Текст книги "Окопник"

– Двадцать…

Так и торговались, пока на четырнадцати банках не сошлись. Ну тушёнку сразу принесли, собрал, свежая, в вещмешок убирал, на самом деле в хранилище, места много, почти две тонны освободил, пушка и снаряды к ней. После этого и сообщил комиссару, когда его помощник, что консервные банки принёс, вышел:

– В общем, мне намекнули, что всё изъятое у начштаба в той роще, где полевая хлебопекарня встала, на дереве подвешены.

– Идём, покажешь.

– Да, как раз по пути к позициям батальона.

Действительно доехали быстро, два бойца из комендантского взвода сняли с верхушки дерева тюк, там всё, что забрал, но часы свои ранее вернул. Я поспешил в расположение батальона, а комиссар вернулся к штабу. Я же постарался спрятаться, не думаю, что начштаба будет рад, обнаружив аккуратно вырезанные отверстия на исподнем и галифе в районе задницы, и отличный деревянный макет мужского полового органа в стоячем положении. Размер как раз по вырезанному. Намёк, думаю тот поймёт, и от гнева лучше пока поберечься. Однако ни в этот день, ни в следующий тот о себе не дал знать, и я понял, что просто не стал трезвонить, сменил галифе и воюет дальше. Только уверен, что запомнил. Однако бои страшные стояли, людей гибло немало, я сам дважды за следующие три дня был ранен, но всё по касательной, только форму, гады, испортили. Одна пуля скользнула по верху плеча, выдрав клок кожи и мяса, второй раз штыком немец по боку скользнул под левой рукой. Да, там до рукопашной дошло. Только я уничтожил двенадцать солдат, используя ППШ и два пистолета, расстрелял всё до железки. Однако позиции мы удержали, хотя от батальона и роты не наберётся. Мне в медсанбате всё обработали, перевязали, и я вернулся в свой батальон. Дальше воевать. Уже стал неплохим бойцом первой линии, так называли окопников, и меня признали своим, хотя поначалу, как к разжалованному командиру, с настороженностью относились. Меркулов уже отошёл от контузии, хотел меня в сержанты поднять, но я отказался. Чистые петлицы меня пока радовали. Однако двадцать третьего ноября меня срочно дёрнули в штаб дивизии. Тут не особисты, паренёк-боец из посыльных прибежал, сначала к Меркулову, а тот уже мне передал отбыть в штаб. Со всей поспешностью. Причём тот не понял, вернусь я потом или нет? Да я и сам не знаю.

Бегом отмахали шесть километров до штаба дивизии. К слову, сегодня узнали, что комдив был тяжело ранен, уже отправили в Москву. Состояние тяжёлое, но не критическое, есть все шансы, что выживет. Артиллерией накрыли, вот и словил осколок. А в штабе приказ, отбыть немедленно в столицу. Похоже, в дивизию я уже не вернусь. Приказ получил, винтовку, подсумки, всё это сдал. И на попутной машине, финансист как раз в столицу ехал, и покатил в Москву. До неё осталось едва сорок километров.

Пятимся мы, но и немчура умылась кровью, надо сказать. Мы у них уже все резервы выбили, скоро дивизии с Дальнего Востока подойдут и погонят их прочь от столицы, сил сдержать у противника их уже не будет. Уехали мы на крытой полуторке, понятно просто так гонять машину никто не станет, заехали в медсанбат, четверых раненых погрузили, которые дорогу выдержат, вот я и следил за ними в кузове. Ехали медленно, чтобы не растрясти, поэтому два часа на дорогу ушло. Это ещё быстро. Покинул машину, когда мы во двор госпиталя заехали, там раненых принимали, к счастью, дорогу все пережили, вещмешок на здоровое плечо – и двинул прочь. Вид ещё тот, окопный, грязный, рваный окровавленный ватник, снегом от крови оттирал, да зашивал, но всё равно видно, многие прохожие оборачивались и провожали взглядами.

Надо сказать, я порадовался даже такому выверту, хотя и немного не то чтобы тревожился, скорее, был озадачен. Кто это ещё удумал меня дёрнуть в столицу? И зачем? А радовался тому, что покинул дивизию. Начштаба теперь замещает комдива. Или его утвердят на эту должность, или нового пришлют, а пока тот там царь и бог, и мог бы припомнить, что я своё возвращал. В моём своде правил я в своём праве был, ответку кинул по праву. Вот если он не успокоится и ответит, буду валить, тут уже он будет в край неправ. Впрочем, это уже не проблема, может быть, начштаба и выслал меня куда-то в другую часть, прибудем и узнаем.

Вот только самое интересное, куда я должен прибыть согласно направлению, выданному мне на руки. В Генштаб я должен прибыть, в отдел военно-юридической службы. Этим-то что надо? Сотрудники именно этой службы меня судили. Снова что придумать решили и на меня повесить? Даже интересно стало, скоро узнаю. Странно, что не под конвоем. Впрочем, те мелкими сошками не занимались, а я красноармеец, даже гвардии красноармеец, наша дивизия два дня как стала гвардейской, с нами военные юристы на местах работали, у нашей дивизии тоже свой был. Возможно, теперь уже не нашей дивизии. Пока не знаю. А до здания Генштаба я пешком дошёл, с удовольствием прогулялся. Не нужно пригибаться в переходах, пока пули над головой свистят, укрываться от обстрелов. Красота, с удовольствием прошёлся, пусть это и заняло почти полтора часа. Да пофиг, меня никто не торопил. Мог и медленнее идти. Да так бы и шёл, если бы не патрули со своими проверками. Знаете, сколько останавливали и проверяли? Одиннадцать раз. Причём один патруль так дважды. Он и проводил до нужного здания, больно я не торопился, вот и вызывал подозрения. Это отдельное строение, тут пара отделов Генштаба разместилось, включая нужное мне. Там я и узнал причину вызова, что меня сильно удивило.

– Как это восстановлен? – не понял я.

Сидевший за столом военный юрист первого ранга, это подполковник, если на армейские звания переводить, медленно потёр виски, явно давно не спал, и пояснил усталым голосом:

– Была проведена проверка по заявке. В ваших действиях не было найдено состава преступления, тут вас можно считать жертвой. Как вы себя называли, жертвой судебного произвола. Соглашусь, грязно поработали наши сотрудники, но наказывать некого, из окружения не вышли. А вот комдива вашего наказали, он теперь полком командует. Хотели шпалу снять, но не стали.

– Любопытно. А кто заявку подал?

– Бывший комиссар вашего полка. Долго требовал провести проверку, вот дошли и до вас руки. Работы много.

– Да? Странно. А кто будет отвечать за два месяца, проведённых на зоне? И что вообще это за отмена решения суда? Десять лет сняли, а награды и звание не вернули? Это что было?

– Кстати, да, я тут веду расследование. Представляете, через час как вы покинули лагерь, миномётным огнём было уничтожено здание администрации. Очень точным огнём. Вы там два месяца провели, вполне могли подготовить всё, люди с вооружением прибыли. У вас ведь был конфликт с начальником лагеря?

– Это не у меня, а у него со мной был конфликт. Я отказывался работать, выполнять задания, я не виновный, с какой радости на меня полуторный план повесили? Меня прекратили кормить, так что у меня с тем майором, как его там, шла тихая война.

– И закончили вы её миномётным ударом.

– А докажите.

– Да, доказать не можем, мы даже не нашли место, откуда стреляли, хотя четыре раза прочесали лес. Только вот при том обстреле погибло двенадцать и ранено было двадцать шесть человек.

– Не человек, а служащих охраны лагеря, умейте расставлять акценты.

– Хм, даже так? Ладно, вопрос есть, как вы покинули те края? На станции вас точно не было.

– А мужик один на собачьей упряжке катил, а я о таком только слышал и читал, он меня и покатал по льду речки, потом сошёл у одной из станций, и там доехал до столицы.

– Что за станция?

– А я знаю? Железнодорожная.

– Да, собеседник вы слабый. Много что утаить желаете.

– А вы не ответили на вопрос, что это за отмена десяти лет? Почему звание и награды сразу не вернули?

– Я второй, кто занимается вашим вопросом. Другой следователь смог добиться только таких результатов.

– Да?

– Пока можете забрать документы, тут решение суда о снятии с вас всех подозрений. И о вашей реабилитации. По ним вы сможете вернуться в строй в прежнем звании. Это всё, можете идти.

Дальше задавать вопросы смысла нет. Этот следователь лично со мной встречался не для того, чтобы передать эти документы, у него для этого хватает сотрудников-клерков. Нет, он хотел лично на меня взглянуть, убедиться, верны его подозрения или нет? Это я о миномётном ударе. Теперь он на сто процентов знал, что тот удар моих рук дело, но доказательств у него действительно нет. Чёрт, в этой стране нужны доказательства? Да вы смеётесь. Захоти он, я легко вернусь на зону, вот только миномётный обстрел… То, что ответку потом получит, следователь понял точно и решил не связываться. Это пока просто предположение, может и передумает, узнаю в ближайшее время. Хм, надо бы его запугать, чтобы в мою сторону даже боялся смотреть. А где мой бывший комдив, которого якобы на полк перевели? Нужно найти его. А то на самом деле, сколько времени прошло, а тот ещё… В общем, зажился он.

Да, разговор со следователем разбередил память, не душевные травмы, у меня их нет. Пока же, забрав документы, я покинул кабинет и здание, направившись к зданию Автобронетанкового управления. С этими документами вернуть свой прежний статус не проблема. А пока шёл, размышлял. Да я про лагерь. Те зеки, что на меня нападали. От тел же я избавился, но в тылу у немцев это произошло. Живых я доставал по одному и боевой дрон уничтожал, потом кучу тел тот сжёг плазмой. Так что освободил от них хранилище. Правда, и от настоящего Романова тоже. Да я уже и так в его личине освоился, если кого не узнаю, спишут на контузию, окопник же, слегка память подводит. А так тот полезный объём занимал, вот в общую кучу его. Как человек он мне был неприятен и я легко избавился от него.

Проблем действительно не возникло, пока меня гоняли по кабинетам, пока восстановили в списках командного состава, я общался с командирами, мой затрапезный вид простого бойца в попорченной форме особо их не смущал, а меня тем более. В разговорах узнал, как бы между прочим, что мой бывший комдив не на полк переведён, солгал следак, он тут в управлении зам одного из начальников отделов. А это повышение.

Документы получил, даже назначение, чем сильно удивили. Думал, на полк поставят, а меня на моторизованную бригаду, командиром. Причём, бригада, по сути, сформирована, такое вообще редкость, командиров назначают ещё на стадии бумаг при оформлении создания бригад, а тут уже на готовую. Всё просто, прошлый погиб вчера, на дороге его машина попала под обстрел, погиб комбриг и два командира, что с ним были, адъютант и особист. Водитель тяжело ранен. Бойцы охраны, их машина следом катила, отбились, и даже подскочившему патрулю помогли в преследовании, разведгруппа немецкая оказалась, да в шестидесяти километрах от передовой. Далеко забрались. Частично уничтожили, частично пленили. Пока бригадой начштаба командовал, но его не утвердили, да и майор он, подбирали кандидатуру, было двое, в госпиталях находятся, уже заканчивали излечение, но тут я как раз появился, меня тут же и направили на бригаду. А бригада формируется под Загорском, он в ста километрах от Москвы находится. Москва между немцами и Загорском находится, на дороге от Загорска до столицы комбриг и попал в засаду. Как уже говорил, далеко забрались. Бригада уже готовой была, но на фронт её не направляли, и я догадываюсь, почему придержали, ждали дальневосточные дивизии, похоже, в планах участие бригады в наступлении. Подвижный резерв какой-то из армий, смотря кому её передадут.

Увидим, пока не в курсе, да и в должность ещё не вступил, только направление получил. Нет, приказ уже подписан, я комбриг, уже у секретного отдела подписал нужные бланки с материалами, стал секретоносителем, но пока всё. Дальше снова в ателье, там мне форму быстро подобрали, ждать не пришлось, зимнюю быстро нашли готовую, по размеру, даже овчинный полушубок и остальное. Только знаки различия на форму и нашивки нашили. А вот награды я прикреплять не стал, и тот орден с гимнастёрки снял – и в хранилище, пусть там полежат, так оно надёжнее.

Уже в новенькой форме, в полушубке, я направился в гостиницу для командиров, это наша, от Автобронетанкового управления. Не так и далеко находилась, заселили в двухместный номер. Благо один был, я сразу в ванную, в номере своя была. Раздевшись, достал свою любимую немку, да у меня из наложниц и любимица появилась, та врач, вот она меня обмыла. Голову помыла шампунем аккуратно, бинты чтобы не мочить. Потом, получив санитарную сумку, аккуратно сняла бинты, посмотрела и наложила новые. А потом в постель. Я с ней и ночевать собрался. Ведь как, повеселился с ней и в хранилище. Так раз было, два, пять, усталость накапливается, а отдыхать ей тоже нужно, помещение маленькое, это не в лагере, капсулу не достанешь. Так что этой ночью она меня греть будет с одного бока, вместе поспим. С остальными та же проблема, может одну из близняшек достать, рядом свободная койка, пусть тоже отдохнёт? Подумаю.

После этого я убрал любимицу в хранилище и пошёл на ужин. Время семь вечера, ещё можно, у меня талоны, выданные для столовой, имелись. На улице часа четыре как стемнело, разведчик следит за зданием Автобронетанкового управления, и как раз из дверей появился нужный тип. У дрона было фото полковника, программа сличения лиц работала, так что попадание стопроцентное. Он.

* * *

Помотав в кулаке кости, я бросил их на доску, и мы со знакомым полковником, с которым воевали бок о бок, когда я танковым полком командовал, склонились над нардами. Я сделал ход, довольно улыбаясь, похоже, эта игра моя. Ставка хорошая. Мы находились в камере на Лубянке. Я лично третий день, а тот уже почти неделю. Полковника сделали крайним в провале обороны, немцы почти вплотную к окраинам столицы подошли. Кого-то наказать надо было, вот и выбрали этого комдива. А как он оборону удержит, если в его дивизии на тот момент едва две тысячи бойцов было, это из активных штыков, да на девять километров обороны? Тылы я не считаю. Неудивительно, что прорвались. За три дня мы уже всё обговорили, наобщались. Сама камера переполнена, небольшая, для командиров РККА, но нас тут семеро, хотя мест всего на четверых, но ничего, тесно, да вполне дружно тут содержались. Один минус, даже не допросы, все командиры в синяках, некоторых по-жёсткому ломали, вроде меня, да баланда никудышная. До отмены питания в лагере и то лучше кормили. Море недалеко, рыба морская часто была. Хм, надо ли объяснять, за что меня госбезопасность взяла?

Да, объясню. Я себе спокойно ужинал, почти на час растянул удовольствие, десерт отличный, а тут шум снаружи, крики, даже выстрелы. Оказалось, на фонарном столбе через два дома от гостиницы обнаружили тело полковника РККА, танкиста. Без верхней одежды. Ему, разрезав форму, вспороли брюхо и повесили на собственных кишках, ещё живого, на фонарном столбе. Зенитчики это засекли. В столице светомаскировка, но зенитчики на крышах дежурили и увидели движение внизу, тени, а тут пара прохожих споткнулось о валявшуюся шинель, да ещё на них закапало кровью сверху. Женский визг, осветили фонариком, та в обморок. Выстрелы, это от милицейского патруля, когда тревогу поднимали. Пока снимали, пока остальное, я спокойно ужинал, поглядывая на экран планшета. Убирал его, если кто подходил, вроде официантки. Сам я в углу сидел, спиной к стене, фиксировал сразу, если кто сближался.

А всё просто, на улочке, пока шёл к гостинице, достал двух дронов, боевика и ремонтника, последнему выдал моток верёвки. Те укрылись в строениях, в пустой жилой квартире, ремонтник дверь на раз вскрыл, боевик показывал сенсорами, где безопасно. А как разведчик показал этого полковника, я вывел эту парочку, и тёмными улочками они сблизились, облучили «подавителем» катившую машину, в которой ехал этот полковник. Водителя оставили как есть, машина тарахтела мотором, а полковника на фонарный столб вздёрнули. Отомстил за парней, которых тот положил в бессмысленной атаке. Преступной даже.

Я думал, меня сразу возьмут, да куда там, только утром пришли. Стук громкий и требовательный в дверь был, я выбирался из роскошных объятий своей любимицы. Та тоже просыпалась, мило протирая глаза, я убрал её в хранилище. Дальше собрался, прибрав всё важное в хранилище, ну и арест, трое сотрудников НКВД было, и вот камера. А ломали действительно жёстко, сбив на пол, ногами месили. Чуть скулу не свернули, три зуба выбили, рёбра болели, похоже, два сломаны, синяки по всему телу. Не жалели. А мне почему тогда жалеть? Это в тиши и спокойствии я принимал решение, что буду жить и не привлекать внимания, снося все тяготы службы, но когда тебя забивают, приоритеты резко меняются, и вперёд вылезает жажда мести.

За эти три дня у меня сменилось три следователя. Первого обнаружили на улице с отрезанной головой. А что, боевик с ремонтником всё еще укрывались в городе, с сенсорами боевика не трудно остаться необнаруженными, вот и задействовал их, разведчик в небе ретранслятором выступал, хватало дальности. Тех двух бугаев, что меня избивали по приказу первого следователя, он капитаном госбезопасности был, нашли мёртвыми в казарме, они рядовые бойцы. Их просто забили в куски мяса. Это заинтересовало, началось следствие, но со мной не сразу связали. А как следующий следователь мной занялся, уже лейтенант, и его нашли забитым в мясо на улице ночью, плюс ещё двух бойцов в казарме также до куска мяса, задумались. В этот раз был убит и тот, кто отдавал приказы первым двум следователям, аж старший майор госбезопасности. Расстреляли его машину из гранатомёта, правда, там шофёр ещё погиб, но считаю, что это того стоило. Сами ко мне полезли.

Сразу как-то понимание пошло, что трогать меня это несколько… опасно. Утром я познакомился с новым следователем. Тот общался со мной со всей вежливостью, даже чаем с печеньем угостил. Ну вот, могут же, когда захотят. Хотя тот просто тактику изменил. Сверху явно давят, давай-давай результат по мёртвому полковнику. Этот случай шокировал столицу, первые двое и старались, выбивая признание. Я был главным подозреваемым, это меня тот следак из военюристов сдал. Сейчас, я уверен, сильно жалеет, узнав какой мор напал на сотрудников Лубянки. Насчёт него я пока ничего не решил, думаю. Третий следователь был уже старшим лейтенантом госбезопасности, пообщались, я на всё делал большие глаза. Вообще не понимаю, что происходит, схватили и избивать начали, требуя признаться непонятно в чём, не в теме, почему меня задержали и такие допросы ведут. Тот выяснил, где я был в момент гибели полковника, насчёт гибели коллег вопросов не было, я в камере сидел. Он обещал выяснить, есть у меня алиби или нет. Впрочем, думаю, алиби тут не проканает, кто-то же убивал их коллег, пока я в камере сидел, значит, подручные есть. Насчёт них следователь вопросы задавал, но осторожно. Я же пожимал плечами, нет у меня никого, в командование бригады ещё не вступил, с личным составом не знаком. Вот так меня вернули в камеру, четыре часа уже прошло, обед был, в нарды играем. Полковник выбыл, выиграл я. Ставкой был ящик тушёнки. С моей стороны тоже. Тот мне ящик теперь должен. Если не осудят, отдаст.

У меня третья партия с одним военным инженером прошла, две уже в ничью свести умудрились, азарт игры захватил всех, столпились вокруг, наблюдая, когда заскрежетал ключ в двери. Конвойный явился. Прибрав нарды, я с вещами покинул камеру, меня двое конвойных сопровождали, и в кабинет к тому льстивому старшему лейтенанту. Тот сообщил, что множество свидетелей, особенно из работников гостиницы и столовой при ней, подтвердили, что я не покидал гостиницу, почти всё время на глазах был, так что мне принесли извинения за поспешность коллег и отпустили, выдав талон. При выходе сдать нужно дежурному, без него не выпустят, и один конвойный сопроводил вниз, оставив у стойки дежурного. Тут и вещи стали возвращать по описи. Я тщательно сверял со списком и проверял выданное. Документы с направлением на бригаду тоже тут были.

– Не понял? А где часы мои? Наручные часы? Трофейные, швейцарские, с компасом на ремешке. Где они?

– А здесь их нет? – уточнил помдежурного, что и занимался выдачей в отдельном кабинете, это за стойкой дежурного.

– Покажите мне их.

Тот сам перебрал все вещи, впрочем, вся мелочь, документы и часы помнится, убирали в конверт, но когда вскрыли, хотя он не опечатан был, часов там не было, тот первым открывал, в курсе.

– Может, выпали? – вслух задумался сержант госбезопасности, помдежурного.

Все вещи перевернул, но не нашли, вызванный дежурный, в звании лейтенанта госбезопасности, также всё осмотрел, даже швы полушубка ощупал, и, о наглость, обыскал меня, и сказал:

– Ничем помочь не могу, похоже, ваши часы пропали.

– Да что они вам всем дались?! Лейтенант, а ответку за часы не боитесь получить? Вы сейчас меня крайне взбесили. Вот что, даю вам три часа, в случае если мне не вернут украденное, я отвечу по мере своих возможностей, усекли?

– Это угроза? – с насторожённостью уточнил тот.

– Да, чёрт возьми! – взорвался я, ну реально вывели из себя. – Я сказал, ты слышал. У вас три часа. Буду в гостинице, откуда меня ваши люди забрали.

– Да, слышал, – кивнул тот и повернулся к помощнику. – Проверь по журналу, кто имел доступ к вещам товарища подполковника.

Те делом занялись, я вещи забрал, бланк описи не подписывал, мне не всё вернули, тут дело принципа, вот так, пыхтя как чайник, покинул здание и направился в нужную улочку. При этом особо не глядя по сторонам, разведчик сверху пишет, потом гляну запись, кто меня сопровождал, внесу в базы разведчика, чтобы отслеживал их рядом со мной и предупреждал, если сблизятся опасно. Я отморозок, это так, всегда отвечаю, но и среди сотрудников НКВД таких хватало, могут и попытаться отомстить.

Шёл скособочившись и сильно хромая. Когда я говорил, что меня избивали, я ничуть не шутил, травм хватало. Разбитые губы опухли, синяки по всему телу, очкастой пандой стал, с двумя синяками под глазами. Нос чудом уцелел, лёжа на полу, я руками голову закрывал, видимо спасло. Похоже перелом, возможно трещина в левой руке. Один из мощных ударов по ней пришёлся, когда закрывался, с ногой непонятно что, так что нет, уж что-что, но я не жалею о мести, всё правильно сделал. А то вообще страх потеряли, как будто ответку получить не могут. Я, конечно, внимание изрядное привлекал у прохожих, но машину за мной не прислали, так что пешком пришлось, чуть позже повезло остановить пролётку, и на ней доехал до здания Автобронетанкового управления. А я не знаю, что с моим назначением, всё же три дня прошло, могли и отменить. Дежурный на входе аж замер в шоке. У меня ещё из-за опухоли один глаз закрылся, одним смотрел, говорю же, хорошо меня отделали. Ничего, капсула потом уберёт всё, что было.

Впрочем, дежурный подтвердил, я всё ещё комбриг, о моей задержке штаб бригады известили, это молодцы. Капитан предложил пока повременить с вступлением в должность, мне явно лечение требовалось, но я его успокоил, травмы косметические, переломов нет, а командовать и в таком состоянии смогу. Врачи бригады поднимут на ноги. А когда к гостинице подходил, увидел чёрную «эмку», и двух сотрудников НКВД, что явно ожидали меня. Встрепенулись, когда увидели, что я вывернул из-за угла. Особо сильно я не напрягся, один из двух сотрудников знакомый сержант, помдежурного, так что похромал до них, нога совсем разболелась, всё же, мне кажется, там перелом. Ну а дальше сержант предъявил наручные часы, я их опознал, это мои, подписал бланк описи и те отбыли. Вот такие дела. Что ж, не буду здание Лубянки миномётом накрывать, так уж и быть. Да, в управлении я попросил дежурного отправить в штаб бригады просьбу от моего имени выслать машину, забрать меня завтра от гостиницы. Часам к десяти пусть подъедет. Тот обещал всё сделать, связь с бригадой была. Пока же меня заселили в тот же номер, к сожалению, там был сосед, майор танкист, того аж передёрнуло, когда он меня увидел, из ванной выходил с полотенцем на шее, и сказал:

– Били, не жалея. Или это бомбёжка, на которую любят списывать подобное?

– Ещё чего, подвалы Лубянки. Чудом живым выпустили. Повезло.

– Да, повезло.

Мы познакомились с соседом, тот обо мне раньше слышал, он за назначением новым прибыл из госпиталя. Немного пообщались, после пошёл в душ, мылся полностью, несмотря на рваные раны, да старые бинты там сбились. В общем, передал форму в стирку, после камеры желательно в порядок её привести, и в красноармейской форме я покинул гостиницу. А пока в ванной находился, поработал с планшетом управления разведчиком. Больше двадцати сотрудников Лубянки за мной следило, шесть машин. Боятся или уважают? Думаю, первое. Да и заинтересовал я их, не без этого, а мне в капсулу надо, и слежка эта совсем не в тему. Хотя в базы разведчика как враждебные лица всех выявленных агентов я внёс.

Скинул я хвост просто, схему квартала мне передал боевик, несколько парадных, через которые можно пройти насквозь и выйти с другой стороны. Так и сделал, скинул хвост, хотя и с трудом, и зашёл в жилой многоквартирный дом, поднявшись к квартире на втором этаже, где устроилась эта парочка. Боевик на охране, разведчик показал, как наружка суетилась, потеряв меня, начали прочёсывать квартал, а я убрал мебель в гостиной, достал капсулу, шумнул, но внизу квартира пустая, тоже эвакуировались жильцы, капсула под питанием, реактор рядом. Сначала залез провести диагностику, пятнадцать минут. Потом, выбравшись, изучил, что со мной. Шесть переломов, даже больше, чем я думал, рука так в двух местах сломана, нога вот нет, трещина. Отметил, что делать, меддроид готов, будет менять картриджи, их тоже выложил и до девяти утра в капсулу, задача переломы заживить все, восстановить зубы, убрать рваные раны, но все синяки останутся, их не трогал, даже не пожелтеют, рано ещё. Крышка опустилась и всё, лечение началось. Если что, боевик поднимет, он мог, имел контакт с искином капсулы.

Очнувшись, я посмотрел на поднятую крышку капсулы и стал выбираться. Гель после лечения ещё на теле, так что пока у капсулы шёл режим очистки, посетил ванную, ремонтный дрон уже всё приготовил, и помылся. Кстати, этот дрон сам тут отмывался. После ликвидации полковника и сотрудников НКВД замарался. Вода ему не повредит.

Одевшись, изучил на экране искина капсулы, как прошло лечение. Отлично, даже зубы восстановил, это да, языком пощупал, прорех нет, только внешние повреждения остались, остальное убрано. Убрал капсулу и реактор в хранилище, вернув мебель, что тут ранее стояла, быстро поел из котелка лапши с курицей и хлебом, потом выпил кружку чая. Прибрав обоих дронов, боевика и ремонтника, покинул квартиру, замок сам запер и поспешил уверенной походкой к гостинице. Меня так и не нашли, хорошо от наружки ушёл, вот у гостиницы и ожидали. Разведчик это показал. Форму-то оставил, знали, что вернусь. Оживились, как меня увидели, но на контакт не выходили. Да, у входа стояла новенькая «эмка» в белом камуфляже и крытая полуторка, у которой стояли и курили или дышали свежим воздухом бойцы. Не за мной ли? Уточнил у командира в звании младшего лейтенанта, командир комендантского взвода, тот меня большими глазами рассматривал. Он подтвердил, они за комбригом Романовым прибыли.

– Ждите, сейчас переоденусь и выйдем. Поедем в часть.

– Товарищ комбриг, как же так?

– НКВД, хватают, кто подвернётся, и выбивают признание, не важно какое, главное, чтобы признался – и дело списать, виновный найден. У них почти все дела так раскрываются. Всё, ждите.

Я прошёл в гостиницу, в номер, мне принесли форму, даже помогли все три награды закрепить. Я переоделся, мне горничная помогала, с плохо скрытым испугом на лице. Лицо оплыло от опухолей, но нормально, хотя до сих пор одним глазом вижу. Вот так, с вещами вышел наружу, шофёр их принял, укладывая в машину, я же посмотрел на военюриста, тот самый, с коим общался. От своей машины ко мне шёл. Это он меня сдал. Не предположение, точно знаю, разведчик удалённо записал разговоры его. А следил за следователями моими, посещал первого, обсуждали меня. Я же отошёл от своей машины, а младший лейтенант, Хамзин его фамилия, сопровождал.

– Что, новое дело на меня открыл, спешишь сообщить? – спросил я. – Или хочешь лично узнать, зол я на тебя, что меня госбезопасности сдал по чужому делу, или нет? Ты же понимаешь, за это кто-то должен ответить.

Я рукой у лица круг очертил. Тот даже удивился и спросил:

– Почему решил, что это я?

– А больше как-то некому, – чуть развёл я руками.

– Это не я.

– Три дня назад, – глядя в хмурое небо, похоже, снег пойдёт скоро, сказал я. – Кабинет следователя, того капитана, ты к нему зашёл, сел на стул и по-свойски спросил: Как там наш подопечный? По моему делу с ним ещё не начал работать? Не жалей его, всё равно…

– Хватит, верю, запись нашего разговора ты читал. Что ты хочешь? Извинений? Да, я не хочу, чтобы моё тело нашли с отрезанной головой на улице или забили насмерть. У тебя нет барьеров, и то, что такое со мной произойдёт, я убеждён.

Стоявший рядом Хамзин замер ни жив, ни мёртв, слушая нас, такие разговоры тот явно не хотел бы слышать и становиться их свидетелем. Впрочем, голоса мы не понижали, и бойцы у машины нас тоже слышали.

– Просто запомни, вот это всё, что со мной произошло, это твоя вина. Вот и живи с этим.

Развернувшись, я вернулся к машине, Хамзин уже подскочил и открыл дверь, заднюю, так что устроился на сиденье и велел шофёру, немолодому красноармейцу с усами под Будённого, везти в часть. Хамзин ко мне в «эмку» сел, на место пассажира спереди. А военюрист так и остался стоять, наблюдая, как мы уезжаем. Не-е, я его не трону, пусть думает, боится, придут за ним или нет? Придут или нет? Если что, всё равно найду его. Мы же не спеша покатили по улочкам, теперь понятно, почему лейтенант сел с нами, он город знал, в отличие от шофёра, подсказывал, куда повернуть.

– О, а это что за толпа? – удивился взводный.

Я отвлёкся от мыслей ехал глядя на дома, но мысли мои были далеко. А тут встряхнулся и глянул через ветровое стекло, что там впереди. Действительно, народ, даже проезжую часть заняли, и в большинстве это женщины.

– Похоже, митинг, – сказал я. – Остановите, выясним.

Мы, притормаживая, так как гололёд, остановились возле толпы, хотя народ расходился, давая нам коридор для проезда. Я сам выбрался, хотя Хамзин хотел придержать дверцу, и, подойдя к толпе, спросил у женщин:

– Что случилось, бабоньки?

– Ох, как вас, – только и смогла одна вымолвить, пока другие поражённо рассматривали меня.