Текст книги "Чужеродный организм"

9

Светофор. Промчались на красный и выскочили на широкую улицу. Замелькали дома. Проскочили перекрёсток, по встречной полосе объехали стоящие в пробке машины, свернули в какой-то проулок и через него выехали на широкую трассу.

Когда закончились многоэтажные здания, Наташа поняла, что везут её куда-то за город. Всё это время парень придерживал её за край блузки, и острие ножа покалывало сбоку. Проехали пост дорожной инспекции, и парень нож убрал.

«Почему не завязали глаза?!» – мелькнула ужасная мысль. Насколько ей известно, похитители всегда завязывают глаза своим жертвам, чтобы те не запомнили дорогу. И только в одном случае они этого не делают: когда похищенного человека собираются убить.

Спокойно, девочка, спокойно. Раньше времени паниковать не надо. Может, всё не так страшно, как кажется.

Машин вокруг множество, но она не может позвать на помощь – затемнённые стёкла скрывают то, что происходит здесь, на заднем сиденье. Да и не получилось бы крикнуть: парень хоть и убрал нож, но не спрятал – вертит его в руках, поигрывая, и, скорее всего, без раздумий воткнёт ей в бок, улыбаясь водителю соседней машины.

Не буди, как говорится, лихо, пока оно тихо.

Минут через двадцать повернули на грунтовую дорогу. Слева потянулись дачные участки – домики за сетчатыми заборами, домики с заборами из кирпича и просто деревянные будки посреди подрастающей картошки.

Когда они остановились в самом дальнем конце дороги, в стороне от остальных участков, надежда на хорошее окончание этой истории испарилась совсем.

Парень в тёмных очках вылез из машины первым. Разминаясь, попрыгал, взмахнул руками. Толстяк с неохотой выбрался из-за руля. Почесал живот, зевнул и, наклонившись к открытой дверце, посмотрел на Наташу:

– Вылазь давай, чего расселась?

Наташа нащупала рядом с собой спортивную сумку и подвинулась до открытой дверцы.

Бедро тупо ноет, но терпеть можно. Главное, целы все кости и не тошнит.

Она выбралась из машины.

Кто они такие, чёрт их возьми?

Руки чуть подрагивают, пальцы задеревенели. Наташа сжала кулаки.

Спокойно, нельзя им показывать, что боишься.

Впереди, сквозь проржавевшую сетку забора, просматривается заросший травой сад. Кривые деревца изъедены заразой, всё опутано ползучими сорняками, то там, то здесь проглядывают кусты чертополоха.

Старое кладбище, а не дача.

Она осмотрелась по сторонам. Справа – тёмный лес из высоченных сосен, слева – лопухи и колючки, позади – поляна, но за ней снова лес, хотя уже не такой высокий и, в основном, из лиственных деревьев.

– Вот ты и дома! – Толстяк снял с калитки замок и распахнул её.

По растрескавшейся, поросшей мхом асфальтовой дорожке Наташа пошла вперёд. Идти неудобно: тонкие каблуки босоножек попадают в разломы. Надо быть внимательной и осторожной, чтобы не подвернуть ногу.

Домик небольшой, кирпичный. Стены и половина крыши заросли виноградной лозой.

Лучше пока вести себя спокойно и не дёргаться. Для начала надо оценить обстановку, понять, что да как, а уже потом действовать.

Она остановилась на ступеньках и подождала, пока толстяк отомкнёт входную дверь.

Жжж.

Жжж.

Это в сумке.

Запиликала незатейливая мелодия.

– У тебя, что ли? – спросил толстяк, поигрывая связкой ключей. – Давай сюда.

Наташа достала телефон и протянула его похитителю.

Толстяк сунул мигающий мобильник в щель двери, туда, где петли, и прикрыл её. С хрустом рассыпавшись на части, телефон перестал и мигать, и пиликать.

– Абонент временно недоступен. – Толстяк бросил остатки мобильника в мусорное ведро. – Заходи, млин, не стесняйся.

Наташа шагнула в прихожую.

– Вещи тоже сюда давай, – сказал толстяк. Он забрал у неё сумку и бросил её в угол.

Впереди, за открытой дверью, видна комната – серые кожаные кресла и диван, на стене картина с тигром.

– Тебе налево. – Толстяк слегка подтолкнул в спину.

Она прошла по маленькому коридору. Здесь ещё одна дверь. Обычная, покрашенная белой краской. Справа и слева – аккуратные жёлтые занавески. Толстяк открыл дверь ключом, и Наташа вошла в полутёмную комнату.

– Отдыхай пока. – Толстяк лениво цыкнул зубом. – Только не вздумай орать: не люблю.

Он щёлкнул выключателем, и тусклая лампочка под потолком высветила обстановку: диван, накрытый синим одеялом, небольшой стол и два стула возле стены.

Наташа прошла до середины комнаты. Тесновато, конечно, но выбирать не приходится. За спиной закрылась дверь, скрипнул поворачиваемый ключ. Шаги удаляются. Всё.

Она посмотрела в сторону окна. Чёрная решётка с этой стороны и виноградная лоза с улицы. Сквозь листья свет сюда почти не проникает. Напоминает комнату в больнице, в которой лежал мертвец.

Она вдруг почуяла кисло-горький запах.

Это ещё что? Перегар вперемешку с дешёвым одеколоном?

Только теперь она заметила, что под столом кто-то есть. Наклонилась.

На коврике, отвернувшись к стене, лежит какой-то мужик в застиранном и мятом спортивном костюме и домашних тапочках. Спит.

Он что, тоже пленник? Или его оставили здесь как надзирателя? Если надзиратель, то почему он не на диване, а под столом?

Словно почувствовав на себе взгляд, мужик хрюкнул и повернулся лицом. Распухший нос с красными прожилками, потрескавшиеся губы и небритый подбородок.

Какая-то пьянь, прости господи… Не надзиратель, точно. Разве могут бандиты доверить охрану такому?

Вряд ли.

Тогда зачем он им?

10

Шмель высыпал грибы на журнальный столик и взял один из них. Пальцем потрогал серо-жёлтую шляпку в чешуйках.

– Странные они какие-то… – Он поднёс гриб к носу и понюхал. – Плесенью пахнут.

– А какая тебе разница? – Боксёр вставил в пистолет обойму до щелчка. – Ты давай думай, как мы ими тех двоих кормить будем.

– Обыкновенно: берёшь и кормишь.

– Какой ты умный! А если они не захотят? Опять бить?

– Ну, придётся. – Толстяк хмыкнул. – Куда ж деваться?

– Идея твоя была – значит, ты и пинать их будешь.

– Запросто. – Шмель бережно положил гриб обратно в кучку. Почесал живот. – Можно ещё связать их как следует, а зубы пассатижами выломать, чтобы ложка пролазила.

– Ты больной, Шмель, откуда у тебя такое в голове берётся?!

Шмель ухмыльнулся:

– Меня в детстве не любили, и теперь я с отклонениями.

11

Бедро в том месте, где зацепила машина, снова заныло. Наташа села на диван, сдвинула юбку и осмотрела синяк.

Ого! Это теперь на неделю, не меньше.

Дотронулась пальцем до ссадины на колене.

Хорошо бы обработать… Но зелёнки поблизости нет, а выпрашивать её у бандитов как-то не хочется.

Мама дорогая – на ладони кожа стёсана!

Щиплет.

Она осторожно извлекла ногтями попавшие в ранку песчинки. Подула.

Облизать? В детстве помогало… Нет, лучше этого не делать – ты же теперь взрослая девочка, должна соображать.

Наташа посмотрела на решётку окна, на запертую дверь и на тусклую лампочку. Подвинулась к спинке дивана и пустым взглядом уставилась в стену напротив.

Зачем они меня сюда привезли? Версию о похищении ради выкупа можно отбросить сразу: у меня нет богатых родственников или друзей, чтобы потребовать с них кучу денег.

Здесь что-то совсем другое. Что именно? Ведь просто так сбивать машиной незнакомого человека никто не станет. Значит, они собираются…

Сердце вздрогнуло от догадки.

Ну нет! Они же обещали, что со мной ничего не случится!!!

«Если будешь себя хорошо вести», – сказал тот, который в тёмных очках.

Наташа прикусила губу.

А как это – «хорошо»?

По спине, перебирая тонкими лапками, пополз паучок страха.

Нет, нет, нет! Я не позволю им. Ни за что. Я же не глупая малолетка, которую можно запугать!

Что же делать? Что?

Страх начал перерастать в гнев. Она почувствовала, как в ладони впиваются ногти.

Пусть только тронут, гады!

Наташа встала с дивана и подошла к окну.

Спокойно. Спокойно. Спокойно. Надо держать себя в руках.

Медленно-медленно выдохнула.

На улице уже почти стемнело, и стекло стало зеркалить. Она посмотрела на своё отражение: растрёпанные волосы, сжатые губы, убийственный взор.

Да ты прямо ведьма, дорогая! Просто удивительно, что от твоего взгляда ничего не плавится!

Растянув улыбку, она поправила причёску.

Ну вот, совсем другое дело. Чувства не должны повелевать разумом. Вроде бы так говорят на Востоке?

Послышалось шевеление на полу. Лежащий под столом мужик приподнялся на руках, громыхнул головой о крышку и тихонько выругался. Начал выбираться и, заметив Наташу, скривился:

– Ты кто? А?

Наташа не ответила.

– Где я есть-то, вообще? – Мужик икнул, потёр грудь и взглянул на потолок. – Ничего не помню…

Он поднялся. Покачиваясь, пошёл к выходу из комнаты. Толкнув дверь, обнаружил, что она заперта.

– Не понял… – Мужик подёргал за ручку и обернулся к Наташе: – Эй, а как её тут?

– Никак. Нас закрыли.

– Как это закрыли, а?! – Он посмотрел в замочную скважину, а затем принялся в неё орать: – Алё! Есть там кто?! Открывайте!

– Не шуми, – посоветовала Наташа. – Они этого не любят.

– Кто это «они»? – Пьяница сдвинул брови, покачиваясь на ногах. И вдруг принялся бить по двери кулаком: – Эй! Не имеете права, вашу мать! Откройте!

За дверью скрипнули половицы, и, спустя секунду, в замке повернулся ключ.

Мужик не успел сказать и слова, как чья-то рука схватила его за воротник.

– Я тебе сейчас башку расшибу, пьяная морда! – прорычал толстяк, входя в комнату. – Ты что, мои нервы испытываешь?!

– А что случилось-то? – пролепетал мужик. Он повис, точно набитая опилками кукла, даже не пытаясь сопротивляться.

– В тишине сидеть, я сказал! Будешь шуметь – придушу. Ясно?!

– Д-да…

Оттолкнув мужика, толстяк хмуро глянул в сторону Наташи и снова вышел в коридор. Захлопнул дверь и запер её на замок.

Пьяница остался стоять с открытым ртом.

– Ну дела… – Он покачал головой. Опустился на диван и ногтем поскоблил на штанах пятно засохшей краски. Снова взглянул на дверь. – Это что же такое творится?

– Ты совсем ничего не помнишь? – спросила Наташа.

Мужик выпятил нижнюю губу. Видно, что после пьянки мозги у него ещё не прочистились.

Наташа скинула босоножки и присела на подоконник:

– Ну, а пил-то ты где, помнишь?

– Пил? – Мужик потупил взгляд. – Да. Сидели с ребятами в парке… Колька Марыкин и ещё какой-то хрен… Две поллитры было… Огурцы солёные… Ага… Потом водка кончилась, я пошёл за третьей бутылкой, и… – Мужик осёкся, приподнял брови и перевёл взгляд на Наташу: – А ты почему спрашиваешь? Ты, подруга, не из этих… которые в форме ходят?

– Нет. Меня тоже сюда привезли. И, извините, я никакая вам не подруга.

– Понятно. А как тебя звать-то?

Наташа представилась.

– Хорошее имя. А я – Мирон. Слесарь-водопроводчик третьего разряда, между прочим… Слушай, а кто этот, что за дверью? Наглый такой, прямо бандит… – Мужик задумался и вдруг хлопнул себя по колену: – Вспомнил! Они же запихнули меня в багажник!

Он схватился за бок и начал себя ощупывать. Задрав футболку, потрогал пальцем сливовый синяк на рёбрах.

– Ох, ё-моё… – проговорил он. – Ладно похитили, но бить-то зачем?

– Как ты думаешь, для чего мы им? – спросила Наташа.

– А то ты не знаешь! Слышала, что в мире творится? Похищают всех и вся.

– Так там из-за денег. Украли, а потом выкуп просят.

– Ну, не знаю… Бывает, что и не за выкуп. – Мирон потёр шею. – Меня, например, рабом сделают. Буду в каком-нибудь подвале наркоту фасовать… А ты красивая, тебя в бордель продадут.

– Что?!

– Да, жизнь она такая…

Наташа снова прикусила губу. Сердце застучало где-то снизу под рёбрами.

Продадут?! Как же я не подумала! Сколько разных историй про молодых девчонок, которых заманивают в модельные агентства, а потом отправляют в какую-нибудь Африку!

А тут и заманивать не стали. Подцепили бампером – и готово…

Она ещё сильнее прикусила губу. Больно-больно, наверное, до крови. И отвернулась к окну, чувствуя, как к горлу подступает комок.

12

Шмель достал из холодильника бутылку пива, вилкой сковырнул крышку и, прильнув губами к горлышку, сделал несколько глотков. Рыгнул.

– Слушай, я тут подумал… – Он повернул голову в сторону Боксёра. – Насчёт той девчонки.

– Ну? – Боксёр принялся разбирать пистолет, раскладывая части на куске ткани: магазин, затвор, возвратная пружина.

– Хороша, сучка, а? – сказал Шмель.

– Ну… ничё так.

– Знатная тёлочка. Как глазищи таращит!

– И чё?

– Как это чё? Я вот подумал… – Шмель отхлебнул из бутылки. – Что если пацаны и в самом деле не то насобирали?

– Так мы для того всё и затеяли, чтобы проверить.

– Ну да. Только мало ли что… Зачем нам сразу два трупа? Надо эти грибы сперва на ком-то одном испробовать. Вон, на алкаше хотя бы. Если он не траванётся и всё нормально пройдёт, можно будет их и девчонке дать. Контрольное испытание типа.

– Ну, в принципе, умно. – Боксёр отвлёкся от частей пистолета и внимательно посмотрел на Шмеля. – Только мне кажется, ты это с другой целью придумал.

13

Наташа посмотрела в окно: между листьями дикого винограда просматривается задняя часть двора – опутанная сорняками сетка забора, засохшее дерево и огромный куст шиповника с тёмно-красными (кровавыми?) цветками.

Уже темнеет.

Она слезла с подоконника и, ухватив руками за прутья решётки, попробовала их на прочность. Куда там! Окинула взглядом комнату – ничего такого, чем можно было бы поддеть и расшатать решётку. Присела на корточки. Под диваном только слой пыли. М-да…

Впрочем, она и не надеялась что-то найти – похитители отнюдь не дураки и не станут оставлять в комнате металлические предметы. Но проработать этот лёгкий вариант спасения было необходимо. Хотя бы для того, чтобы освободить в голове место для других вариантов.

Итак, что ещё можно предпринять?

Она поднялась и тихим шагом подошла к двери. Постояла, прислушиваясь. Ничего. Присела на корточки и заглянула в замочную скважину: в слабом освещении видны бледные обои и часть плаката-календаря за прошлый год. На «сентябрь» выполз рыжий таракан. Не чувствуя опасности, он пошевелил усами и не спеша перебрался на «февраль». Наташа поморщилась.

Слева от двери послышался шорох. Скри-ип… Шагнул кто-то. Совсем близко. Скри-ип…

Это, наверное, толстяк – слишком сильно прогибаются доски. Ступает неторопливо и размеренно, будто проверяет пол на прочность.

Скри-ип.

Шаги прекратились. За дверью стало тихо.

Наташа обернулась и посмотрела на Мирона. Тот, сидя на диване, внимательно наблюдает за ней.

– Ну, что там? – спросил он шёпотом.

Опять глянула в замочную скважину, и у неё чуть не выпрыгнуло сердце: с той стороны на неё тоже кто-то посмотрел!

– Чего уставилась? – послышался голос толстяка. – Удрать не получится, даже не думай.

Наташа поднялась.

Он что, всё время нас сторожить будет? И вот так заглядывать?

Она отошла назад.

Толстяк с той стороны подёргал дверь, проверяя на прочность. Затем вставил в замочную скважину ключ и стал его поворачивать.

Дверь открылась. Толстяк шагнул в комнату – жёлтая футболка обтянула раскормленный живот, шорты того же цвета дополняют вид, делая толстяка похожим на…

На что же он похож?

Толстяк встретился с ней взглядом и сощурился:

– Я тебе в следующий раз глаз выколю, сучка…

Растопыренной пятернёй чесанул пузо.

В дверь прошёл второй бандит, держа в руках тарелку с какой-то едой – серо-жёлтые кусочки, посыпанные зеленью. Салат?

Толстяк поманил Мирона пальцем:

– Иди сюда, дружок.

Мирон с глупой улыбкой поднялся с пола. На ходу заправляя футболку в штаны, приблизился.

– Как твоя тыква? – спросил толстяк. – Не болит?

– Да как же… Болит, конечно!

– Похмелиться, небось, хочешь?

– А что, нальёте? – Мирон улыбнулся, обнажая верхний ряд стёсанных зубов. – Я с удовольствием дёрнул бы стаканчик…

Толстяк взял из рук напарника тарелку и протянул её мужику:

– Жуй.

Серо-жёлтые кусочки, зелёный лук.

– Это закусь? – спросил Мирон, всматриваясь. – А где водка?

– Жуй. Это покруче водки будет.

– Да? – Мирон щепоткой взял что-то с тарелки и положил себе в рот. Жевнул. – Грибы, что ли?

– Ешь, тебе понравится.

Мирон закинул в рот ещё несколько серых кусочков. Снова пожевал.

– Так они ж у вас сырые! – Он вдруг испугался. – Вы меня отравить хотите?

– Зачем тебя травить, если можно просто из пистолета бахнуть? – Толстяк сдвинул брови. – Ешь, я тебе сказал!

Наташа присела в угол дивана, внимательно наблюдая за происходящим.

Что это за грибы? И что эти двое задумали?

Мирон молча прожевал и проглотил. Поглядывая на толстяка, поспешно сунул в рот ещё нарезанных грибов, следом закинул щепоть лука.

– Шмель, ты ему много не давай, – сказал парень в тёмных очках. – Как бы передоза не было.

Мирон прекратил жевать. Скривился.

Толстяк убрал от него тарелку:

– Глотай давай, всё нормально будет!

Наташа поджала губы.

Значит, толстого зовут Шмель. Подходящее прозвище. И жёлтые шорты с футболкой тоже подходящие. Специально так нарядился или по недомыслию?

Она с опаской подумала, что и её заставят есть это странное блюдо. Но Шмель только ехидно улыбнулся:

– Ты тоже кушать хочешь, киска? Не обижайся, но сегодня кормить тебя не будем. Ты мне голодная нужна – покладистей будешь.

Наташа мотнула головой. Есть, конечно, хочется, но не настолько, чтобы придавать этому значение.

«Покладистей будешь»… Это он о чём?

Шмель опять стал серьёзным. Зыркнув глазами по комнате, он вышел в коридор вслед за парнем в тёмных очках и прикрыл дверь.

– Ребят, а как же похмелиться?! – растерянно воскликнул Мирон. – Вы же обещали!

В замке повернулся ключ, и с той стороны щёлкнули выключателем. В комнате стало темно.

Совсем темно.

– Накормили какой-то гадостью, – проворчал Мирон. – У меня теперь изжога от этих г-грибов…

Наташа услышала, как он подвигал коврик и лёг на полу где-то возле стены.

Грибы.

«Жуй, это покруче водки будет!»

Наркотические.

«Смотри, как бы передоза не было!»

Те двое накормили пьяницу галлюциногенными грибами. Зачем?

Мирон поворочался, пытаясь устроиться:

– Эй, подруга, там у тебя подушки случайно нет?

– Нет, к сожалению.

Опять «подругой» назвал. Ну и пусть, не очень-то и обидно.

– А ты не врёшь? – Мирон шмыгнул носом. – Ладно, верю…

Наташа обхватила руками колени, отвернулась в сторону тёмного окна.

– Слышь, может, махнёмся местами-то? – Мирон покряхтел. – Я на диван пойду, а ты сюда, на твёрденькое…

– Как хотите. Я и на стуле могу всю ночь просидеть.

– Ладно, успокойся, я просто так спросил. Что ж я, не понимаю, что ли? Ты красивая, тебя для борделя беречь надо… – В темноте послышалось, как Мирон застегнул на куртке молнию. – А меня на органы, наверное, разделят. Не хочу я на органы…

Он ещё поворочался, бормоча что-то себе под нос, и, наконец, затих.

За окном, где-то в лесу, зловеще угукнула сова.

Наташа запустила пальцы в волосы. Спать совсем не хочется. Беспокойные мысли одолевают хуже некуда.

Надо сменить эту «зацарапанную пластинку» и перестать думать о том, что произошло. И о том, что ещё может произойти.

За стеной включили телевизор. Судя по стрельбе и грохоту, показывают какой-то боевик. Наташа попыталась отвлечься, представив, что происходит на экране. Главный герой, прорываясь через бандитские засады, идёт спасать возлюбленную. Негодяи похитили её и держат в секретном бункере. В героя стреляют, он тоже стреляет в ответ и смело продвигается вперёд. Лишь изредка останавливается, чтобы перевести дух и бросить гранату. Бабах! – и негодяи разлетаются по сторонам…

Она вздохнула.

Где ты, мой герой?

Нету. И, вероятнее всего, не будет.

Она нахмурилась и поджала губы.

Хотела убежать от санитара Виталика? Убежала…

За стеной послышался хохот. Это толстяк.

Придурок.

Мирон в углу комнаты шевельнулся и застонал. Ну вот, начинается.

Наташа посмотрела в его сторону. Бесполезно – темнота настолько плотная, что она не увидела бы и собственную ладонь.

Снова стон. Переворачиваясь, Мирон задел стул, и тот визгливо проскрёб ножкой по полу, словно железякой по зубам.

Ещё стон.

Да что там с ним происходит? Это грибы так действуют?

Она снова попыталась разглядеть Мирона.

Нет, слишком темно. Кроме оконной решётки и края стола, в темноте ничего не угадывается.

Встать и включить свет?

Она опустила ногу на пол, но остановилась, вспомнив, что выключатель находится не здесь, а в коридоре. Снова села на диван.

«Вы меня отравить хотите?»

Стоп. А что если бандиты дали ему не наркотические грибы, а ядовитые?

Намерено или ошибочно, это не важно. Но что делать, если у него сейчас начнутся судороги?

Мирон зашептал. Тихо-тихо и неразборчиво.

Начал шарить руками по полу, словно ища что-то.

Да у него же глюки!!!

Снова протяжный стон.

Телевизор за стеной выключили, и в тишине теперь отчётливо слышно каждый шорох.

Хриплый вздох. Мирон переполз с одного места на другое. Что-то зашептал.

Что ему привиделось в наркотическом бреду?

Не набросится ли он на меня, когда доберётся сюда?

Мирон вдруг процарапал пальцами по доскам пола, стёсывая ногти.

– Где я… где я… где я… где…? – захрипел он.

Наташе показалось, будто у неё из спины тянут жилы.

Мирон тяжело вздохнул. Всхлипнул. Вновь пошарил руками вокруг себя. Замер.

Темнота не просматривается.

– Не-е-е-е-т!!! – Он застонал в полный голос, отчего Наташа едва не поседела. Его начало трясти: мелко-мелко застучали по полу руки или ноги, словно кто-то дёргал его за верёвочки.

Конвульсии? Наташа сжалась в ужасе. Дыхание перехватило, она отодвинулась в угол, чувствуя, как колотится сердце.

Однажды, когда ей было лет десять, она увидела, как умирала сбитая машиной собака. Та лежала на обочине дороги, подёргивая лапами.

Наташа вцепилась в обивку дивана.

С этим человеком, лежащим от неё в двух шагах, творится нечто подобное. Мучаясь, он колотит по полу конечностями: тук-тук-тук. Тук-тук-тук…

Она закусила губу. Что же делать? Сидеть и ждать, пока всё закончится само собой? Вот так – сидеть и ждать, пока он не затихнет и не умрёт?

Но ты же медсестра и должна что-то предпринять!

Человек на полу заскулил.

Заскулил!!!

Точь в точь как та собака с переломанным позвоночником.

Наташа почувствовала, как на плечи опустился холод. Она сильнее вонзила пальцы в обивку дивана, не в силах пошевелиться.

Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук.

Скребыхание по полу. Движение. Вздох.

Что делать?! Стучаться в стену и звать на помощь бандитов? Да они тотчас прострелят ему голову, чтобы не мучился, и сбросят в ближайший овраг. Какой ещё помощи можно от них ждать?

Как-то самой? Но как?

В один миг всё смолкло, и наступившая тишина испугала Наташу ещё больше.

Мирон теперь не скулит и не дрожит. С его стороны не слышно никаких звуков. Вообще никаких.

Это что – конец?

Она встала и заставила себя сделать несколько шагов в ту сторону, где предположительно находился Мирон.

Нога ткнулась во что-то мягкое. Наташа опустилась на корточки.

Да, это он.

Похоже, не дышит. Она провела рукой, чтобы определить, где у него голова. Пальцы ощутили складки спортивной куртки. Зубчики молнии. Его локоть.

Наташа поняла, что Мирон лежит на боку, отвернувшись к стене. Отыскала кисть его руки. Неестественно холодная. Кожа ощущается скользкой и словно бы восковой.

Кажется, что…

Может, это уже МЁРТВАЯ рука?

Наташа оцепенела. Отогнав страшную мысль, стала искать на запястье Мирона пульс.

Ну же… Ну…

Она почувствовала под пальцами лёгкое биение. Жив. Пульс замедленный, но достаточно чёткий. Хоть какая-то надежда.

Надежда? А сколько продлится это его состояние? Час? Два? Сутки?

Что ты знаешь о действии наркотиков, кроме того, что краем уха слышала на лекции в институте?

Она собралась отпустить его руку, как вдруг холодные пальцы содрогнулись.

– А-э-э-э-а-а-а!!! – Мирон вцепился в неё и потянул к себе. Наташа вскрикнула, попыталась встать. Мирон захрипел, силясь что-то произнести. Цепкие пальцы больно впились её в плечо. Она снова вскрикнула, вывернулась из его рук и наугад ударила локтем. Мирон охнул и отпустил. Наташа вскочила: колени и руки дрожат, и она никак не может их унять.

Темно. Где он?

Ветерок за окном, шурша, перебирает виноградные листья. Тихо-тихо трещат сверчки.

Где он???

Снова упал без сознания? Затаился?

Или неслышно подбирается сзади?

Тишина.

Где-то внизу, ближе к стене, послышалось сопение. Мирон забормотал, ворочаясь.

Наташа подождала.

Вроде бы улёгся и успокоился.

Она постояла ещё немного. Затем отступила назад и села на диван. Сразу подобрала ноги.

Да они полные мерзавцы! Даже не подумали о том, что этот пьяница будет вытворять в наркотическом припадке! А что если бы он напал на меня во сне и сразу зубами в горло?!

Она на всякий случай перебралась в другой угол дивана.

Придётся сидеть так всю ночь. Сидеть и прислушиваться к каждому шороху.

Только бы не заснуть.

Накрыв ноги покрывалом, она посмотрела в сторону окна. Темно, ни малейшего просвета. Значит, уже глубокая ночь.

Наташа поправила чёлку.

Спать никак нельзя. Надо сидеть и ждать. Мало ли что ещё может произойти.

Вот так сидеть с открытыми глазами.

Когда посветлеет на улице, будет немного проще.

Намного проще…

Она всё-таки заснула.