Текст книги "Сирийский экспресс"

Удивительно, но когда было принято решение усилить «экспресс» вспомогательными судами с гражданскими экипажами, то, очутившись в среде «машинистов», они очень быстро приняли все условия игры и вскоре уже практически ничем не выделялись среди ветеранов «сирийского экспресса».

Среди множества легенд, ходивших среди моряков «экспресса», самой старой и самой мрачной считалась легенда о «Летучем сирийце». Суть ее была такова. Некий командир БДК по имени Мишка Квакин, устав от непрерывных походов, однажды стал богохульствовать небесам, что будь он даже трижды проклят, но никогда больше не пойдет в этот «гребанный Тартус». Но, едва он произнес свои последние слова, как разверзлись небеса и на Мишку пролился дождь, в небе загрохотал гром, и был Мишка Квакин действительно проклят. После чего сразу и навсегда исчез прямо с ходового мостика, да так быстро, что никто и глазом моргнуть не успел. А вскоре стали моряки «экспресса» частенько лицезреть призрак Квакина на своих кораблях, когда те проходили проливную зону. При этом Мишкин призрак, как правило, выискивал по каютам «шило», которое хлебал прямо из канистры, а нахлебавшись, бегал со страшными воплями по низам и пугал матросов. Кто-то настаивал, что для изгнания Квакина надобно провести экзорцизм, но большинство полагало, что Мишке и так уже досталось, и пусть уж он лучше упьется, чем вообще сгинет неизвестно где.

На подходе к Тартусу «Кострома» перешла в подчинение местному оперативному дежурному. Шубин вышел с ним на связь по УКВ, уточнил время захода.

Встретили тральщик, который и повел за собой БДК.

– Курс 90 градусов! – повернулся Шубин к вахтенному офицеру.

Тот репетовал команду рулевому.

– Вас понял! – И уже рулевому: Курс 90 градусов.

– На румбе 90 градусов! – через минуту доложил тот.

– Так держать!

Миновали проход между волноломами. Поодаль, подрабатывая машинами, держались два рейдовых буксира, готовые в любую минуту, если потребуется, прийти на помощь и прижать к причалу.

Тартус – порт небольшой, инфраструктура тоже оставляет желать пока лучшего. Отличительной особенностью Тартуса является то, что там всегда, даже в штормовую погоду, спокойно. Раньше арендованный клочок суши выполнял весьма скромные задачи пункта материально-технического обеспечения Черноморского флота. Учитывая, что в постсоветское время постоянно наши корабли в Средиземном море не присутствовали, нагрузка на ПМТО была небольшая. Обычно там посменно стояли плавмастерские, да периодически заходили пополнить запасы гидрографы. С началом же международной террористической интервенции в Сирии все сразу изменилось. Но другого пригодного перевалочного порта на территории нынешней Сирии просто не существует. Сейчас сирийские власти лихорадочно делали все, чтобы хоть как-то расширить возможности порта. А потому теперь в аванпорту днем и ночью противно визжали земснаряды, углубляющие и расширяющие входной фарватер, чтобы порт мог в перспективе принимать крупнотоннажные суда, оборудовались новые причалы, сооружалась береговая составляющая. Но все это будет еще когда-то, а работать предстояло здесь и сейчас.

На баке во главе швартовой команды боцман Кулаков, на юте командир БЧ-2 Витюков. Шубин привычным взглядом окинул акваторию порта. Прямо по курсу стоял пришедший накануне БДК «Кузьма Минин», несколько в стороне разгружался гражданский сухогруз. Дальше – знакомые силуэты местных долгожителей – килектора и плавмастерской. Ближе к волнолому, чтобы иметь возможность мгновенно выскочить в море, был ошвартован дежурный малый ракетный корабль с сине-белым флагом «Рцы» на мачте. На брандвахте сонно покачивался на пологих волнах противодиверсионный катер – «раптор». Все как всегда.

– Корабль к швартовке левым бортом изготовить!

Подошли к слипу у мола «Ц». Сирийские моряки приняли концы. Ошвартовались, как и обычно, с левой стороны причала. «Кострома» устало ткнулась в пневмокранцы и застыла.

– Михаил Михайлович, командуйте отбой аврала и приготовление корабля к выгрузке! – обратился командир к заступившему перед входом вахтенному офицеру Марченко.

– Есть! – коротко отозвался тот и сразу же схватился за микрофон «каштана»:

– Отбой аврала! Мегафон в твиндек! Корабль к выгрузке грузов и техники приготовить! Открыть ворота! Опустить аппарель!

На выезде, справа и слева у аппарели, уже встали сопровождавшие груз с красными флажками в руках, чтобы помогать водителям лучше ориентироваться. Матросы под началом боцмана быстро раскрепили технику. Водители начали прогревать моторы, сразу же от загазованности включилась вытяжная вентиляция. Боцман Кулаков с красными флажками приготовился регулировать выход техники. Рядом с ним и помощник Марченко.

Вскоре в открытые ворота по аппарели в порядке обратном погрузке стала выходить техника. Вначале танки разминирования, потом «скорые помощи». Водитель последней «скорой», выезжая на стенку, неожиданно отчаянно забибикал.

– Что это с ним? – поинтересовался у стоявшего рядом на причале майора Почтарева помощник Марченко.

– Да это наш утопленник за спасение благодарит! – ответил тот.

Ушли танки-минеры, умчались «скорые», выгрузили и перегрузили на грузовики ящики с грузом. Шубин на прощание пожал руку Почтареву: «Удачи тебе, майор! Даст Бог, еще свидимся!»

– А то, – рассмеялся, обнажив ровные белые зубы Почтарев, – земля – она круглая, да и море тоже!

Впереди майора Почтарева ждала вторично отбитая у игиловцев Пальмира, которую предстояло снова разминировать. При этом разминировании Почтарев будет тяжело ранен, но выживет, станет Героем России и уже через каких-то полгода будет снова разминировать сирийские города.

…Связавшись с оперативным Тартусской ВМБ, Шубин поинтересовался своими дальнейшими действиями.

– Как с запасами, до Новороссийска хватит? – спросил его тот.

– Хватит! – ответил без лишних эмоций Шубин.

– Тогда будьте в готовности. Назавтра на 19.00 предварительно «добро» на выход. Проливы уже заказаны.

– Как погода?

– До Дарданелл почти штиль, ну а за Босфором, возможно, немного поболтает, хотя и не так, как вам уже перепало.

– Ну, нам не привыкать, – хмыкнул в трубку командир «Костромы». – Всего доброго. Конец связи.

Первый раз за время после отхода спустился в каюту, чтобы поспать пару часов. Хотел было уже, не раздеваясь, завалиться в койку, но передумал и нажал кнопку вызова рассыльного.

– Тащ ком-дир! Вызывали? – через полминуты высунулась в дверь вихрастая голова в пилотке на затылке.

– Помощника ко мне?

Тем временем на левом борту ажиотаж – начальник службы снабжения Бочаров таскал «на дурака» одну за другой ставриду. И больше ни у кого ничего! Все корабельные рыбаки сбежались на его борт. В море стало тесно от лески, но ни у кого все равно не клевало. А ушлый Бочаров вытащил уже десятую.

– Кто ловит рыбу, тот ее и варит, а кто рыбу варит, тот ее и ест! – подмигивал начальник службы снабжения обступившим его неудачникам. – Что тут говорить, профессионализм не пропьешь!

Народ места себе не находит, а что поделаешь! Наконец, к всеобщему облегчению, и у Бочарова перестало клевать. После чего все сразу повеселели и разошлись.

Вечером всех ждала традиционная баня, которая, как известно, после морей всегда особенно приятна…

24–30 МАРТА 2016 ГОДА.

ЧЕРНОЕ МОРЕ – НОВОРОССИЙСК. БОЛЬШОЙ ДЕСАНТНЫЙ КОРАБЛЬ «КОСТРОМА»

На обратном проходе проливов опять пришлось попотеть, но все, как всегда, закончилось хорошо. Зато в Черном море, вопреки всем ожиданиям, погода побаловала. На море был почти штиль, а в бездонном небе слепило южное солнце.

Подремывая в командирском кресле в такт размашистой качке корабля, Шубин думал о том, как отнесется к его решению о новом назначении жена.

С Ладой он познакомился на пляже в Херсонесе, будучи в лейтенантском отпуске. Вначале она обогнала его, шедшего с однокашником по училищу Пашей Ветлицким и его супругой Ольгой. Стройная и стремительная, она почти бежала в легком голубом сарафане по выжженной солнцем тропинке. Уже многим позже Шубин признался сам себе, что совсем не случайно свернул затем именно на те «скалки», где разглядел вдали ее сарафан. Фактически же их познакомила тогда Пашкина супруга. Пока Шубин с Пашкой осуществляли традиционный «флагманский заплыв», она накоротке разговорилась с Ладой, и к моменту, когда друзья вернулись, девчонки уже вовсю болтали о всяких пустяках. Ольга же пригласила Ладу вечером составить компанию в летней кафешке на берегу Артиллерийской бухты.

Для Шубина, который с детства увлекался историей родного города, было приятной неожиданностью, что не так давно переехавшая с Донбасса в Севастополь Лада является выпускницей истфака и всерьез увлечена древним Херсонесом. Уже отправив домой чету Ветлицких, они гуляли по Приморскому бульвару до самого утра, после чего Шубин, как настоящий джентльмен, доставил девушку к ее маме. Учитывая превратности военно-морской службы, их роман с Ладой вначале развивался прежде всего как телефонный. Мобильной связи тогда еще не было, а потому приходилось звонить с ближайшего отделения почты.

Спустя год в следующем отпуске он был представлен строгой маме в маленьком уютном домике на Корабельной стороне. Там, под сенью винограда, Шубин и сделал предложение. Затем были веселая лейтенантская свадьба, рождение сына, потом дочери и еще одного сына, учеба на классах, продвижение по службе и в званиях. Короче, с Шубиным происходило все то, что происходит в жизни каждого флотского офицера. И всегда рядом с ним была Лада. Как настоящая офицерская жена, она всегда находила себе дело. То работала воспитателем в детсаду, то учителем истории в школе, потом совершенно неожиданно для Шубина занималась торговлей мебелью, а затем, быстро переучившись, стала главным бухгалтером в одной из береговых флотских контор. Занятый службой, Шубин порой и не представлял, что происходит у него дома. Приходя далеко не каждый день, только удивлялся, что дети уже, оказывается, встали на ноги, начали говорить, затем один за другим пошли в школу, что сыновья стали заниматься дзюдо и гитарой, а дочь – бальными танцами. При этом дома Шубина всегда ждали идеальный порядок, ужин, ухоженные дети и пребывающая в неизменном хорошем настроении жена. Удивительно, но Ладе всегда все удавалось делать легко и непринужденно, так же как стремительно взлетала она по нескольку раз за день на девятый этаж в их новом доме, где долго не подключали лифт. При этом Шубин понимал, что, несмотря на кажущуюся легкость решения всех легших на ее плечи забот, на самом деле жена, как и все жены моряков, мечтала о том дне, когда ее муж переведется на береговую должность. И они заживут с ним той обычной семейной жизнью, какой живут миллионы других семей. Впрочем, он знал и то, что Лада, как настоящая жена, примет любое его решение.

То, что Лада будет бесконечно рада его новому назначению на престижную береговую должность, Шубин не сомневался, как не сомневался тому, что она устроит и перевод детей в ростовскую школу, приведет служебную квартиру в идеальный порядок, обустроит на новом месте их быт и найдет себе работу. Он не сомневался в том, что Лада сделает все, только чтобы он был рядом с ней каждый вечер.

Уже на подходе к Новороссийску заместитель по работе с личным составом капитан 3-го ранга Матюшкин вместе с матросами торжественно водрузил на переборку стенд «Флаг Родины – Средиземноморье». Основа газеты – патриотическая статья самого Матюшкина и фотографии «Костромы». Вот БДК отходит от причала в Новороссийске, вот проходит Босфор, вот минует Дарданеллы, а вот и в Тартусе. На отдельном фото весь экипаж во главе с командиром. Матюшкин отошел и посмотрел на дело рук своих, поцокал языком. Стенд ему понравился.

– Мостик радиорубке! Прошу командира! – раздался в «каштане» голос Матюшкина.

– Слушаю! – отозвался Шубин.

– Товарищ командир, давайте «нашу» поставим? Пусть народ порадуется, ведь домой идем!

– Давай! – отозвался Шубин. – Почему бы и нет!

«Вот и Новороссийск уже стали называть “домом”, как раньше Севастополь, что поделать, “экспресс” диктует свои правила» – почему-то подумалось ему.

Впереди по курсу в фиолетовой предутренней дымке виднелись кавказские горы. До Новороссийска оставалось какая-то пара часов хода.

 
…Но и в центре полярных вьюг,
Что, казалось, сойдешь с ума,
Я на север шла и на юг:
«Кострома», вперед, «Кострома».
Привезу я ваших ребят
И два дня отдохну сама.
Вот товарищи мне трубят:
«Кострома» пришла, «Кострома».
 

Неожиданно на сердце Шубина стало необыкновенно легко. Вначале он даже удивился: с чего бы это? Потом сам себе улыбнулся. Ведь, слушая любимую песню, он только что принял, возможно, одно из самых важных решений в своей жизни и, приняв, сразу же перестал мучиться бесконечными терзаниями и сомнениями. Теперь все, как и до звонка кадровика, вновь было ясно и понятно.

…После швартовки и доклада начальству о выполнении задачи Шубин позвонил в Севастополь жене. Лада долго не подходила. Потом услышал в трубку ее запыхавшийся родной голос:

– Извини, была на кухне, готовила твои любимые голубцы. Как поход?

– Да как обычно. Все нормально, – выдохнул он в телефон. – Как сама, как дети?

– У ребят все как всегда, оценки хорошие, мальчишки ходят на свои секции, Катя выиграла танцевальный турнир. Все очень скучают по тебе, – голос на мгновение запнулся: – И я тоже…

В этом «я тоже» слышался немой вопрос о том, когда же они наконец увидятся.

– Думаю, скоро выберусь на побывку! – успокоил он жену, а заодно и себя.

– Это точно? – с недоверием спросила она.

– Надеюсь! – ответил он, и сердце захлестнула огромная жалость к ней, обреченной на вечное ожидание, к детям, которые растут без его отцовского внимания, к себе, вечному морскому страннику, лишенному обычных семейных радостей.

– Ладно, – примирительно сказала жена. – Я же все понимаю. Главное, чтобы ты знал: мы тебя очень любим и всегда ждем.

– Спасибо, дорогая! – только и смог ответить Шубин.

Весь следующий день экипаж занимался кораблем, старший помощник, вернувшись из штаба базы, вывалил на командирский стол стопку новых директив и приказов, которые надлежало прочитать, осмыслить и, разумеется, неукоснительно исполнить. К бумажной работе Шубин относился как к неизбежному злу, как говорится, не нами началось, не нами и кончится. Вздохнув, взял в руки первый документ.

– Товарищ командир! Оперативный на связи!

– Соединяй!

– Как у тебя с топливом и водой? – раздался из трубки голос оперативного дежурного Новороссийской базы.

– Запасы пополнил до установленных норм, – ответил он, с чувством облегчения отодвигая от себя бумаги. – Когда под погрузку?

Оперативный что-то говорил еще, но Шубин его уже не слышал. Он смотрел в открытый иллюминатор. Над пенными барашками волн отчаянно кружила одинокая чайка.

1987 ГОД. ПОДМОСКОВЬЕ.

ГОРОД ДОМОДЕДОВО

В конце июля 1987 года в доме контр-адмирала в отставке Шубина, что на краю подмосковного Домодедова, раздался междугородний звонок. Телефонистка звонким веселым голосом объявила:

– Сейчас с вами будут говорить из Дамаска!

– Алло! Алло! Это Михаил? Это Шумани! Ты меня еще помнишь, мой старый друг Шубани!

– Конечно, Мустафа! Конечно, помню! Неужели ты надумал посетить Россию в столь неспокойное у нас время?

– Увы, нет. Последнее время начал что-то прибаливать и теперь больше времени нахожусь дома. Но звоню я тебе не затем, чтобы поведать о болячках. У меня к тебе большая просьба.

– Всегда готов помочь, чем могу!

– Я отправляю к вам на учебу своих сыновей. Ты их еще помнишь?

– Конечно, разве забудешь твоих озорных карапузов!

– Время идет, карапузам уже по семнадцать лет, и оба хотят продолжать морскую династию.

– Так в чем просьба?

– Они едут учиться в Ленинград в военно-морское училище имени Фрунзе. Год будут изучать русский язык, а затем еще пять лет учиться на морских офицеров. Если будет возможность, не мог бы ты взять над ними шефство. Сам понимаешь, мальчики впервые едут в чужую страну. А в России у меня лишь один друг – ты.

Шубин усмехнулся, почесал свою уже порядком облысевшую голову – надо же, какие бывают совпадения в жизни!

– Да о чем разговор! Но дело в том, что в этом году и мой Вовка тоже сдает экзамены в училище имени Фрунзе. Так что придется присматривать за всеми тремя сразу!

– О!!! – раздалось восторженное в телефонной трубке. – Я даже не мог представить, что все так хорошо получится. Я благословляю своих сыновей на дружбу с твоим сыном. Пусть они станут такими же верными товарищами, как их отцы.

– Ну, это уже не от нас зависит, хотя, конечно, это было бы хорошо!

– На все воля Аллаха! До свидания, дорогой! Если не возражаешь, я буду тебе иногда звонить, узнавать, что и как у моих мальчишек.

– Ма ассаляма, дружище! Поклон от меня твоей Зульфие.

1 АПРЕЛЯ 2016 ГОДА.

СТОЛИЦА ИГИЛ ГОРОД РАККА

…Минули уже две недели, а Керим Рабах вместе с Сейфуддином все еще работали над планом захвата судна с химическим оружием. Общий вес последней партии отправляемого груза составлял почти полторы тысячи тонн высокотоксичных отравляющих веществ, достаточных для того, чтобы уничтожить большую часть населения Западной Европы. Среди отравляющих веществ преобладали классические: зарин, зоман, иприт, табун и VX. Но хватало и другой дряни, например, серной горчицы, обладающей нарывным действием. Только ее должны были загрузить более 20 тонн.

Не попытаться воспользоваться столь уникальной возможностью было просто невозможно. Однако данная партия была последней, а это значило, что Али и его люди права на ошибку не имели. Информаторы у ИГИЛ были почти во всех европейских структурах, а потому вскоре Али уже знал все детали намечаемой операции по вывозу химического оружия.

Попытку захвата отравляющих веществ на первом этапе в порту Латакия он отверг сразу. Там всем руководили русские, а с ними связываться было смертельно опасно. В Латакии контейнеры и цилиндры с отравляющими веществами должны были грузиться на датское судно «Арк Футура», которое в море должен был сопровождать солидный военно-морской конвой из кораблей Дании и Норвегии. Возможность абордажа в такой ситуации так же исключалась. Натовские фрегаты перестреляли бы атакующие катера еще на линии горизонта. Конвой должен был доставить свой смертельный груз в итальянский порт Джойя-Тауро.

Там его должны были еще раз перегрузить на американский военно-транспортный корабль «Кейп Рэй», на котором было установлено специальное оборудование для переработки отравляющих веществ. По имеющейся информации, мобильная гидролизная установка (FDHS) была способна перерабатывать большие количества боевых химических веществ в соединения, не имеющие оружейного применения с эффективностью в 99,9 процента. «Кейп Рэй» уже в ближайший вторник должен был покинуть Портсмут и взять курс на Джойя-Тауро. Команда «Кейп Рэя» состоит из 35 моряков, около 64 специалистов-химиков из Эджвудского химико-биологического центра Вооруженных сил США, группы охраны и представителей Европейского командования Вооруженных Сил США.

После того как груз будет перегружен на «Кейп Рэй», он выйдет в нейтральные воды. Именно здесь появлялся шанс на захват судна. Информаторы сообщали, что по какой-то непонятной причине «Кейп Рэй» должен будет сопровождать всего один французский фрегат. При этом европейцы настояли, чтобы переработка происходила в Эгейское море, где «Кейп Рэй» смог бы затеряться среди многочисленных островов. Переработка отравляющих веществ на «Кейп Рэе» должна была растянуться до 60 суток. Особо токсичные вещества закачают в специальную титановую цистерну для последующей утилизации в международных водах. Захватывать «Кейп Рэй» следовало сразу, пока химическое оружие было в полной боевой готовности к применению. Координаты бухты, где бросит якорь «Кейп Рэй» (т. н. точка «Х»), были, разумеется, засекречены, но информаторам Рабаха удалось узнать и это. Что касается французского фрегата, то на нем удалось завербовать несколько матросов арабского происхождения. Эти матросы должны были на подходе к точке «Х» вывести фрегат из строя. Пока натовцы вышлют замену, пройдут сутки, а может, и больше. Этого времени вполне должно было хватить на то, чтобы захватить «Кейп Рэй», заминировать смертоносный груз и взять курс к берегам Франции. Идти следовало как можно ближе к берегу, чтобы в случае попытки атаки на судно взорвать его с максимальным уроном Европе. Таков был план Морского Али, одобренный руководством ИГИЛ. Остальное (подбор людей, закупка катеров, провозка оружия и т. д.) было уже делом техники.

Некоторая проблема заключалась в том, что если в ИГИЛ было полным-полно опытных минеров, то грамотных штурманов практически не имелось. По этой причине Морской Али мог рассчитывать исключительно на себя. Впрочем, Керим Рабах в руководителе операции был уверен. В конце концов, не такая уж сложная головоломка для профессионального моряка довести судно из пункта «А» в пункт «В».

Идея атаковать корабли начиненными взрывчаткой катерами была ненова. В октябре 2000 года в Аденском порту два смертника из «Аль-Каиды» на обычной моторной лодке с 300 килограммами тротила таранили американский эсминец УРО «Коул». Эсминец на плаву остался, но корабль был серьезно поврежден, погибло по меньшей мере 17 человек, еще 40 были ранены. Но то были какие-то триста килограммов. Теперь же речь шла о тысячах и тысячах тонн самых ядовитых веществ, которые только смог придумать человек. Задача, поставленная Робани и Сейфуддину халифом, была на самом деле грандиозная и по уровню организации, и по привлекаемым силами средствам, и конечно же по выделяемым финансам. Сейфуддину за кратчайшие сроки надо было проделать колоссальный объем работы: набрать подрывников, моряков, спецназовцев и химиков. Причем набрать настоящих мотивированных профессионалов, обеспечить каждого не только собственной легендой, но и четким алгоритмом действий. Кроме подбора людей Сейфуддину надо было провести если уж не полноценное обучение, то хоть какое-то начальное натаскивание и слаживание набранной команды. Помимо этого надо было закупить десяток хороших скоростных катеров, достать и доставить к ним взрывчатку, причем не каких-то пару десятков килограммов, а почти три тонны, обеспечить всех оружием. И все это, соблюдая строжайшую конспирацию! Ведь все побережье Эгейского моря уже было отбито у ИГИЛ, и спецслужбы Асада, Ливана и Турции не сидели сложа руки. Сейфуддину надо было, чтобы его люди незаметно собрались в одном месте на побережье, ждали условленного сигнала и в час «Ч» на начиненных взрывчаткой катерах устремились на захват добычи. При этом следовало распределить роли. Одни должны были, жертвуя собой, взорвать сопровождавшие «Кейп Рэй» американские корабли, причем взорвать не в порту, а на ходу, в открытом море. Задача наитруднейшая, которую еще никто никогда не решал. Другие моджахеды должны были взять на абордаж сам «Кейп Рэй», перебить или пленить команду. Наконец, третьи должны были, высадившись на захваченном «Кейп Рэе» и заминировав его, довести судно до точки «Х», где осуществить подрыв.

Особняком стоял вопрос получения информации о времени и курсе следования «Кейп Рэя», его курсе, координатах основной и запасной точек стоянки и других, не менее важных вещах. Для этого надо было активизировать работу ценнейших агентов как в штабе 6-го флота, так и в Пентагоне. Все составные части сложнейшего плана предстояло сложить воедино и, просчитав возможные варианты, выбрать самый оптимальный. При этом права на ошибку Сейфуддин просто не имел. Надо ли говорить, что те несколько месяцев подготовки, которые были отведены на подготовку операции, прошли для него, как в каком-то наркотическом угаре. Сейфуддин почти не спал, все время кого-то инструктировал, составлял инструкции, проводил тренировки, что-то покупал и что-то переправлял. Он сотни раз просчитывал каждый ход своей шахматной партии, чтобы предусмотреть и устранить все узкие моменты. Он готовил идеальную по замыслу и небывалую по масштабу террористическую акцию, понимая, что это и есть звездный час его жизни.

Надо отдать должное и Рабаху, который взял на себя поставку мотивированных шахидов. Помимо этого он, как истинный джихадист, в интересах Сейфуддина и его людей поднял на ноги всю свою нелегальную агентуру, привлек даже тех сверхсекретных агентов, которых берег на самый «черный день». Рабах понимал, что сейчас наступал настоящий момент истины, когда должна была решиться судьба халифата, и во имя успеха надлежало было бросить в топку без всякой жалости все те силы, которые он копил и лелеял много лет.

1987 ГОД. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ВЫСШЕЕ ВОЕННО-МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ ИМЕНИ М.В.ФРУНЗЕ

Володя Шубин, хоть и был сыном военного моряка, вырос далеко от моря, в подмосковном Домодедове. Это вообще было достаточно странно – маленький подмосковный город с авиационными традициями и морская династия! Но чего в жизни не бывает. Частая смена места службы и длительные заграничные командировки отца привели к тому, что Володя вместе с мамой подолгу жил в доме родителей отца – простых сельских тружеников. Маленький домик на краю Домодедова так и остался для него на всю жизнь символом малой Родины.

Как и все домодедовские мальчишки, в детстве Вовка Шубин бегал купаться к санаторию на речку Рожайку, там, где плотина, лазил в заброшенных каменоломнях над Пахрой. Ради озорства несколько раз и в чужие сады забирались, причем не столько за зелеными яблоками, сколько затем, чтобы проверить собственную смелость.

Мальчишки в их классе поголовно мечтали стать летчиками «Аэрофлота», а девчонки – стюардессами. А о чем еще могли мечтать мальчишки и девчонки в Домодедове? Маленький же Шубин грезил далекими морями.

После окончания школы из всех российских военно-морских училищ младший Шубин выбрал овеянное романтикой и морской славой питомцев высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе, занимавшее целый квартал на Васильевском острове.

Поступил в училище он достаточно легко. Отцу даже не пришлось подключать свои связи. Экзамены Владимир Шубин сдал на «отлично», набрав максимальное количество баллов. Без проблем прошел и медкомиссию, а вот на физподготовке пришлось хорошо попотеть на трехкилометровом кроссе, но и здесь все же уложился в норматив. Мандатная комиссии была уже формальностью. На этом его отрочество закончилось, и началась, как тогда говорили, «юность с золотыми якорями». Отец хотел, чтобы сын пошел на гидрографический факультет, как наиболее престижный и перспективный. Но Вовка решил по-своему и написал рапорт на штурманский. С детства он мечтал о боевых кораблях, а не о белых гидрографических судах с гражданскими командами.

И вот настал волнующий момент, когда перед ним распахнулись знаменитые Гаражные ворота на 12-й линии и «система» на долгих пять лет приняла его с сокурсниками в свои объятия.

В сентябре первокурсники приняли присягу на Марсовом поле. Отец с матерью конечно же приехали из Москвы, чтобы присутствовать в момент, когда их чадо превратится в полноценного защитника Родины. В еще не подогнанной «сидящей колом» форме № 3, с древним, помнящим не одно поколение курсантов АК-47, он стоял в общем строю, ожидая своей очереди зачитать волнующие слова клятвы на верность России. Что бы ни говорили, а принятие присяги в жизни курсанта момент особый. Затем строй распустили, и вчерашние мальчишки смогли пообщаться с родными, похвастаться черными лентами на бескозырках с золотой надписью: «ВВМУ им. Фрунзе», сфотографироваться на память.

Затем к Шубиным подошли два смуглых юноши в зарубежной морской форме.

– Это сыновья моего давнего друга из Сирии Мустафы Шумани. Я о нем тебе не раз говорил, – сказал отец. – Они, так же как и ты, только что поступили в училище Фрунзе. Я очень бы хотел, чтобы ты с ними подружился так, как мы дружим с их отцом. Познакомьтесь!

Вовка не без интереса рассматривал молодых сирийцев.

– Владимир! – протянул он руку стоявшему ближе высокому и подтянутому сирийцу.

– Ахмед! – представился тот, приняв рукопожатие.

После этого Вовка обменялся пожатием руки и со вторым, более широкоплечим и степенным братом, который назвался Махмудом.

Сирийцы еще совсем не говорили по-русски, поэтому во время обеда в кафешке, куда всех пригласил отец Владимира, говорил в основном он, расспрашивая сирийцев и переводя Вовке с матерью их рассказы. Впрочем, говорил в основном шустрый и смешливый Ахмед. Что касается Махмуда, то он больше слушал и помалкивал.

Уже потом от отца Владимир узнал, что Мустафа Шумани, уволившись из вооруженных сил Сирии, весьма удачно занялся бизнесом, быстро пошел в гору, став одним из богатейших людей в Дамаске.

…Рассвет над Невой. Легкий туман накрыл дома, аллеи, набережную. Сквозь вату тумана слышен тихий перезвон утреннего трамвая. Команда «подъем!», отброшены на спинки коек одеяла, позевывая и громко топая тяжеленными «прогарами», курсанты поротно выбегают строиться на 12-ю линию Васильевского острова. После зарядки роты втягиваются в чрево «системы». Теперь у каждого из курсантов задача первым захватить место у умывальника. Умывшись, курсанты выстраиваются на завтрак. Училищное меню изысками не блистало, но было калорийным. Уютные столики на четверых, белоснежные скатерти, вестовой (из своих). Затем приборка и развод по аудиториям на занятия. Не сразу первокурсники выучили паутину анфилад залов и коридоров. Чтобы не опаздывать на занятия, Шубин даже вычертил схему переходов.

Лекции и практические занятия по кораблевождению проходили рядом с Компасным залом, центром которого являлась знаменитая картушка морского компаса, набранного из разноцветного паркета. Помимо учебы началась и настоящая служба. Дневальство по роте, пожарные дозоры, камбузные наряды и караулы… Страну сотрясали политические катаклизмы, но курсанты жили по большей части своей внутренней жизнью, своими маленькими делами и проблемами.

Такая нагрузка была непривычна, поэтому в первое время Шубин даже не помышлял об увольнении. Но затем все постепенно наладилось.

С арабами-двойняшками он почти не виделся. Курсанты-иностранцы жили и учились отдельно от остальных. Лишь иногда они сталкивались с Ахмедом и Махмудом в перерывах между занятиями. При этом по большей части обменивались рукопожатиями и не более, сказывался языковый барьер. Братья на первом курсе только учили русский язык. Через некоторое время они уже немного начали говорить. Шустрый Ахмед получше, молчаливый Махмуд похуже. В первый зимний отпуск отец Вовки пригласил братьев погостить к отцу в подмосковное Домодедово. Не сказать, что родители Вовки были в восторге от этого решения, но и печали не было. Отец с матерью сделали все от них зависящее, чтобы сыновья их друзей почувствовали себя в семье Шубиных, как у себя дома. Мама все время хлопотала на кухне, готовя все новые и новые вкусности. Отец же вечерами за чаем рассказывал им о своей службе на флоте и в особенности в Сирии, вспоминал совместную службу с отцом братьев. Каждый день друзья подолгу катались на лыжах с крутой горы, что за военкоматом у старой церкви. Собственно, катался в основном Вовка, а Махмуд с Ахмедом учились. Впрочем, братья-арабы оказались неплохими учениками. При этом если поначалу они не могли сделать на лыжах и двух шагов, то к концу отпуска уже сносно скатывались с небольших горок. При более тесном общении Ахмед с Махмудом оказались вполне нормальными ребятами. Они смешно лопотали на псевдорусском, были хорошо воспитаны, вежливы и предупредительны. Молча признали верховенство Вовки и безропотно слушали его во время прогулок по Москве. Никакой особой набожности у братьев Вовка не усмотрел. Те лишь формально несколько раз в день изображали молитву. При этом Махмуд объяснил, что они вполне светские современные люди, а молитвы – это не больше чем дань традиции.