Текст книги "Последние герои империи"

Дорогами войны

Шел год 1877-й. На южных рубежах России назревала большая война. Русская армия готовилась к освобождению Болгарии от турецкого ига. Необходимо было думать и об усилении морских сил на Черном море, влачивших жалкое существование еще со времен Крымской войны. С Балтики на Черное море переводили грамотных флотских офицеров.

Среди других был переведен на Черноморский флот и Владимир Миклуха,

В Севастополе балтийцев принимал сам командующий адмирал Аренс. Там же зачитали приказ о назначениях. Миклуха попал вахтенным начальником на пароход «Аргонавт». После установки нескольких орудий «Аргонавт» был объявлен вспомогательным крейсером

Вскоре русская армия перешла Дунай. Началась война за свободу братьев-славян. Для Миклухи начались боевые будни. «Аргонавт» принадлежал к так называемым кораблям активной обороны, а потому в Севастополе особо не застаивался.

В тот июльский день «Аргонавт» находился в крейсерстве у Сулинского гирла Погода была штилевая, время послеобеденное. Командир парохода капитан-лейтенант Снегов, проинструктировав вахтенного начальника, удалился к себе в каюту. Миклуха, повесив на грудь бинокль, принялся расхаживать по мостику.

Вдруг на горизонте появились дымы. Один… Второй… Третий… То были турецкие броненосцы.

– Рулевой! – скомандовал Миклуха, – Курс на неприятеля! Артиллерийская тревога!

Заспанные матросы разбегались по боевым постам. Опрометью взбежал на мостик Снегов, за ним и старший офицер корабля лейтенант Рожественский.

– Что происходит?

– Обнаружен неприятель, и я повернул ему на пересечку!

Снегов, приложив ладонь ко лбу, посмотрел вдаль.

– Ничего себе, – даже присвистнул. – Это знакомство выйдет нам боком! Рулевой, немедленный разворот на обратный курс! Обе машины вперед полный!

Снегов вытер рукавом вмиг вспотевшее лицо:

– Мичман Миклуха, сдайте вахту и следуйте в каюту под арест до возвращения в Севастополь.

– Тебе, мичман, не на мостике стоять, а тачку каторжную катать! – зло бросил лейтенант Рожественский. – Будь моя воля, я бы тебя за такое самоуправство под суд отдал!

– Насчет дел судебных я не специалист, но удовлетворение в полном соответствии с офицерской честью всегда согласен дать!

– Ты что, вызываешь меня на дуэль?

– Всегда к вашим услугам! – вскинул голову Миклуха.

– К сожалению, на время войны дуэли запрещены, так что сочувствую! – зло усмехнулся Рожественский.

– Ничего! Я подожду окончания войны! – оставил за собой последнее слово Миклуха.

Лейтенант Зиновий Рожественский совсем недавно стал Георгиевским кавалером за знаменитый бой «Весты» и «героем» газетного скандала, разразившегося после этого боя.

С этого момента между Миклухой и Рожественским уже никогда не было взаимопонимания. Придет время, и им еще придется встретиться, и обстоятельства этой встречи будут самые драматические.

С трудом избежав погони, «Аргонавт» вернулся на базу. По возвращении Снегов жаловался своему товарищу, командиру стоявшего рядом парохода «Великий князь Константин» капитан-лейтенанту Степану Макарову:

– Ты представляешь, сразу три бронированных турка, а мой мичман прямо на них правит. Едва успели отвернуть!

– Хорош мичман, как звать-то его?

– Миклуха, брат нашего путешественника.

– Может, отдашь, сам ведь знаешь, такие сорвиголовы мне на минные катера требуются!

– Ну нет, Степа, – покачал головой Снегов, – мне такие и самому не помешают.

После этого случая авторитет Владимира на «Аргонавте» стал непререкаем. Команда любила его не только за доступность и уважительное отношение к простому матросу, но и за недюжинную силу. Миклуха один разворачивал корабельное орудие играючи, по нескольку раз подряд крестился двухпудовой гирей. Ну а за храбрость, пусть даже безрассудную, уважали особо.

Из хроники боевых действий Черноморского флота в Русско-турецкую войну 1878–1879 годов: «Пароход "Аргонавт" (160 сил), вооруженный двумя 4-фунт. орудиями, одною 6-дюйм. мортирою и одною скорострельною пушкою Гатлинга, под командою капитан-лейтенанта Снетова и под брейд-вымпелом начальника Очаковскою отряда капитана 1-го ранга Дефабра, 2 мая вышел из Очакова и, обогнув Кинбургскую косу, взял курс на Тендру. Подойдя в 8 часов утра к Тендровскому маяку и сдав на маяке почту, в 9 часов утра тронулся далее в море, взяв курс на остров Фиодониси, идя до 12 узлов. Обойдя остров с восточной и южной стороны, в 6 часов 45 минут вечера подошел к Сулину на расстояние 5 миль от берега и усмотрел на рейде много коммерческих судов, а правее, вне дамб, 4 однотрубные двухмачтовые турецкие броненосцы, стоявшие под парами. По приближении "Аргонавта" к Сулину, спустя не более четверти часа, по сигналу флагмана, броненосцы начали по очереди сниматься с якоря. Капитан 1-го ранга Дефабр, пробежав вдоль берега мили три, повернул пароход назад и, обойдя еще раз всю линию неприятельских судов в милях четырех расстояния, взял курс на Одессу. В это время три турецких броненосца были уже на ходу, из которых один под вице-адмиральским флагом, и все направились в погоню за "Аргонавтом"; четвертый же остался на якоре. "Аргонавт" увеличил ход до 13 узлов; неприятельские суда, несмотря на все их усилия, начали заметно отставать. В 10 часов вечера "Аргонавт" уже потерял их из виду; а 3 мая на рассвете возвратился в Очаков.

Императорская яхта "Ливадия" и пароход "Аргонавт" …в июне выходили в море на рекогносцировку… "Аргонавт" же, под командою капитан-лейтенанта Снетова, вышел из Одессы на рекогносцировку 11 июня и подходил к Сулину. Бывшие на Сулинском рейде 4 броненосца и корвет, завидев его, бросились за ним в погоню, но скоро отстали, а пароход возвратился в Севастополь.

19 июня турецкая эскадра из 10 броненосцев показалась в виду Одессы, где были сделаны все необходимые распоряжения для встречи неприятеля; но вслед за тем, не сделав ни одного выстрела, удалились. А 26 июня три броненосца и один винтовой фрегат появились у Севастополя и также ушли, не сделав ни одного выстрела.

В июле 7-го числа пароход "Аргонавт" вновь вышел из Севастополя с целью осмотреть суда, стоявшиее на Сулинском рейде. Подойдя к Сулину на пушечный выстрел, он застал там три броненосца, два корвета, два парохода и до 10 коммерческих судов. Броненосец под адмиральским флагом сделал но нему выстрел; "Аргонавт" ответил ему тем же. После чего броненосцы снялись с якоря и погнались за пароходом, открыв по нему огонь. "Аргонавт", уходя от них и отвечая из мортиры, старался удержать от гнавшихся такое расстояние, чтобы его снаряды могли долетать до неприятеля. Два броненосца, имея лучший ход, начали прижимать пароход к берегу, но после более двухчасовой погони вдруг прекратили пальбу и поворотили назад. "Аргонавт" 9 июля прибыл в Николаев и затем перешел в Одессу».

Через несколько месяцев капитан-лейтенант Снетов перешел командиром на вооруженный паром «Владимир». С собой он забрал и своего мичмана

И снова боевые походы. В августе перевозящий войска из Гудауты в Новороссийск «Владимир» напоролся на отряд турецких крейсеров. Начался многочасовой бой. «Владимир» не только ушел от погони превосходящего противника, но и нанес ему существенный ущерб. Русская армия, сбив противника с балканских вершин, быстро продвигалась к Стамбулу. В Адрианополе, всего лишь в нескольких милях от турецкой столицы, поили своих коней донские казаки. Война кончалась…

По случаю заключения мира Владимир Миклуха в числе других наиболее отличившихся офицеров был награжден бронзовой медалью в память турецкой войны и орденом Станислава 3-й степени. Произошло и еще одно событие, в корне изменившее уклад его жизни: Владимир Николаевич женился. Юлия Николаевна работала в Севастопольском госпитале сестрой милосердия, там и познакомились.

Молодая семья поселилась в меблированных комнатах на Дворянской. В редкие свободные дни любил Владимир Николаевич с женой ездить в маленький греческий ресторанчик, что прилепился на обочине Балаклавского шоссе. Там в полутемном прохладном подвальчике заказывали они самое недорогое: султанку с устрицами, хрустящие чебуреки да пышущий жаром шашлык. Пили красное вино, наслаждались покоем и тишиной.

Первого марта 1881 года народовольцами-бомбистами был убит император Александр Второй. В газетах замелькали имена Суханова, Штомберга, Гласко – однокашников Владимира по Морскому корпусу. А вскоре российский флот наводнили жандармы. На Черном море они проверяли информацию о том, что бомбистов обучали подрывному делу на одном из стоявших в Одессе миноносцев, на Балтике расследовалось хищение запалов из Кронштадтского арсенала…

А затем в Севастополь пришло известие о казни Коли Суханова. Рассказывали, что когда его выводили на расстрел во двор Шлиссельбургской крепости, он самолично надел на себя расстрельную рубаху и отказался от повязки на глаза.

Вскоре после окончания войны «Владимир» ушел на ремонт в Николаев. Следом за мужем переехала туда и Юлия Николаевна. Прогуливаясь как-то по парку, они столкнулись с изрядно выпившим офицером, который, увидев Юлию Николаевну, позволил себе сказать в ее адрес оскорбительные слова. И хотя офицер был старше чином, Миклуха, вступившись за честь жены, уложил его на землю одним ударом. Негодяй оказался человеком со связями, и «делу рукоприкладства зарвавшегося мичмана» дали ход. Владимиру Николаевичу грозили военный суд и каторга. Оставался один выход. Не теряя времени, Миклуха послал телеграмму матери, которая в это время проживала в Петербурге, чтобы она задним числом подала за него прошение об отставке. Отставку приняли, и Миклуха судился уже как гражданское лицо, отделавшись штрафом в двадцать пять рублей «за нанесенный ущерб».

– Ну вот, дорогая, – сказал он жене, выходя из здания суда. – Теперь я человек вольный. Сегодня же выезжаем в Одессу!

– Почему именно в Одессу? – подняла на него глаза Юлия Николаевна.

– Буду там наниматься на работу! Впереди его ждали океаны.

В дальних походах

Боевые морские офицеры были всегда в цене, и сразу же по приезде в Одессу отставного капитан-лейтенанта приняли помощником капитана на пароход «Владивосток», входивший в Добровольное общество. Общество это предназначалось для обслуживания перевозок между европейской Россией и Владивостоком. Во время же боевых действий предполагалось использовать быстроходные пароходы как рейдеры на коммуникациях неприятеля.

В апреле 1882 года Миклуха пришел на пароходе в Нагасаки. Там его ждало приятное известие о повышении в должности. Отныне Миклуха становился вахтенным начальником, а это значило, что он сделал еще один шаг к капитанскому мостику. Пароход «Рязань», на котором была открытая вакансия вахтенного начальника, в это время стоял в ремонте в Одессе, и Миклухе было предписано, сдав свои дела на «Петербурге», с первым же попутным пароходом убыть в Одессу.

25 апреля в Нагасаки пришел один из лучших пароходов добровольного флота «Москва». Пароход доставил во Владивосток очередной пехотный батальон, после чего загрузился в Гонконге чаем Капитан «Москвы» Чириков, хорошо знавший Миклуху, с удовольствием согласился взять его с собой. Так Миклуха ввязался в одно из самых драматичных приключений своей жизни.

В Сингапуре пароход догрузился углем. Плавание через Индийский океан было спокойным. В сутки «Москва» делала по триста миль. И команда, и пассажиры горели желанием во что бы то ни стало обогнать германский пароход «Мессалия», покинувший Гонконг пятью сутками раньше «Москвы». Ходоком «Москва» была отличным, почему многие заключали пари, на какой именно день плавания мы «надерем уши германцам». Миклуха спорил с лейтенантом Мельницким, ставя три против одного, что должны догнать «Мессалию» в Красном море.

– При нашей машине мы добежим до Суэца в 19 дней, немцы ж дотопают не ранее, чем за двадцать семь, а потому гонку мы выиграем в любом случае! – доказывал он с присущим ему азартом.

– Море есть море и на нем бывает всякое! – отвечал рассудительный Мельницкий.

7 июля в тумане открылись гористые берега Африки. В семь часов вечера на траверзе мыса Гварафуи, когда Миклуха гонял чаи в кают-компании, пароход внезапно застопорил машину, а затем начал отрабатывать назад. Спустя минуту раздался резкий удар носом, от которого многие попадали. Вслед за этим «Москву» накрыло волной. После первого удара пароход стало нещадно бросать из стороны в сторону. Выбравшись на верхнюю палубу, Миклуха увидел, что «Москва» прочно сидит на мели среди бурунов прибоя. Вдали смутно угадывался берег. Из машины тем временем доложили, что в трюме сильная течь и от ударов об отмель потеряны лопасти винта. Было совершенно ясно, что огромный пароход обречен. Вскоре «Москва» стала заваливаться на бок, все больше погружаясь в песок.

– Так и перевернуться недолго! – заволновались пассажиры.

– Рубить рангоут! – распорядился Чириков.

– Неужели мы все погибнем? – спрашивали, обступивши Миклуху, напутанные люди.

– Все не столь плохо, как кажется! – отвечал он – Корпус должен выдержать до утра, а рангоут приспособят как упор, на случай, если начнем валиться на борт!

Из воспоминаний Н. Соллогуба, бывшего пассажиром «Москвы»: «Пассажиры, нуждавшиеся в отдыхе, собрались в кают-компании 2-го класса и улеглись на полу, ближе к левому борту вповалку, стараясь оградить себя от проникнувшей сквозь иллюминаторы воды на правой стороне кают-компании. Офицеры и команда всю ночь напролет при сильном порывистом ветре работали, исполняя немедленно и точно все приказания своего командира: спускали рангоут, гребные суда, устанавливая их с подветренной стороны, где было тише; очищали от груза проходы у люков, для определения прибыли воды в трюмах, выгружали на верхнюю палубу провизию и т. п. В этом принимала участие и ресторанная прислуга.

Приказания командира исполнялись пунктуально, без шума, без суеты, и с такой поспешностью, чтобы к рассвету быть вполне готовым для высадки на берег людей и перевоза туда провизии.

Нельзя не оценить и не отдать полной справедливости спокойным распоряжениям, систематичности и безусловно необходимым мерам, к которым прибегал командир парохода г. Чириков. Угрожающее положение, в котором находилась «Москва», неизвестность условии берега и расстояния до него, наступающая темнота – обстоятельства, о которых приходится серьезно подумать. И нужно иметь слишком крепкие нервы, чтобы не потеряться и вынести на своих плечах ужасающее положение!

Рассвет был безрадостен. В полумиле был виден безлюдный песчаный берег, вдалеке темнели какие-то горы. «Москву» не переставая било в бурунах. Корпус трещал и мог в любую минуту развалиться.

– С пароходом, кажется, кончено! – мрачно резюмировал Чириков. – Теперь надо думать о людях!

Из команды «Москвы» он отобрал шесть наиболее сильных матросов под началом мичмана Отта.

– Задача свезти на берег конец и установить сообщение! Это крайне трудно и опасно, но иного выхода у нас нет!

Вельбот отчаянно мотало на крутых волнах. Казалось, его вот-вот перевернет. Но обошлось. Шлюпку с размаху вышвырнуло на прибрежную мель. Очутившись на берегу, матросы вытянули конец перлиня, к которому были подвязаны бревна, для укрепления на берегу. С большим трудом бревна зарыли стоймя в песок, и к 10 утра переправа была готова. Первым рейсом от «Москвы» ушла шлюпка с сухарями и водой.

Тем временем на берегу показалось несколько арабов. Они держались поодаль и явно выжидали, что будет дальше. Один из них все же некоторое время спустя подошел к мичману Отту и сообщил, что здешняя страна принадлежит султану Осману-Махмуду и они охраняют побережье.

Тем временем с «Москвы» продолжали свозить припасы и людей, в первую очередь женщин и детей. Обратным рейсом на пароход доставили двух арабских парламентеров. В ходовой рубке их принял Чириков. Из разговора стало понятно, что «Москву» выбросило на мель в 25 милях южнее мыса Рас-Хафун. Через арабов-кочегаров капитан попросил прибывших передать сообщение о крушении «Москвы» в Аден.

– Мы скажем о вас нашему вождю Гафун-паше, а он уже передаст все султану! Как решит Осман-Махмуд, так и будет! Наши же услуги стоят 30 долларов!

Арабам отсчитали просимые деньги, и Чириков принялся писать письмо в Аден с просьбой о помощи. Парламентеры тем временем горстями поглощали предложенный им к чаю сахар.

Тем временем на берегу собралось уже сотни две арабов. Видя гибнущее судно, они волновались и размахивали руками. Наконец, несколько из них кинулись к бывшему у берега вельботу и устремились, подтягиваясь на перлине к пароходу, в надежде поживиться. Однако первый лее налетевший бурун опрокинул и утопил вельбот. С воплями арабы доплыли до берега. Одного из них, тонувшего и громче всех вопившего, спас, бросившись в воду, матрос Луйберг.

Чириков выскочил на палубу. Он был в ужасе. И было от чего! Мало того, что арабы утопили вельбот, но последний пошел ко дну, запутав перлинь на самой середине переправы. Дорога к берегу для спасения команды оказалась отрезанной! Надо было как можно скорее отцепить затонувший вельбот от провисшего каната.

Из воспоминаний очевидца: «Положение было ужасно! Каждую минуту мы ожидали, что бушующие буруны повалят пароход, затопят провизию, вещи, заготовленную воду и все для нас необходимое. Наконец, муссон мог сделаться свежее и лишить нас возможности в несчастную минуту съехать на берег. Понятно, что такое угрожающее положение повергло всех в тревожное состояние… Видя это, один из пассажиров (это был мичман Миклуха) предложил свои услуги освободить перлинь от вельбота, и, получив согласие командира, он бросился вплавь с острым ножом, отрезал запутанный вельбот и тотчас отправился плыть к берегу, так как следовавшая за ним шлюпка не могла принять к себе. Через пять минут он благополучно добрался до берега».

На месте причаливания мичман Отт выставил караул из матросов, и с этого момента переправа уже действовала непрерывно. К вечеру все было благополучно завершено. Однако пришла новая беда. Около лагеря «московцев» скопилось уже несколько сотен арабов, которые все время норовили утащить все, что плохо лежало: всевозможные вещи, продукты и прочее. С каждой минутой арабы становились все назойливее и вскоре уже пытались отбирать продукты силой, угрожая своими кривыми ножами. Пришлось у вещей выставить еще один караул во главе с мичманом Фришем

Однако толпы арабов все прибывали, и чем больше их становилось, тем с большей наглостью бросались на вещи и продукты команды парохода. Вместе с матросами от грабителей отбивался и Миклуха Не раз и не два тяжелый кулак крепкого малоросса достигал цели. Лязгали челюсти, вылетали зубы, и арабы отбегали в сторону, чтобы спустя минуту снова бросаться на добычу.

Тогда же с берега к Чирикову пришло известие, что бывшие у него на борту арабы уже отказались передавать обещанное письмо, заявив, что скоро к месту крушения прибудет местный паша, и он сам решит, что следует делать.

Бывшие в команде несколько арабов-кочегаров с испугом говорили, что их соотечественники, скорее всего, вначале ограбят команду и пассажиров, а потом всех перережут.

– Так у нас случается всегда1 Пощады не будет никому, разве что женщин заберут в гаремы, а детей в рабы! Надо скорее уходить из этих мест! – плакались они офицерам парохода

Чириков и сам видел, что дело плохо. Толпы на берегу становились все воинственнее. Среди арабов становилось и все больше вооруженных, они явно что-то замышляли. Вот-вот могла начаться настоящая резня немногочисленной охраны лагеря и свезенных на берег пассажиров. То, что творилось на душе у Чирикова, представить не сложно. Потеря вверенного ему океанского судна и миллионного груза, ответственность за жизнь людей – все это ложилось только на него одного.

– Надо оставлять пароход! – решился, наконец, Чириков и велел офицерам и матросам: – Забрать все оружие! Сухари и воду в шлюпку! Будем пробиваться берегом к Адену!

Как и положено капитану, «Москву» Чириков покинул последней шлюпкой, несколько раз оглянувшись на обреченное судно.

Собравшись на берегу, «московцы» подсчитали свои силы. Налицо было 123 человека, на которых приходилось семь берданок, полтора десятка револьверов, несколько сабель и охотничья двустволка. Вооружались поэтому кто чем мог, офицеры точили кортики, матросы напильники и стамески, которые насаживали на палки, пассажиры прибрали отпорные крюки, а корабельный доктор насадил на древко скальпель.

Над штабной палаткой подняли российский трехцветный флаг.

– Порядок оставляем корабельный! – распорядился Чириков. – Дозорные вахты со сменой через четыре часа!

К нему подопри Миклуха и полковник Лейдемиу:

– Мы тоже желаем стоять свои офицерские вахты!

– Хорошо! – кивнул Чириков старшему офицеру. – Внесите в списки!

Тем временем волны уже разворотили борта «Москвы» и оттуда к берегу понесло бочки с солониной, вином и всякую мелочь. Арабы с воплями носились вдоль линии прибоя, хватали добычу, дрались за нее. Кое-кто пытался плыть на полузатонувший пароход, их отбрасывало. Арабы тонули, но все новые и новые желали попытать счастья в обретении добычи. Вскоре на «Москве» мародерничали самые дерзкие и жадные. На судне арабы захватили вернувшегося туда, чтобы добыть еще немного воды из опреснителя, механика Харитонова. Механика отпустили только тогда, когда он указал арабам способ отвинчивания ламп…

К берегу прибило и множество тюков с чаем. Возле тюков то и дело вспыхивали яростные кровопролитные драки, то арабы выясняли, кому из них достанется добыча.

А затем был отчаянный бросок вдоль Красного моря по нескончаемым песчаным барханам под нестерпимо палящим солнцем, и защищаться от вооруженной банды арабов, число которых уже приближалось к тысяче.

Из воспоминаний Н. Соллогуба: «На всем расстоянии целые горы раскаленного песку и мелкого терновника, по которым с большим трудом мы еле-еле продвигались вперед. Наши дамы отправились во второй партии и немало натерпелись… Переход этот был еще тяжелее для тех, у кого были дети». Миклуха шел, утопая по колено в песке, таща за собой салазки с продуктами.

Новый лагерь разбили у небольшого родника в тени кустарника. Именно здесь проявились самые лучшие качества Миклухи.

Предоставим слово одному из участников событий: «Мы все ему (Миклухе. – В.Ш.) обязаны за его неусыпные труды по заведованию провизиею, и он вполне заслужил глубокую благодарность. Понимая всю важность сбережения и разумного расхода продовольствия, он обязательно согласился, когда на другой день после разбития (распределив всех офицеров на дежурство в цепь) командир поручил ему временно заведовать хозяйством. Эту трудную обязанность он выполнял с замечательным старанием и аккуратностью. Я называю ее трудной, потому что быть на ногах в провизионной палатке ежедневно с 5 часов утра до 10 часов вечера, выдавать провизию, заботиться о ее просушке, иметь постоянно достаточное количество воды для варки пищи и чаю, лично исполнять всякие требования: одному сахар, другому свечу, третьему вина, фиников, сухарей и т. п., производить выдачу различных продуктов с таким расчетом, чтобы их хватало на более продолжительное время и т. п. – обязанность далеко не легкая.

В.Н. Миклуха в этом деле оказался лучшим помощником командиру, заявляя последнему своевременно, в каком положении наша провизия, что можно расходовать теперь, а что оставить на предстоящую дорогу; заблаговременно сообщал, в чем оказывается недостаток, какие можно сделать улучшения в продовольствии и т. п.».

Однако деятельность Миклухи продовольственными делами не ограничилась.

И снова предоставим слово Н. Соллогубу: «…В 8 часов утра с разрешения командира отправились в путешествие к Ганде (ближайший населенный пункт, где имелся телеграф. – В.Ш.) два флотских офицера: гг. Миклуха и Фофонов, с целью ознакомиться с дорогой и осмотреть берега севернее мыса Рас-Хафона. Путешественники возвратились около 11 часов вечера того же дня и рассказали, что они прошли не менее 20 верст к северу по дороге к Ганде, оставив в стороне Рас-Хафон. Верст десять они прошли кустарниками, а затем песчаной пустыней, где не только растения, но даже не было видно ни одного насекомого; ветер дул до того сильный, что когда они садились отдыхать, то, через каких-нибудь 5—10 минут их заносило песком, точно они были зарыты в землю. Дальше следовать было невозможно, и они вернулись.

Спустя несколько дней Миклуха с г. Фофоновым снова собрались в экспедицию в Ганду, взяв с собою проводника-дикаря и одного из наших арабов в переводчики. Так как экспедиция должна была продлиться дня 4–5, то г. Миклуха купил осла для перевозки провизии, воды и необходимых вещей. Командир изъявил на это согласие…» За пояс мичман засунул револьвер, кто знает, что ожидает в пути?

На этот раз предприятие Миклухи увенчалось успехом, и он достиг селения Ганда, где передал телеграфное сообщение в Россию о крушении «Москвы».

Тем временем местный султан известил Чирикова, что у берега потерпело крушение еще одно судно, на этот раз английское. Англичанам повезло гораздо меньше, чем нашим При крушении погибло более трех десятков человек, еще больше было раненых.

Проделав обратный путь, Миклуха принес в лагерь радостное известие, что в Одессе, узнав о крушении «Москвы», уже принимаются все возможные меры для спасения команды и пассажиров.

– Думаю, что Ганда наилучший порт для того, чтобы оттуда нас забрало какое-нибудь проходящее судно. По крайней мере, я именно так и сообщил в Одессу. Там ответили согласием!

– Владимир Николаевич, вы поступили совершенно правильно! – кивнул Чириков. – Теперь нам следует только достичь этой самой Ганды.

– Дорога нами уже неплохо разведана, и за неделю мы туда вполне переправим как команду, так и пассажиров! – бодро ответил Миклуха

Соллогуб пишет: «…Нужно было видеть необыкновенную радость команды; матросы прыгали, бросали вверх фуражки, обнимали друг друга и долго ликовали…»

Затем был нелегкий переход в Ганду. Чириков переправлял людей группами в несколько десятков человек, каждую из этих групп сопровождал Миклуха или мичман Фофанов. Из воспоминаний очевидца: «Ганда – мерзейшая деревушка, состоящая из одного каменного, без окон, дома и 32 грязных избушек, разбросанных у берега между сугробами песка. Деревянные основания избушек, а также деревянные поделки каменного дома все с разбившихся судов».

На рейде поселка стоял английский пароход «Багдад». Местный британский консул договорился с капитаном о приемке на борт потерпевших крушение и доставке их в Аден.

Плавание до Адена прошло без всяких приключений. Там «московцы» были радушно приняты английским губернатором. Местный агент Добровольного флота вручил Чирикову телеграмму, что по приказу императора Александра Третьего на розыск «Москвы» отправлен клипер «Забияка» и что он уже покинул Суэц три дня тому назад.

По прибытии в Аден «Забияки» команда и пассажиры «Москвы» перешли на его борт. И клипер поспешил в Порт-Саид, где уже стоял под парами пароход «Чихачев», который и доставил «московцев» в Одессу. Так весьма благополучно завершилось одно из увлекательных приключений Миклухи-Маклая.

Наверное, еще никогда Миклуха не был так близок к своей мечте: ежегодные кругосветные плавания! Навсегда осталась в сердце уютная бухта Диомид, где на востоке швартовались пароходы Общества, проседью в висках запечатлелась память о ревущих сороковых и штормовых пятидесятых. Шесть походов из Одессы до Владивостока и обратно совершает он, а ведь каждый – это почти кругосветка! Меняются только названия пароходов: «Владивосток», «Петербург», «Москва», «Россия». Стоит лишь заглянуть в послужной список Владимира Николаевича, чтобы понять, как он плавал. В графе «В плавании под парусами и за границею» за 1883 год значится 363 суток, за 1884 год —365 суток и за 1885-й вновь 365 суток. В течение трех лет подряд он ни одного дня не провел на земле! Да и в последующие годы Миклуха плавал не намного меньше: в 1886 году – 299 суток и в следующем, 1887 году – те же 299 суток…

Столь интенсивные плавания сказывались на нервах. Порой Миклуха срывался. Так, в одном из плаваний, не сдержавшись, он ударил матроса, который в его присутствии пошло отозвался о пассажирке. Дело дошло до суда, но, разобравшись во всем, судьи Миклуху оправдали.

Весной 1886 года в последний раз приехал в Россию из Австралии Николай Николаевич. Братья встретились всего лишь на несколько дней – Владимир Николаевич должен был уйти в очередное плавание. На прощание братья крепко обнялись и расцеловались. Больше они уже никогда не встретятся: через два года Николая Николаевича не станет. Но в течение этих двух лет братья едва не изменят историю России.

Дело в том, что еще в 1881 году Миклухо-Маклай разработал проект создания Папуасского союза на Новой Гвинее как независимого государства, призванного противостоять колонизаторам. В планы Миклухи-Маклая входили строительство морской станции и русского поселения на северо-восточном побережье Новой Гвинеи (ныне Берег Маклая).

В 1882 году после двенадцати лет странствий Миклухо-Маклай через Суэцкий канал вернулся в Петербург, завершив, таким образом, свое многолетнее кругосветное путешествие, начатое на «Витязе» еще в 1870 году. В России он стал героем дня. Газеты и журналы сообщали о его приезде, излагали биографию, выражали восхищение его подвигами. Ученые общества Москвы и Петербурга устраивали заседания в его честь. Публичные выступления собирали громадную по тем временам аудиторию.

В ноябре 1882 года Миклухо-Маклай встречался в Гатчине с Александром Третьим. Он предложил императору программу экономических и социальных преобразований жизни островитян, но аудиенция у царя не принесла результатов. Планы учёного были отвергнуты, но ему удалось решить вопросы погашения долгов и получить финансовые средства на дальнейшие исследования и издание собственных трудов.

В начале февраля 1883 года Миклухо-Маклай отплыл из Адена на Яву. В Батавии он застал русский корвет «Скобелев» (бывший «Витязь») и убедил его командира В.В. Благодарева зайти по пути во Владивосток на Берег Маклая. 16 марта путешественник увидел пролив Изумруда, остров Кар-Кар, берега Новой Гвинеи… В июне 1883 года путешественник прибыл в Сидней. Почти три года он провел в Австралии, и это были нелегкие годы.

В феврале 1884 года 38-летний русский путешественник и ученый Николай Миклухо-Маклай женился на молодой вдове Маргарите-Эмме Робертсон, дочери сэра Джона Робертсона, крупного землевладельца, пять раз бывшего премьер-министром Нового Южного Уэльса. Семья Робертсон жила в окрестностях Уотсон-Бея, в имении Клобелли. Родители и родственники Маргариты противились этому браку, считая русского путешественника неподходящей партией для нее. В ноябре появляется на свет сын, названный в честь российского императора Александром, через год второй, которого он назвал в честь своего любимого брата Владимиром