Текст книги "Книга алхимии. История, символы, практика"

Книга алхимии. История, символы, практика

© Рохмистров В., состав, вступительная статья, комментарии, 2006

© ЗАО ТИД «Амфора», 2008

Алхимия как строгая наука

Истина, которую ты ищешь, не имеет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Она – есть; и это все, что ей нужно.

Ричард Бах, «Иллюзии»

1

Человеку свойственно заблуждаться. И одним из самых распространенных его заблуждений, похоже, является уверенность в том, что сегодня, в начале XXI века, мы значительно умнее тех, кто жил во втором, а тем более в первом тысячелетии нашей эры, не говоря уже о дохристианских временах. Однако некоторые факты истории свидетельствуют об обратном. Стоит упомянуть хотя бы о стоящей вот уже полтора тысячелетия на одной из площадей Дели колонне высотой 8 метров, диаметром 65 сантиметров и весом шесть с половиной тонн, сделанной из чистого железа! Несмотря на жаркий и влажный климат Индии, за все это время на ней не появилось ни единого пятнышка ржавчины. Потому что чистое железо не ржавеет, мгновенно покрываясь на воздухе тончайшей защитной пленкой. Даже в наше высокотехнологичное время мы не можем получить железа такой чистоты. А между тем чистый металл своими качествами, как правило, превосходит любой свой сплав на порядок.

Но что значит «совершенно чистый металл»? Это металл, совсем не имеющий никаких примесей. Сейчас по степени чистоты все металлы делятся на три основные группы. Если сплав содержит 99,9 процента основного металла – это считается технической чистотой, а если 99,99 процента – химической. Сплав же, содержащий 99,999 процента основного металла, считается уже особо чистым металлом. Например, ученым удалось получить алюминий с содержанием 99,9995 процента. Но, чтобы эта «мелочность» никого не ввела в заблуждение, поясним ее значение на одном простом примере. Если даже только один атом примеси приходится на 100 миллиардов атомов основного металла, то в каждом грамме этого основного металла будет содержаться 100 миллиардов атомов примеси. Так что эта «ложка дегтя», на самом деле, весьма серьезно портит всю «бочку меда». Например, достаточно всего лишь 0,0001 процента примеси водорода, чтобы железо стало хрупким.

И вот колонна из чистого железа стоит уже столько лет, а мы при всем колоссальном объеме накопленных на сегодняшний день знаний все еще не можем исчерпывающе ответить на такой вроде бы простой вопрос: а что же такое металл? Вместо действительного ответа обычно предлагается лишь внешнее описание свойств, в большинстве своем известное и самым древним ученым. Но последние знали только семь металлов, а сейчас их насчитывается более восьмидесяти. И многообразие свойств, которыми обладает такое большое количество химических элементов, часто даже не позволяет отнести их к одному и тому же классу веществ – для этого нужно обладать определенными знаниями. Например, целых пятнадцать металлов, названных сегодня лантаноидами, древние алхимики называли редкими землями, то есть относили их к трудновосстановимым окислам, не предполагая, что они являются самыми настоящими металлами. Теперь, в память об этой «ошибке» алхимиков, лантаноиды так и называют редкоземельными металлами.

Словом, на сегодняшний день единственным, пожалуй, действительным дополнением к ковкости, металлическому блеску, электропроводности и остальным внешним признакам металлов является представление об их кристаллической структуре. В этом смысле металлы можно представить в виде ионного кристаллического остова, погруженного в своеобразный электронный газ, который уравновешивает внутренние связи, доводя их до «металлической» прочности. Но что может заставить эту жесткую кристаллическую решетку, намертво связанную силами электричества, неожиданно взять и перестроиться в совершенно другом порядке? Ведь металлы являются химическими элементами, а одним из замечательнейших свойств всякого химического элемента является то, что после различных манипуляций, включающих нагревание, охлаждение, химическое растворение и так далее, он способен вновь восстанавливаться в первоначальном виде. Что это? Внутренняя память? Или заданная извне программа?

Существует несколько позиций, по которым мы не можем сегодня отмести представление алхимиков о возможности превращения металлов друг в друга и признать его полностью несостоятельным. Прежде всего это, конечно же, некоторые факты, объяснение которым еще до сих пор не найдено, как, например, уже упоминавшаяся делийская колонна из чистого железа. Или, например, до сих пор не разгаданная способность металлов «болеть», открывшаяся совершенно случайно. В XIX веке на одном из усиленно охраняемых военных складов обнаружилась пропажа оловянных пуговиц. Вместо пуговиц в ящиках оказался какой-то непонятный серый порошок, что было расценено как издевательство. В военном ведомстве разразился большой скандал. А вскоре мир узнал о загадочной гибели антарктической экспедиции Скотта, на первый взгляд не имевшей с историей о пуговицах ничего общего. Вскоре произошла и еще одна история. В конце XIX века у американцев участились катастрофы на железных дорогах, и тогда впервые обратили внимание на то, что рельсы трескались неожиданно, вне всякой связи с морозом или какими-либо другими известными воздействиями. Инженеры, призванные исследовать явление, совершенно не понимали, в чем дело: металл был достаточно новым, рельсы тоже, и тем не менее происходили катастрофы, когда рельсы неожиданно расходились и трескались.

Решая эти загадки, ученые открыли удивительное явление полиморфизма. Оказывается, все дело заключается в кристаллической решетке. Удалось выяснить, что постоянного строения она не имеет. Например, атомы олова при низкой температуре перестраиваются и металл полностью меняет свой внешний вид, превращаясь в порошок. Все емкости с керосином в экспедиции Скотта были пропаяны оловом – потеря горючего и явилась одной из основных причин гибели экспедиции. Ученые поняли, что металлы могут «болеть», однако вопрос, почему это происходит, до сих пор остается без ответа. Точно так же до сих пор нет полной ясности и в отношении такого явления, как сверхпроводимость. В 1908 году голландский ученый Камерлинг-Онес, охладив гелий до минус 271 градуса Цельсия (почти до абсолютного нуля) и поместив туда проволоку из ртути (ртуть застывает при минус 39 градусах Цельсия), неожиданно обнаружил, что по проволоке идет электрический ток. Ток продолжал идти неделями без всякой внешней подпитки. Кристаллическая решетка ртути «выстроилась в строгую прямолинейную шеренгу», совершенно не препятствующую свободному движению электронов. До сих пор ученые стремятся понять это невероятное явление, названное ими сверхпроводимостью. Неужели существуют определенные внешние условия, при которых возможен вечный двигатель? Даже жутко становится, едва лишь подумаешь об этом. Почему бы в таком случае не допустить возможности существования и некоего порошка-катализатора, дающего «команду» одной кристаллической структуре элемента перестроиться в другую? Ведь сам факт, что сегодня ученые не в состоянии превратить один металл в другой, еще не является доказательством невозможности этого. А не о знании ли такого свойства элементов свидетельствует восторженное выражение известного алхимика Раймонда Луллия: «Mare tingerem si mercurius esset!»[1]1
  Букв.: Я окрасил бы море, если бы был меркурий! (лат.). Терминология алхимиков позволяет перевести эту фразу и так: «Если бы у меня был меркурий, я превратил бы море в золото!»


[Закрыть] Как это похоже на Архимедово восторженное восклицание – дайте мне точку опоры, и я переверну земной шар!

Впрочем, если бы не делийская колонна, у нас, быть может, не было бы никаких проблем и сомнений, и мы считали бы, что получение стопроцентно чистого металла просто-напросто невозможно. Его не удается получить ни при зонной плавке, ни при плавке в полном вакууме. Но наводит на размышление другое – совершенно чистый металл вообще не способен образоваться естественным путем, ибо в природе ничто не существует в чистом виде, как не существует, например, идеально ровной прямой. Идеальный шар можно изготовить только искусственным путем. И в таком случае, пожалуй, ученые напрасно не принимают всерьез алхимиков, сумевших добиться невероятных результатов задолго до наших просвещенных времен. О том же самом свидетельствуют и достижения египетской цивилизации, фактически окончившей свое существование еще до наступления христианской эры. За три тысячелетия своего развития Египет научился создавать вещи, о которых современная наука даже не имеет понятия. Это и не удивительно: третье тысячелетие нашего сознательного развития только начинается, и нам предстоит еще весьма долгий путь к обретению египетского уровня знаний о мире.

Дыхание человеческого общества в веках столь же естественно и постоянно, как и повседневное дыхание обычного человека – это в равной степени относится и к метаниям человеческого ума от признания до отрицаний одних и тех же предметов. Так из века в век преобладает то уверенность в действительном существовании Бога, то пафос полного отрицания всякого надмирного бытия; то вера в бессмертие души, то полный скепсис законченного материализма, напрочь отрицающего даже саму идею возможности ее существования. Не является исключением и отношение человечества к феномену алхимии.

Пережив в Средние века расцвет, к XVII веку алхимия стала приходить в упадок. И уже казалось, что все больше обретающая ясность взгляда наука вот-вот нанесет ей окончательный сокрушительный удар, как вдруг в 1800 году геттингенский химик Кристоф Гиртаннер восторженно заявил: «В XIX веке превращение металлов друг в друга будет широко использоваться. Каждый химик будет делать золото, даже кухонная посуда будет из серебра и из золота!» И это высказывание стало передаваться из уст в уста, пленяя всех ожиданием воистину «золотого» века.

Однако, вопреки всем ожиданиям, XIX век пошел совсем по иному пути. Благодаря промышленной революции естественные науки начали развиваться еще более бурно, и вера в алхимию, едва успев взлететь до небес, стала таять, как лед на весеннем солнце. Все чаще стали появляться статьи, заявлявшие, что прошло время шарлатанов, которые поражали мир ошеломляющими опытами. А после открытия Д. И. Менделеевым периодического закона, фактически ознаменовавшего начало становления классической химии, алхимики, казалось, уже окончательно и навсегда сдали свои позиции. Металлы были признаны химическими элементами, обладающими раз и навсегда от природы установившимися неизменными свойствами, и даже в кругах, далеких от науки, постепенно укрепилось убеждение, что ни один из них нельзя превратить ни в столь желанное золото, ни вообще в какой-либо другой элемент.

Но уже в начале следующего века, в 1909 году, Н. А. Морозов, ставший впоследствии одним из первых советских академиков, написал: «Неужели старинная мечта алхимиков о превращении простых веществ друг в друга близка к осуществлению? Вот вопрос, который беспрестанно звучит уже три года не только в „популярных“ журналах и газетах, но даже в специальных изданиях». Все снова вернулось на круги своя. И снова стал постепенно побеждать скепсис, посеяв к концу и этого века полное недоверие ко всякого рода алхимикам и оккультистам.

Всеобщее поношение алхимии и алхимиков происходило, даже несмотря на признание ученых о реальности трансмутации металлов. Великий физик XX века Резерфорд однажды сказал, что знает, как превратить ртуть в золото – вот только это искусственное золото будет настолько дорогим, что… овчинка не стоит выделки. Однако современные трезвомыслящие люди по-прежнему заявляют, что, хотя трансмутация металлов и оказалась возможной, подобные превращения происходят только в атомном реакторе,[2]2
  Например, радиоактивный плутоний в результате распада частично превращается в более благородный металл – рутений. Шерр, Бейнбридж и Андерсон в 1941 г. получили изотопы радиоактивного золота, бомбардируя ртуть быстрыми нейтронами. А в марте 1947 г. физики Ингрем, Гесс и Гайдн получили 35 микрограмм золота (1 мкг=0,000000001 кг) в результате облучения 100 мг изотопа ртути. Но процесс этот не радует современных физиков, а, наоборот, лишь затрудняет их работу.


[Закрыть] а в средние, мол, века все равно достигнуть этого было нельзя. Вывод напрашивается сам собой: все эти алхимики явные шарлатаны.

Конечно же, сегодня есть ученые, более реально смотрящие на вещи, не торопящиеся с осуждением – но даже и они склонны считать алхимиков людьми заблуждающимися. Эта категория ученых считает алхимию лишь матерью современной химии и медицины. Согласно их мнению, алхимики, хотя и ошибались относительно своего основного постулата, все же принесли науке немалую пользу многочисленными экспериментами и исследованиями.

Однако можно взглянуть на алхимию и с другой стороны и наконец признать, что дата открытия Менделеевым периодического закона – 17 февраля (1 марта) 1869 года – положила начало не только периоду классической химии. Эту дату с полным основанием можно принять за начальную точку отсчета и классической алхимии – алхимии как науки, больше не связанной никакими ложными установками и имеющей возможность посвятить себя в чистом виде только собственным задачам. Но для того, чтобы понять, что же такое классическая алхимия, сначала необходимо определить, в чем именно заключается цель алхимии самой по себе.

2

Итак, химия вступила в свою сознательную жизнь и превратилась в самостоятельную, вполне позитивную науку. С этого момента деление на пафферов и шарлатанов[3]3
  Подобное деление дает современный французский исследователь алхимии Ж. Садуль (см.: Саду Ж. Алхимики и золото: Жизнеописания, гипотезы, факты истории. Киев, 1995. Или: Садуль Ж. Сокровища алхимиков. М., 1998).
  По его мнению, кроме собственно алхимиков, чаще называемых адептами или истинными знатоками искусства, есть еще две категории людей, стремящихся именно к трансмутации металлов. Это пафферы и архимисты. Вот как характеризует пафферов Рене Маркар в своей «Краткой истории химии и алхимии»: «…следует особо выделить тех бездарных „тружеников пламени“, которые надеются выведать тайны у подлинных искателей и живут отблесками их таланта. Магические ритуалы, а также изготовление модных некогда ядов кормили их. Они… экспериментировали с совершенно невообразимыми смесями веществ, иногда просто отвратительными. Для опытов… нередко использовалась даже кровь детей». Пафферы, по мнению Ж. Садуля, «люди без чести и совести»; они одержимы золотой лихорадкой и идут ради достижения богатства на любые мошенничества. Однако им удалось все же сделать немало открытий, хотя их опыты и оканчивались зачастую весьма трагически; они погибали не только на эшафотах, но и от взрывов и от ядовитых ртутных паров.
  Архимисты же, согласно Ж. Садулю, являются независимыми современными исследователями, которые и сегодня, то есть уже по прошествии XX в., все еще продолжают утверждать, что трансмутация металлов возможна средствами одной лишь химии, «без освобождения огромных ядерных энергий, как учит современная физика». Нам такое различение представляется мало обоснованным.


[Закрыть] потеряло смысл, и их место заняли ученые-химики. А истинных алхимиков наконец-то оставили в покое. Поэтому, когда в начале XX века, благодаря успехам физики, вдруг стало вновь совершенно ясно, что трансмутация металлов – вещь естественная и вполне достижимая, никто уже не задыхался от восторга. Трансмутация оказалась очень дорогим удовольствием, гораздо более дорогим, чем простая добыча золота в месторождениях.

Впрочем, трудоемкость процесса получения золота была прекрасно известна и ранее. Алхимику требовалось потратить не менее двадцати лет упорного труда, прежде чем он мог хотя бы только надеяться на действительное достижение получения вещества с заранее заданными свойствами. Иными словами, сделать именно то самое, что сегодня признается основной целью классической химии. Это, в свою очередь, наводит на естественный вопрос – что именно вдохновляло средневековых ученых на такой воистину нечеловеческий подвиг? Не будем при этом рассматривать шарлатанов; им, в общем-то, было все равно, что именно воровать и за что оканчивать свои дни на виселице. Нас сейчас интересуют, прежде всего, настоящие ученые, а таковые, вопреки всем расхожим мнениям, тоже занимались алхимией и занимались весьма серьезно. Подтверждением этому может служить хотя бы один лишь перечень известных людей, посвятивших немало времени проблемам алхимии: Авиценна, Парацельс, Альберт Великий, Роджер Бэкон, Фома Аквинский, Раймонд Луллий, Гельвеций и другие. Этот список можно продолжать долго, но, возможно, самым убедительным примером в нем будет имя Исаака Ньютона, чья научная репутация никогда не подвергалась сомнению.

Ньютон всерьез занимался исследованием вопроса трансмутации металлов. Неужели он делал это только ради того, чтобы разбогатеть или прославиться? Славы ему было не занимать, а разбогатеть в этом мире, как известно, можно и множеством других, гораздо более легких способов.

Правда, многие и до сих пор пытаются отрицать причастность серьезных ученых к алхимическим штудиям. Например, отрицается факт написания алхимических трактатов Фомой Аквинским и Парацельсом. Ньютон же и вообще не опубликовал ни одной строчки, специально посвященной превращению одних металлов в другие. Однако вот что пишет по этому поводу наш замечательный ученый С. И. Вавилов: «Если иметь в виду алхимика как бытовую фигуру прежних времен, т. е. обманывающего или обманутого человека, применяющего магические заклинания к химическим операциям, опирающегося только на традицию старых книг, рукописей и легенд и лишенного критической мысли и чутья естествоиспытателя, то, конечно, не может быть и мысли о Ньютоне-алхимике. С другой стороны, основная идея алхимии – мысль о многообразии превращений вещества, о возможности трансмутаций металлов и элементов вообще. С этой идеей у Ньютона мы встречаемся всюду, в частности и трансмутация металлов не казалась для него принципиально исключенной. Если иметь в виду эту черту алхимии, то можно сказать, что Ньютон занимался алхимией».

Более того, благодаря изучению библиотеки Ньютона, в которой значилось около сотни книг по химии и алхимии, а также его рукописного наследия, все сомнения в интересе замечательного ученого к «закрытой» науке рассеиваются окончательно. Вот что он писал Локку 26 января 1692 года: «Я слышал, что Мр. Бойль сообщил свой процесс относительно красной земли и ртути Вам, так же как и мне, и перед смертью передал некоторое количество этой земли для своих друзей». А вот письмо тому же адресату от 7 июля того же года: «Вы прислали мне земли более, чем я ожидал. Мне хотелось иметь только образец, так как я не склонен выполнять весь процесс… Но поскольку Вы собираетесь его осуществить, я был бы рад при этом присутствовать». Уже почти в середине XX века один из исследователей творческой лаборатории Ньютона обнаружил в его бумагах следующую запись своего давнего предшественника Стекеля: «Он написал также химическое сочинение, объясняющее принципы этого таинственного искусства на основании экспериментальных и математических доказательств; он очень ценил это сочинение, но оно, по несчастью, сгорело в его лаборатории от случайного огня».

Так ли уж от «случайного огня» сгорело «химическое» сочинение Ньютона? Возможно, в гибели его повинно получение ученым поста директора Монетного двора. В XVII веке, когда среди широких кругов населения уже повсеместно распространилось мнение о том, что алхимия относится к разряду магии и колдовства, такое сочетание не сулило ничего хорошего. Один только слух о том, что директор Монетного двора «превращает медные фартинги в блестящие золотые гинеи» мог посеять в Англии настоящую панику. Но сомнение в «случайности» огня, уничтожившего уникальную рукопись, еще сильнее возникает после чтения письма Ньютона Ольденбургу, написанного 26 апреля 1676 года, после публикации Бойлем статьи «Экспериментальное рассуждение о нагревании ртути с золотом». «Способ, коим ртуть пропитывается, может быть похищен другими, которые о нем узнают, а потому не послужит для чего-либо более благородного; сообщение этого способа принесет огромный вред миру… Поэтому я не хотел бы ничего, кроме того, чтобы великая мудрость благородного автора задержала его в молчании до тех пор, пока он не разрешит, каковы могут быть следствия этого дела, своим ли собственным опытом, или по суждению других, полностью понимающих, что он говорит, т. е. истинных философов-герметиков?.[4]4
  Иное название алхимиков.


[Закрыть]

Значит, «процесс» все же имел место. А возможно, являются истинными и некоторые из тех фактов, что сохранила нам история алхимического делания о якобы удавшихся трансмутациях. Обычно в этом ряду прежде всего рассматривают истории, связанные с известными учеными ван Гельмонтом и Гельвецием. В 1618 году ван Гельмонта в его лаборатории в Вильворде посетил некто, сразу же начавший с ним разговор о герметическом искусстве. Ван Гельмонт немедленно остановил его, заявив, что считает алхимию суеверием и не собирается говорить на эту тему. Однако собеседник оказался настойчив и предложил ученому убедиться в истинности алхимии своими глазами. Для этого незнакомец насыпал на небольшой листок бумаги несколько гран порошка и положил на стол. Остановив его в дверях, ван Гельмонт спросил, не собирается ли он вернуться и узнать о результатах испытаний.

Незнакомец ответил, что в этом нет никакой необходимости. «Но почему вы обратились с этим предложением именно ко мне?» – «Чтобы убедить в истине заслуженного ученого, чьи труды делают честь его стране». Ван Гельмонт в точности выполнил все инструкции незнакомца. Взял тигель, положил туда восемь унций ртути, а когда металл накалился, бросил туда порошок, предварительно завернув его в бумажку. Затем накрыл тигель крышкой и подождал четверть часа. По прошествии этого времени ученый резко охладил тигель, плеснув на него воды, и снял крышку. На дне тигля он обнаружил кусок золота, равный по весу использованной ртути. «Я видел и держал в руках Философский Камень. Это был порошок шафранного цвета, очень тяжелый, и он блестел, как осколки стекла», – писал ван Гельмонт в опубликованной вскоре после этого случая книге «Сад медицины».[5]5
  Здесь любопытно отметить следующий факт. Несмотря на множество туманностей и расхождений в трактатах алхимиков и во всех рассказываемых о них историях, в некоторых деталях все рецепты совпадают. Например, часто указывается, что философский камень представляет собой ярко-красное негигроскопичное вещество. При получении его из ртути и других составных частей вещество это несколько раз изменяет свою окраску – от черной к белой, затем к желтой и, наконец, к красной. Профессор К. ван Ниевенбург из Нидерландов в 1963 году взял на себя труд повторить многочисленные операции алхимиков с помощью методов современной науки. В одном из опытов он действительно наблюдал описанные изменения окраски. После удаления всей ртути, введенной по прописям алхимиков, а также ее солей путем разложения при высоких температурах или возгонкой он получил очень красивое красное негигроскопичное вещество. Сверкающие призматические кристаллы были химически чистым хлорауратом серебра AgAuCl₄. Возможно, что это соединение и было тем самым философским камнем, который в силу высокого содержания в нем золота (44 %) мог вызвать желаемое превращение, скажем, поверхностное золочение либо сплавление с неблагородными металлами. Конечно, с помощью этого соединения нельзя было получить больше золота, чем оно само содержало.


[Закрыть]

А вот другой случай. Датский физик XVII века Иоганн Фридрих Швейцер (известный под псевдонимом Гельвеций – Helvetius) в своем трактате «Золотой телец» (1664) описывает следующее:

«Некий золотых дел мастер, прозванный Сверчком, опытный алхимик, у которого, однако, не хватало материалов, попросил несколько лет назад у моего большого друга, т. е. у Жана-Гаспара Кноттнера, солевого спирта (esprit de sel), приготовленного необычным образом.

Кноттнеру, осведомившемуся, будет ли этот специальный солевой раствор применяться в работе с металлами или нет, он ответил, что будет; потом он влил этот солевой спирт в сосуд из стекла, в котором обычно содержатся варенья. Спустя две недели на поверхности появилась Серебряная звезда, напоминавшая изображения компаса. Гриль был исполнен огромной радости и объяснил нам, что мы наблюдали видимую звезду философов, о которой, возможно, ему говорил Василий (Валентин).

Я и многие другие уважаемые люди с огромным интересом следили за этой звездой, плавающей на поверхности солевого раствора, в то время как свинец оставался цвета пепла и надулся наподобие губки. Однако через семь или девять дней июльская жара высушила влагу солевого спирта, и звезда опустилась на губчатый землистый свинец. Это был результат, достойный восхищения.

Наконец, Гриль очистил часть все того же пепельного свинца с плотно приставшей к нему звездой и собрал с фунта этого свинца двенадцать унций золота, две из которых были превосходного качества».[6]6
  Фулканелли. Тайны готических соборов. М., 1996. С. 18–19. Описанный здесь процесс очень напоминает известный всем, кто сталкивался с химией металлов, процесс получения металлической сурьмы со знаменитой «звездой» на поверхности из природного трисульфида свинца.


[Закрыть]

После этого приводят в пример превращения, совершенные в 1648 году императором Фердинандом III. Из золота, полученного с помощью порошка Рихтгаузена, Фердинанд III велел выбить медали, которые можно было видеть еще в 1797 году в Венском казначействе. На этих медалях был изображен Меркурий с кадуцеем в руках и с крыльями на пятках, как символическое изображение преобразования ртути в золото. На одной стороне медали была надпись: «Divina metamorphosis exibita Praguae, 16 janv. a. 1648, in presentia Sacr. Caes. Majest. Ferdinandi tertii» («Божественное превращение, осуществленное в Праге 16 января 1648 года в присутствии Его Императорского Величества Фердинанда III»). На другой стороне: «Raris haes ut hominibus est ars, ita raro in lucem prodit: laudetur Deus in aeternum qui partem suae infinitae potentiae nobis suis abjestissimis creaturis communicat» («Это искусство как у редких людей встречается, так и изредка порождает [что-либо] на свет: да прославится Бог вовек, который часть своего бесконечного могущества сообщает нам, его нижайшим тварям»). Из золота, добытого при другом превращении, сделанном в Праге в 1650 году, была выбита медаль, имевшая следующую надпись: «Aurea progenies plumbo prognata parente» («Золотое творение, рожденное изобретателем из свинца»).

В собрании медалей и монет Музея истории искусств в Вене хранится медальон весом более 7 килограмм. Его диаметр около 40 сантиметров, а по содержанию золота он соответствует 2055 старым австрийским дукатам. На художественном рельефе лицевой стороны видны портреты многочисленных предков императорского дома. Этот ряд начинается с короля франков Фарамунда (V век) и заканчивается Леопольдом I, который изображен вместе с супругой в центре медальона. На оборотной стороне надпись по-латыни сообщает, что в год 1677, в праздник святого Леопольда, Венцелем Зейлером был проведен «этот истинный опыт действительного и полного превращения металлов». Пытались осторожно подержать на пламени медальон Зейлера, чтобы удалить ртуть, если она присутствовала, однако ничего не изменилось: верхняя часть монеты осталась серебряной, золото осталось золотом. Дальнейшие испытания затруднялись тем, что медальон нельзя было разрушать ввиду его исторической ценности.

Не будем здесь перечислять множество других историй, имеющих сомнительное происхождение – приведем лишь еще одно из свидетельств, претендующих на полную историческую достоверность. Казанова в своих мемуарах так описывает свой визит вежливости к графу Сен-Жермену в Турени в марте 1764 года:

«Как всегда, он не желал отпускать меня, не произведя чем-нибудь сильного впечатления. Поэтому он спросил, есть ли у меня мелкая монета. Я достал несколько монет и положил их на стол. Не говоря ни слова о том, что собирается предпринять, он поднялся, взял из камина пылающий уголь и положил его на металлическую подставку. Затем он попросил меня подать ему монету достоинством шестьдесят сантимов, которая лежала на столе. Он положил на монету небольшое количество черного порошка, а потом поместил ее на уголек и подул на уголек через стеклянную трубку. Через две минуты я увидел, что монета раскалилась докрасна.

– Теперь дождитесь, пока она остынет, – сказал алхимик.

Монета остыла очень быстро.

– Возьмите ее, она ваша.

Я поднял монету, которая стала золотой. Ничуть не сомневаясь в том, что ему каким-то образом удалось незаметно для меня заменить мою монету другой, заготовленной заранее, я не пожелал вступать с ним в спор. И все же, чтобы не дать ему повод считать, что ему удалось меня провести, я сказал:

– Очень ловко, граф. Но я вам советую в другой раз предупреждать людей о том, что вы намереваетесь предпринять. Ведь близорукие удивятся еще больше, если вы позволите им рассмотреть серебряную монету до начала опыта и попросите внимательно следить за всеми своими действиями».

Впрочем, несмотря на то что сам Казанова – вполне реальная историческая личность, ни это, да и никакое другое подобное свидетельство не может являться доказательством в споре о возможности или невозможности трансмутации металлов. И дело здесь не в правдивости или лживости автора, и уж совершенно не в его скепсисе, – а в том, что такая история могла бы иметь вес лишь в том случае, если бы ее рассказчик сказал в заключение разговора: «А вот и монета, которую мне подарил Сен-Жермен». Более того, даже и этот, казалось бы, совершенно триумфальный финал не снял бы сомнения – если бы эта монета не оказалась из стопроцентно чистого золота, какой только она и могла бы выйти из рук действительного алхимика. Ведь любое искусственное изделие отличается от произведенного природой, как мы уже выяснили, прежде всего, именно несвойственной спонтанному творчеству чистотой. Тем не менее на данный момент наука не располагает никакими сведениями о существовании каких-либо изделий из стопроцентно чистого золота.

Но сейчас важно не это – важно выяснить, что же именно являлось целью самой алхимии. Ведь ее действительной целью являлось вовсе не получение золота самого по себе, поскольку всеми истинными адептами («адепт» в переводе с латыни означает «посвященный») получение золота отнюдь не признавалось главным в их делании. Недаром одним из наиболее широко известных лозунгов алхимиков было следующее заявление: Aurum nostrum поп est aurum vulgi.[7]7
  Наше золото – не золото черни (лат.).


[Закрыть] Но что же в таком случае понимали они под своим золотом?