Книга: Не говори ты Арктике – прощай - Владимир Санин

"Не говори ты Арктике - Прощай" - одна из последних повестей автора, фактически документальное резюме всего творчества писателя.

А раз так, зачем ломать голову над названием? «Гамлет», «Анна Каренина», «Бесы» — и все дела.

Здесь автор, во-первых, раскрывает нам все свои секреты, на основе каких командировок, сюжетов, героев, монологов, эпизодов, возникли лучшие его повести и романы.

Я часто вспоминаю об этом — «зациклился», как говорят, но моя вера в случай непоколебима: хватайся за него — и дерзай, положась на удачу, как где-то, кажется, говорил Бернард Шоу.

Тем не менее, эта повесть - не нудное перечисление или простейшее мемуарное повествование о прожитой жизни. Автор продолжает нас знакомить со своими журналистко-исследовательскими мини-подвигами. И, понятно, что не каждый бы смог, как Санин, насобирать столько важного материала на краю Земли.

Полярные широты, при всей их первозданности и дикой красоте, позаботились о том, чтобы щедро снабдить обживающих их людей экстремальными ситуациями, а именно в таких ситуациях и можно понять, «кто есть кто», — опять же на память приходят настоящие мужчины из мира героев Джека Лондона. Теперь таких героев принято с иронией называть «суперменами», но лично я не вижу в этом слове ничего плохого и вовсе не ассоциирую его с «белокурыми бестиями» и «сверхчеловеками» Фридриха Ницше. Ведь столько всего интересного не вошло в основные полярные произведения автора!

Распахнул я полу палатки — огромный медведь! Зверюга первый в моей полярной жизни, да еще, как писал Зощенко, «ужасно здоровый, дьявол».

А автор продолжает бравировать, и рассказывать нам, рядовым читателям, что самые мужественные люди на Земле работают именно там, в холодной Арктике!

Для меня в идеале поступок — это взрыв гранаты в тишине, гром среди ясного неба; лучшие примеры — у того же Достоевского, почти каждый персонаж «Идиота», «Братьев Карамазовых»… Поступок сразу делает человека личностью, за судьбой которого так интересно следить…

Читаешь, восторгаешь, и понимаешь, какие мы еще молодые-зеленые и "слабаки"!

Из английского юмора. Пациент доверительно спрашивает у врача: «Генри, мы старые друзья, скажи мне всю правду…» — «Боюсь, Джон, — ответил врач, — что, если бы ты был лошадью, тебя пришлось бы пристрелить»

Эта повесть - просто гремучий калейдоскоп из мыслей автора,

«Кровь!» — как заметил у Булгакова Воланд.

монологов и диалогов героев Арктики,

Это совсем разные люди: могучие и самые заурядные по физическим кондициям, хладнокровные, как Смок Беллью, и вспыльчивые, как Малыш (не могу обойтись без Джека Лондона), ярко остроумные и замкнуто-молчаливые, властные и спокойно уживающиеся на вторых ролях…

мыслей из записной книжки писателя

«Вспомнить Стендаля: „Развалины прекрасно сохранились“ — из этюдов об Италии»

и поступков знаменитых людей.

«Тридцать метров… двадцать… десять…» А не отсчитывает ли бортмеханик последние мгновения нашего бытия? А вдруг безумная идея Станислава Лема гениальна — и не только на Солярисе океан разумен? А если он играет с нами в кошки-мышки, притворяется и заманивает, чтобы через мгновение втянуть в пучину?

Ну и все эти абзацы между моих строк - это реальные цитаты из этой повести!

«Вспомнить Ларошфуко: „Иным людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу“

Мы видим, как Санин любит свою работу, людей, жизнь, и с каким почтением он относится к литературе.

Спасибо людям, которые по долгу службы редактировали «Тихий Дон» и не выбросили из него словечки, придающие столь яркий колорит персонажам этой великой книги.

Его книги буквально проникнуты любовью, многогранной, неохватной, вечной и житейской мудростью!

Есть в полярных широтах нечто чарующее, зовущее туда вновь и вновь, — великий романтик Джек Лондон выразил это чувство с потрясающей силой.

Я очень люблю строки Пастернака: «Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему». Они обращены к любимой женщине, но это ничего не значит: по-моему, и о настоящем друге лучше не скажешь.

Я знаю одного на редкость плодовитого и столь же скучного критика, который, как шварцевский министр из «Голого короля», прямо в глаза режет правду-матку, доказывая тем, кто руководит литературным процессом, как он здорово пишет.

Тут нам и создается список непрочитанных книг и афоризмы от мастеров слова и отношение Санина к многим жизненным ценностям, что позволяет проникнуться любому к автору уважением.

Помните кочегара Бакланова из «Цусимы», человека, будто сложенного из двух людей?

«Вспомнить новичков — „чечако“ и старожилов-золотоискателей Джека Лондона, выглядевших как бродяги с большой дороги, и Таманцева из „В августе сорок четвертого“, который ходил в такой замызганной, латаной-перелатаной форме, что интеллигентный капитан из комендатуры испытывал острое желание посадить его на гауптвахту»

В «Золотой лихорадке» есть очень смешная сцена: Чаплин бегает по домику, который завис над бездной. Примерно такая же ситуация, ступишь не туда, куда надо, — и вместе с домиком уйдешь в преисподнюю.

Знай этот критик, что его высадят на необитаемом острове с десятком современных книг по выбору, — какие он возьмет с собой? Доказать сию вымышленную посылку невозможно, но я абсолютно уверен, что он ни одной из книг, которые воспевает, не возьмет. А вот Булгакова и Трифонова, о которых строчки не написал, обязательно возьмет, и Василия Быкова, о котором многие годы молчал, Тендрякова и Абрамова, Пастернака, Ахматову и Цветаеву, которых десятилетиями старательно не замечал…

А может, я не прав — и полная удовлетворенность вообще невозможная вещь? Анатоль Франс в повести «Рубашка» даже настаивает на этом — со свойственным ему изящным остроумием. Разве человек, получивший в жизни все, к чему стремился, не мечтает хотя бы о том, чтобы не скатиться вниз?

«Два дня назад прочитал „Дневники“ Жюля Ренара, в них такая фраза: „Нынче ночью вода покроется льдом, как затягивается рана“. Красиво и точно. Сильный мороз, лунки льдом затягивает быстро».

Ярослав Гашек высказался еще более определенно: «Жизнь — это не школа для обучения светским манерам… Правильно было когда-то сказано, что человек, получивший здоровое воспитание, может читать всё. Осуждать то, что естественно, могут лишь люди, духовно бесстыдные, изощренные похабники, которые, придерживаясь гнусной лжеморали, не смотрят на содержание, а с гневом набрасываются на отдельные слова».

Ну а что я? Как говорится, читал, наслаждался (был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало)...

Совершив беспримерный подвиг и вскарабкавшись на бак, я покосился на карманное зеркальце и сочувственно вспомнил ослика Иа-Иа, который, увидев свое отражение в воде, горестно воскликнул: «Душераздирающее зрелище!»

Кажется, я начинаю оздоравливаться благодаря такой правильной прозе!

Сначала озадаченные врачи испытывали на мне шаманские комбинации из разных снадобий, а когда консилиум единодушно приговорил меня к больнице, я с испугу выздоровел — как тот больной, которого Уленшпигель вылечил свежим воздухом.

Чего и вам советую!

Из «Ярмарки тщеславия»: «Он так растрогался, что хотел выписать ей чек на двадцать фунтов, но обуздал свои чувства».

Мне показалось, я ясно объяснил свою любовь к писателю или еще нужны комментарии? Думаю, выбранная из строк повести литературная "таблица Менделеева" сама раскрыла все мои "охи и вздохи", верно же?

Один из своих рассказов Марк Твен заключил словами: «Так было дело. Кое-что, впрочем, я выдумал».