Текст книги "Из теории и практики классовой борьбы: Происхождение командующих классов. Основы их идеологии. Вопрос об интеллигенции."

X

Прежде чем расстаться с читателем, мы остановимся еще на анализе одного вопроса, тесно связанного с основной темой нашей статьи. Это вопрос об интеллигенции.

«То gnothi sauton», «самопознание» является для представителей интеллектуального производства весьма трудной задачей. В их рядах относительно социального удельного веса «нового среднего сословия» царит такое пестрое разнообразие оценок, какого далеко не намечается при определении удельного веса других общественных ячеек. Что такое интеллигенция? Следует ли считать ее особым, самодовлеющим социальным телом – «классом»? – На этот кардинальный вопрос предлагаются всевозможные, исключающие друг друга ответы.

Наиболее примитивный ответ гласит: да, существование означенного класса не подлежит ни малейшему сомнению; а представителями его являются все, кто прошел ту или иную школьную выучку, кто обладает известным образовательным цензом. Подобная точка зрения грешит тем, что не допускает принципиального разграничения различных социальных типов. Какой-нибудь фабрикант, получивший диплом, какой-нибудь крупный хозяин-землевладелец, окончивший высшее учебное заведение ставятся, при подобной точке зрения, на одну доску с механиком или агрономом, служащими у них, с учителем, дающим в их доме уроки. Все они умещаются, как совершенно однородные элементы, одушевленные одними и теми же тенденциями и интересами, в рамках фиктивно созданной группы.

Другая, противоположная точка зрения, ныне весьма распространенная, опирается, аналогичным образом, на признак не-»классового» порядка. Выдвигается «расплывчатое понятие о самодовлеющей «интеллигентности». Интеллигент – тот, кто одарен в известной степени «сознательностью». Выхваченные из рядов всевозможных классов, подобные лица составляют цельную, однородную социальную единицу. «Интеллигенция – это общественно думающая и общественно чувствующая часть общества, та вооруженная знаниями, руководимая общественными импульсами часть общества, которая в своих мыслях и чувствах, в своем миропонимании и своем общественном поведении отправляется не от узких, личных, групповых профессиональных или классовых интересов, а от интересов страны вообще, народа вообще. Кардинальный признак в понятии интеллигентности лежит в ее общественном характере, не в одной сумме знания, а в сумме сознания, не в каких-либо формальных, классовых сюртучных и других внешних признаках, а в ее духовной сущности… Тот врач, для которого медицина ремесло, который является слесарем от медицины, не понимает привходящего в него элемента общественной миссии, не интеллигенция. И тот адвокат, для которого чужды интересы, выходящие за рамки его адвокатского дела и для которого истина есть результат судоговорения – не интеллигенция…»[47]47
  Елпатьевский. «Из разговоров об интеллигенции». («Русское Богатство», 1904 г.)


[Закрыть].

Итак, на лицо две различные теории, пытающиеся дать своеобразную оценку социальных явлений. Если по отношению к другим общественным категориям принят экономический анализ, обыкновенно дается определение на основании экономического признака, по отношению к интеллигенции теоретики последней изменяют своему обыкновению. В переводе на язык социальных отношений, подобного рода определения говорят вот о чем: теоретики интеллигенции. Сознательно или бессознательно для себя, затушевывают рознь социальных интересов, одним почерком пера уничтожают глубокие пропасти, разделяющие социальные группы. Они поступают вполне аналогично тем представителям буржуазного мира, которые любят выставлять свои интересы тожественными с интересами пролетарских масс: почтенные буржуа выбирают произвольный признак, на основании его делают сравнение и, в результате, получают формулу: народ – это мы и рабочие». Умозаключения вышеозначенных теоретиков интеллигенции имеют однородную ценность: произвольно выбранный признак (напр. известная степень «сознательности») дает возможность для представителей разных слоев интеллигенции отожествлять себя с наиболее прогрессивными группами, выдавать свои собственные интересы и тенденции за интересы и тенденции последних.

Применение экономического критерия разрушает легенду о «самодовлеющей» интеллигенции, о классе работников интеллектуального производства. Но и тут, при попытках осветить вопрос с надлежащей точки зрения, мы зачастую наталкиваемся на недостаточно критическое отношение к социальным феноменам. Под именем экономического основания пользуются зачастую не одним, а несколькими основаниями. Так, характеризуя интеллигенцию, как либеральную буржуазию, попеременно выдвигают то фактическую принадлежность к буржуазным слоям (обладание средствами производства), то принадлежность к буржуазии лишь по происхождению, то, наконец, принадлежность к буржуазии определяется из наличности средств потребления, какими может располагать та или другая интеллигентная ячейка. Пользоваться подобным методом доказательства, значит ухищряться сидеть одновременно на нескольких стульях. Требуется более основательная позиция. Псевдонаучному эклектизму должно быть противопоставлено объяснение строго монистического характера. Экономические отношения производства (а не потребления или распределения) – вот что. Согласно марксистскому миросозерцанию, может единственно служит исходным пунктом при разграничении; социальных клеточек и тел.

Чтобы выяснить социальную физиономию интеллигенции необходимо, следовательно, ответить на вопрос: какое положение интеллигенты занимают в процессе производства? Являются ли они продавцами рабочей силы или, напротив, собственниками средств производства? Разберемся в данной проблеме.

Область интеллектуального труда – это область организаторских функций общественного производства. На протяжении нашей статьи мы все время имели дело не с кем иным, как с «интеллигентами», все время излагали историю «возвышения» первобытной интеллигенции. Эти первобытные интеллигенты отменно зарекомендовали себя с эксплуататорской стороны, провели между собою и организуемой массой резкую демаркационную линию, выставили себя, как существа какой-то высшей породы. Идеологическим откликом подобной социальной антитезы был догмат о несоизмеримости умственного и физического труда. Согласно этому догмату, область умственного труда объявляли изъятой из подчинения законам, управляющим областью «материального» производства. С орудиями анализа, позволяющего овладевать знанием мира «явлений», нельзя подступать к «святая святых» организаторов! До сих пор подобная точка зрения пользуются большими правами гражданства: с ней оперирует современная политическая экономия. Большинство экономистов не считает нужным даже вводить сферу интеллектуального производства в круг своих исследований.

Между тем, старая идеология давным-давно перестала отвечать реальному соотношению общественных сил. Еще в рамках первобытной общины наметился процесс расслоения интеллигенции. С ростом общинного хозяйства усложнились обязанности организаторов. Явилась потребность в специализации. Выделились организаторы главные и подчиненные. В начале те и другие одинаково принадлежали к группе собственников средств «материального» труда. Дальнейший этап развития: понятие об интеллигенте перестает всецело покрываться понятием о названных собственниках. Наряду с интеллигентами, стоящими на вершине общественной пирамиды, образуются кадры так называемой профессиональной интеллигенции.

Интересы ячеек, на которые расслоилась организаторская группа, естественно, нельзя считать тождественными. Верхи «интеллигенции» противостоят «низам» ее, как эксплуатирующие эксплуатируемым. Последние, в процессе исторической эволюции, последовательно проходили путь, аналогичный тому, по которому шло развитие материального труда. Другими словами, соответственно известным моментам экономической жизни общества, профессиональный интеллигент выступал сначала мелким производителем, работающим на заказ, затем постепенно втягивался в круговорот капиталистических отношений, постепенно превращался в так назыв. «интеллигентного пролетария», попавшего в зависимость от капиталистических предприятий… Здесь необходимо оговориться. Процесс капитализации охватывает далеко неравномерно всю область интеллектуального производства. Как и в сфере промышленности обрабатывающей и добывающей, не все отдельные профессии подлежат одному и тому же темпу прогрессирующего развития. Марксистское учение вовсе не доказывает равномерности развития, обязательности для всех решительно ветвей производственной деятельности. Оно устанавливает лишь общую тенденцию развития. С этой общей тенденцией мы и имеем дело в настоящем случае. Эта тенденция ярко наметилась. Факт капитализации интеллектуального производства удостоверяется примерами, заимствованными из жизни самых разнообразных интеллигентных ячеек. Представители искусства, «чистой» науки, прикладных знаний, всевозможные работники пера и конторских счетов и проч. все в большей и большей мере делаются жертвами «рынка» и крупного капитала, начинают квалифицировать свое положение, как положение «пролетарское».

Но, действительно ли, допущенная нами аналогия является полной, действительно ли, в лице профессиональных интеллигентов мы имеем представителей настоящего пролетариата, продавцов рабочей силы, ничем кроме этой силы не располагающих, существующих единственно ее продажей и создающих прибавочную стоимость эксплуатирующим их капиталистам? Как обстоит дело с собственностью на средства интеллектуального производства?

При ближайшем рассмотрении, мы должны отказать в пролетарском звании широким слоям интеллектуальных производителей. Возьмем, напр., профессионального ученого или художника, продающего свои произведения издателю, организовавшему предприятие на капиталистических началах. Один факт продажи этих произведений еще не свидетельствует о принадлежности их авторов к пролетариату. Владельцы мелких мастерских сбывают свои продукты крупным капиталистическим предприятиям, эксплуатируются последними: значит ли это, что они пролетарии? У профессиональных ученых или художников, в подавляющем большинстве случаев, мы констатируем наличность орудий производства: ученый имеет книги, зачастую целую библиотеку; художник – материалы, зачастую целую мастерскую. То же следует сказать о представителях прикладных знаний, об адвокатах, докторах, инженерах, техниках, педагогах и т. д., состоящих на службе у капитала[48]48
  Мы не говорим здесь о таких формах интеллектуального хозяйства, которые являются чисто ремесленными (хозяйства, напр., докторов, юристов, учителей, работающих «на заказ»).


[Закрыть]. Перед ними мелкая буржуазия и ее переходные группы, и представленные мелкими производителями так называемой домашней промышленности.

Пойдем далее. Возьмем иной тип производителя. «У нас нет решительно никаких средств производства, «мы чистейшей воды пролетарии!» – любят заявлять о себе, напр. «жрецы муз», беллетристы и поэты. По их словам, их рабочая сила, – «талант», «вдохновение» – является безусловно самодовлеющим элементом творчества. Работать можно без средств производства! – волшебная способность, которой не наделены даже сами знаменитые герои «Тысячи и одной ночи». Те, как известно, для совершения своих чудесных деяний, пользовались все-таки кое-какими «орудиями» – волшебными лампочками и кольцами, коврами-самолетами и проч. Новоявленные чудодеи и маги оказываются более искусными специалистами по части сверхъестественных подвигов; они считают себя освобожденными от необходимости подчиняться одному из основных законов трудовой деятельности человеческого общества…

Мы имеем характерную редакцию мифа о несоизмеримости физического и интеллектуального труда, об исключительных условиях, в которые последний поставлен и которые определяют его реализацию. На самом деле, стоит внимательнее проанализировать понятие той рабочей силы, на которую ссылаются наши чудодеи и маги, и мы убедимся, что их велеречивым заявлениям грош цена, что эти заявления основываются на произвольной подстановке понятий, на стремлении смешивать различные элементы трудовых процессов.

Интеллектуальный производитель, чтобы реализовать свою рабочую силу, должен предварительно получить известное образование, накопить известный запас необходимых знаний. Можно ли отождествлять эти знания с рабочей силой? Ни в каком случае нельзя.

Эти знания не что иное, как средства интеллектуального производства. Ошибочно думать, будто роль последних играют исключительно книги, пособия, разные инструменты[49]49
  Напр., инструменты, употребляемые медиками или техниками.


[Закрыть] и другие осязательные, «материальные» предметы. Известная сумма сведений содержится в известной книге; та же сумма сведений содержится в памяти какого-нибудь интеллигента. В первом случае, никому не придет в голову назвать ту сумму сведений рабочей силой. Во втором случае, этой сумме сведений приписывается антропоморфическое бытие: их считают обладающими творческой способностью, относят на счет «активного начала» личности интеллигента. Подобный взгляд имеет за собой большую историческую давность. Он сложился еще в первобытную эпоху, тогда, когда община распалась на два лагеря, когда «организаторы» сконцентрировали в своих руках средства производства, когда образовалось понятие об «организаторской воле» – «духе» и об инертной организуемой материи. Тогда по отношению к орудиям производства была допущена своеобразная «интроекция»[50]50
  См. стр. 23.


[Закрыть]. За орудиями производства стоит личность собственника-организатора, ими нельзя пользоваться, не имея дела с организатором; они и организатор являются чем-то неразделимым; мышление первобытного дикаря наделяет их активной силой, какая составляет достояние организатора: они могут «творить», могут производить продукты. В числе прочих орудий производства, «одухотворенным» оказалось и знание[51]51
  О магическом могуществе звания свидетельствуют бесчисленные мифы первобытных и малокультурных народов.


[Закрыть]. А затем, с усложнением общественных отношений, с дальнейшей выработкой представления об организаторской воле, знание было признано одним из основных творческих элементов «внутреннего мира» организатора. Позиция собственников знания оказалась весьма и весьма удобной: тайна их господства была скрыта отныне от взоров тех, кому не следовало ведать, надежной завесой авторитарных воззрений. Организаторы могли отныне несколько затушевывать даль расстояния, разделяющего их от организуемой массы, – выдавая знание за рабочую силу, могли заявлять о «демократизме» своего положения. «Блажен, кто верует!»

И организуемые верили, верили долго и слепо. Виною тому была медленность, с которою развивалось их классовое сознание (в свою очередь, обусловленная медленностью развития экономических противоречий в недрах общества. Не имея собственного выработанного мировоззрения, они (организуемые) держались многого того, что диктовалось им свыше, усваивали существенные догматы «господской» идеологии. Догмату о тождестве знания и рабочей энергии особенно посчастливилось в данном отношении. До последнего времени он сохранял обаяние в мире организуемых групп; передовые бойцы последних учили, что высококвалифицированный, интеллектуальный труд есть лишь умноженный простой труд. Но современный капитализм, начавший с лихорадочной быстротой размежевывать общественные пласты, вскрывать наличность классовых противоречий там, где раньше усматривали полнейшую гармонию, однородность интересов, выставил позицию собственников знания в ином свете, обнаружил, что различия между представителями означенных типов трудовой деятельности далеко не сводятся к различиям чисто количественным[52]52
  Обращаем внимание читателей на книгу HannsDeutsch'a «Qualifizierte Arbeit und Kapitalismus. Wertheorie und Eutwicklungstendenzen, Wien, 1904. Deutsch делает интересную попытку, стоя на почве марксистской ортодоксии, точнее, – марксистской теории ценности детально рассмотреть вопрос о «квалификации» труда. Не вдаваясь в изложение и разбор его взглядов, мы отметим лишь следующее: образование (Unterricht) он определяет, как особую экономическую категорию (Productionsmittel), отказывает ему в роли созидателя прибавочной ценности. «Прибавочная ценность одна и та же, ведется ли производство при помощи простой или же при помощи квалифицированной рабочей силы» (стр. 72). Для того, чтобы извлечь из квалифицированной рабочей силы ту же прибавочную ценность, какая получилась бы, если бы это была простая сила, капиталист должен пускать в оборот добавочную часть капитала, которая, правда, переходит на ценность товара, но прибавочной ценности не создает» (стр. 73). Именно опровержение ходячего мнения о характере производственной роли образования и составляет главную заслугу Deutsch'a. Другaя сторона вопроса – вопрос о роли представителей квалифицированного труда, как собственников средств производства, автором цитируемой книги не анализируется; лишь попутно он высказывает отдельные замечания и соображения по поводу «монополии таланта», намечает отчасти аналогию между квалификацией и машинами: стр. 51–52; но и только: общей постановки проблемы – об индивидуалистических тенденциях интеллектуального производства мы у него не находим.


[Закрыть].

Если раньше, при слабо развитых формах классовой борьбы, профессиональный интеллигент, попавший «на выучку к капитализму», почитал себя форменным пролетарием, воображал, что из его знаний капиталист извлекает прибавочную ценность, то теперь, когда классовая борьба достигла высокого напряжения, когда она все более и более принимает характер решительного поединка между пролетариатом и буржуазией, когда различным общественным клеточкам и подклеточкам приходится с большою точностью определять свою роль в данном поединке, – профессиональный интеллигент должен признать неосновательность своего утверждения. Пусть хозяева исторической сцены концентрируют в своих руках сокровища средств интеллектуального производства (вроде лабораторий, библиотек и проч.), пусть исключена возможность сколько-нибудь успешно вести интеллектуальное производство на чисто ремесленных началах, т. е. располагая крошечным запасом пособий, книг и инструментов, – все-таки вполне экспроприированных, лишенных решительно всяких средств производства интеллектуальных работников не существует. Конечно, интеллигент интеллигенту» не чета»: какой-нибудь конторщик и какой-нибудь многоученый профессор отделены друг от друга «дистанцией огромного размера», но это дистанция количества., а не качества, дистанция минимума и максимума известных средств производства – «знаний», «образования». Означенный минимум и означенный максимум свидетельствуют о разных степенях приближения к пролетарским слоям; им отвечает различная окраска идеологии – преобладание то буржуазных, то пролетарских мотивов. Но в том и в другом случае на активе производителей одинаково числится нечто, неподходящее под рубрику рабочей силы, нечто не могущее служить источником прибавочной ценности дл капитала.

Только приняв вышеизложенную точку зрения, принципиально разграничивающую основные элементы, из которых слагается собственность интеллектуальных производителей, мы можем выяснить в деталях социальный облик профессиональной интеллигенции. Zwei Seelen wohnen, ach… in meiner Brust![53]53
  «Две души живут в моей груди».


[Закрыть] должна сказать о себе названная интеллигенция, как таковая, взятая в целом, со всеми ее верхами и низами. Одновременно и продавцы рабочей силы и собственники средств производства, представители этой интеллигенции являются носителями психики, сотканной из непримиримых противоречий. Как продавцы рабочей силы, эксплуатируемые капиталистической буржуазией, они проникнуты настроением протеста, подвергают устои современной социально-экономической жизни более или менее резкой критике, заявляют о своей солидарности с представителями «физического труда», выступающими на защиту своих интересов. Как собственники средств производства, они – индивидуалисты.

Капиталистическая эпоха есть эпоха усиленной «конкуренции» технических систем и методов, конкуренции орудий производства. Собственник фабричного предприятия, желая извлечь из своих машин наибольшую выгоду, должен пускать их в оборот денно и нощно: машина стоит дорого, а не сегодня-завтра она потеряет свою ценность, будет вытеснена из области производства новыми техническими изобретениями; итак, надо торопиться! Его успех, его победа над соперниками по производству зависит от степени совершенства усвоенной в его предприятии техники. Он должен быть на страже технического прогресса, безостановочно подновлять «постоянную часть» своего капитала, вводить у себя усовершенствованные приспособления, все новые и новые средства производства. Чем сложнее средства производства, чем большею ценностью они обладают, тем больше забот они доставляют их собственнику, тем большими потерями грозит ему как появление в области производства новых орудий, коренным образом обесценивающих усвоенную им технику, так и всеобщее распространение последней. Поэтому он старается монополизировать ее, ревниво охраняет ее секрет от своих соперников. Таковы основные предпосылки «анархии» капиталистического производства: каждое капиталистическое предприятие неминуемо должно руководиться в своей деятельности индивидуалистическими побуждениями.

Сказанное верно и относительно средств интеллектуального производства, а в их числе – относительно знания. Собственник знаний должен стараться возможно полнее, с возможной быстротой использовать их: не сегодня-завтра они устареют, перестанут отвечать росту социально-экономических отношений, поток научных открытий смоет их, на интеллектуальном рынке явятся новые усовершенствованные средства производства, новые знания. Собственник знаний должен самым внимательным образом следить за движением науки, постоянно обновлять наличность своих «орудий», приобретать все то, что составляет «последнее «слово» интеллектуальной техники. Собственник знаний должен, наконец, иметь профессиональные секреты от своих соперников. Если он располагает «орудиями», каких нет у его соперников, он побивает последних; знания, получившие всеобщее распространение, теряют ценность, как орудия производства, для того интеллектуального производителя, который раньше один владел ими. В непосредственных интересах собственников знания – монополизировать их, скрывать «источники», своего производства[54]54
  Отсюда вытекают, напр., такие явления, как научные, и литературные плагиаты. Ученые и литераторы, совершающие их, заимствуют идеи и сюжеты из малоизвестных источников и, пользуясь данными источниками, как орудиями производства, умалчивают об этом.


[Закрыть]. И чем выше «квалификация» производства, чем сложнее капитал интеллектуальной техники, чем больший риск несет его собственник в виду возможности радикальных времен в области его профессии, тем означенные интересы дают сильнее себя чувствовать, тем больше приходится собственнику изощряться в искусстве охранения своей собственности, тем в большей степени он бывает проникнут индивидуалистическими тенденциями. Самые крупные собственники интеллектуальных средств производства, – представители наиболее высококвалифицированных профессий самые решительные проповедники индивидуализма. Степень консерватизма собственников и степень их пристрастия к индивидуализму находятся в прямом отношении друг к другу… Таковы основные предпосылки «анархии» интеллектуального производства.

Индивидуализм, как оказывается, составляет непременное достояние профессиональной интеллигенции. Даже представители тех слоев «организаторов», которым особенно обязательно приходится испытывать на себе гнет капиталистической эксплуатации, которые особенно исполнены духа социального недовольства, при всем своем демократизме, не свободны, в той или иной мере, от антидемократических симпатий. Они протестуют против социализма, во имя культа автономной личности, за гранью капиталистического мира думают найти анархическую организацию производства. Или, напротив, заявляя себя сторонниками социализма, они, на самом деле, исповедуют социализм весьма своеобразный: опять-таки они исходят из культа автономной личности; нам улыбается идеал нового строя именно потому, что этот строй, по их мнению, гарантирует полноту «индивидуальных переживаний», золотые дни личности, могущей проявить себя в бесконечно разнообразной, свободной игре своих способностей и своего творчества. И в том и в другом случае мы имеем дело с компромиссными попытками сочетать не сочетаемое: как анархисты, так и последователи утопического социализма одинаково считают возможным существование строя, основанного на полной экспроприации средств производства из рук частных собственников, при оставлении части этих-средств в руках частных собственников, одинаково считают возможным полное отсутствие конкуренции среди производителей, при сохранении свободы конкуренции для части производителей. Гений профессиональной интеллигенции недобрый гений и шутить с нею недобрые шутки!

Спешим оговориться: говоря о профессиональной интеллигенции, мы, конечно, не имели в виду тех интеллигентов, которые являются идеологами истинно-пролетарских масс. Мы рассматривали известную категорию производителей, как таковых, делали характеристику интеллектуальных работников, с точки зрения их участия в процессе производства, брали то, что отличает известный общественный тин. Указанные идеологи – не общее правило, а исключение, не дающее материала для исследования поставленного нами на очередь вопроса. Вопрос об идеологах – это вопрос иной, правда весьма интересный, но мы отнюдь не задавались целью решать его в рамках настоящей статьи. Что же касается нашего вопроса, то ответ на него нами уже дан.

Повторим этот ответ: интеллигенцию считать особым общественным классом нельзя, так как в процессе производства различные слои ее занимают различные позиции и, следовательно, преследуют различные материальные интересы; при том, ни один из ее слоев не сливается с пролетарской массой; крайние левые авангарды «организаторов», – попавших в тиски капиталистической эксплуатации, – лишь подходят к границе пролетарского лагеря; а в общем интеллектуальные производители, обладая известными средствами производства, принадлежат к буржуазии, распределяются по ее разным ячейкам.

Первая публикация – Москва, 1907