Текст книги "Взорванное небо. Серия книг «Неизведанная планета Человек»"

Глава 9

Первый день в эшелоне прошёл спокойно. Они практически не разговаривали. Иван Денисов видел, что лама напряжён, и нежелание говорить только подчеркивало его сосредоточенность. У соседей по теплушке удалось выяснить, что везут их в Забайкалье на лесозаготовки. Точный адрес был неизвестен, а караул на вопросы заключённых отвечал односложно: «Куда надо». В вагоне в основном были «политические», отправляющиеся кто на десять, кто на пятнадцать, а кто и на все двадцать пять лет, как Иван Денисов с Татурсином, помогать народному хозяйству.

Ночью лама разбудил священника. Он два раза сжал ему руку и потянул за собой. Сплошная темень вагона позволила незамеченными переползти в угол. На самое ухо монах прошептал:

– Сейчас! Здесь! – он поднял ворох соломы и показал пальцем куда-то в пугающую черноту.

Вначале Иван Денисов ничего не увидел. Потом различил небольшую дыру, из которой стук колес слышался сильнее:

– Первым я, ты за мной. И не бойся, нас Ведут!

Небольшая фигура Татурсина растворилась в проёме пола, и как ни вслушивался священник, никаких звуков снаружи уловить не мог. Приготовившись к неизбежному, он перекрестился и попытался повторить движения монаха. Осторожно просунув в дыру ноги, Денисов нащупал внизу какую-то опору, затем несколькими движениями вызволил руки, после чего выскользнул и всем телом.

В первую минуту его охватил жуткий страх. Оглушительный грохот парализовывал, а мелькающее со страшной скоростью железнодорожное полотно под ним заставляло судорожно сжимать невидимую спасительную скобу. Расстаться с вагоном можно было двумя путями: или резко прыгнуть влево, в надежде проскочить между колёс, или упасть на спину на полотно. Любое из решений грозило гибелью, однако, нужно было действовать бесшумно и быстро. Любой звук мог привлечь внимание охраны, и удаляться слишком от места, где из поезда выпрыгнул монгол, нежелательно. Иван Денисов закрыл глаза, попросил прощения у Господа, у Прасковьи. Неожиданная мысль заставила его вздрогнуть: он жаждал выжить! Впервые за весь период ужаса и страха. Он улыбнулся, покачал головой, самому себе удивляясь, но уже в следующее мгновение повис на руках, медленно опустил ноги на полотно, и как только каблуки застучали по шпалам, разжал пальцы…

Очнувшись, он обнаружил, что шум над головой стих. Тем не менее, священник долгое время боялся открыть глаза, не понимая, живой ли. Затем, пошевелив плечами, постучав ногами о шпалы и подняв руки, окончательно удостоверился в своей целостности и сохранности. Только открыв глаза, Иван Денисов ощутил резкую боль в затылке – удар о шпалы был сильным. Он перевернулся на живот и попытался подняться. Ему это удалось с трудом, мешала острая боль в районе копчика.

Переступив рельсы и встав лицом в сторону скрывшегося за поворотом эшелона, Иван Денисов заковылял влево от железнодорожного полотна. Татурсин успел предупредить, что идти надо на юг, и, если ничего не помешает, то встретятся они в течение суток. Каким образом и где – священник даже не задумывался. Самым удивительным было состояние уверенности, что произойдёт всё так, как сказал лама. Поэтому и задача была проще простой – как можно быстрее скрыться среди деревьев, тёмной лесной полосой окружавших железную дорогу.

Иван провёл детство на Смоленщине, и отец научил его чувствовать себя в лесу как дома. Ориентируясь по мху на стволах и пнях, он легко придерживался южного направления. Священник успел подкрепиться голубикой, которая вдоволь росла прямо под ногами, затем сжевал большой Белый гриб, наслаждаясь забытым вкусом и запахом. Вдруг Денисов остановился ошеломлённый: он был свободен! СВО-БО-ДЕН! Он рухнул на колени и стал неистово молиться, воздавая хвалу Господу.

Впереди послышался шум автомобиля. Священник насторожился и машинально прижался к земле. Дождавшись возвращения тишины, Иван Денисов, осторожно оглядываясь, пересёк дорогу и растворился среди елей.

Рассвело, но солнца не было… Иван Денисов устал, с непривычки ныли отвыкшие от долгой ходьбы ноги. Но во что бы то ни стало, нужно было как можно дальше уйти от железной дороги. Спасение было в лесу, где легко можно было затаиться, и каждая лощинка закрывала от непрошеных глаз.

Спускаясь к неширокой речке, Иван Денисов столкнулся с лосем. От неожиданности они замерли, испуганно рассматривая друг друга – настоящий лесной красавец и бледный истощённый арестант. Хозяин лесных просторов шумно вдыхал воздух, пытаясь определить возможную опасность. Бывший тюремный заключённый, наоборот, насколько мог, затаил дыхание. Казалось, что оба были удовлетворены знакомством. По крайней мере, лось неторопливо повернул в сторону, намериваясь скрыться в ближайших зарослях. Однако, сделав несколько шагов на своих ногах-ходулях, остановился и, оглянувшись, ещё раз посмотрел на замершего Ивана Денисова, точно прощаясь. И только после этого громадное, но грациозное животное окончательно исчезло за деревьями.

«Господи! А ведь это же и есть знак! Знак Свободы! Спасибо Татурсину!» Вспомнив о друге, ему нестерпимо захотелось увидеть ставшие родными узкие глаза монгола, услышать его голос, пожать благодарно руку.

Священник перешёл вброд реку, затем некоторое время брёл по воде, сбивая след. Места были дикие: кроме прежнего шума одинокой машины, признаков человеческой деятельности вокруг не наблюдалось. И Иван Денисов поймал себя на мысли, что боится людей, ждёт от встречи с ними неприятности и меньше всего рассчитывает на помощь.

«Осерчало сердце-то как твоё, родной, обуглилось как, остудилось… – бормотал он, продираясь сквозь кустарник на склоне реки. – Прости, Отец Небесный! Но как увидеть путь к Тебе без Любви, без сострадания?! Буду учиться! Знаю, милость Твоя безмерна! Поддержи, Господь! Не покинь! Не лишай Благословения!»

Заморосил грибной дождик. Солнце и дождь породили радугу, которая одним концом упёрлась в поляну недалеко от священника, а вторым – воткнулась в гору, чернеющую впереди. «Ну вот, ещё один знак!» – подумал Иван Денисов и, воодушевлённый, решительней зашагал вглубь спасительного для него леса.

Глава 10

О погоне он не думал принципиально: «Господу будет угодно – найдут». Но Иван Денисов делал со своей стороны всё возможное, чтобы не догнали. Однажды ему показалось, что где-то залаяли собаки, и ветер донёс подозрительный хлопок, похожий на выстрел. От страха тотчас сжалось сердце. Но как священник ни вслушивался, как ни напрягал слух – ничего подозрительного больше не обнаружил. Подумал, что почудилось.

Сколько прошло времени, он не знал – солнце так и не показывалось. Небо заволокло низкими тяжёлыми тучами, и вот-вот должен был пойти сильный дождь. Нужно было срочно искать укрытие. К тому же слабость взяла своё, и Иван Денисов чувствовал, что падает от усталости.

Ему повезло: буквально в нескольких шагах он обнаружил небольшое углубление в земле, со всех сторон завешенное густыми ветвями елей. Только-только он успел набросать сухих листьев на дно своего убежища и заложить вход ветками, соорудив вполне надёжное жилище, способное и от непогоды защитить и от зверей обезопасить, как небеса разверзлись, и со страшной силой загрохотал гром. В лесу мгновенно потемнело. Разряды молний один за другим сотрясали пространство над головой. Потянуло свежестью. Хлынул ливень, но в берлоге оставалось тепло и сухо. Наслаждаясь забытыми ароматами свободы, Иван Денисов незаметно для себя задремал.

Во сне он куда-то летел, догоняя монгола Татурсина, который то взмывал высоко в небо, то отвесно нырял вниз. Священник волновался. Он знал, что лететь им долго и надо сохранять силы. Лама его не слушал, продолжая выполнять сумасшедшие, бессмысленные, на взгляд отца Михаила, пируэты. Потом вдруг Иван Денисов увидел Прасковью, которая летела рядом. Они нежно рассматривали друг друга, и блаженство переполняло сердце. Тотальное единство вдохновляло. Вдруг монах спросил: «Кто это?» Иван Денисов ответил, что жена. «А почему она здесь?» – поинтересовался Татурсин. «Потому что я люблю её», – кротко отвечал священник, наслаждаясь близостью любимой. «Но она нам будет мешать в дороге», – упрямо твердил монгол. «Что ты, что ты, друг! Как может мешать Любимая?! Любовь и спасёт и вдохновит, вот увидишь!» Во сне Татурсин сердился и говорил, что ему плохо, а священник отвлекается вместо того, чтобы помочь.

Иван Денисов открыл глаза. Ливень набрал силу. Сквозь ветви укрытия то там, то здесь просачивались струйки воды. Иван наскоро, как мог, подправил убежище, радуясь, что большая часть дна по-прежнему оставалась сухой. Он думал о Татурсине. Если бы монголу не удалось благополучно выбраться из-под вагона, и он попал ночью под поезд, то наверняка священник услышал бы что-то. Но ни крика, ни другого шума кроме стука колёс Иван тогда не уловил, значит, лама всё-таки выпрыгнул. Дальше: если он разбился при приземлении, что вполне возможно, то не сможет далеко уйти, и его схватят. Но за время знакомства монах внушил Ивану Денисову такую уверенность в своих неординарных способностях, что эту мысль он отогнал как глупейшую. Значит, вероятней всего, Татурсин жив-здоров и тоже направляется к месту встречи. Куда? Когда? Да какая разница! Сроки и расстояния важны лишь в условиях тюрем. На свободе границ не существует, и потому волноваться нет причин. На этом Иван Денисов окончательно успокоился и заснул. Сны ему больше не снились.

Казалось, он проспал целую вечность. Открыв глаза, священник обнаружил, что дождь прекратился, а утреннее солнце разбудило птиц и всю лесную живность. От чириканья, кряканья, повизгивания, поскрипывания, посвистывания, кукования, хлопанья крыльев, рычания, шорохов и других звуков, проявляющих функциональную жизнедеятельность природы, сердце наполнилось вдохновительной радостью. Ивану Денисову захотелось тоже закричать и запеть, откликаясь на провокацию Господа, ненавязчиво возвращающего в Любовь – тотальное состояние Своё, вне которого Бога нет и быть не может.

Раньше священник знал об этом, но в тюрьме знание испарилось без следа. Иногда в камере он думал, что никогда не сможет вернуть чудесную радость влюблённости. А без Любви как прийти к Богу? Лама подарил наиважнейшее: надежду на то, что возвращение возможно. И теперь, замирая от восторга многоголосия жизни, переполняясь сопричастностью, Иван Денисов ощущал необыкновенное чувство: случилось! Он опять был влюблён! Сердце сжалось от восхищения чудом, и слёзы радости утвердили явление. Иван Денисов впервые со времени ареста плакал от благости. Ему казалось, что Прасковья гладила его по голове, поддерживая вдохновительность, и от безмерной благодарности замирало сердце… Отца Михаила.

Бывшего зека.

Глава 11

В полдень священник присел отдохнуть на огромный валун на вершине каменного хребта, восхождение на который забрало все силы. Требуемое направление на юг не позволяло пойти в обход, и Иван Денисов добросовестно выложился, преодолевая подъём. Успокоив дыхание, он невольно залюбовался красотой вида, открывающегося с горы, и некоторое время неподвижно сидел на разогретом летним солнцем камне, пропитываясь свежим северным ветром, наполненным щемящим запахом дома. Ему показалось, что именно вектор на север вёл в прошлую жизнь, полную счастливых воспоминаний. Но тотчас к действительности его вернула мысль, что в прошлое возврата нет и быть не может, и путь на север Ивану Денисову навсегда заказан.

В то же мгновение он увидел слабую струйку дыма на южной стороне горы. Издалека невозможно было разобрать – костёр это или стационарное жилище. Отец Михаил раздумывал недолго: признаки человеческого обитания несли опасность, понятно. Но, с другой стороны, лучшего ориентира и для Татурсина быть не могло. Иван Денисов решил подобраться поближе, проявляя максимальную осторожность, прежде чем вступить в контакт с хозяевами огня.

Прячась между деревьями, священник медленно начал спускаться. Густой лес затруднял передвижение, и ветви то и дело больно хлестали по лицу. Порывы ветра доносили незнакомые запахи. Пытаясь двигаться бесшумно, перебежками, Иван Денисов неожиданно наткнулся на брёвна, которые перегородили дорогу. Спрыгивая с одного из них, отец Михаил не удержал равновесия и подвернул ногу. Нестерпимая боль заставила покатиться по земле. Боясь застонать, он вцепился зубами в ворот куртки и долго качался на спине, обхватив ногу руками. Попробовав подняться, он почувствовал, что идти может с трудом и каждый шаг даётся с болью.

Опираясь на посох, который подобрал под ногами, Иван Денисов продолжил движение. Но не успел пройти нескольких метров, как вдруг страшная сила подбросила его вверх, и через мгновение он завис вниз головой, раскачиваясь на верёвке. В капкан попала больная нога, и священник потерял сознание.

Придя в себя и открыв глаза, Иван Денисов невольно вскрикнул от ужаса: прямо над собой он увидел человеческое лицо с раскосыми глазами, странно раскрашенное красными и синими линиями. Всмотревшись, он понял, что это старая женщина. Она тихим голосом что-то спросила, но священник не разобрал слов. Старуха положила свою ладонь ему на лоб и невнятно забормотала. Затем принесла чашку с напитком ярко зелёного цвета и заставила выпить. Он вспомнил о ноге – боли совсем не было. Желая оглядеться, он чуть приподнялся на локтях, но закружилась голова, и обессиленный, он рухнул на доски, служившие ему кроватью.

Сквозь сон он слышал, как кто-то назойливо стучал в бубен. Вначале заунывный голос не тревожил Ивана Денисова, потом звуки стали ярче, и показалось, что некто танцевал над ним в страшной маске. Его окружили фантастические существа – не то люди, не то звери – они подтанцовывали, размахивая руками-лапами. Над головой зажёгся огонь, пламя которого колыхалось в ритме причитания. Пение то срывалось до шёпота, то взлетало дискантом. В какой-то момент происходящее перестало волновать священника, и он провалился в глубокий сон.

Глава 12

Очнувшись, отец Михаил с удивлением увидел, что лежит на высоком ложе, покрытом медвежьей шкурой. На стенах тоже были развешены шкуры зверей, поверх которых торчали головы диких животных. Маленькие серебристые колокольчики свисали с потолка вместе с разноцветными полосками, настолько точно передавая атмосферу новогоднего праздника, что Иван Денисов невольно улыбнулся. В углу он рассмотрел посох, посередине стены красовался бубен, всё было украшено лентами. Дополнял картину подготовки к забавному карнавалу странный головной убор с рогами, висевший рядом. Под ними на небольшом столике лежали разные диковинные предметы, а в чашке горел огонь, наполняя комнату незнакомым, но приятным ароматом.

Священник приподнялся и после нескольких неудачных попыток сел. Нога была зажата двумя дощечками, аккуратно перевязанными кожаным шнуром. Осмотрев себя, он обнаружил, что арестантской одежды на нём нет, а в широкой длинной рубахе он чувствовал себя вполне комфортно.

Иван Денисов встал и, придерживаясь за стену, попробовал обойти комнату, рассматривая жилище. Но только он прикоснулся к продолговатому камню необычного розового цвета, как был остановлен сильным тычком в спину. Он обернулся – на него в упор смотрели злые глаза старухи:

– Здравствуй, я Иван Денисов, спасибо за помощь! – добродушно улыбаясь, попробовал сгладить ситуацию священник.

Женщина, сверля его пронзительным взглядом, строгим голосом что-то сказала. Отец Михаил опять не разобрал. Ему показалось, что она говорит на языке, похожем на родной язык Татурсина. «Монголка, что ли?» – недоуменно подумал он и вслух спросил:

– Прости, а можно по-русски? Кто ты?

– Удаган! – ответила небрежно старуха, презрительно поджав губы. – Не трогай тунгур и майхавшу, Тоногой Эзэн сердиться будет, а вам ещё помощь духов нужна. Твой брат плохой совсем!

– Мой брат? – переспросил Иван Денисов.

– Да не мой же, – прошепелявила женщина, качая головой. Она подняла руки вверх и, раскачиваясь, стала быстро бормотать заклинания.

«Шаманка! Как я сразу не догадался!» – осенило священника.

Он находился в логове настоящего шамана. Отец Михаил мало знал о шаманах, и искренне обрадовался тому, что наконец-то нашёл объяснение и необычной обстановке, и рогам с бубном… Вид патлатой старухи перестал пугать.

На вид ей было лет девяносто. Но по тому, как она прытко двигалась, по отсутствию седых волос на голове, по силе энергии, которой буквально заряжала окружающее пространство, старой её назвать язык не поворачивался.

– Удаган! А где мой брат? Покажи… – попросил Иван Денисов.

– Это не моё имя. Зови меня Нишань! Тем более мы с ней одного рода, – добавила она. Для священника её слова по-прежнему были малопонятны, но он повторил за ней:

– Нишань! Нишань! Красивое имя, Нишань!

Женщина исподлобья взглянула на отца Михаила, лёгкая улыбка коснулась её губ. Но уже через мгновение она опять насуплено и демонстративно-сурово показывала пальцем куда-то влево. Иван Денисов повернулся и увидел дверной проём, не замеченный ранее. Женщина взяла в руки бубен, колотушку, надела головной убор, украшенный рогами и, пританцовывая, направилась к двери. Колокольчики, во множестве развешанные вдоль стен, поддерживали её движения мелодичным звоном. Иван Денисов медленно пошёл вслед за ней.

Вторая комната была поменьше первой, практически всё её пространство занимала кровать, сооружённая из брёвен и застеленная такими же шкурами, как и ложе священника. Отец Михаил ахнул: он узнал друга! Глаза Татурсина были закрыты, руки бессильно лежали вдоль тела.

– Что с ним? – невольно перейдя на шёпот, спросил обрадованный жданной встречей священник.

Не отвечая и не выпуская из рук бубна, женщина колотушкой подняла шкуру, которой заботливо был укрыт лама. Отец Михаил невольно вскрикнул – на груди виднелась проступившая сквозь рубаху кровь:

– Медведь, однако! Медведь его спас, но помял чуть-чуть, благословляя. Но это был мой друг, – задумчиво пропела Нишань. – Через Сабдака медведь и сообщил мне о твоём брате. Сильно больной был! Но мажу его медвежьим жиром, и раны затягиваются на глазах. Когда брату было совсем плохо, ты пришёл и помог мне. Но предварительно я тебя приманила и поймала! – она затряслась от смеха. – Ох, и смешной же ты был, висящим вниз головой! Ох, и смешной! Намучалась я, прежде чем достала тебя из капкана.

Иван Денисов не поддержал её весёлости. Позже, за столом, когда кормила священника, Нишань рассказала как толи – она ткнула пальцем в небольшое серебряное зеркало на стене – показал ей вооружённых людей с собаками, пытающихся догнать человека, у которого зулай горел ярко-ярко, – Нишань провела ладонью над головой. Она поняла, что этот человек высокой духовной силы, и помогла ему спрятаться в берлоге друга-медведя. Но не успела предупредить Хозяина. И как только преследователи уехали ни с чем, медведь и заявился, немного неуклюже поздоровавшись с непрошеным гостем. Потом вместе с Хозяином леса они переправили бессознательное тело в жилище.

– Но обычные мои заклинания не спасали, в случае с твоим братом нужна была поддержка самого Ульгеня! – продолжала Нишань. – И понадобилась сила другого сияющего зулая. Тут я и увидела тебя на горе. Дальше, знаешь. Как можно было предположить, что ты такой неуклюжий и умудришься влезть в капкан, который не тебе предназначался? – она опять противно захихикала. – Но и брат укрепил тебя своей силой. Вы оба сильные! Через две недели будете здоровыми, – закончила она.

– О какой силе ты говоришь?

– Каждое живое существо имеет силу, но у человека она особая и её сразу видно. Сила человека позволяет ему общаться и с растениями, и с животными. Однако мало кто из людей умеет. Главное, не много тех, кто хочет знать об этом.

– Но как же можно об этом узнать?

– Каждый имеет свой путь. Мой род – шаманский. Меня благословляла сама Нишань! Я не выбирала! И погибла бы, если бы не приняла.

– А как же живёшь здесь одна?

Нишань с искренним удивлением подняла глаза на отца Михаила:

– Как одна? Да благодаря тебе с братом я только и отдыхаю, спасибо Ульгеню! А так, каждый день кто-то приходит, и никому отказать не могу. А зимой, когда снегом завалит, со мной друзья, не скучаю.

– Друзья?

Удаган наклонила голову, закрыла глаза, вскинула руки вверх, и вдруг протяжный горловой звук ударил в грудь священника. Продолжая петь, она показала рукой в угол. Иван Денисов перевёл взгляд и онемел: прямо в воздухе возникли головы волка и оленя. Затем медведь, словно настоящий, оскалил зубы на незваного гостя. Он взмахнул лапой и исчез как наваждение.

– Как ты это делаешь? – спросил испуганный Иван Денисов.

– Я ничего не делаю! Просто живу… Главное для шамана – не вмешиваться в гармонию природных сил. Ульгень знает, что кому надо, и сам призывает меня, когда востребована кооперация духов и человека, – ответила тихо Нишань.

– А можно научиться понимать язык духов?

– Тебе это не надо!

– Почему? Как ты знаешь, что не надо?

– У тебя предназначение! Сияющий зулай – это точка входа неба в тело. И у тебя и у брата твоего – один Свет. Значит, не можете быть шаманами. Брат и ты объединены невидимыми узами и в состоянии помочь друг другу обрести Путь. У вас иная ответственность служения Высшим Силам. Тебе не надо работать с духами. Они подчиняются вашей силе. Ты об этом узнаешь позже. У меня задача проще… Я удаган! Поэтому и помогаю вам.

Для отца Михаила всё, что он услышал, было в диковинку, но тихий и внятный голос Нишань производил впечатление – она знала недоступную ему истину. Странные чувства одолевали Ивана Денисова: он верил и сомневался одновременно. «Господи! Ты рядом! Почему же я боюсь?! Все говорят Твоим Голосом, Отец Небесный, и эта женщина не исключение! Удивительные образы Ты принимаешь, но в этом и чудо Твоё, Господь! И мне ли не верить, мне ли не принимать Тебя во всём многообразии жизни?»

– Скажи, Нишань, а ты любила? Шаманам можно любить?

Она засмеялась:

– Я не женщина и не мужчина. Я дух! Когда общаешься с теми, кого не видно, сам становишься невидимым. Любовь… Ты о чём спрашиваешь? О детях? О семье? О какой любви ты хочешь узнать, странник?

– Иисус сказал, что Бог – это Любовь! Я знаю, что так! Но у тебя нет Бога, не так ли? А как шаманы любят?

– Я не ведаю, как это Бог! Но сердце моё полно любови – это огонь мой, моя сила! Когда приходит Хозяин, мы разговариваем на языке любви. Медведь этот язык понимает лучше, чем многие люди! Человекоподобные плохо знают твоего Бога, который любовь! Ты знаешь, они нет – как договоришься? Не хотела рассказывать, но теперь можно… Когда ты был в беспамятстве, я видела над телом незнакомый дух в виде женщины. По всем признакам это был Боохолдой – дух-скиталец, умерший насильственной смертью. Но когда стала прогонять его, ибо не место мёртвым среди живых, она попросила, и я позволила ей быть рядом со мной во время серджима. Потом взмолилась, чтобы отрезала её от тебя. Исполнив просьбу, я содействовала тому, чтобы дух-женщина беспрепятственно отправилась в дальнее путешествие к Ульгеню…

– Значит, я никогда больше не увижу и во сне мою любимую Прасковью? – воскликнул потрясённый священник.

– Нет, нет, к снам мои заклинания не относятся! – попыталась успокоить взволнованного собеседника Нишань. – Дух умершего насильственной смертью не может оторваться от тех, кто его любит. Но своим присутствием притягивает невольно других духов, поедающих силу Хиймори, психическую энергию человека. Я не знаю, кто тебе была пришедшая духом, но она благословила тебя на Жизнь! И сейчас твой зулай сияет как никогда! Как у влюблённого юноши! – она рассмеялась, да так заразительно, что и Иван Денисов не смог удержаться.

При воспоминании о Прасковье тень печали пробежала по его лицу, и внимательная Нишань не могла не заметить этого. Но его искренняя любознательность, стремление терпеливо разобраться и уложить новое явление в систему собственных ценностей не могло не вызывать восхищения. Глаза отца Михаила горели вдохновительным огнём, щёки пылали, он глубоко дышал:

– Это моя любимая! Её убили вместе с неродившимся дитя. Слёз нет, всё выплакал в тюрьме. Но как выжить?

– Теперь будет легче – духи помогут! Твой путь выше моих возможностей. С таким сиянием, как у вас с братом, людей не встречала. Если бы не это, уговорила бы вас остаться – прошли бы девять посвящений и стали бы настоящими шаманами. Ваш сэтгэл такой силы, что сумели бы поддерживать связь с Ульгенем – высшим духом Земли, покровителем шаманов – напрямую. Я научила бы вас всему, что знаю. А род мой знаменитый, от легендарной Нишань идёт, я – зарин! И втроём так зажили бы! Мэнсэ нас прокормит… Да и в лесу грех жаловаться! Но знаю, что не согласитесь, и вижу, почему невозможно принять вам моё предложение… А куда путь держите?

– Я не знаю. Татурсин говорит, что только в родной Монголии возможно найти Шамбалу. А у меня и выбора нет, потому что потерял связь с прошлым.

– Ты счастливый! Только отказавшись от прошлого встречаешься с будущим. Но и у твоего брата прошлого нет. Сзади него огонь бушует… всепожирающий и всеобновляющий! Кстати, проведай, как он там?

Иван Денисов свидетельствовал чудо: через неделю они с ламой помогали Нишань заготавливать дрова на зиму.

Татурсин, очнувшись, так обрадовался встрече со священником, что отец Михаил невольно прослезился. Первые дни он отпаивал монаха свежими травяными зельями, приготовляемыми хозяйкой. Он не принимал участия в танцах Нишань, которые устраивались каждый день, пока Татурсин был без сознания, для очищения, как она говорила, пути к выздоровлению. Но он с неописуемым интересом наблюдал за фантастическими трансформациями удаган, потрясаясь глубиной проживания действа.

Придя в себя, лама рассказал, что удачно приземлился после прыжка из вагона. Уверенность встречи вела его вперёд, но он услышал лай собак и решил спрятаться от погони в глубокой земляной щели. Когда же преследователи потеряли след и опасные звуки исчезли, Татурсин столкнулся с медведем. Дальше он не помнил.

– А ты как? Расскажи! – с искренним сочувствием допытывался монах.

Иван Денисов рассказал, и Нишань уже вместе с выздоравливающим ламой хохотала над священником, попавшим в злополучный капкан для кабанов. И он смеялся заодно с ними.

Спустя две недели друзья забыли о своих болезнях и решили продолжить путь. Тем более дров было нарублено столько, что Нишань спокойно могла пережить длительную лютую забайкальскую зиму. Она согласилась помочь отцу Михаилу и ламе перебраться через границу, показать им потайные проходы, проложенные шаманами специально для беспрепятственного путешествия в Монголию во время Надаана.