей возьму, пусть лето на море проведут. Если хотите, можете со мной поехать.

– У меня хозяйство, – сразу же заявила Лара, задумчиво поглядывая на Михаила, бегающего хвостиком за старшими сестрицами. Видимо, отпускать его куда-то Лара не хотела.

Света сказала, что не поедет, потому что дорога долгая, да и на работу она до сих пор ходит, чтобы талоны продуктовые получать, и к тому же роды скоро. Но хоть от детей отдохнут. А вообще, они, мол, ещё подумают, всё же кому-то из двух придётся ехать. Ну, пусть думают, но я с детьми, если что, и один справлюсь, не младенцы же.

Закончив завтракать, я, прихватив дочек и сына, направился на квартиру Светы, где у меня остались все вещи. Наконец-то форма снята, и я переоделся в гражданское. Германские портные сшили мне несколько комплектов стильной одежды, от зимней до летней, включая яркую пляжную и походную туристическую. Сейчас на мне были чёрные брюки (не тот широкий кошмар, как на других, а более узкие), отличные чёрные туфли и белая рубашка. Из Германии я привёз также немало подарков: детям множество игрушек, а их матерям – разный дефицит, от одежды до косметики и парфюмерии.

Потом мы на таксомоторе уехали за город, где я достал «Мерседес». Пока детишки играли внутри, сигналя, я установил регистрационные знаки и проверил, в порядке ли документы. Теперь можно пользоваться этой машиной. На ней мы и подкатили к дому Лары. Света ещё тут была, помогала убираться после вчерашнего пиршества. Мужики столы по домам уносили, лавки. Много народу было, вся улица почитай.

Девчатам я объяснил, что это моя личная машина, наградная, и чуть позже я отправлю её железной дорогой в Сочи, так что двести пятьдесят километров до Геленджика мы проедем на своей машине. Да, через Новороссийск ближе, но там ветка закрыта на полгода, ремонтные работы идут. А девчата, похоже, обе собрались ехать со мной, и это хорошо.

Я как раз собирался отвезти Свету домой, не самой же ей добираться, если машина есть; для неё это роскошь, для меня же – обычное средство передвижения. Детишки уже сидели в машине, Света устроилась впереди. И тут рядом остановился чёрный воронок. Судя по надписи на кабине, милиция. Пришлось подождать.

Подошли сотрудники, лейтенант и старшина, поглядывая на машину, и поинтересовались, не тут ли проживает Лара. Я подтвердил, после чего последовал новый вопрос:

– Вы будете её сожителем?

– Вроде как да.

– У нас к вам вопросы, придётся проехать с нами.

– С чего это?

– Вам знаком Павел Климчук?

– Нет.

– Он утверждал, что вы его избили. И что странно, после недолгих судорог и кашля он умер прямо в кабинете следователя.

– А я здесь при чём? Я этого вашего Павла в глаза не видел. Мало ли что тот сбрехать мог? И ещё вопрос: как посмотрит ваше командование на то, что вы задержите полковника запаса, да ещё дважды Героя Советского Союза? А я шум подниму.

– Вы Бард, – не спросил, а уверенно сказал второй милиционер, со старшинской полосой на погонах. – Я в восьмой гвардейской танковой бригаде служил, гвардии старшина запаса. Вы у нас осенью сорок четвёртого инспекцию проводили, и когда увидели нашу наблюдательную вышку, сказали, что у вас член и то ровнее стоит. Это была не наша вышка, от немцев досталась, но мы её выпрямили.

– Помню тот смотр, – кивнул я и чуть улыбнулся.

– Разрешите идти? – козырнули они и ушли.

Да, иногда звание и награды помогают.

Чёрный воронок уехал, и я, устроившись за рулём, покатил следом. На перекрёстке высадил детей из соседских, что попросили покатать, и со своими поехал к Свете. Пока она душ принимала да детей мыла, я занялся другими своими делами. О, на Яузу через пару дней скатаюсь, на рыбалку. У меня такие снасти, аж слюной исхожу, я их в Германии купил, в рыболовном магазине.

Вот так неделя и пролетела. Билеты на юг были уже куплены, мне выделили два двухместных купе из резерва. Кроме того, я доставил к дому Лары и в квартиру Светы холодильники, их у меня пять, новенькие, в Германии добыл со склада немецких трофеев. Причём все наши, с харьковского тракторного завода, модель ХТЗ-120. Судя по маркировкам, изготовлены они были в июле тысяча девятьсот сорок первого года. Видимо, потом их сняли с производства, когда активно начали выпускать танки.

Почему немцы их не использовали, не знаю. Я их нашёл в самом дальнем уголке, куда нужно было боком пробираться через узкие проходы. С инспекцией там был в мае, гулял по огромному складу, вот и нашёл, все пять наличных и прибрал. Вещь нужная, девчата до отъезда пользовались, оценили, а перед тем, как уезжать, помыли и отключили. Он ехали со мной на месяц или чуть больше, уже на месте решат. Света взяла декретный отпуск, а за домом Лары присмотрят соседи.

Вот так на поезде мы и отбыли. Девчата разместились в одном купе, я с детьми – в другом: пусть отдохнут от них хоть немного. Да только куда там, малые из купе в купе только так шастали. Но ночевали со мной. Девчата – на одной койке, с двух сторон подушки, а сын – со мной. Здесь были более широкие диваны, чем в обычных купе, так что мы вполне поместились.

По прибытии я оставил моих ожидать меня на вокзале, а сам отбежал в сторону и в неприметном месте достал «Мерседес», который якобы за три дня до нашего отъезда был отправлен сюда, после чего на машине с опущенным верхом вернулся на вокзал. Мы погрузились – вещей хватало, но нормально разместились – и покатили в сторону Геленджика.

До Геленджика мы добирались три дня. Почему так долго? Да потому что слева постоянно мелькало море, и дети просились к нему. Мы останавливались на диких пляжах, я доставал палатку, разбивал лагерь, рыбачил. Мы жарили рыбу на костре или варили уху. Все были довольны таким путешествием.

На четвёртый день я подкатил к воротам, ведущим на подворье моего дома. Ворота оказались открыты, во дворе с телеги разгружали дрова. Неожиданно, но приятно. Я заехал прямо во двор, поставил автомобиль в тени сарая (сарай с широкими воротами, и его можно использовать как гараж) и заглушил мотор.

– Товарищи, вы к кому? – спросил у меня со второго этажа дома какой-то мужичок чиновничьего вида в белом костюме. Он расположился на открытой веранде, сидя в плетёном кресле, на столике перед ним стояли кувшин и стакан. Хорошо устроился.

– Странный вопрос к хозяину дома, – сказал я, помогая Свете покинуть машину. – Я к себе приехал. Кстати, не знаю, кто из соседок вас пустил, но прошу освободить дом. Я понимаю, курортники и всё такое, но я сюда жить переезжаю.

– Странные вы вещи говорите, юноша. Этот дом мой, два месяца назад я купил его детям на медовый месяц. Они приедут через неделю.

– А я этот дом купил у хозяйки, её муж построил его в тридцать седьмом году. А купил я его в сорок втором, в начале осени, когда с зоны откинулся. Две соседки подтвердить могут, они присматривают за домом. Да и сотрудницы в исполкоме, проводившие регистрацию, подтвердят, как, впрочем, и сама хозяйка. Она хоть и в Куйбышеве теперь живёт, но вполне жива и здорова, надеюсь.

– Да? – К этому моменту мужчина уже стоял, облокотившись о перила. – Так ведь как раз одна из соседок мне дом-то и продала. Документы были в порядке, я проверял. А вот, кстати, и она.

Я обернулся и увидел знакомую старушку, которая бодрой походкой заходила во двор. Увидев меня, она на миг запнулась, но быстро оправилась и обратилась к мужчине, стоявшему на верхней веранде:

– Я смотрю, гости у тебя, Ляксеич, машина приехала.

– Смотрю, ты меня не узнаёшь, старая. Ничего, я напомню, – доставая пистолет, сказал я.

– Помогите! Убивают!

Старушка бросилась к воротам. В деревянное основание ворот вошли две пули, они были разрывные, щепки от столбов так и полетели. Соседка замерла, испуганным сусликом обернувшись ко мне. Дети не испугались: пистолет был с глушителем, и для них выстрелы что хлопки.

Вскоре появилась милиция, началось разбирательство. Следствие шло три недели, опросили и прежнюю хозяйку дома, которая уверенно указала на меня как на покупателя дома. Вторая соседка, которую я также просил присматривать за домом, умерла год назад. А этой первой явно помогли провернуть дело с продажей дома. В общем, схема вскрылась, виновных нашли.

Потом был суд, я присутствовал на нём при полном параде. Вопрос решился в мою пользу, дом мне вернули. Деньги у мошенницы нашли, даже больше чем нужно, и вернули обманутому покупателю. А мошеннице дали три года условно, на зону отправлять не стали, всё же восемьдесят один год старушке.

Знаете, а тот мужик, что на мошенников попал, ничего оказался, мы с ним сдружились на почве любви к рыбалке. Вместе ходили рыбачить на лодке. Заселившись в дом, я выделил ему комнату, вместе и молодожёнов встретили, его дочку с мужем. Какое-то время они все жили с нами, а чуть позже купили дом неподалёку от моего.

Всё это время мои женщины проводили время на пляже с детьми, в наши дела судебные не вмешивались, отдыхали, и это главное. Здесь же и второй сынишка у меня родился, в местном роддоме. Принимая кулёк с сыном, я назвал его Алексеем. А старушка-мошенница быстро продала дом и уехала. Хватило намёка в виде живого рассказа о том, как она, облитая бензином, бегает огненным факелом и верещит. Намёк оказался понятен, и уже через неделю у нас были новые соседи.

А потом настала пора везти девчат и детей обратно в Москву. Планов у меня было много. Несколько раз участковый заглядывал, уточнял, не нашёл ли я работу, и тут же предлагал шикарные места в разных организациях, в основном на должности руководителей. Похоже, жить тунеядцем, как я хотел, мне не дадут. Надо что-то придумать. А ведь я надеялся, что тут, на юге, с этим проще. Да ни фига.

Надо найти какую-нибудь фиктивную работу и спокойно жить на море. Может, изредка для смены обстановки устраивать туристические путешествия по Союзу: на плоту по Волге сплавляться или ещё что. Войны нет, живи как хочешь. Ну, это я раньше так думал, пока участковый шастать не начал. Но я всё равно собирался жить именно так, несмотря на палки, что ставило в колёса государство. Будем жить.

* * *

Очнулся я сам. Болела голова, но не сильно, ноющая такая была боль. Похоже, рана или ушиб у правого виска, не пойму. Я старался не шевелиться, потому что слышал шорох, топот сапог, позвякивание, характерное для оружия, скрип дверных петель, мат и разговоры. На украинском суржике. Чёрт, я десять лет каждое лето резал националистов в украинских лесах, уж я-то знаю их наречие.

Сталин мои письма читал и не был добреньким к этим ублюдкам, давили их только так, вот они по лесам и прятались. А я охотился на них, до совершенства отточив свои навыки лесовика. Потом они как-то исчезли, повывели мы их с разными командами (я-то частник, а те на государство работали), ещё два лета вхолостую искал, мелочовка была. А потом и бросил, других дел хватало.

Что я могу рассказать о себе? Двадцать семь лет отличной жизни позади, есть что вспомнить. Я жил как хотел. Стал членом Союза композиторов и Союза писателей, это сняло вопросы с работой, и мои песни звучали из каждого радиоприёмника или проигрывателя. Все эти годы я прожил в Геленджике, в своём доме. Летом дети приезжали ко мне на каникулы, но вот парадокс: они приезжают, а меня нет, я на националистов охочусь. Это позже, когда они постарше стали, я лето уже проводил с ними. Вот так и прожил двадцать семь лет, до ноября тысяча девятьсот семьдесят второго года.

Что сказать по своему хранилищу? Содержимое его, особенно в части припасов, практически полностью было мной использовано и постепенно заменено на более современные аналоги. Да и занимают они едва пятьдесят тонн, это мой НЗ: сорок тонн – это топливо и масла разных марок, а ещё десять тонн – кристально чистая горная вода. Моя личная коллекция оружия из того, что я добыл, осталась нетронутой, я её ещё и пополнил современными образцами, нашими и заграничными.

Из техники у меня остались один вездеходный плавающий «Кюбельваген», «Опель-Блиц» и мотоцикл БМВ, остальное выцыганили киношники для съёмок фильмов о войне: я ведь был известным коллекционером раритетной техники. Из танков я сохранил оба Т-40, Т-38М и Т-34-85. Как ни крути, я был и остаюсь танкистом, от этого уже никуда не денешься. И пусть моя последняя должность – командир роты, профессиональная деформация состоялась. Я люблю танки.

Так что кроме всего прочего была у меня в хранилище ещё одна бронемашина. Я немало стран посетил за это время, хотя официально родину не покидал, границы Союза пересекал незаконно. И вот в шестьдесят третьем году я оказался в Египте, а туда как раз доставили морем танки ИС-3М. Весит этот танк сорок девять тонн, но я не смог пройти мимо и один из них, новенький, спёр после разгрузки в порту, а помимо него ещё на пять тонн боеприпасов набрал.