Текст книги "Полярный старт. Рассказы о северном туризме"

Глава 4
Записка. Медвежья лапа

Спускались с пика Янченко в лучах заходящего солнца. На юго-западе, на фоне темнеющего неба грациозно стоял массив горы Манарага, восхождение на которую было запланировано, как и траверс всех ее скалистых вершин – останцев.

К палатке подходили уже в темноте. Осмотрелись. Вроде бы все на месте.

– Тут что-то есть! – Витюля держал в руке бумажку.

– Вот, записку на палатке оставили.

– Что там? – подхожу к нему.

– Читаю: «Стоим в трехстах метрах выше по оленьему ручью. Есть свежая уха. Подходите, пообщаемся. Группа из Москвы. Дата, время».

Переглянулись.

– Ну что? Уха – это хорошо, – говорит Мишка, – сбегаем?

Конечно, мы дико устали. Конечно, мы голодные, с мокрыми ногами после бродов мелких ручьев. Но нужно было разводить костер или примус, что-то варить, но – это время. А тут всего-то триста метров. Не сговариваясь, бросаем веревки, ледорубы – и вверх в темноту. Через двадцать минут ходу должна уже быть стоянка. Но ее нет. Решили дальше пройти, может где-то выше стоят москвичи. Еще двадцать минут ходу. Нет ничего.

– Вот, идрить… – Витюля чертыхнулся, – чего же они писали!?

Но запах ухи уже прочно сидел в подсознании.

– Давай еще минут двадцать, – решили.

Дали. Ни людей, ни костра, ни ухи…

Возвращались с усталым юмором, в непроглядной темноте – тут бы еще свою палатку отыскать. Не в состоянии приготовить ужин, съели по куску колбасы с сухарем, откомментировали друг другу москвичей с ихней ухой да и завалились ко сну.

А утро было прекрасным – прохладным и солнечным. Значит, и день будет хорошим. Нижняя долина межгорья устлана белым туманом, горные хребты вокруг переливались разноцветными ликами. Зеленое покрытие отрогов гор уже было с желто-рыжими пятнами. Утреннюю тишину ранней осени Приполярья нарушало только монотонное журчание ручья за палаткой.

Неспешно приготовили завтрак – гречку, заправленную сальцом, с зажарочкой, которую Витюля сам лично готовил – не доверял. Неспешно поели. Хорошо.

Солнышко пригревало. Мокрая от конденсата палатка – альпинистская «серебрянка», – быстро высыхала. Медленно, со вкусом, попиваем чаек. Крепкий, настоянный, с сахаром. Сахару – побольше. Глюкоза требуется для работы. Мы не очень сегодня спешим. Сегодня подойдем только повыше, к седловидной перемычке горы Манараги, откуда завтра поутру и сделаем восхождение.

* * *

«Медвежья лапа» еще дремала в предрассветных клочьях утреннего тумана, а мы уже подходили к ее скальным нагромождениям, то и дело задирая головы вверх и прикидывая возможные пути подъема. Манарага – на языке коми и есть та самая медвежья лапа. Широкая, взлохмаченная, как бы особняком посаженная на горный хребет. А на верху горы – ее когти: пять заостренных, выветренных скальных нагромождения– вершин, которые, словно расческа, взъерошивают низко проносящиеся над ними облака. Очень экзотическая и красивая гора – украшение центральной части Приполярного Урала. Поднимаемся по крупным скальным нагромождениям на наивысший палец – останец. Вверх, вверх – передых. И опять вверх. Наверху у тура отдыхаем, меняем записку. Как и ожидалось – погода прекрасная. Видимость – что называется миллион на миллион. Вся неповторимая красота природного образования Урала перед нашими глазами. Горы, тундра, тайга, блеск речных нитей, пики старых вершин древних гор, которые условно, но разделяют Европу от Азии естественным барьером с севера на юг. По горизонту – бескрайний зеленый настил тайги. Передохнув, организуем спуск, а затем подъем на соседние пальцы – вершины. Тут уж и без страховки не обойтись. Используем веревку со страховкой за уступы скал. Которых предостаточно.

– На страховке!

– Пошел!

– Я вышел, страхую! – короткие отрывистые команды подаем друг другу.

Без них нельзя. Безопасность.

На одном из пальцев перекусываем приготовленными бутербродами, съедаем плитку шоколада. Полезно. Попиваем водичку. Прямо перед нами, к востоку – хребет Неприступный, куда нам предстоит подняться. Впечатляет своими крутыми западными сбросами. Но это потом. А сейчас мы на Манараге, и нам хорошо.

Глава 5
Год назад. Продолжение. Дождливые прелести. Вездеходный бросок

За перевалом, ведущим на запад, в горную тундру, нас накрыли дожди. Накрыли основательно. Все мокрые насквозь. В семидесятые годы не было еще легкого снаряжения из искусственных тканей, которое и от ветра защищает, и от влаги, а с легким наполнителем – служит хорошим изолятором от холода.

В основном применялись прочные брезентовые ткани различной толщины как для одежды, так и для другого походного снаряжения. Когда льет неделю – промокает все. Главное – сохранить сухими спальники. Но и это удавалось не всем. Влага проникала повсюду. Чем ниже спускались с гор, тем мощнее становились потоки ручьев и речушек, которые приходилось бродить где по колено, а где и по пояс. В холодной северной водичке.

Заметили в тундре верхушки яранг. Под пологими отрогами паслось стадо оленей. Вскоре залаяли собаки, учуяв сторонних в своей охранной зоне. На выпасе стояла бригада оленеводов – коми. Повезло нам. Посмотрели они на наше «мокрое» состояние, пригласили в ярангу. Просторную, с очагом посредине, на котором постоянно что то варилось. С превеликим удовольствием обсушились, пообщались. Ночевали в палатках, но рядом с ярангами, где вкусно поели оленинки и горячего чайку попили.

А на утро опять в дождь. Постепенно тундра сменялась на редколесье из тонких лиственниц и елей, а затем и таежной полосой вдоль долины реки Кожим.

Дождь, дождь, дождь…

Общая усталость, усугублявшаяся постоянным промокшим состоянием, угнетала. Мы с опаской подходили к левому крупному притоку реки Кожим – Лимбекою. Из-за дождей реки «вспухли». Как и ожидалось, приток ревел своей мощью.

Пошли смотреть, где переправиться. Ни выше, ни вниз по реке подходящих мест не было. Идем вверх по течению. В километрах двух – обнаружили разлив с отмелями. Только под другим берегом чувствовалось, что будет глубина.

Решили бродить. Встали в «стенку», где самый крепкий – а это был Дима Едемский – стоял выше по течению и принимал на себя основной напор воды. Его подпирали остальные, крепко сцепив руки на лямках рюкзаков. Медленно бредем, подыскивая места, где помельче. Полреки прошли. Напор воды усиливался. Брели уже по пояс.

– Держать! – кричали одни.

– Держать! – кричали другие для поддержки духа.

Ледяная вода обжигала тело и парализовала ноги. Ее уровень опасно доходил до груди.

До берега оставалось метров пятнадцать. Мы на грани сноса в поток. Есть опасность, что когда стенку разорвет напором – разнесет нас по реке как щепки, с возможными последствиями.

– В круг! Нужно становиться в круг! – заорал Миша Степаненко.

«Круг» – это такой способ движения в воде при переправе вброд. Это когда все становятся в круг, сцепив руки на плечах друг у друга, что препятствует разрыву группы. Снесет – но не разорвет, – будет возможность зацепиться за какую-нибудь отмель. Так мы и поступили. Бродили дальше, медленно вращаясь в кругу и нащупывая ногами камни на дне, для фиксации устойчивости.

Нас подхватил поток метров за пять от берега. Понесло.

– Держать! – кричали.

Снесло к крупным камням, что находились метрах в десяти ниже по течению. Но уже твердо чувствовалось дно. А вскоре и вовсе выбрались на берег. Синие и оцепеневшие, хорошо выкупавшиеся, желали одного – согреться. А где? А как?

Не задубеть окончательно можно было одним способом – быстрым ходом, хоть немного разогнав кровь по телах. Кто-то предложил заложить в организм по куску сала.

Сало – это энергия. Съев, вернее затолкав сало в рот, быстро двинулись дальше.

И, о чудо! Через метров сто – сколоченный из бревен балок. К нему! В балке стояла железная печка. Главное – переодеться. Поменять мокрую одежду на полумокрую, находящуюся в рюкзаках. Не так просто это сделать… Руки были парализованы холодом. С большим трудом попереодевались, разожгли печку. Было выделено по две(!) пробки спирту на человека, который слегка, но оперативно, оттаял внутренности. Постепенно холод ушел.

К вечеру услышали рев моторов. Выбежали из балка посмотреть. Вброд через реку рвались два вездехода – гусеничных тягача. Взревев моторами, они бесстрашно вошли в воду и, со сносом по реке, шли к берегу. Казалось, что вот-вот их захлеснут волны бушующей реки. Но, чувствовалось, что водители опытные – бывали в таких переделках. И они вырвали машины с воды. Подошли к балкам.

– Кто такие? – спросил уже не очень молодой мужчина, спрыгнув на землю с высокого вездехода.

– Туристы мы, с Украины, – отвечаем. Выходим с маршрута вот. Сушимся после переправы.

– Вы что, вброд шли? Опасно же! – спросил.

– Ничего, прошли. Теперь вот жопы отогреваем.

Все засмеялись. Тягачи шли на Кожим с прииска «Желанный», что находился в центральном районе Приполярного Урала. Вез рабочих. Кого в отпуск, кого домой после вахты. Кузова вездеходов были забиты грузом и людьми. Внутреннее желание покончить с водяной напастью подталкивало спросить: как насчет подвезти? Но здравый смысл вызывал сомнения, когда мы увидели загрузку вездеходов. Немного передохнув и перекурив с нами, водители предложили: «Ну, что, втиснетесь?» Мы посмотрели на старшего. Тот потер носа, подошел к одному из тягачей. Спросил сидящих в нем: «Что скажете?»

– Не бросать же их в тайге, – ответили. – Пусть грузятся.

Мигом собрав пожитки, с большим трудом, но расположились в двух вездеходах. Двинулись. Машины пути не искали. Шли – где напрямую по редколесью, ломая лиственницы и ели, где по тракту, который знали опытные водители. Начались топи. Гусеницы с натугой мололи кустарник с болотом. Стояла ночь. В кузове трясло неимоверно. Тела людей амортизировали тряску. Фары вездеходов метались по тайге и небу, по-прежнему источающему на землю потоки воды.

Вдруг передний вездеход крутанулся на месте и застыл.

– Порвало трак! – слышим снаружи.

– Чем помочь? – спрашиваем мы.

– Чем тут поможешь, – отвечает водитель, – а впрочем, разожгите-ка костер.

Сказано – сделано. Нашли рядом место посуше, насобирали полумокрого сухостоя, облили его солярой с тягача и подожгли. К костру подошли люди. Среди них несколько женщин, работавших на прииске. Тени собравшихся возле костра бросало на ели, шумевшие от мокрого ветра. Возле пострадавшего вездехода, в грязи, меняли вырванный палец трака. Стук ударов кувалды эхом относило в тайгу. Молодой парень из попутчиков включил маленький транзисторный приемник. Стук прекратился. Видимо, дело пошло на поправку. Парень нашел станцию на чистой волне. В тайге зазвучал детский хор. Пели «Беловежскую пущу»:

 
Неприметной тропой пробираюсь к ручью,
Где трава высока, там, где заросли гуще.
Как олени с колен, пью святую твою
Родниковую правду, Беловежская пуща…
 

Мелодичные детские голоса необычно звучали здесь, в глуши Приполярья. Трещали мокрые дрова костра. Каждый грезил о чем-то своем. У женщин с прииска по щекам текли слезы…

Глава 6
Неприступный хребет. Красная рыба

Уже около шести часов продираемся сквозь заросшие стлаником верхние участки тайги с перспективой выйти осыпным участкам западных цирков хребта с грозным названием Неприступный. Погода закончилась. Но мы не жалуемся. Все-таки дня три-четыре мы наслаждались солнцем. Причем именно тогда, когда оно было очень нужно. Наконец вышли с зоны леса на осыпные участки. Гулял ветер. Серые тяжелые облака закрыли перевалы хребта. Моросил дождь. В полиэтиленовых накидках брели вверх по склонах в предполагаемом направлении перевала. Вскоре ветер уже свистел. Проносились мокрые снежные заряды.

– Давайте поищем укрытие и переждем, – говорю, – не видно, куда идти.

– Давай вон к тому скальному навесику, – говорит Мишка и уходит в сторону скальных выступов.

Сидим на рюкзаках, накрывшись пленкой, перекуриваем. Через час мокрый снег утих, лишь ветер посвистывал в каменных нагромождениях.

– Поднимемся выше? Может, к завтрашнему дню все и уляжется, – сказал Миша.

– Чего же ждать, двинемся вверх, а там посмотрим, – отвечаю, и принимаемся прятать под клапаны рюкзаков полиэтилен.

По мокрой заснеженной осыпи пошли вверх, огибая скальный отрог, к довольно внушительному каменному цирку. С набором высоты ветер усиливался. Вершины горного хребта были по-прежнему закрыты плотными серо-белыми клубящимися облаками. Снова проносились мокро-снежные заряды.

К вечеру, под свист ветра, вошли в просторный цирк. Снег с дождем забивал глаза. Нужно было где-то и как-то прятаться. По центру цирка возвышалась каменная морена – возвышение, под которым, более-менее выровняв площадку, устанавливаем на растяжках палатку. Главное, что мы подальше от стен, где периодически, слышим грохот осыпающейся скальной породы. Наветренную сторону палатки укрепили каменной стенкой. Все вещи вовнутрь.

– Ну и задуло, так его… – Витюля со смаком высказался по поводу текущей погоды.

Разложили вещи, как-то утряслись внутри. Нужно было готовить ужин. Я выполз из палатки, набил в котелок снега. Витюля уже разжег примус «Шмель» – надежный аппарат альпинистов и туристов. Его ровное шипение синего пламени создавало уют и тепло. Мишка рылся в рюкзаке, доставая продукты. Рисовый супчик, по куску колбаски, а потом и чайку горячего – чего еще надо для обретения сил и снятия усталости в горах? А ко всему этому по «наркомовской» – пробочке спирта от фляжки. Но не больше. Больше – вредит.

Ночью палатку изрядно трясло ветром. Разгулялась непогода…

Утром проснулись в тишине. Палатка укрыта толстой коркой льда. Высунули головы – вокруг «молоко». Горы в облаках, и мы в облаках. Ну, что ж делать. Приготавливаем и пьем чай. Ждем. Чтобы убить время – режемся в карты. В тысячу. Есть такая игра. Она длинная – ну и хорошо – время занимает. По ходу игры – треп о том да о сем. Весь день в атмосфере тишина. Ветра почти нет. Мы по-прежнему в плотном тумане облаков. После обеда стало ясно, что никто уже никуда не идет. Будем ждать до утра. Опять ждать…

Ночью задуло. Хорошо задуло. Перед утром выходили укреплять палатку. Потом уже глаз не сомкнули.

– Во, «скорый» пошел, – комментирует Витюля грохот обвала со стен горы.

– А это – «местного значения», – подражая ему, говорю, ассоциируя каменную лавину с шумом проходящего поезда.

– Не раздует – надо спускаться к лесу, – раздумывает Мишка над ситуацией.

Когда отступила ночь, стало ясно, что изменений к лучшему не предвидится. Собрали пожитки, свернули палатку и двинулись вниз. Перед обедом стали видны участки леса – а там дрова, затишье, где пережидать непогоду куда приятней, чем в насквозь продуваемом горном цирке. Появился кустарник, зажурчал ручей, температура воздуха заметно выросла. Было уже плюс десять. Осторожно спускаемся вдоль ручья – склоны еще довольно крутые, – добираемся до пересечения с более мощным ручьем. А тут уже лес. Вдоль каскадов небольших водопадов теряем высоту. Уже и пение птиц слышно.

Возле лоханки небольшого озерца, образовавшегося на одном из водяных каскадов, становимся на привал. Тут и ели повыше, и березки – правда, тонкие и крученные – шумят пожелтевшей листвой. На высоте осень в разгаре. Иду набрать воды. Смотрю – в глубине озерца с десяток рыбин стоят. Бегом назад. Роюсь в рюкзаке, вытаскиваю спиннинг, цепляю маленькую блесну.

– Да какая тут рыба, – говорит Мишка, водопад на водопаде.

– Ничего, ничего, попробую, – отвечаю, не говорю, что она уже здесь, и нужно только достать.

Осторожно ложусь на каменный уступ, вода – метра на полтора ниже, – веду блесну поближе к стайке. Рывок, тяну и выуживаю крупную жирную семгу. Она трепыхается, бьет об камни своим темно-золотистым тельцем. Иду показываю.

– Ух, ты! – восклицают. – Это же семга!

– А в ней икра!

– Давай, старик, пробуй еще, – заговорил Витюля с азартом, – кушать хочется!

– Пошли вместе, – говорят.

– Нет, вместе не нужно. Распугаем. Ты, Мишка, бери нож и тихонько со мной. Ты, Витя, готовь костер, – думаю, что уха будет.

Снова забираюсь на уступ, бросаю блесну. Рывок – сорвалась! Ничего, стайка стоит на месте. Еще пробую – есть! И еще! Мишка собирает трепыхающуюся рыбу, оглушает ее ударом в голову тяжелым немецким штыком и укладывает на камни. Насобирав партию, несет Витюле на импровизированный камбуз. Голод – не тетка. По причине оскудения продуктов в наших рюкзаках ходим в режиме строгой экономии. А тут такая роскошь!

Витюля по-деловому кипятит воду, разделывает рыбу.

– Так, – говорит, – икорочку – сюда, в котелочек, – а сам аккуратно вынимает из тушки красные гроздья икры, – головы на ушицу, а филейки засолим – малосолочку забацаем.

Я подошел, бросил еще пару рыбин, стал наблюдать за Витюлиными действиями.

– Чего рот разинул! – прикрикивал он по-деловому.

– Иди рыбу лови!

– Деловой! – Мишка ржет, – пошли, старик, опять на добычу.

К вечеру наловили штук сорок-пятьдесят и больших и малых. Естественно, поставили палатку. Куда же от такого добра идти. Возле костра сооружаю решетку для копчения. На ней раскладываю рыбу, что поменьше, и на сырых ветках ее прикапчиваю. Вкусно!

Одной икры два котелка получилось. Царствуем!

Несмотря на занимательную суету, поглядываем в сторону горного хребта. Но там по-прежнему – мрак. Все забито облаками.

Вечером, уже не спеша, – первый голодный спазм был удовлетворен, – разбираемся с икрой и копченой рыбкой. Которую помельче и посуше – возьмем с собой. За сытой беседой всё удивляемся, как же семге удалось добраться в такую высь, преодолевая двух– и трехметровые водопады? Невероятно. Спать легли со счастливыми желудками.

Наутро пошли с Мишкой в небольшую разведку, чтобы точнее определиться по погоде и ситуации вообще. Наверху все по-прежнему.

– Мы уже на сутки отстаем от графика, – посмотрел на меня Мишка.

– Ну, что остается, – ждем до вечера, если погода не улучшится, уходим на Косью, иначе не уложимся в контрольные сроки, а это чревато, – говорю.

Дело в том, что для каждого маршрута устанавливаются контрольные сроки его прохождения. Об этом сообщается телеграммой в ближайшую от данного района контрольно-спасательную службу. Не пришла телеграмма об окончании маршрута в срок – начинаются поиски. В нашем случае, мы на контроле у спасслужбы города Печора. И об окончании, в оговоренный в маршрутной книжке срок, обязаны дать телеграмму. Это закон.

– Да, ждем утра. Погоды нет – валим вниз, резюмировал Мишка.

Возвращаемся в наш лагерь. Витюля уже навострил чайку. После вчерашней пирушки кушать не очень хотелось. Пошел со спиннингом к ручью. На удивление, в лоханке-озерце – ни одной рыбки. Пошлепал спиннингом по воде для порядку, да и ушел.

– Что, где рыба?

– Кончилась рыба, отвечаю, – наверное, подошла вчера залетная стая, да и сошла вниз, – которая цела осталась.

– Жаль, – говорит Витюля, – еще бы побольше с собой да запастись. День закончился. Здесь было уютно. Горел костер, мы были сыты. Только угнетало сидение на месте и ожидание неизвестно чего.

Утром стало ясно, что нужно уходить вниз.

Хребет «Неприступный» так и останется для нас неприступным.

Глава 7
Вниз. Ночь в таежной избе

Километр за километром нашагиваем по тропе, набитой вдоль реки Косью. Мокрые ветки хлещут по накидкам – кускам полиэтилена, завернутым таким образом, чтобы накрывало голову и рюкзак. Монотонная ходьба прерывается более динамичными гимнастическими упражнениями на скальных выходах, где нужно концентрироваться, чтоб не слинять в какую-нибудь расщелину или ручей.

Уже второй день двигаемся вниз по мокрой таежной действительности. На перекусах ставим палатку, чтобы хоть на часок не принимать на голову потоки воды. На примусе готовим чай из прутьев дикой малины, смородины и еще каких-то кустов. Натуральный давно закончился, как и продукты. Да и бензину осталось грамм двести. Обычно только к вечеру на стоянке разжигаем костер, подыскивая в зарослях более-менее сухие ветки. Днем некогда этим заниматься. Немного согрелись, горячего попили – и на тропу.

– Сегодня вечером сделаю расстегай, – объявляет Витюля, прерывая монотонное чавканье ног о почву.

– Блюдо такое, – добавляет он как бы для нас, приторможенных.

– Из чего же ты его сделаешь, уважаемый? – спрашиваю.

– У меня крошки остались от сухарей. Со стакан будет. И яичный порошок имеется.

– Попируем, запасливый ты наш, – отвечает Мишка.

– Эх, сигареткой бы еще разжиться!

Идем… Каждый опять погружается в свои личные мысли.

А вообще-то, лучше идти без мыслей. На автомате. Мысленно включаешь автопилот для коррекции своего движения – и пилишь, и пилишь… Так время идет быстрей. Когда шагаешь, как бы осознанно, – устаешь и от мыслей, и оттого, что плечо зудит от рюкзачных лямок, нога ноет от вчерашнего вывиха. Нет, на автомате лучше. Если честно, то уже хочется поскорей выбраться из зарослей Урала.

Вечером, действительно, Витюля начинает шаманить возле котелка. Покрикивает на нас: дай ему то, подай ему это. Замешивает сухари на яичном порошке, приправляет все это остатками соли и сахара. В крышке котелка печет какое-то подобие коржа.

Мы с Мишкой заинтересованно наблюдаем за Витюлиными действиями и периодически отпускаем едкие замечания. Прутиком попробовав то, что пеклось, Витюля торжественно изрек: «Готово».

Все честно делится на троих. Пробуем.

– Божественно! – смакует продукт Мишка, – тебе бы в «Метрополе» подавать, – говорит.

– Да-а, повторяю, – или в буфете на вокзале.

Ржем…

– А че!? – йо-тить! – Витюля любил вворачивать в пространство разные хитрые словечки. – Голодные бы тут сидели и портянки обсасывали, щелкали бы зубами, как волки. Вон как уплетаете!

Конечно, данный продукт, при наличии «ничего» был чудом кулинарии.

Дождь по-прежнему монотонно стучал по палатке. А у нас – относительный уют, да и желудки успокоены.

– Давай «сытую», – говорит Витюля Мишке, протягивая гитару.

Поем «сытую» песню:

 
Прощайте все вокзалы, поезда
Уходят в дальние края-а
Прощай, проща-ай…
 

Почему «сытая»? Кто знает? Так назвали. Наверное, когда пели ее когда-то на сытый желудок. А потом грустную, под настроение:

 
Нахожу на дорогах подковы,
Заполняю собой города,
Человек из меня толковый,
Не получится никогда…
 

Перепели часть репертуара.

– Концерт закончен! – кричит Витюля из палатки в тайгу. – Всем спать! Медведи и волки могут жить спокойно!

Смеемся.

* * *

Утром – опять на мокрую тропу.

– Через двадцать километров изба Мезенцева, – объявляет Мишка, тыкая пальцем в карту.

– Да, где-то так, – тоже смотрю.

– Даже ближе – километров пятнадцать осталось. Мы сейчас вот в этом распадке, – показываю.

– Хоть обсушимся, а то, может, и еда какая, – Витюля мечтательно повел носом.

Идем. Но темп заметно возрос. Изба манила. Надоели уже горы и лес.

– Ну, что? Идем – пока не дойдем? – говорит Мишка на очередном привале, – все равно жрать уже нечего.

– А что, есть варианты? – отвечаем, – вперед.

К часам пяти вечера выходим к слиянию левого притока Вангыра с Косью. Перед нами поляна с прореженным лесом, видны постройки – большая изба на небольшой возвышенности да еще небольшая избушка рядом, чуть в стороне поляны. Неподалеку устроенный на сухих деревьях лабаз – место хранения продуктов и прочего, чтоб зверье не достало. Возле изб – кострище и добротный стол из толстых досок. От берега в воду положен трап из жердей. Пришли. Сбрасываем рюкзаки. Идем к избе, той, что побольше. В рубленой из бревен избе никого. Вдоль стен устроены дощатые лавы, под окном – стол. В углу – прикопченый образ Николая Угодника с лампадой. Посреди избы – железная печь. На столе заметили замусоленную общую тетрадь в темной клеенчатой обложке. В ней находим записи туристов, которые побывали в этих местах. С интересом читаем. Мишка толкает меня в бок и прикладывает палец к губам. Кивает назад – смотри, мол. Оборачиваюсь. Возле печки тихонько сидит на корточках Витюля, обчищает шкурки зеленых огурцов и пробует их на зуб. Заметил наше внимание:

– Чего смотрите? Вкусно, между прочим, – смущенно отзывается.

Ржем. Он тоже.

На реке слышен звук мотора. Выбегаем к берегу. Большая черная смоленая лодка причаливает к берегу. На ней мужик лет шестидесяти пяти – семидесяти. В косоворотке, брезентовой куртке– дождевике, резиновых сапогах и с разлогой бородой седовато-пепельного цвета. Здороваемся. Рассказываем, кто мы и откуда.

– Мезенцев Иван Федорович, – представляется он.

– Помогите-ко, мне ребятки, лодку дернуть.

Взялись за борта – ни в какую! Тяжелая она.

– Погодьте, погодьте, ребятки, – я сам. Тут сноровка нужна.

Подошел, приподнял нос и с легкостью выдернул ее из воды на полкорпуса.

Ну и ну, только с удивлением и посмотрели.

– Смотри, какие у него руки, – тихо говорит мне Витюля. Действительно, ручищи, а не руки, доходили до колен. Мы многозначительно переглянулись. Силен Иван Федорович!

– Идите, ребятки, в избу да разжигайте печку, а я рыбки поднесу, – взяв на плечи весла, сказал Мезенцев и направился к маленькой избушке.

Минут через пятнадцать печка горела. В избе распространялся теплый дух. Мы переоделись, а мокрое развесили на улице для просушки. Дождь, как ни странно прекратился. Иван Федорович принес несколько засоленных увесистых хариусов да пару кусков копченой семги. Заложили в котел рыбу на уху, остальное порезали для потребления в сыром виде. Хозяин и хлеба принес, да икорки семужьей на тарелочке. Живем!

За обедом Мезенцеву все было интересно. Расспрашивал да расспрашивал. С каких мест мы, как оно у нас, на Украине. Все ему было интересно.

– Из староверов мы, – говорил, окая, Иван Федорович в ответ на наш вопрос, откуда родом.

– С Урала. А в здешних местах уж лет тридцать.

– Семья? Есть семья. Жена в Сыктывкаре. А мне, охотнику, чего в поселках делать?

– В тайге я привык. Несколько раз в году хожу к ним через перевал. А так, вот дом мой, – повел он рукой, как бы по округе.

– Продукты, охотничье снаряжение в Косью беру. На лодке туда часов пять ходу. А зимой – по зимничку, да на лыжах.

– И женщина у меня там есть. Ох и хоро-ошая женщина, – он задорно нам подмигнул.

Смеемся, шутим. Хорошо сидим! А главное – с аппетитом.

Показал нам свое хозяйство. Рыбу прямо тут, в реке, и ловит для пропитания, в лабазе шкурки добытые хранит, здает на промбазу – с того и живет.

– А лет-то сколько вам, Иван Федорович? – спрашиваем.

– Да годков уж семьдесят пять будет. Точно и не упоминаю.

Да-а, здоровый мужик в свои годы. Зауважали.

Уже в темноте – на реке стучит мотор.

– Это Пашка Стародворский, тутошний начальник рыбинспекции, обещал бензину мне подкинуть, – объяснил Мезенцев.

Встретили. Помогли занести груз в избу. Познакомились. Краснощекий, высокий, что называется косая сажень в плечах, крупного телосложения мужик сразу заполнил пространство избы.

– Гоняю браконьеров, – говорит, – развелось их на реке. Семга на нерест пошла. А вы не видели моторок выше?

– Нет, не было, – отвечаем.

– Да, сейчас у меня время такое, что не очень и поспишь, как говориться.

Выставил на стол бутылку водки «Столичной».

– Ну, что, ребята, выпьем за встречу.

– Угощайтесь и нашим, – Мишка выставил на стол полфляги спирту, который, как неприкосновенный запас, несли с собой до конца маршрута. Мало ли что.

Рыбинспектор жест оценил. Разлили.

– Ну, выпьем, – повторил он, – завтра на Косью пойдем, вас забросим.

Иван Федорович выпил с нами тоже, но немного. Поблагодарил за компанию и ушел спать к себе в малую избу. Рыбинспектор сидел с нами до ночи. Все рассказывал о своей жизни, да о жизни на реке. Спиртное было выпито. Любил он выпить с размахом, с удалью.

Спать легли тут же, в избе, расстелив на полу спальники, а инспектор – на лаве. Видать, выпивка уже здорово подкосила его. Несколько раз за ночь он вскрикивал, срывался, загонял лодку в затон, крыл матом браконьеров, а потом, что-то бормоча и всхрапывая, долго ворочался, пока опять не забывался сном. «Веселая» была ночь.

* * *

Утром вместительная, крепко слаженная лодка с мотором резала клубящуюся испарениями воду Косью. Мы сидели и молчали, укутанные в штормовки от раннего морозного воздуха, и думали каждый о своем. Звук мотора пугал стаи рыб, поднимавшихся в верховья на свой извечный ритуал – нерест. Прибрежные лиственницы и ели с подмытыми корнями застыли над водой, предчувствуя холода. Дикий орешник с березками укладывали на землю последние пожелтевшие листья.

Жизнь продолжалась…