Текст книги "Блокадник"

Глава 5

Прошло месяцев восемь с тех пор, как Петя в последний раз видел маму. О ее судьбе по-прежнему не было никаких сведений, так же, как и об отце. Бабушку обнадеживало только одно: дочери рекомендовали взять зимние вещи. Тех, кому однозначно светил расстрел, забирали в чем есть и не давали ни минуты на сборы.

Дядя Вася появлялся еще три или четыре раза, приносил разные суммы денег, что-то вкусненькое. Примерно раз в месяц звонил по телефону, выспрашивал у бабушки обстановку, нет ли нужды в чем-то. Петина сестра принципиально с дядей не общалась.

Так пережили зиму тридцать восьмого. Галя приходила с овощебазы вся замерзшая, грязная, валилась с ног от усталости. На бабушкины резоны, что, может быть, ей не стоит так надрываться теперь, когда есть помощь от дяди, а лучше подумать о продолжении учебы, лишь раздраженно огрызалась: «Не нужно мне его подачек!»

Отношения с соседями по квартире понемногу восстановились. Все поняли, что органы оставили Петину семью в покое, и за общение с ближайшими родными врагов народа никого не осудят. Но и близко к сердцу семейную трагедию не принимали. Через достаточно короткое время им уже, возможно, казалось, что Сергей Васильевич с супругой, благодаря которым все родственнички оказались в Ленинграде, тут и не проживали. Общаясь с бабушкой, соседи никогда не упоминали о ее дочери и зяте, и даже в разговорах между собой не называли их имен – будто старались как можно скорее стереть память о «неблагонадежных» связях.

Но в осиротевшей семье ощущение огромного горя не проходило. Семидесятидвухлетняя бабушка сильно сдала, почти все время пребывала в мрачном настроении и часто прикладывалась к пузырькам с сердечными каплями. Запах лекарств уже прочно пропитал их с Галиной комнату. Нервы у нее тоже стали совсем никчемными. Если возникал малейший конфликт с внуками, бабушка хватала кушак и бежала в ванную с криками: «Вот повешусь, тогда пожалеете меня, да поздно будет!..» Галя и Петя со слезами спешили за бабушкой и вцеплялись ей в рукава. Порой Мария Андреевна садилась у открытого окна и надолго впадала в оцепенение. Но если замечала проезжающий черный воронок, громко вскрикивала, захлопывала окно, падала на кровать и сотрясалась в рыданиях. У Пети разрывалось сердце при виде всего этого.

Дядиными заботами маленькая семья жила в достатке, но без излишеств – впрочем, так было и при отце. Город тоже жил обычной жизнью, будто и не происходили каждую ночь исчезновения ни в чем не повинных людей. По утрам под окнами громыхал по мостовой фургон со свежим хлебом, из «тарелки» радиоприемника гремели бравурные марши и жизнерадостные песни. В соседнем «Ударнике» показывали новые картины, а на углу стояла тележка мороженщицы. У Пети никогда не было карманных денег, и на эти маленькие радости приходилось выпрашивать у бабушки. Бабушка вообще распоряжалась всеми финансами, включая зарплату Галины.

Состав жильцов квартиры потихоньку менялся. Маруся уже полгода назад покинула их и уехала куда-то в область к своим финским родственникам. Семья двоюродной сестры Петиной мамы завербовалась на Север, а вместо них въехали совершенно незнакомые люди: супруги с тремя детьми. Со старшим, Вовкой, Петя сблизился. Они вместе гуляли, ходили на комедии в «Ударник». Вовка научил Петю играть в шахматы.

У Петиной семьи распоряжением домкома отобрали большую гостиную и отцовский кабинет, оставили лишь комнату бабушки и бывшую спальню родителей, где теперь обосновался Петя. В гостиную вселилась шумная семья откуда-то с Урала, а в кабинет – странноватый эстонец по фамилии Тилло. Как выяснилось, это был один из разработчиков советского телевидения. Он запомнился обитателям квартиры нелепыми россказнями о том, что скоро в каждой семье будет возможность смотреть кино, не выходя из дома. Над Тилло открыто смеялись и называли «контуженым».

Самые теплые отношения Петя поддерживал с младшим сыном Марии Андреевны – тем самым дядей Колей, который в прошлом году принес трагическую весть на дачу. Это был добрейший, но слабохарактерный человек. С детских лет хромал после травмы, поэтому в армию его не призывали. Имел музыкальное образование, но карьеры на этом поприще не сделал, а довольствовался работой тапера в кинозалах немого фильма и питейных заведениях. В результате крепко подружился с зеленым змием.

Николай имел особую любовь к разнообразным творческим деятелям. Еженедельно случалось его братание с очередным непризнанным гением – где он их только вылавливал в таких количествах! Казалось, находящиеся в творческом кризисе личности толпами ходили по Ленинграду от шалмана до шалмана исключительно в поисках дяди Коли. Знакомство неизменно завершалось полуночным стуком в прихожей, причем с парадного хода. Бабушка со вздохом отпирала, дядя вталкивал с лестницы очередного забулдыгу в длинном шарфе и помятой шляпе или с потухшей трубкой в зубах. И провозглашал, наполняя квартиру перегаром:

– Па-азвольте представить: известный художник, ныне страждущий – господин Глушков!

На следующей неделе это мог быть «великий композитор Клюзнер» или «гениальный поэт Михайлюк». А то и оба разом, но все неизменно были «страждущими». Гости устраивались на кухне и долго вели разговоры «об искусстве». Выгнать их не было никакой возможности. Впрочем, гении обычно не слишком шумели.

Дядя Коля был женат на красавице Анечке, она работала бухгалтершей в какой-то солидной конторе, на ней держалось все хозяйство. Когда Николая выгнали с очередной работы, он ушел в запой и несколько дней спал на кухне на сундуке, не внимая укорам жильцов квартиры. В результате жена не выдержала и с маленькими детьми уехала к родственникам в Северодвинск. Дядя страшно переживал и все порывался уехать вслед за семьей, но в результате так и остался с матерью: он всегда был ее любимчиком. Совсем забросив игру на фортепиано, он устроился водопроводчиком в местный ЖЭК. Причем, несмотря на такую работу и пагубное пристрастие, все-таки оставался человеком, сохранившим интеллигентный облик и разносторонние интересы. Он мог подолгу говорить с Петей о книгах, музыке, рассказывал всякие смешные истории.

Глава 6

В очередной раз дядя Вася появился на майские праздники. Принес угощения, а для Пети, как всегда, – стопочку первоклассной типографской бумаги для рисования. Посидели за столом, и дядя неожиданно попросил бабушку отпустить племянника на лето в деревню, где они с женой сняли домик. Бабушка с радостью согласилась.

На дачу выехали в середине мая, на черной служебной «эмке» – Василий Васильевич продолжал успешно делать карьеру и к тому времени уже состоял членом обкома партии. У них с супругой было заведено проводить летний отдых порознь. Тетя Надя обожала русскую природу, а дядя Вася к этому был весьма равнодушен, но не мог года прожить, не поплескавшись в Черном море. Поэтому неработающая Надежда Антоновна на все лето забиралась в самую глушь Ленинградской области, где муж снимал ей обычный деревенский домик, а сам в течение своего короткого отпуска расслаблялся в лучших санаториях на курортах Кавказа.

В этом году для слияния с природой было выбрано местечко неподалеку от станции Суйда, на берегу живописной речки с тем же названием. Домик был крохотный, но чистый и уютный. Хозяева, получив щедрый задаток, уехали к родственникам в соседнее село, так что Надежда Антоновна наслаждалась покоем по полной программе. Видимо, в русской глубинке она получала от жизни не меньшее удовольствие, чем в лучах столичных софитов в пору молодости.

Петя был весьма удивлен, когда увидел, что тетя привезла с собой на дачу. Это были предметы, неуместные в деревенской избе: шелковые портьеры, атласные подушечки, зеркало в причудливой резной раме, набор красивой старинной посуды, целый чемодан книг, большая коллекция духов, расписные веера и даже какая-то картина – видимо, без этих вещей жизнь представлялась тете Наде немыслимой. И еще гамак – этого приспособления Петя никогда раньше не видел, но вскоре по достоинству оценил.

Оказалось, тетя Надя придерживается методики спартанского воспитания. Она в категоричной форме требовала выполнения установленных ею же правил – впрочем, здесь она не сильно отличалась от Петиной мамы. Нужно было в точно установленное время вставать и ложиться спать, приходить с улицы на обед и ужин; никогда не спорить; есть, что дают, и всегда молча, быстро и до последней крошки; ежедневно читать указанное количество страниц выбранной тетей книги. И постоянно ходить в одних трусах, даже в прохладную погоду – таким способом тетя принуждала Петю «закаляться». За ослушание наказывала: ставила в угол, запрещала ходить на речку, не давала есть, если опоздал к столу.

Особым испытанием для Пети было ходить вместе с тетей купаться. Выяснилось, что она убежденная приверженка натуризма – единения человека с природой, предполагающего отсутствие преград в виде одежды. На укромном речном пляжике Надежда Антоновна по мере возможности старалась полностью обнажаться и в таком виде принимала солнечные ванны. «Чувства стыда за свое тело у человека быть не должно», – постоянно повторяла она.

Впервые увидев голую женщину, Петя вместо любопытства испытал ужасный стыд и даже брезгливость. Он старался не смотреть на теткино оплывшее тело и делал вид, что они не вместе. Но не тут-то было! Тетка принялась требовать, чтобы и племянник разделся догола – сначала убеждала, а потом просто силой стянула с него трусики. Петя рыдал, прикрываясь руками, но тете была абсолютно чужда сентиментальность. Хорошо еще, что место, где они обычно купались, было практически безлюдным. Но иногда поблизости все-таки появлялись местные, и тогда Пете хотелось провалиться сквозь землю или утопиться. Однако многие из деревенских ребятишек сами купались голышом – и мальчишки и девчонки. К Петиному удивлению, они не видели в этом ничего особенного. Лишь порой хихикали, посматривая на тетю. Пете оставалось только смириться.

Иногда тетя Надя и по грибы отправлялась в чем мать родила, чем неимоверно шокировала случайных встречных. Петя с содроганием наблюдал, как от тетиных босых ног уворачиваются гадюки, которых в лесу встречалось множество. «А что их бояться, они же отползают, сам видишь», – хладнокровно рассуждала она.

Время отпуска дяди Васи приходилось обычно на август, а до той поры он приезжал на дачу примерно раз в две недели. Петя с нетерпением ждал этих визитов. Бездетный дядя, высокопоставленный чиновник, постоянно был отягощен грузом забот, и с лица его не сходило серьезное выражение. Но на даче с племянником он преображался, оттаивал душой.

Петя уже в прошлом году под руководством отца пристрастился к рыбалке. А здесь непуганой рыбы было просто невиданное количество! Местные пацаны ловили огромных щук, одну за другой, и даже без каких-то хитрых приманок. У Пети так горели глаза, что дядя в очередной раз привез ему из города удочку с приличными снастями. После чего Петя проводил на речке почти целые дни, благо от дома до берега была всего сотня шагов, и часто возвращался с хорошим уловом. Тетя это крайне приветствовала, но никаких поблажек в расписании дня не делала, даже невзирая на отменный клев.

Из других ярких воспоминаний о Суйде в Петиной памяти осталась жестокая массовая драка между местными на Троицу, после которой в речке нашли утопленника.

Глава 7

Вскоре после возвращения с дачи Петя пошел в первый класс. В школу, находившуюся рядом с домом, его привел записываться дядя Коля. На вопрос завуча, а где же родители мальчика, сказал, проглотив ком в горле: «Родители арестованы органами НКВД…» Вопреки ожиданиям, пожилая завучиха, как и другие учителя впоследствии, отнеслась к Пете с большим сочувствием.

Учился Петя старательно. Хотел поскорее научиться бегло читать: дома имелась большая библиотека, и корешки книг так и манили проникнуть в сокрытые за ними потрясающие истории. А еще он очень любил рисовать, дядя Вася регулярно снабжал бумагой, картоном, карандашами и красками. Он все больше привязывался к Пете, стал приходить гораздо чаще. Порой приносил интересные подарки, так у Пети появился детский набор столярных и слесарных инструментов. Под руководством дяди Коли Петя с увлечением осваивал азы «мужского ремесла».

В конце декабря тридцать восьмого неожиданно пришло письмо от матери. Это была первая весточка от нее и наилучший новогодний подарок. Анастасия писала, что находится в Магаданской области, живет в бараке на реке Колыме, работает в прачечной и по швейной части. Условия терпимые, но очень холодно. Бабушка заливалась слезами радости. Немедленно написали ответ. Теперь, когда Петя не слушался, бабушка грозила пожаловаться маме. Но письма приходили не чаще, чем раз в три месяца – видимо, таковы были ограничения, а может, просто не все доходили.

После окончания первого класса Петя вновь уехал с тетей Надей на дачу. Приглашали и Галину, но та наотрез отказалась, тем более что недавно ей удалось найти новую, довольно приличную работу на обувной фабрике «Скороход».

На этот раз Надежда Антоновна выбрала местом летнего отдыха деревню Сурики на берегу реки Меты в Новгородской области. Местные шутили: «В деревне Сурики живут одни мазурики». Но народ здесь, напротив, был хороший, приветливый, а местность еще более живописная и дикая, чем в прошлогодней Суйде. Тетя Надя обожала русскую природу и невольно передала эту любовь и Пете.

Ранним утром он выходил на берег Меты. Над водой поднимался пар и летали синие стрекозы, от привязанных у берега лодок пахло смолой. Местные пацаны тягали здоровенных щук. Пете не настолько везло с уловом, но он не отчаивался.

В Суриках тетя Надя, разумеется, ничуть не переменила своих привычек. В деревню с ней прибыли те же предметы аристократического обихода. И требования ее к Пете оставались прежними. Но он уже достаточно привык к теткиным причудам и методикам воспитания.

Этим летом Петя сильно сблизился с дядей Васей, который, против обыкновения, провел с семьей на даче почти две недели. В молодости он занимался греко-римской борьбой, имел могучее телосложение и всячески пытался привить Пете любовь к спортивным занятиям: заставлял подтягиваться, перепрыгивать через ограду участка, учил сражаться на палках и ездить на довольно тяжелом «дорожном» велосипеде. Часто показывал какой-нибудь прием или захват, давал пощупать богатырские бицепсы. Когда они вместе шли по деревне, Петя с гордостью ловил взгляды мальчишек.

Тетя обожала ходить в лес по грибы и ягоды. В одном месте через Мету был переброшен очень шаткий пешеходный мостик, звавшийся «чертовым мостом». Петя испытывал непреодолимый страх перед этой переправой. Как назло, путь к самым грибным местам лежал на другой берег и именно через этот мостик. Тетка переходила твердо, даже не сбавляя шаг, а племянника подвергала язвительным насмешкам за трусость.

Надежда Антоновна одевалась предельно скромно. Все лето она носила один и тот же простецкий сарафан на голое тело и старалась обходиться без обуви. Во время грозы раздевалась донага, выходила на огород под ливень и подолгу стояла с поднятыми руками. Возможно, это был какой-то древний мистический ритуал, почерпнутый из обожаемых ею эзотерических трактатов. Никому и в голову не приходило предостеречь Надежду Антоновну от таких акций, во время которых легко можно было «словить» молнию. Но она, видимо, была твердо уверена, что время ее еще не пришло.

Плавать тетя Надя могла часами, несмотря на стремительное течение Меты. Вода поистине была ее стихией. Пловчиха она была отменная, в пятидесятилетием возрасте участвовала в заплыве ленинградских физкультурников на Неве между мостами Лейтенанта Шмидта и Дворцовым. Тетя настойчиво учила плавать и побаивающегося воды Петю, в результате к концу лета он уже чувствовал себя на реке достаточно уверенно. По вечерам тетя любила раскладывать карточные пасьянсы, всецело погружаясь в процесс.

В этот раз на дачу взяли дикого лесного кота Степана, тетиного любимца. Весил этот зверь килограммов пятнадцать и выглядел очень внушительно. Весь день он дрых где-нибудь на чердаке или просто на шкафу в комнате, а по ночам пропадал на охоте. Погладить зверюгу Пете ни разу не удалось, тот игнорировал всех, кроме хозяйки. Тетя Надя покупала в деревне сливки и свежие яйца, делала смесь в особой пропорции и кормила обожаемого питомца. Наблюдавшие этот «разврат» местные реагировали без должного понимания.

У Степана была одна пагубная привычка, от которой другого кота его хозяева давно бы отучили хорошей взбучкой: он обожал валяться на свежей выпечке. Тетя Надя очень любила печь разнообразные пироги, делала это часто и с большой любовью, причем неизменно получались кулинарные шедевры. Но как ни старалась она уберечь эти творения от кота, тот всегда как-то улучал момент и совершал свою подлую акцию. Особенно жаловал горячие пироги с рыбой, причем не ел их, а только «обкатывал» своим толстым шерстяным брюхом. Удивительно, но поклонница чистоты и порядка Надежда Антоновна лишь ласково журила наглого котяру, больше умиляясь его выходкам, чем сердясь.

Дядя приезжал раза два в месяц, и тетя отчитывалась о ходе «воспитательно-оздоровительного процесса», не упуская никаких мелочей. В основе ее методик лежало глубокое убеждение, что невозможно изменить природный характер человека мягкими методами. У тети никогда не было даже попыток проявить к Пете нежность, приласкать, спросить о самочувствии, настроении, просто пошутить – а этого так не хватало осиротевшему девятилетнему мальчишке! Как ни стремился Петя найти какую-то чувственную теплую ниточку, связывающую его с тетей, ухватиться за нее, это никак не получалось – просто потому, что этой родственной ниточки не было. Тетя не ощущалась близким человеком, а Петя казался себе для нее лишь хлопотной обузой. Он, кажется, стал понимать, отчего бабушка за глаза называла Надежду Антоновну «толстокожей». С дядей отношения были гораздо теплее, но общаться с ним доводилось не так часто. Дядя и тетя неоднократно просили называть их на «ты», но Петя так и не смог.

Можно сказать, тетя Надя была холодным немногословным прагматиком. Откровенной злобности она никогда не выказывала, но многочисленные ее запреты и жесткие, не всегда понятные с точки зрения логики правила жизни нередко приводили Петю в уныние, заставляли замыкаться. Тетя в принципе не терпела возражений, и если Петя с чем-то был не согласен, безапелляционно называла это проявлением «духа противоречия». Постоянно делала замечания вроде: «не сутулься», «не моргай», «не шмыгай носом», «смотри в глаза, когда я с тобой разговариваю». Частенько Петя не выдерживал эмоционального прессинга и просто сбегал в какой-то укромный закуток, где со слезами думал о маме и папе. И каким бы прекрасным ни было лето, он возвращался к бабушке и сестре с чувствами вышедшего на свободу узника.

Глава 8

Второй класс запомнился Пете сложным переломом ноги после чьей-то коварной подножки на перемене – подобные «шутки» были тогда рядовым явлением, случались и похлеще. Разумеется, никто и не думал искать виновника. «Надо под ноги смотреть», – вот и все, что сказала врачиха в школьном медпункте. Поначалу она даже не стала осматривать Петю: «Обычный ушиб. Ходить можешь?» Но Петя не мог даже стоять, тогда послали кого-то за родственниками, прибежал дядя Коля и отвез Петю на санках в больницу. Там обнаружилось, что у Пети перелом, да не простой, а двойной и со смещением. В результате он два месяца просидел дома, но учебный год все равно закончил круглым отличником. Хотя порой ему приходило в голову, что учителя ставят пятерки скорее из снисхождения и жалости к сироте. Впрочем, учился он по-прежнему старательно и с удовольствием.

В течение года Петя трижды побывал у дяди с тетей, дядя Вася заезжал за ним на машине. Один раз с ними поехала и бабушка, это было на день рождения дяди. Сестра неизменно отказывалась, в довольно резкой форме – дядя только вздыхал. В гостях всегда было шикарное угощение, дядя Вася играл на мандолине, которой владел виртуозно: до революции он некоторое время был участником знаменитого оркестра Василия Андреева. Тетя никаких замечаний Пете не делала: хоть и не было за что, но при дяде он мог хоть на голове стоять. Впрочем, и нежностей, как всегда, не проявляла.

В начале зимы неожиданно разразилась советско-финская война, продлившаяся чуть больше трех месяцев. По радио вторжение в соседнюю страну преподносилось как «поход для освобождения финских пролетариев от капиталистического гнета», без конца транслировались песни вроде «Принимай нас, Суоми-красавица». Сообщалось о громких победах Красной армии, хотя потери советских войск почти в десять раз превышали потери противника, существенно уступавшего в военной мощи. Дядя Вася объяснял, что эта война необходима, потому что если не отодвинуть финскую границу, в случае более серьезной войны расположенный в тридцати километрах от Финляндии Ленинград окажется в зоне досягаемости вражеской артиллерии. Война закончилась к середине марта сорокового. Граница, как и планировалось, была отодвинута на девяносто километров, а о том, какой ценой это далось, говорить было не принято.

В начале лета дядя Вася оформил Пете десятидневную путевку во Дворец пионеров. Утром он заезжал за племянником и подвозил к воротам дворца, потом отправлялся в свой дом Зингера, находившийся по соседству, а по вечерам встречал и отвозил домой. Во дворце Пете было откровенно скучно: ни с кем из сверстников он не сошелся, из развлечений был только настольный теннис, в который играли лишь те, кто имел свои ракетки, а в местном театрике ежедневно показывали пьесу про диверсантов «Огни маяка». Кормили изо дня в день одним и тем же – хоть и неплохо, но от однообразия вскоре стало откровенно тошнить.

Из установленных на каждом столбе репродукторов оглушительно звучали пафосные песни, призванные поднять патриотический настрой:

 
Сталин – наша слава боевая,
Сталин – нашей юности полет.
С песнями борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет!
 

У Пети от этого частенько болела голова. Он целыми днями слонялся в одиночку по небольшому парку или сидел в каком-то уголке с книгой, томительно ожидая окончания дня. Сказать дяде, что такой «отдых» ему не нравится, он и помыслить не мог.

Наконец, ближе к концу июня, выдвинулись на дачу – в этом году под Новгород, в деревню Юрьево. Надежда Антоновна была не вполне довольна выбором места: хороших лесов поблизости от деревни не было, а значит, на столь любимые ею походы за грибами-ягодами рассчитывать не приходилось. Зато дом стоял прямо на берегу величественного Волхова, соединяющего озеро Ильмень с Ладогой. Эта река была настолько полноводной, что по ней даже ходили пароходы. Береговая линия сплошь изрезана маленькими укромными бухточками с песчаными пляжиками в обрамлении густого кустарника и камышей.

В целом лето было похоже на предыдущее. Но методика теткиного воспитания претерпела некоторые изменения. Пете было уже десять лет, и тетка сочла возможным расширить права племянника. В это лето ему позволялось безнадзорно проводить большую часть времени – ходить на реку купаться и ловить рыбу, играть с местными мальчишками за деревней. Правда, тетя всегда с пристрастием допрашивала, чем Петя занимался и с кем именно. И, как прежде, заставляла соблюдать «распорядок дня», каждое утро пичкала неизменной манной кашей и не позволяла оставлять на тарелке даже крошки. Однажды Петя подрался – первый раз в жизни. Получил фингал под глазом, но в итоге вышла ничья. Тетка отреагировала на это неожиданно.

– Ну наконец-то! – почти радостно воскликнула она. И немедленно приложила к синяку капустный лист.

В один из своих приездов дядя преподнес сюрприз. На спортивной базе при новгородской типографии ему дали в пользование моторную лодку – чтобы угодить нежданно заехавшему высокому партийному начальнику. Ее пригнали прямо к дому, и специально выделенный механик обучил Петю управлению, после чего катерок поступил в полное Петино распоряжение. Лодка была крохотная, движок слабенький, и ездить Пете позволялось только близ берега, но он ощущал себя почти капитаном такого же парохода, что регулярно проходили мимо. Обыкновенно Петя катался вдвоем с соседским пацаном Юркой, тот был на год младше. Тетя наблюдала за мореплавателями с берега, порой подавая команду не слишком отдаляться.

Однажды она сама изъявила желание совершить водную прогулку, и вдвоем с Петей они двинулись к озеру Ильмень, до которого было от деревни километра два. Дело было к вечеру. Мотор еле тянул непомерную нагрузку – тетя Надя весила не меньше центнера. Достигнув большой воды, тетка уверенно скомандовала держать курс от берега. Неожиданно пошел дождь, и тут же заглох двигатель. Вдобавок на озере поднялось волнение, вода порой захлестывала через борт низко осаженного суденышка. Петя очень испугался, но тетка ничуть не потеряла присутствия духа. Она села на весла и за каких-то полчаса выгребла к берегу, уже в полной темноте. Лодку бросили, привязав к прибрежному пню недалеко от какого-то хутора. Тетка легко определила в кромешном мраке направление к дому и буквально поволокла за собой Петю. Он насквозь промок и был очень подавлен, тетя же, наоборот, всю дорогу шутила над тем, как они здорово попутешествовали. Через день приехал дядя и сообщил, что «катера» у них больше не будет.

Петя огорчался недолго: окунь в Волхове прекрасно ловился и с берега, да и других развлечений в деревне хватало. С соседским парнем они изготовили большого змея, который поднимался на огромную высоту. До темноты гоняли на поле в футбол. Дядя Вася соорудил возле дома мощные качели, от желающих раскачаться до свиста в ушах отбою не было. Недалеко от деревни была авиашкола, там тренировались парашютисты. Их поднимал маленький «кукурузник», а затем над полем появлялись купола парашютов. Петя частенько бегал с товарищами к аэродрому смотреть на самолет и как молодые стажеры готовятся к прыжкам. Кто-то из ребят придумал играть в парашютистов – прыгать в сено с крыши высокого сарая, держа над головой наволочки. Удивительно, но никто ничего себе не сломал.

По воскресеньям Петя ходил с тетей на рынок, а однажды они совершили путешествие на колесном пароходе «Калинин», который курсировал между Новгородом и Старой Руссой. У Пети остались незабываемые впечатления, хотя во время перехода через Ильмень поднялся шторм и Петю сильно мутило. Конечно, побывали они с тетей и в самом Новгороде, от деревни до него было минут сорок пешком. Тетя интересно рассказывала об истории города, не хуже профессионального экскурсовода. В эти минуты Петя прощал ей все «закидоны» и даже гордился, что у него такая образованная и эрудированная родственница – не то что какая-нибудь тетка с рынка, которая живет тут всю жизнь, а может быть, не знает и половины того, что рассказывает тетя Надя. Но в какой-то момент раздавалось строгое: «Ты куда смотришь, когда я с тобой разговариваю? Кому я все это рассказываю, стенке?» – и Петя возвращался в реальность, где Надежда Антоновна оставалась бесчувственной «пятитонкой», как метко обозвал ее однажды деревенский мальчуган.