Текст книги "Последние герои империи"

Бой главных сил

Командование объединенными силами принял вице-адмирал Рожественский. Корабли продолжили свой путь на Владивосток. Теперь «Ушаков» шел в левой броненосной колонне следом за «Сенявиным». Впереди были ворота Цусимы…

13 мая вдалеке заметили слабый одиночный дым. Беспроволочные телеграфы не успевали перехватывать шифрованные переговоры. С «Суворова» передали, что видят японского разведчика.

– Завтра быть бою! – говорили офицеры. Настроение на «Ушакове» было бодрое, все верили в успех прорыва. Минула тревожная, бессонная ночь. С рассветом показались вдали и тут же скрылись четыре японских корабля-разведчика. В одиннадцать утра «Суворов» поднял сигнал «Команда имеет, время обедать». Но едва в кают-компании «Ушакова» разнесли жаркое, раздался сигнал к началу стрельбы. Первым открыл огонь «Князь Суворов», следом за ним – остальные. «Ушаков» бил из всех своих десятидюймовых орудий фугасами по показавшимся из-за южной оконечности острова Цусима японским крейсерам С крыши ходовой рубки, где располагался дальномерный пост, непрерывно давали дистанцию до неприятеля. Вскоре на одном из неприятельских крейсеров взвился столб дыма. Японские разведчики сразу отвернули.

– Проба сил состоялась! – поправил очки на переносье Миклуха и повернулся к старшему офицеру. – Александр Александрович, велите продолжить обед и распорядитесь, чтобы баталер раздал на шканцах команде вино!

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А Транзе: «"Адмирал Ушаков", идя концевым кораблем кильватерной колонны броненосцев, в самом начале боя 14 мая, вследствие неисправности одной из главных машин, должен был идти на буксире парохода "Свирь". Исправив неисправность и отдав буксир, стали догонять свою ушедшую далеко вперед сражавшуюся эскадру».

В полдень эскадра легла на курс норд-ост 23 градуса, ведущий прямо на Владивосток. Слева из туманной мглы один за другим появлялись японские корабли. Бой начался. Японские снаряды, падая вокруг «Ушакова», поднимали столбы воды, смешанные с темно-желтым вонючим дымом… Командование броненосца перешло в боевую рубку. Глухо хлопнула броневая дверь, надежно запечатав людей в непроницаемом коробе.

Русские броненосцы, перестраиваясь на ходу в единую кильватерную колонну, уверенно шли вперед. Противники быстро сближались. И тут произошло неожиданное. Адмирал Того совершил редкий по нелепости маневр, над которым еще долго будут ломать головы историки. Вместо того чтобы охватить голову русской колонны, используя преимущество в скорости, он повернул влево и сделал петлю под жерлами русских пушек Момент для удара по неприятелю был уникальный! Ведь атакуй Рожественский японцев в эти минуты, когда корабли противника были, по существу, беззащитны, исход сражения мог быть иным!

– Ну, ну! – буквально стонал у прорези боевой рубки Миклуха. – Решайся, Зиновий, и Того конец!

Но Рожественский не решился на атаку, и японцы исправили допущенную ошибку. Бой продолжался.

Суетливый в повседневной жизни, командир «Ушакова» теперь словно окаменел. В каждом его движении, в каждой немногословной команде чувствовалась уверенность.

Внезапно впереди повело в сторону броненосец «Ослябя». Быстро заваливаясь на левый борт, он на глазах у всех перевернулся вверх килем. Море кишело от тонущих людей…

Мимо «Ушакова» проносились на полном ходу закованные в броню «Ниссин» и «Кассуга», осыпая русские корабли дождем снарядов.

– Господи, – перекрестился капитан 2-го ранга Мусатов. – Как ужасно тонет «Ослябя»!

Из воспоминаний одного из офицеров «Ушакова»: «Не дай Бог никогда больше видеть русским морякам картин, подобных той, которая в этот момент открылась моим глазам и была лишь первым из целого ряда ужасов этого дня. "Ослябя", оборотившись к нам носом, лежал совсем на левом боку. Обнаженная подводная часть правого борта высилась как гора, и на вершине этой страшной горы кишел муравейник людей, столпившихся и с отчаянием ожидающих последней минуты… И она не заставила себя ждать – эта минута "Ослябя" вдруг лег окончательно, перевернулся, в воздухе мелькнули винты, киль – и все было кончено…»

Объятый пламенем, покинул строй флагманский «Суворов». Вода буквально кипела от падающих рядом снарядов.

– На «Суворове» пожар! – надрывно крикнул сигнальщик

– Вижу! – Миклуха был сдержан с виду, только руки до боли сжались в кулаки.

Эскадру теперь возглавлял шедший в строю вторым «Александр III». Пушки ревели беспрерывно. Внезапно «Ушаков» дернулся всем корпусом, будто налетел на невидимую преграду.

– Машинное! – закричал командир в переговорную трубу. – Доложите обстановку!

Мимо него уже бежал вниз старший офицер. Через несколько минут пошли первые доклады:

– Пожар в жилой палубе!

– Пробоина в носовом отделении!

– Трое убитых, пятеро раненых!

Капитан 2-го ранга Мусатов уже командовал аварийными партиями. Матросы быстро раскатали пожарные рукава, и вскоре огонь был потушен. Пробоину тоже удалось наскоро заделать подручным материалом. «Ушаков» не потерял боеспособности, и орудия его гремели, как и прежде.

Слева от него, догоняя эскадру, вздымал валы пены какой-то страшный корабельный остов, без матч и труб, с огромным креном Борт его, раскаленный докрасна, казалось, светился изнутри. Дым, вырываясь прямо из-под палубы, придавал погибающему кораблю жуткий вид. Но, невзирая на трагизм своего положения, пылающий остов не только вел огонь по врагу, а и пытался, обогнав эскадру, занять свое место во главе ее! То был флагманский броненосец «Князь Суворов».

Миклуха глянул вправо. Там огромным костром одиноко пылал еще один броненосец.

– Кто это? – невольно выкрикнул он с болью.

– Видать, «Бородино», ваше высокородие! – вздохнул один из сигнальщиков. – Господи, помоги им!

Стремительно нарастал крен горящего броненосца. На «Ушакове» ошиблись: то был состоявший в гвардейском экипаже «Александр III». Один из офицеров «Ушакова» – невольный свидетель последних минут броненосца – вспоминал: «Броненосец уже так близок к нам, что можно рассмотреть отдельные фигуры; крен его все увеличивается, на поднявшемся борту чернеют люди, а на мостике в величественно-покойной позе, опершись руками на поручни, стоят два офицера; в это время с правого борта вспыхивает огонь, раздается выстрел, момент – и броненосец перевертывается, люди скользят вниз по его поднявшемуся борту, и вот гигант лежит вверх килем, а винты продолжают вертеться, еще немного – и все скрывается под водой».

Из воспоминаний лейтенанта Н.Н. Дмитриева: «Момент поистине был ужасный. Погибающий великан, никем не управляемый, силой работы правого винта (левый вертелся в воздухе) быстро катился влево. Командир наш дал самый полный ход и положил руль, чтобы уйти от столкновения, но это оказалось лишним, еще секунда – и броненосец перевернулся».

Не имея права покинуть боевой строй, «Ушаков», грохоча пушками, прошел мимо погибающего собрата. К месту гибели «Александра III» устремился один из наших легких крейсеров, но, засыпанный неприятельскими снарядами, вынужден был отойти. Далеко позади эскадры японские крейсера добивали беззащитный «Урал». Было около пяти часов дня… Столбы воды, смешанные с темно-желтым дымом, вздымались от разрывов японских снарядов.

В один из моментов сражения с «Ушакова» увидели впереди сильно накренившийся броненосец. Характерные, расположенные квадратом трубы не оставляли сомнений – это «Наварин». Положение броненосца было отчаянным, проходивший мимо отряд японских крейсеров буквально засыпал его снарядами.

– Лево пятнадцать! Обе вперед полный! – мгновенно отреагировал Миклуха, оценив ситуацию.

«Ушаков», описав дугу, прикрыл своим бортом поврежденный «Наварин». Застопорив машины, Миклуха вступил в неравный бой, заставив все же японцев отвернуть в сторону. На «Наварине», получив передышку, быстро справились с повреждениями. Командир, капитан 1-го ранга барон Фитингоф, размахивая рукой, кричал в мегафон:

– Спасибо, Владимир Николаевич! Иди вперед с Богом? Третий броненосный отряд, в который входил «Адмирал

Ушаков», теснимый главными силами японского флота, повернул на зюйд и в строю фронта отогнал неприятельские крейсера от избиваемых ими транспортов. Среди сражающихся бесстрашно бродил буксир «Свирь» и подбирал тонущих…

Вскоре «Ушаков» получил еще одно попадание, и снова в носовую часть. Корабль сразу сильно осел носом в воду. На мостик взбежал младший механик.

– Что там у вас? – спросил Миклуха.

Покинув боевую рубку, он хладнокровно расхаживал под выстрелами.

– Затоплено носовое отделение жилой палубы! – перевел дух механик. – Чтобы завести пластырь, старший механик просит прекратить стрельбу из носовой башни!

– Только не это! – выкрикнул Миклуха с надрывом – Делайте что хотите, но боя я прекратить не могу!

Пластырь кое-как завели. Однако броненосец теперь резко сбавил ход и катался из стороны в сторону, не в силах держаться на курсе. Мимо «Ушакова» в вихре боя пронесся один из миноносцев. На нем трепетали флаги: «Адмирал передает командование эскадрой адмиралу Небогатову».

Теперь эскадру вел эскадренный миноносец «Бородино». Вскоре японцы скрылись в тумане, из непроглядного мрака лишь полыхали вспышки выстрелов. Около семи часов вечера головной «Бородино» вдруг окутался белым дымом и, мгновенно перевернувшись, затонул. Теперь впереди колонны броненосцев оказался «Император Николай Первый». Небогатов поднял сигнал: «Курс норд-ост 23 градуса. Следовать за мной». За «Николаем» следовал броненосец «Орел», за ним – «Ушаков», «Сенявин», «Апраксин», «Сысой Великий», «Наварин» и «Нахимов». Израненные, но еще не побежденные, они продолжали свой путь, туша пожары и готовясь к новым схваткам.

Из воспоминаний капитана 1-го ранга Д. Тыртова: «В бою 14 мая "Ушаков", будучи концевым кораблем русской боевой линии, мило пострадал в дневном бою. Японцы сначала разделывались, сосредоточивая на них все свои силы, с нашими головными сильнейшими броненосцами. Уже погибли "Суворов" и "Ослябя". Весь в огне, эскадру вел к Владивостоку "Бородино"; "Александр III", сильно набитый, с большим креном, отстал и с трудом поспевал за эскадрой под сосредоточенным огнем пяти броненосных крейсеров адмирала Камимуры. Вдруг крен увеличился, и несчастный броненосец опрокинулся килем вверх. Остатки его команды, взобравшись на красное днище, кричали "ура" проходящим мимо судам. Наги командир капитан 1-го ранга В.Н. Миклуха, родной брат знаменитого путешественника Миклухи-Маклая, решил спасти их и решительно приблизился к все еще плавающему вверх килем "Александру III". Почтя одновременно в "Ушакова" попало два крупных снаряда, из которых одни почти безвредно разорвался о кормовую башню, а другой попал в носовую часть, сделав у самой ватерлинии пробоину диаметром в три фута. Все носовое отделение заполнилось водой, броненосец сел глубоко носом, ход его уменьшился до семи узлов. Пришлось оставить "Александра III" и плестись за эскадрой, которая, продолжая идти на Владивосток, скрылась в наступающей темноте».

Бой линейных сил закончился с наступлением темноты, но само сражение кончено еще не было.

Одни во мраке

До наступления темноты эскадра двигалась на зюйд-вест, а затем вновь легла на генеральный курс норд-ост 23 градуса. До Владивостока было еще около пятисот миль. Вдали зловеще маячили неприятельские миноносцы. На кораблях сыграли «отражение минной атаки». Миклуха неотрывно наблюдал за горизонтом

– Миноносцы справа, – крикнул он одновременно с сигнальщиком, заметив быстро приближающиеся черные точки. – Огонь!

Миноносцы атаковали с чисто самурайским остервенением. От них отбивались разрывными сегментными снарядами. Прожектор «Ушакова», нервно шаря по волнам, внезапно наткнулся на поврежденный японский корабль. Загрохотали орудия сразу нескольких кораблей. Миноносец отчаянно запарил и, встав на попа, мгновенно затонул. Атака неприятеля была отбита. «Ушаков» стрелял недолго. Миклуха понял, что основные силы противника брошены против ушедшей далеко вперед эскадры, и приказал прекратить стрельбу. Чтобы не привлекать внимания, дальше эскадра шла без огней. Связаться с флагманом тоже было невозможно. Еще днем осколком перебило антенну радиотелеграфа.

Несмотря на все усилия команды, «Адмирал Ушаков» все больше отставал от эскадры. Поврежденный нос его зарывался в воду по самую башню и сильно замедлял ход. Броненосцы один за другим обходили его и скрывались в ночной темноте. Вскоре «Ушаков» оказался в одиночестве.

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Транзе: «Ночью после минных атак японских миноносцев, продолжая идти согласно последнему сигналу адмирала Рожественского: "Курс NO 23 Владивосток", "Адмирал Ушаков" вследствие малого хода, уменьшившегося до семи узлов из-за сильного дифферента на нос от полученных в дневном бою пробоин, оказался в море один, отстав от кильватерной колонны, состоявшей из броненосцев "Император Николай I" (флаг адмирала Небогатова), "Орел", "Генерал-адмирал Апраксин" и "Адмирал Сенявин"».

В полночь командир на мостике собрал офицеров.

– Положение наше тяжелое, но не безвыходное, – сказал он. – Прошу всех высказать свое мнение и предложения. Согласно флотской традиции, начнем с младших. Говорите, господа!

– Прорываться! – разом заявили мичмана Сипягин и Транзе.

– Прорываться! – подтвердили остальные.

– Спасибо, иного ответа я и не ждал! – Командир устало мерил шагами ходовой мостик. – Днем нам следует по возможности уклоняться от встречи с противником, а ночью кратчайшим курсом прорываться на Владивосток! Наш генеральный курс прежний – норд-ост 23 градуса!

Из воспоминаний капитана 1-го ранга Д. Тыртова: «"Ушаков" остался совершенно один, окруженный японскими миноносцами, рыщущими по полю сражения и ищущими себе жертвы. То тут, то там раздавалась стрельба; это наши корабли отражали минные атаки. На "Ушакове" были потушены все огни, и он не открывал боевого освещения. Это его и спасло. Неприятельские миноносцы проходили в двух кабельтовых, не замечая его. Командир запретил открывать по ним огонь, офицерам почти силой приходилось удерживать от этого своих комендоров. В полночь был собран военный совет, на котором после сообщения инженер-механика, что угля едва ли хватит до Владивостока, было единогласно решено продолжать путь до бухты Святой Ольги, пытаться догнать другие суда эскадры, в случае встречи с сильнейшим противником стараться от него уйти, а при неизбежности принять бой. На корабле, личный состав которого был воспитан В.Н. Миклухой, другого решения быть не могло».

Ночью старший штурман броненосца Максимов еще раз определил место корабля по звездам. На верхней палубе было оживленно, несмотря на то, что давно прозвучал отбой: все понимали – завтрашний день будет решающим и для многих последним. Поэтому и не спалось.

Рассвет 15 мая 1905 года «Адмирал Ушаков» встретил в Цусимском проливе. Ход поврежденного броненосца не превышал десяти узлов.

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Транзе: «Рано утром 15 мая были сделаны приготовления к погребению убитых в дневном бою. Убитые были положены на шканцах, приготовлена была парусина, чтоб обернуть их, и балластины для груза. Собрались офицеры и команда. Началось заупокойное богослужение, но когда на горизонте за кормой показались силуэты четырех быстро идущих японских крейсеров – "Матсушима", "Итсукушима", "Хашидате" и "Мийтака", командир попросил священнослужителя иеромонаха отца Иону ускорить и сократить отпевание, так как не сомневался в неизбежности боя. Когда японские крейсеры приблизились на дистанцию нашего огня, командир приказал предать убитых морю и пробить боевую тревогу, звуки которой и под пение "Вечная память" тела убитых, так и не завернутые в парусину, только привязанные к балластинам, были опущены в море. Идя тем же курсом, японские крейсеры прошли на север, не открывая стрельбы, что нас очень удивило, так как, имея большое преимущество в силах, они, без сомнения, могли бы весьма быстро покончить с нашим подбитым броненосцем. Уже находясь на японском крейсере "Якумо" в качестве пленных, от японских офицеров мы узнали причину этого непонятного нам случая: нам была показана карта, на которой от Цусимского пролива были нанесены несколько расходящихся на север курсов, по которым согласно заранее выработанному плану японские корабли должны были искать и преследовать остатки русской эскадры в случае ее поражения. "Вы все равно никуда не могли бы уйти, мы знали, в каком вы состоянии. Те крейсеры шли на присоединение к главным силам", – сказали нам японские офицеры Часов около десяти утра по носу были видны дымы многих кораблей и слышна недолгая канонада. Только после стало нам известно, что это происходила сдача судов адмиралом Небогатовым».

– Теперь уже окончательно ясно, что борьба за обладание морем нами проиграна, а вместе с ней проиграна и вся война Поразительно, но факт, имея флот, в несколько раз превышающий японский, наши безмозглые флотоводцы настолько бестолково им распорядились, что самураи истребляют нас по частям, – с горечью говорил Миклуха о давно наболевшем старшему офицеру. – Нам осталось лишь сохранить честь российского флота и Андреевского флага! Корабль, носящий имя Ушакова, никогда не спустит флаг! Что ж, пусть все проиграно и растоптано, чести у нас не заберет никто!

– Владимир Николаевич, офицеры корабля думают так же! – капитан 2-го ранга Мусатов, взявшись за козырек, крепче надвинул фуражку на брови. – Я в любом случае останусь вместе с кораблем! Лучше смерть, чем плен!

Последний бой

Едва взошло солнце, как прямо по носу появились густые шапки дыма

– Это, несомненно, ушедший вперед Небогатов! – опустил бинокль командир. – Курс на дымы!

Расталкивая волны, «Ушаков» повернул на дым На бак набегала вода, из труб снопами летели искры, дрожал, как в лихорадке, корпус, но ход не увеличивался. Вскоре дым стал белеть, а затем и вовсе исчез с горизонта.

– Рулевой, держать норд-ост 23 градуса! – вновь распорядился командир броненосца.

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Транзе: «Продолжая по возможности идти курсом NO 23°, уклоняясь в сторону от каждого замеченного на горизонте дыма, около часа или двух пополудни увидели на горизонте на носу силуэты примерно двух десятков японских кораблей. Стало ясно, что прорыв невозможен, а бой и гибель неизбежны. Командир повернул от неприятеля, от которого отделились для погони за нами два корабля. Мы стали готовиться к последнему бою: выбросили за борт оставшиеся от отражения ночных минных атак на верхней палубе и на мостике снаряды мелких скорострельных орудий, готовили из бревен плотики, чтобы к ним привязывать раненых, разнесли по кораблю спасательные пояса и иконки; команда и многие офицеры переоделись во все чистое и новое».

Спустился в каюту и Миклуха. Вскоре он снова вышел на мостик.

– Переоделся, даже побрился, теперь и умирать можно! – мрачно пошутил он, беря в руки бинокль.

Эту фразу командира запомнил один из оставшихся в живых офицеров.

Через полчаса вдалеке показался противник. То был отряд старых кораблей во главе с броненосцем «Чин-Ен», который рыскал в надежде добить поврежденные и отставшие русские корабли. Заметив русский броненосец, японцы взяли курс на него. Однако Миклуха, несколько раз поменяв курс и приведя преследователей за корму, скоро оставил их далеко позади.

– Хороша Маша, да не ваша! – смеялись повеселевшие матросы.

И вновь одинокий броненосец шел на Владивосток Через час с небольшим вдали опять показались японцы. Теперь это был крейсерский отряд адмирала Катаока. Опыт и мастерство командира снова спасли «Ушакова»: умело маневрируя, он и на этот раз уклонился от неприятеля. Опять впереди по курсу было чистое море, но напряжение не спадало.

В шестом часу утра из дымки вынырнул двухтрубный японский крейсер «Читосе». За ним следовал миноносец. Противники быстро сближались. На «Ушакове» пробили артиллерийскую тревогу.

– Если этот наглец посмеет вылезти на дистанцию залпа, мы раскатаем его, как Бог черепаху! – прикинул Миклуха, оценив боевые возможности неприятельского крейсера.

С крыши штурманской рубки, где располагались дальномеры, непрерывно давали дистанцию. Башни главного калибра мягко развернулись в сторону приближающегося неприятеля. Длинные хоботы орудий качнулись и застыли в ожидании команды. Но «Читосе», однако, сразиться с израненным броненосцем не решился. Несколько минут он шел параллельным курсом, а когда «Ушаков» развернулся и пошел на пересечку, «Читосе» резко отвернул и, дав полный ход, скрылся.

– Кишка тонка кулак на кулак! – смеялись теперь уже и офицеры.

– Погодите радоваться! – шикнул на весельчаков проходивший мимо Мусатов. – День еще только начинается!

Около одиннадцати часов утра вдали прогремело несколько выстрелов, но вскоре все стихло.

– Неужели это Небогатов? – гадали на броненосце. – Но ведь бой не мог быть таким скоротечным Неужели так легко прорвались?

Старший офицер Мусатов предложил было идти на выстрелы, но Миклуха отказался: что-то подсказало ему – этого делать нельзя.

– Со своим ходом мы за ними все равно не успеем, лишь ускорим собственную гибель. Остаемся на прежнем курсе!

Командир «Ушакова» и его старший офицер никогда не узнают, что их флагман к Владивостоку так и не прорвался. Случилось самое страшное. Застигнутый и окруженный на выходе из Цусимского пролива японским флотом, он сдался неприятелю… Произошло это утром 15 мая, когда «Адмирал Ушаков» еще искал ушедшие вперед небогатовские корабли…

Из воспоминаний капитана 1-го ранга А. Гезехезуса: «На рассвете 15 мал 1905 года, идя курсом N0 23, указанным вступившим в командование остатками флота контр-адмиралом Небогатовым, после тяжелого дневного боя 14 мая и бесчисленных ночных минных атак, броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков" очутился в полном одиночестве. Впереди по курсу были едва заметны дымы судов нашего флота. Получив в дневном бою 14 мая большую пробоину в таранном отделении, броненосец не мог развить хода в 12 узлов и за ночь сильно отстал; он был предоставлен самому себе, и поэтому не было никакой надежды догнать уходящие суда. Командиру предстояло самому решать, как действовать дальше. Положение было не из легких, так как существовала полная уверенность в том, что японцы приложат все усилия к тому, чтобы использовать свой успех до конца. Это подтверждалось тем, что на горизонте то и дело появлялись и исчезали дымы – очевидно, японских разведчиков. Командир не взял на себя решения такого сложного вопроса и поэтому созвал всех офицеров на военный совет в рубку под мостиком. На этом совете было единогласно решено выполнить последний приказ адмирала и следовать по назначению, то есть во Владивосток, избегая по возможности встречи с неприятелем Для этой цели решено было срубить стеньги, по возможности не дымить и уклоняться в сторону от всякого появляющегося дыма на горизонте; приблизиться к японским берегам и, располагая курсы вдоль этих берегов, вне видимости, постепенно подыматься на N. Эта последняя мера была принята в предположении, что бдительность японцев у своих берегов будет несколько меньше. В общем же, все, конечно, ясно сознавали, что выбраться благополучно из этой ловушки весьма трудно, но меры какие-то все-таки принимать необходимо. Все верили в опытность и энергию командира, доказавшего это на всем переходе от Либавы до Цусимы. И вот началась агония броненосца. Легли на курс к японскому берегу, хода больше 8 узлов нельзя было дать из-за пробоины в таранном отделении. По-прежнему появлялись на горизонте дымы, приходилось от них отводить, так что броненосец в итоге описывал какие-то зигзаги, очень мало приближаясь к намеченной цели».

Сразу после обнаружения противника «Адмирал Ушаков» повернул на юг, и японцам пришлось его догонять. Только около 17 часов дистанция уменьшилась до 80 кабельтовых. В 16 часов 50 минут контр-адмирал Симамура, следуя полученному от адмирала Того приказанию, распорядился поднять сигнал по международному своду: «Ваш флагман сдался, предлагаю Вам сдаться». Одновременно на «Ивате» взвились боевые стеньговые флаги.

– Драться, пока хватит сил, а потом уничтожить броненосец.

С приближением противника пробили боевую тревогу. Давая поручение священнику на случай своей гибели, мичман Дитлов не мог сдержать волнения. Отец Иона, поняв состояние молодого офицера, заверил его:

– Хорошо, все сделаю, если Бог спасет, а ты успокойся, а то команда увидит.

Понимая, что этот бой будет для них последним, офицеры и матросы прощались друг с другом.

Последний броненосец русского флота упрямо шел вперед, на Владивосток. Несколько раз он успешно уклонялся от многочисленных японских отрядов, бродивших в поисках легкой добычи.

Из воспоминаний капитана 1-го ранга Л. Гезехезуса:«…Напряженное состояние продолжалось до обеда, когда во время церемонии погребения нескольких убитых в дневном бою 14 мая за кормой появился дымок быстро нагоняющего нас судна. По прошествии весьма непродолжительного времени обозначился силуэт, по-видимому, легкого крейсера типа "Читозе". Скрыться от него не было никакой возможности. Пробили боевую тревогу и повернули на сближение с ним Крейсер быстро приближался, и командир приказал открыть огонь. После залпа 10-дюймовой башни он круто повернул и так же быстро исчез. Эта встреча окончательно рассеяла всякие иллюзии возможности благополучно достичь намеченной цели, то есть прорыва во Владивосток.

Обеденное время прошло сравнительно спокойно. В кают-компании собрались все свободные офицеры во главе со старшим офицером капитаном 2-го ранга Александром Александровичем Мусатовым. Покойный Александр Александрович был удивительно спокойный человек. Держал себя во всех случаях ровно и невозмутимо. Никакие обстоятельства, кажется, не могли его вывести из себя. Его хладнокровие, распорядительность весьма благотворно действовали на подчиненных ему людей. Одно его присутствие поддерживало бодрое состояние духа даже у людей, не обладающих достаточно крепкими нервами.

На этом последнем обеде старший офицер, наливая себе рюмку водки, произнес: "Ну, покойнички, выпьем!" Через несколько часов эти слова оказались для него самого и некоторых из присутствующих пророческими, но в тот момент все приняли их как шутку и единодушно потянулись чокнуться с Александром Александровичем. В душе же каждый, я не сомневаюсь, был уверен, что старший офицер был прав. Обед прошел, в общем, довольно оживленно.

После обеда я пошел в каюту отдохнуть, так как чувствовал себя после пережитого совершенно разбитым. Через весьма короткий промежуток времени, насколько мне помнится, около половины второго дня, я был разбужен окриком лейтенанта Т.: "Вставай, Петрович, опять дымы, пробили боевую тревогу". Я немедленно вскочил и побежал на мостик.

На этот раз вся зюйд-вестовая часть горизонта была заволочена дымами. Сомнений никаких – это могла быть только неприятельская эскадра. Однако дымы эти, видимо, не приближались, а как бы держались на определенном расстоянии. Затем казалось, что от всей массы дымов отделились два и начали движение в направлении к нам. Постепенно открывались рангоут, трубы и, наконец, силуэты двух быстро идущих на нас судов».

В половине четвертого пополудни по носу «Ушакова» показались Первый и Второй японские броненосные отряды под флагами адмиралов Того и Камимуры.

– А вот и главный самурай пожаловал, ишь, дымит в полнеба, во всю прыть чешет! – вздохнул старший артиллерист, усаживаясь в кресло управляющего стрельбой. И уже рассыльным: – Опросить командиров башен и плутонгов о готовности к открытию огня. Главная цель – флагман Того «Миказа». С него и начнем

– Пусть себе наяривают. Ловушка еще не захлопнулась. Адмирал Того, как всегда, ошибся в расчетах, и мы своего шанса теперь не упустим! – отозвался Миклуха. – Рулевой, право пятнадцать! Будем уклоняться!

И снова командиру «Ушакова» удалось почти невероятное – обмануть самого Того и весь японский флот, следовавший с ним! Вскоре неприятельские броненосцы остались далеко позади, долго еще пачкая горизонт грязным дымом

Но Владимир Николаевич особо не радовался. Слетев по трапу, он вбежал в штурманскую рубку и вместе со штурманом дырявил измерительную карту, прикидывая все возможные варианты действий неприятеля. Затем вызвал к себе Мусатова,

– Александр Александрович, до выхода из пролива нам остается не больше двух часов, а там ищи ветра в поле, там японцам нас не достать, это я вам говорю как старый дальневосточник. Будем уходить к берегам Японии, там-то уж нас искать не будут. Все должно решиться в эти два-три часа. Обойдите посты и попросите людей от моего имени постараться, как никогда

– Того наверняка сейчас наводит на нас телеграфом ближайшие крейсерские отряды! Это его последний шанс догнать броненосец! – заметил Мусатов, уходя.

– Разумеется, – кивнул Миклухо-Маклай. – И если бы у нас не разбило во вчерашнем бою беспроволочные телеграфы, вполне можно бы подслушать их болтовню и отвернуть в сторону. Но, увы, чего нет, того нет!

Вспоминает один из членов экипажа броненосца: «Больной, с издерганными походом нервами… Владимир Николаевич с самого начала боя, еще 14 мая, вел себя безукоризненно, не проявив ни малейшей робости или сомнения. Невзирая на все несчастные для нас условия, он твердо решил, что имя старика Ушакова не будет запятнано и русский флаг на броненосце его имени опозорен не будет…»

Постоянно меняя курс, «Ушаков» спешил вырваться из узкого Цусимского пролива.

– Господи, пошли туман! – молили офицеры и матросы. Но солнце, как назло, светило вовсю, и видимость была великолепная.

Сзади на горизонте появились два дымка. Сначала чахлые и еле заметные, они быстро увеличивались, становясь все гуще и больше.

Скоро с ходового мостика можно было разглядеть броненосный крейсер «Ивате», а за ним однотипный «Якумо». На каждом – по четыре новейших восьмидюймовых орудия с дальностью стрельбы, перекрывающей дальность «ушаковских» пушек почти вдвое, и по двенадцать шестидюймовых. Оба играючи дают двадцать узлов с лишним. Водоизмещение каждого в два раза больше, чем у «Ушакова».

– Недурно, кто толк понимает, – бросил сам себе Миклуха озабоченно. И скомандовал: – К бою!

Артиллерийская тревога была пустой формальностью. Все уже давно разбежались по боевым постам. Но боцманские дудки уже тревожно пели «все по своим местам» – сигнал, от которого начинали чаще биться сердца.

– Японские пушки лупят по 75 кабельтов! – присвистнул старший артиллерист, заглянув в справочник. – Нас спасет только кратчайшая дистанция боя!

– Вот когда и проявились наши «неудачной серии выделки» пушечки! – в сердцах сплюнул за борт Владимир Николаевич. – Сюда бы того умника, что бумажечку эту подписал! Посмотрел бы я сейчас ему в глазки!