Текст книги "Русская тройка (сборник)"

Роль государства вообще очень важна, и я собираюсь поговорить об этом подробнее. Хочу напомнить, что первая демократия возникла в силу того, что император Солон, будучи тираном, осознанно внедрял ее элементы в систему государственного управления. История показывает, что демократию, как ни странно, можно насаждать исключительно силовыми методами, жесткой рукой. Иначе в человеке возобладает темное начало, его природная испорченность.

При этом демократия сама по себе ни в коей мере не может являться элементом манипуляции, хотя демократические институты могут быть использованы в манипулятивных целях. Демократия не возникает просто так, ни с того ни с сего. Это всегда качественный скачок, который должен предваряться колоссальной работой. Нельзя ожидать, что сейчас вдруг кто-нибудь скажет: «Ну все, с сегодняшнего дня начинаем жить демократически», – и все сразу изменится. Перемены приходят только через реальные усилия людей. По большому счету гигантскую работу делает Владислав Юрьевич Сурков, который железной рукой насаждает партийную культуру, хорошо понимая, что сами по себе никакие партии не вызреют, так же как они не вызревали и не вызревают нигде в мире. За социальным прогрессом всегда стоят направленные действия конкретных людей, которые должны были угадать движения масс и чаяния народа, – тогда эти партии начинали жить самостоятельно. Но как бы то ни было, первый, «инкубаторский» этап всегда проходил при наличии воли и жесткой руки.

В современности существует популярное заблуждение, которое гласит: надо перейти на такой уровень государственности, когда личности будут не столь важны, как институты. В конечном итоге именно институты должны играть главенствующую роль. Это очень любопытная мысль, особенно с учетом того, что она неверна. Потому что, как ни странно, во всей истории мировой государственности принципиально важную роль играли как раз не институты, а личности. Зачастую именно они создавали институты, меняли и видоизменяли их. Именно роль личности оказывалась определяющей, когда Римская республика уступила место Римской монархии. И дело не только в личности Августа, создавшего новые социальные институты, которые позволили потом императорам в течение 300 лет править Римом. Важно было и то, каким содержанием эти институты наполняли все остальные цезари, один за другим. Они могли быть жалкими вырожденцами и неудачниками, как Нерон, или блистательными правителями, как Траян. Но институты их не ограничивали. Более того, давно замечено, что институты имеют тенденцию к вырождению. Именно поэтому, как мудро замечали древние, монархия всегда перерастает в тиранию, демократия в охлократию, а аристократия – в олигархию.

Строго говоря, проблема вовсе не в институтах, а в самом смысле государственного устройства и цели его существования. Как ни странно, классовый ответ на вопрос «что такое государство?» – что это есть аппарат насилия, машина для угнетения одного класса другим, – столь же неверен, сколь и справедлив. То есть он не говорит ни о чем. Он во многом констатирует имеющиеся у нас факты о тех государственных аппаратах, которые существовали и существуют до сих пор, но отнюдь не объясняет ни их цели, ни формы. А главное, остается непонятно, в чем же есть подавление и есть ли оно вообще. А как быть, когда общество теряет антагонистический классовый характер? По-прежнему останется подавление? Но кого и кем?

Существующее определение, согласно которому волеизъявление народа осуществляется при демократии путем некой переуступки прав в обмен либо на обеспечение коллективной безопасности, либо на выполнение необходимых общественных функций, тоже достаточно условно. Потому что демократия демократии рознь. Интересно наблюдать, как стройная двухпартийная американская политическая модель при всей своей отработанности невольно буксует, сталкиваясь с тем, что раз за разом все тяжелее вытаскивать наверх ярких личностей, способных управлять государством. И хотя институты по-прежнему позволяют воспроизводить себя на каждых выборах, степень падения влияния Америки во всем мире очевидна. Столь же очевидно падение степени уважения к американской демократии, потому что на уважение влияет не наличие институтов, а деятельность конкретных людей.

Но какое же государственное устройство является идеальным? Если спросить об этом среднего китайца, он скажет, что идеалом является империя, и неважно, красный это император или не красный. Римлянин, почесав в затылке, наверное, тоже пришел бы к выводу, что это империя, при этом очевидно, что она не носит наследный характер. Император формально усыновлял будущего правителя, но этот юридический ход – не более чем акт назначения Владимиром Владимировичем Путиным своим преемником Дмитрия Анатольевича Медведева. Да и насколько современные президентские республики далеки от образа Римской империи? Пожалуй, римский сенат ближе к английской монархии, а президентские формы правления сродни власти цезарей. Так что время меняет наполнение терминов.

И тем не менее мы так и не получили ответа на главный вопрос: во имя чего? Все во имя человека, все на благо человека – и, как шутили в советское время, мы даже знаем имя этого человека. Однако вряд ли людей, стоящих на вершине власти, особенно в СССР, можно было упрекнуть в сребролюбии. Этим не отличались ни Ленин, ни Сталин, да и русские государи императоры могли быть слабыми, но не пытались наворовать, потому что у себя не наворуешь, а они все-таки ощущали себя хозяевами земли русской – как, кстати, и Ленин, и Сталин. Чего не скажешь уже о Хрущеве – он-то вечно чувствовал себя временщиком, осознавая несоответствие масштаба своей личности и занимаемого положения.

Цари, князья. В том или ином виде власть почему-то концентрируется в руках не только определенной группы людей, но и вполне конкретного человека. Почему? Может быть, потому, что есть законы общественного мышления, и, если при принятии коллективного решения количество участников обсуждения превысит определенное критическое число, ни о каких разумных выводах говорить нельзя, можно говорить только об упрощении? Магическое число 12, присутствующее в разных источниках, судя по всему, указывает на максимальное количество участников – по крайней мере, полноправных, – совещания, на котором можно принять взвешенное и верное решение. Но, опять же – во имя какой цели все это делается?

Есть определенные законы, и законы эти довольно странные. Скажем, правители Китая ощущали себя не просто государями Поднебесной, но и вершителями судеб мира. Вершителями судеб мира всегда считали и продолжают считать себя американские президенты. Можно было обвинять Буша в том, что он мнил себя мессией, но нельзя не отметить, что каждый американский президент предпочитал разговаривать с миром сверху вниз, вне зависимости от того, как смотрел на него в этот момент мир. И любопытно, что аналогичное всегда происходило и в России, – причем этот факт никак не был связан с уровнем военной мощи или даже экономического развития.

История крещения Руси нередко преподносится с каким-то фривольным акцентом. Выбор пути пытаются объяснить распущенностью князя Владимира Красное Солнышко – мол, для удовлетворения своей похоти он пошел на то, чтобы принять веру полюбившейся ему девицы, а заодно и всю страну обратил в христианство. В доказательство приводят фрагменты летописей, свидетельствующие и о любвеобильности правителя, и о том, что он якобы брал и дев, и жен от мужей, бывал за это бит и изгонялся из городов.

Не возьмусь обсуждать личную жизнь князя. Замечу только, что исходя из такого метода анализа, немного останется на Земле достойных правителей. Ведь и царь Соломон был известен отнюдь не целомудренным поведением, однако же никто не позволяет себе поставить под сомнение его талант государственного деятеля.

Думаю, что мотивация Владимира в выборе духовного пути была совсем иной. Скорее, князь понимал, что принятие христианства кроме колоссальной духовной силы несет еще и немалые светские возможности – в частности, признание легитимности претензий на царский сан в глазах крупных и политически очень влиятельных соседей. Строго говоря, это был единственный путь к получению титула цезаря, титула верховного властителя, титула освященного. Это принципиально важный момент. Мало прибить щит на врата Царьграда, как это сделал Олег. Потому что Олег в конечном итоге подписал договор с Византией и ничего по большому счету не получил. Как он был князем, так и остался. Да, успешный воин, удачливый грабитель. Великий князь. Но не цезарь!

Для последующего объединения Руси и формирования национального характера этот шаг оказался на редкость выверенным и точным, поскольку кроме веры как таковой на Русь пришла и мощная система просвещения, образования, культуры, язык со сложной, во многом унаследованной от греческого и латыни, грамматикой и даже традиция государственной службы. А кроме всего прочего – категории морали и нравственности, духовности, а значит, и возможность духовного самосовершенствования. Таким образом, протянулась неразрывная линия как духовного, так и формального наследования опыта великой Византии. Это наследство и до сих пор отчетливо видно даже в нашей повседневной жизни.

Принятие христианства привело к настолько мощному рывку в развитии российского общества, что с ним невозможно сравнивать ни петровские реформы, ни индустриализацию страны. Если угодно, именно благодаря этому мудрому шагу князя Владимира, в крещении Василия, наш народ вошел в мировую историю, заняв в ней великое место.

А ведь все могло пойти и по другому сценарию. Князей было много, языческие племена вместе со своими правителями жили бок о бок, с переменным успехом воюя друг с другом. Во многом ситуация похожа на историю ближневосточных кочевых племен, когда те из них, кто пошел вслед за Авраамом и идеей единобожия, обеспечили себе место в истории, другие же канули в небытие.

Подобное решение элиты, конечно, влечет за собой изменение жизни всех слоев общества.

На примере принятия христианства видно, как идеология может приводить к позитивному результату, – хотя, к сожалению, в нашей истории есть и обратные примеры. Христианская вера вошла в Россию через княжеские палаты, но была принята и сопережита народом, не вызвала в нем отторжения и поэтому ни в коей мере не может рассматриваться как чуждая или пагубная, несмотря на то что является привнесенной. Повторю: за многие века христианство столь плотно вошло в жизнь русского человека и приняло такое колоссальное участие в формировании его характера, что даже иноземной по происхождению аристократии не приходило в голову с ним бороться.

Мессианство, которое свойственно русской душе, проявляется и в русской государственности. Именно поэтому столь прихотливы хитросплетения развивавшейся на протяжении веков сложной системы отношений высших иерархов русского государства и русской церкви. При этом страшно, когда они меняются местами. Страшно, когда император становится слаб, когда он излишне предается душевным поискам и мукам и вместо меча ищет крест, как это было с Николаем II. Потому что тем самым он забывает о записанном еще в Библии очень четком разделении. Господь сказал Моисею об Аароне: «…Ты будешь ему говорить и влагать слова [Мои] в уста его […] будет говорить он вместо тебя к народу; и так он будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога»[3]3
  Исход, 4:15, 16.


[Закрыть]. И это очень важное разделение властных функций в России было, есть и должно оставаться. Мало того, как только одна из ветвей терялась, страна начинала сбиваться с пути. При всем светском могуществе Петра происходил духовный и религиозный упадок, который в конечном итоге спустя много веков привел к постепенной деградации духовенства, о которой мы писали раньше. Церковь становилась формальной и формалистской. А там, где недооценивалась роль церкви, происходило последующее обездуховливание государственной структуры. И попытка возвращения оказывалась абсолютно пустой, потому что нельзя привить народу религиозность, не обладая ею в самых высоких эшелонах власти. Народ становится религиозным только тогда, когда он ощущает истинную религиозность руководителей страны. Именно поэтому трудно переоценить величие личности Александра Невского. Не только потому, что он великий воин, но и потому, что он выбрал путь.

Александр Невский жил в сложные времена, однако тогда еще можно было делать простые выборы. Сейчас выбор все более и более усложняется, все тяжелее определить, где добро и где зло. Тем более что зло становится все более изысканным и утонченным и пытается везде проникнуть под маской демократии. Нам стараются привить совершенно чуждые, непонятные нам нормы, при этом иногда мы даже не обращаем внимания на то, как по-разному эти нормы толкуются.

После визита Барака Обамы в Москву в июле 2009 года его позиция по вопросу окончания холодной войны была подвергнута яростной атаке со стороны Лиз Чейни, бывшего заместителя госсекретаря Соединенных Штатов Америки. Госпожа Чейни обвинила Обаму в том, что он поддался на русскую агитацию и перенял русский взгляд на историю. А, как пишет госпожа Чейни в статье в Wall Street Journal, есть либо правильный взгляд на историю, либо русский. Америка победила в холодной войне. Именно исходя из этого победитель навязывает побежденным своего рода pax romano, устои демократического мира.

Госпожа Чейни во многом озвучила то, чего в России не понимают, а американский истеблишмент использует в каждодневной активности, выстраивая политику по отношению к нам. Мы, живя в иллюзиях, считаем себя – по праву! – победителями во Второй мировой войне и помним о том, что в то время мы с американцами были союзниками. Но дело в том, что американцы, оказывается, относятся к этой войне как к делам давно минувших дней. Для них актуальной является холодная война, в которой они без единого выстрела победили, навязав нам капитуляцию и заставив принять чуждые правила игры. Формально с ними сложно не согласиться: ведь им действительно удалось внедрить у нас свою валюту, свой образ мысли, свои образцы и институты демократии, а в 90-е годы полностью подменить нашу внешнюю политику своей. Если бы не жесткость Путина, Россия так и не обрела бы вновь собственное внешнеполитическое лицо.

Обратите внимание: любое вторжение хаоса в государственное устройство – смута Лжедмитрия, Пугачевские бунты, большевистское безвременье – все равно заканчивается тем, что в какой-то момент времени Россия выруливает к очень неприятной для интеллигентствующей части населения, но абсолютно необходимой и единственно возможной модели управления. Когда решения принимаются не «демократическим» путем, а узким кругом приближенных к высшему руководителю лиц, когда рядом оказывается моральный авторитет, находящийся не в Кремле, а, как в случае с патриархом Кириллом, в Сергиевом Посаде. Бесспорно, приятно, что в последние годы наблюдается возрождение не только материального благосостояния Русской православной церкви, но и ее морального авторитета. А дальше идут круги по воде. Всегда образуются организации людей, задача которых – управлять. При этом, что интересно, идеология играет скорее роль опознавательного знака «свой – чужой». Западники, почвенники, троцкисты, большевики – это все условно и не столь важно. Гораздо важнее необходимость решать конкретные задачи. При этом самой важной задачей является все-таки отнюдь не расхищение страны, почему-то воспринятое олигархами как цель жизни.

К счастью, во главе государства даже в худшие времена оказывались люди, понимавшие, что Россию не расхитить и в кармане не унести. Энергетика кремлевского трона настолько сильна, что невольно заставляет тебя мыслить категориями историческими, глобальными, а не задумываться о собственном обогащении. Человек, волею судеб оказавшийся на этом месте – будь то император, генеральный секретарь или президент, – и реально управляющий страной, в одночасье меняется. Он физически ощущает, как на его плечи ложится колоссальная ответственность, сравнимая, наверное, только с той, которую испытал митрополит Кирилл, когда его рукоположили в патриархи. Очень хорошо было заметно, как моментально изменилось его лицо от нахлынувшего осознания гигантской ответственности и от ощущения прочнейшей связи со всеми, кто был до него, с их судьбами, подчас трагическими. То же самое происходит и в Кремле. Это сильнейшее испытание, которое и выдержать тяжело, и не выдержать невозможно.

Выстраивается любопытная логика. Конечно, есть некий внутренний момент соревнования. Всегда хочется взять великую империю и сделать ее еще более великой. Всегда хочется доказать себе и окружающим, что ты можешь править, как Траян. И мне кажется, что многие искренне к этому стремятся, но потом с ними происходит закономерная метаморфоза, и религиозные авторитеты вокруг них нужны как раз для того, чтобы с этой метаморфозой совладать. Когда законы системы, законы обработки информации подсказывают решение, требующее морального выбора, не всегда становится возможным слушать людей, находящихся в прямой зависимости от тебя на лестнице служебной иерархии. Вот здесь как раз и необходимы патриархи, поскольку это, наверное, единственные люди на земле, способные сказать императору – или президенту Российской Федерации – слова, которые ни от кого другого он не захочет слышать. И иногда императорами эти слова воспринимались в штыки, и тогда разыгрывалась трагедия, навсегда бросающая тяжкую тень на прошлое нашей страны, – не буду повторять здесь краткий курс истории царствования Иоанна Грозного.

Конечно, Россия – это страна, которую ведет Господь. Господь захотел и потребовал от России, чтобы она унаследовала величие Рима, которое тот перенял от Иерусалима, и это – величие единобожия. Каждый раз, когда Россия оказывалась на пороге гибели либо роковой ошибки, Бог никогда не отворачивался от нее, даруя ей великих царей, великих руководителей и великих праведников, которые могли сказать правителю: «Государь, ты все равно только человек. Никогда не забывай об этом».

Управление нашим государством строится, особенно сейчас, на сложных взаимоисключающих принципах. Кремль с самого верха пытается насадить одновременно две модели. Первая продиктована страстным желанием соответствовать демократическим требованиям – во многом стереотипным, навязанным в 80-е и 90-е годы прошлого века, при том, что само определение демократии скорее относится, как мы уже говорили, к форме проведения выборов, чем к методу принятия решений. С другой стороны, Кремль пытается по возможности быть справедливым, перенимая заботу о народе и во многом фактически выступая в роли хозяина земли русской, то есть отца народов. В то же время низшие уровни государственной машины по-прежнему живут в мрачных чиновничьих постсоветских пережитках, глубоко убежденные, что они посажены быть тут вечно, чтобы жиреть и воровать. Здесь в полном объеме проявляются те худшие образцы бездуховности, что всегда были присущи правящему классу, – лучшие люди его отдавали свои жизни для исправления России, а Молчалины тем временем обирали ближнего, считая, что каждый столоначальник должен себя прокормить вне зависимости от того, какое у него жалованье. Свет, который шел на Россию сверху, не пробивался до дна, до самых низов. И сейчас ситуация в стране по-прежнему именно такова.

Конечно, рано или поздно возникает желание заново учредить райкомы и обкомы партии, чтобы можно было прийти и пожаловаться на нерадивого чиновника. Вспомним, что система партийных комитетов охватывала страну полностью, на всех административных уровнях, что в конечном итоге позволяло жалобам дойти до самого верха.

Как ни странно, нынешняя политическая ситуация в России способствовала тому, чтобы в высших эшелонах власти оказались наиболее прогрессивные люди. Многие недооценивают роль Владислава Суркова, который искренне пытается создать хоть какие-то механизмы и каналы обратной связи, позволяющие людям достучаться до властей, создать некие социальные лифты, объединяющие разрозненную страну и дающие возможность талантливым людям из глубинки пробиться наверх. Понятно, что политические партии необходимы хотя бы для этого. Невозможно вернуться к старому китайскому варианту, когда все желающие стать чиновниками писали сочинения и на основании этих сочинений отбирались и назначались. Времена изменились, изменились и требования.

В период поиска и создания адекватных и эффективных социальных лифтов неизбежны перегибы и перекосы. Возникают движения типа «Идущих вместе» и «Наших». Но здесь, опять-таки, излишнее усердие исполнителей должно ограничиваться разумом и критичным взглядом стоящих сверху. Надо помнить, что в этом мире, к сожалению, многое приходится делать насильственно, однако это насилие не должно приводить к смертям, для него есть определенные границы и рамки. Убеждение – это тоже одна из форм принуждения, при этом она не должна лишать человека права и возможности мыслить самостоятельно. Но управление страной, объединение страны невозможно без единой цели, единой задачи. Именно поэтому попытка придумать внутри единой страны несколько партий довольно далека от нашей ментальности. Этот формально демократический подход по своей сути является абсолютно прозападным. Потому что по большому счету и «Справедливую Россию», и «Единую Россию» народ воспринимает скорее как некую единую партию власти, как некое гигантское поле. Мы, бесспорно, ощущаем эти структуры как политическую силу, но особо не разделяем, кто там внутри. И ЛДПР, и КПРФ видятся нам как части единой системы – возможно, потому что они отличаются в каких-то нюансах политической борьбы и в понимании краткосрочных задач, однако в стратегическом плане их цели и задачи остались едиными.

Конечно, речь идет не только о конъюнктуре. Просто историческая особенность России состоит в том, что ее политическое пространство, по большому счету, никогда не было разрозненным. Всегда существовало подчинение единой гигантской цели. Методы ее достижения могли быть разными, но все понимали, к чему идти. Русский мир всегда делился на Сперанских и Аракчеевых, но большинство находилось и находится между ними: иногда мы бываем чуть-чуть Аракчеевыми, а иногда чуть-чуть Сперанскими. Однако при этом все воспринимали себя в первую очередь русскими, и уж потом только пытались найти политическое определение своих воззрений. И голосование в России всегда было скорее не идеологическим, а за личности. Голосовали за того, кому верили, за кем шли, кого считали своим, в ком чувствовали выразителя народных чаяний и дум. Я считаю, что это правильно. Именно поэтому современный политический мир, нравится нам это или нет, определяется в первую очередь лицами. Любая попытка от этого уйти приводит к исчезновению партий. Так, невозможно себе представить ЛДПР без Жириновского. «Яблоко» без Явлинского в конечном итоге исчезает. СПС без Немцова, Хакамады и Чубайса превратился в ничто. И попытка найти функционеров приводит к достаточно жалким результатам, вплоть до ничтожных. Тем не менее особенность российской государственности в том, что, как правильно сказал Андрон Кончаловский, при западном «харде» у нее абсолютно азиатский «софт». Азиатский «софт», наверное, отличается тем, что во главу угла он в первую очередь ставит не формально-логические институты, а наше, российское понимание: «свой – не свой», «справедливо – несправедливо», «правильно – неправильно». Рискуя вызвать недоуменные восклицания критиков, скажу, что здесь, к сожалению или к радости, нам не обойтись без понимания колоссальной роли монотеизма.

Монотеизм во всем мире играет сейчас определяющую роль в государственном устройстве. Посмотрите, какой агрессивный, давящий, подчиняющий своей воле накат идет от мусульманских стран – стран монотеистических. Интересно, что этот поток ярости, идущий от упертых мусульманских политических деятелей, полностью сметает слабый демократический аппарат европейских стран и даже США. Чтобы остановить это наглое продвижение, американцам пришлось наступить на горло демократическим свободам, и сделать это их заставили только теракты 11 сентября 2001 года. Но вот что любопытно – ни восстания во Франции, ни омерзительные события, связанные с преследованием Салмана Рушди, ни столь же омерзительное преследование несчастных, опубликовавших карикатуры на пророка, не научили Европу искусству защищать себя. Даже отчаянная проповедь великой Орианы Фаллачи, написавшей гневный памфлет «Ярость и гордость», не образумила современных политиков. Они молятся новым богам, но их боги слабые. Демократические ценности привели к тому, что американцы, считающие себя победителями в холодной войне, на самом деле оказались проигравшими. Тупая агрессия реакционного ислама их сметает: нынешние противники Запада используют принципы демократии во благо себе, загаживая христианские храмы нечистотами из мясных лавок, украшая улицы женщинами в паранджах и считая себя вправе осквернять христианские святыни. Эти люди требуют уважения к себе, не проявляя ни малейшего уважения к странам, в которых находятся.

И в России в последнее время они пытаются навязывать свои законы, используя толерантность и удивительный запас терпения русских людей. Как еще можно отреагировать на то, что мы позволяем азербайджанским молодцам носиться по вагонам метро с криками «русские свиньи» и «аллах акбар» и наносить ножевые ранения русским студентам? И при этом правоохранительные органы даже не видят в происшедшем разжигания национальной розни. А что же это еще?

Сейчас, когда пишется эта книга, исход дела пока неизвестен, но я боюсь, что его постараются спустить на тормозах, стороны договорятся между собой. Я же считаю, что в таком деле ни о какой договоренности сторон не может быть и речи, потому что оскорбление было нанесено не только двум пострадавшим, но и всему русскому народу. Это разжигание национальной розни, статья 282 Уголовного кодекса, и не в меру резвые молодчики должны сидеть в тюрьме. А еще вернее будет – когда человек кричит «русские свиньи», лишать его российского гражданства и высылать из страны по месту проживания. Если кто-то считает, что русские – свиньи – не власть, не конкретные должностные или частные лица, а все русские оптом, – что ж, до свидания, скатертью дорога. В свое время Василия Аксенова и многих других писателей лишили гражданства и выслали из страны за то, что они были не согласны с властью. То решение было, бесспорно, глупым: человек имеет право не быть согласным с властью вплоть до ее отторжения, но не нарушения законов. Если же кто-то поднимает руку на народ, это уже совсем другая категория. Наверное, в этом безобразном происшествии есть и наша вина, и за нее мы, конечно, тоже должны ответить. Но их вина не вызывает ни малейших сомнений.

Есть все-таки в современном моменте некая болезненная тенденция, доставшаяся в наследство от подлой логики 90-х: если что-то незаконно, но этого очень много и от этого очень страшно, лучше уж легализовать.

Иначе никак не понять ситуацию, сложившуюся сейчас в России с приезжими. Строго говоря, приезжих в нашей стране всегда было много, но это всегда были приезжие, приносившие к нам науку, искусства, свои знания или свою шпагу и верность. Это были великие физики и естествоиспытатели, талантливые зодчие и живописцы, военачальники и флотоводцы. А сейчас это китайские и вьетнамские торговцы, таджикские чернорабочие и узбекские уборщики. Разве этими людьми собирается прирастать Россия? Разве эти знания или навыки в нашей стране отсутствуют? Неужели именно их надо привлекать?

Нынешнюю ситуацию еще совсем недавно невозможно было себе представить в Ирландии, где местное гордое христианское население с оружием в руках объяснило бы пришельцам необходимость уважать свои святыни. К счастью, в России формирование демократических институтов идет не по западному пути. Все-таки гигантское влияние оказывает наша ментальность и возрождение пока еще не формализованного, но, бесспорно, мощного религиозного чувства. Межконфессиональный, межрелигиозный диалог, который осуществляется в России, в своем роде уникален и служит примером всему миру. Но этот диалог возможен только с теми направлениями ислама, которые по своей природе отрицают насилие, террор и навязывание своих воззрений.

На сегодняшний день необходимость борьбы с агрессивными проявлениями религиозных чувств в России становится очевидной. Поэтому надеюсь, что трагедия Кондопоги не повторится. Надо понимать, что несправедливость по отношению к православным русским может довести до страшных проявлений. А наш народ не полон без мусульман и буддистов, без евреев и атеистов – в том случае, когда они неагрессивны и не требуют уничтожения людей, не разделяющих их взгляды.

Наша государственность кажется критикам не изменившейся по своей природе со времен дремучего царизма. И это не удивительно. По сути, так и должно быть. Дело в том, что идеальное государство все-таки, наверное, описано в Библии. И задача государственного устройства на земле – повторить структуру небесных чертогов, описанную выдающимися церковными деятелями, и систему управления, действующую на небесах: многоступенчатую, с разделенной ответственностью, но в конечном итоге с элементами единоначалия. А главное – с наличием понимания Божественной воли и страстного желания ее услышать и осуществить.

Необходимо отметить, что при этом нельзя впадать в ересь экуменизма. Очень важно бережно сохранять веру и обрядность своих предков. Тем самым достигается взаимное обогащение различных культур, а не взаимное упрощение. По большому счету Земля напоминает Ноев ковчег, где каждой твари по паре, и важно, чтобы эти твари не грызли друг друга. Однако в то же самое время никому не нужно, чтобы лисица вдруг превратилась в червяка. Каждый должен остаться собой, обогащая общее духовное пространство и наполняя ковчег новыми ощущениями, знаниями, пониманием жизни.

Признаки усиления роли государства очень просты. Это ощущение спокойствия людей. И здесь, конечно, нашему государству предстоит еще идти и идти вперед. Но как идти, не понимая направления? Как идти, не зная, кого слушать и за кем следовать? Да, можно надеяться на те институты, которые мы сейчас пытаемся создать. Многие из них не обладают яркими лидерами, однако рано или поздно они вырастут. Повезло «Единой России», которую возглавляет Путин, повезло ЛДПР, которую возглавляет Жириновский. Но вместе с тем мы понимаем, что, к сожалению, любой лидер не вечен, и в какой-то момент времени должна происходить смена поколений, а значит, следует обеспечить возможность появления новых ярких личностей. Интересно, что, несмотря на созданные социальные институты, эти новые яркие личности, как правило, появляются извне – совсем со стороны, «из народа», или же из неких параллельных структур. Причина этого в том, что неисповедимы пути Господни. Как Моисей пытался до последнего момента отказаться от тяжелейшей роли, которую уготовил ему Всевышний, так и наши будущие лидеры даже не ведают, что в жизни им предназначено занять высшую государственную должность в России.