Текст книги "Адмирал Нахимов"

Владимир Соловьёв
Адмирал Нахимов

Художник Михаил Иванов

© Соловьёв В. М., 2010, 2022

© Иванов М. А., иллюстрации, 2010, 2022

© Оформление серии. АО «Издательство «Детская литература», 2022

К ЧИТАТЕЛЯМ

Соловьёв Владимир Михайлович – учёный-историк и писатель. Он автор рассказов и повестей, посвящённых русской истории и культуре, а также замечательным людям прошлого и их славным делам и творениям.

Книги Соловьёва «Наша Россия» и «Путешествие в прошлое России» приобщают детей к тайнам славянского язычества и прекрасному миру древнерусской иконы, знакомят маленьких читателей с тем, какой трудный и долгий путь во времени прошла наша Родина, сколько испытаний и напастей преодолела, как героически выстояла во времена лихих годин и войн.

А его «Путешествие по древним городам России» – это книга о старейших русских городах: Новгороде и Пскове, Муроме и Смоленске, Владимире и Суздале и других. В ней рассказано об их исторических судьбах, о памятниках старины, о значении имени и герба города и, конечно, о людях, которые их прославили.

Один из знаменитых россиян – выдающийся флотоводец Павел Степанович Нахимов (1802–1855). В память о заслугах перед Отечеством его имя увековечено в названии Нахимовского военно-морского училища, а в годы Великой Отечественной войны были учреждены орден Нахимова и медаль Нахимова. О том, что он был за человек и почему навсегда вошёл в историю, вы узнаете из этой книги.

Морская косточка

Если бы знаменитому российскому флотоводцу адмиралу Павлу Степановичу Нахимову сказали, что плавать он научился раньше и быстрее, чем ходить, тот бы спорить не стал. Ещё совсем ребёнком он полюбил воду. Много и подолгу купался, пускал бумажные или вырезанные из сосновой коры кораблики в быстрых ручьях, строил из камней, глины и песка запруды, отправлял плавать по лужам ореховые скорлупки с мачтой из спички и парусом из бумаги.

– Тебе, Павлуша, надо было уткой родиться, – ворчал на него отец.

Бывший военный, вышедший в отставку, он во всём любил порядок и «мокрые» игры сына не одобрял. Впрочем, вскоре он переменил отношение к увлечениям Павла. Видя, что тот чувствует себя в воде как рыба, наблюдая за тем, как ловко управляется он с лодкой, сидя на вёслах, Нахимов-старший испытывал гордость за Нахимова-младшего.

А однажды Павлуша начал сам, своими руками, мастерить полностью оснащённый парусник. Сидел он над ним долго, работал терпеливо и, доведя дело до конца, повёл отца к пруду показать, как его кораблик, движимый лёгким ветром, шустро пересекает водную гладь от берега до берега.

Отцу понравилось, что мальчик настойчив и умеет добиваться своего.

– Хочешь быть моряком? – спросил его как-то отец.

– Хочу! – с загоревшимися глазами ответил Павлуша.

– Ну, значит, так тому и быть, – с улыбкой сказал отец.

И вскоре Павел Нахимов был зачислен в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге, училище, где готовили гардемаринов – будущих офицеров военно-морского флота.

Про тех, кто рожден для битв, говорят: военная косточка. А про Павла Нахимова говорили: морская косточка. Ведь и он, и четверо его братьев – Николай, Платон, Иван и Сергей – стали не кем-нибудь, а военными моряками. Сыновья отставного секунд-майора Степана Михайловича Нахимова навсегда связали свою жизнь с морем.

Кругосветка

Кругосветка, или кругосветное плавание, – мечта каждого моряка. После того, как в 1817 году в числе немногих лучших кадетов Павел Нахимов на бриге «Феникс» побывал у берегов Швеции и Дании, он с нетерпением ждал, когда капитан Лазарев выполнит своё обещание и возьмёт его с собой в кругосветку.

Михаил Петрович Лазарев прославился как первооткрыватель Антарктиды – неведомого ранее континента. Эту славу он разделил с другим знатным мореходом – Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном.

Павел восхищался знаменитым флотоводцем и ловил каждое его слово, а однажды решился спросить: есть ли ещё какие неоткрытые земли.

– Беспокоишься, на твою долю не достанется? – усмехнулся Лазарев. – Не бойся. Земля большая – и твоя тёрра инкогнита тебя наверняка ждёт.

Латынь Павел прилежно изучал и знал, что «терра инкогнита» означает в переводе «неизвестная земля».

– Только вот что, кадет, – продолжил Михаил Петрович, – ты для начала своё учение заверши, и как станешь мичманом, поплывём с тобой. Все параллели и меридианы твои будут.

Павел уже готов был сказать, что в определении географических координат он в кадетском корпусе самый первый, но счёл, что скромнее будет промолчать. Хвастаться он не любил. Считал, что незачем без нужды бравировать тем, что держит память.

А ведь в корпусе были мальчики, которые спешили при каждом удобном случае по поводу и без выдать старшим офицерам всё, что знали. Один такой вызубрил названия всех тридцати парусов, а вдобавок каждого корабельного троса, крючка, гвоздя и ну ими сыпать направо и налево.

– Эй, моряк – с печки бряк! – окликнул его лейтенант, – объясни, что это за команда: «Взять два рифа, взять три рифа».

Паренёк растерялся.

– А ты, Нахимов, знаешь? – спросил лейтенант.

– Так точно. Уменьшить парус, – тут же ответил Павел.

– Вот учись и не тараторь понапрасну, не гони волну, – строго прервал офицер лепет гардемарина-всезнайки, попытавшегося было оправдаться.

У капитана Лазарева слово с делом не расходилось. К Нахимову он относился тепло, как к сыну, хотя и скрывал это за внешней строгостью и суровостью. Ему нравились в этом юноше искренность и целеустремленность. «Чист душой и любит море», – отзывался он о нём.

В 1818 году Павел Нахимов, пятнадцати лет от роду, был зачислен на службу и щеголял в красивой новенькой форме с погончиками и нарукавными знаками мичмана, младшего офицерского чина.

А ещё через некоторое время он отправился на боевом фрегате «Крейсер» под командованием Лазарева в долгожданное кругосветное плавание.

Среди новичков много было разговоров о морской болезни и жестоких страданиях, которые она причиняет. Павел, когда ходил на «Фениксе» в Скандинавию, ничего такого не ощутил, но теперь ждал, что при сильной качке эта напасть может приключиться и с ним. Но обошлось. На зависть другим он не чувствовал ни малейшей дурноты и вполне уверенно и бодро передвигался по судну даже при сильном волнении.

Однажды мичман Нахимов нёс вахту в разыгравшийся шторм, стоя на палубе, которая подчас уходила из-под ног, а вместо неё накатывала, грозя смыть за борт, громадная стена воды. Это было вблизи западного побережья Северной Америки, на пути к Сан-Франциско.

Смирный до этого Тихий океан внезапно заволновался: необъятная стихия под шквалы резкого ветра пустилась в буйный танец. Невесть как в беснующейся пучине оказался матрос. Нахимов отреагировал мгновенно и сделал всё, что мог, чтобы как можно быстрее спустить шлюпку. Но все усилия оказались напрасны – несчастный бесследно исчез среди огромных водных холмов. Мичман никак не мог примириться с тем, что человек утонул буквально на его глазах, а он не сумел ему помочь. Он был готов рисковать жизнью ради спасения матроса. На русском флоте такая взаимовыручка была в порядке вещей.

Сабля морская офицерская и кортик морской офицерский Середина XIX в.

Более трёх лет продолжалось кругосветное путешествие. Нахимов прошёл отличную школу, на практике постиг и освоил морскую науку и извлёк для себя полезные уроки стал для Нахимова плавучим домом. Он втянулся в жизнь по свистку, не тяготясь походными хлебом-солью, и с большой охотой продолжил службу под началом Лазарева на грозном 74-пушечном парусном линейном корабле «Азов». Это мощное трёхмачтовое судно носило гордое имя «Азов» в память о победе Петра I над турками в 1696 году. Главными достоинствами корабля были прочный корпус, хорошая мореходность и высокая огнестрельность. Это была настоящая плавучая крепость, и Нахимов приобрёл здесь бесценный опыт, который потом очень ему пригодился.

На «Азове» Нахимов находился практически бессменно, потому что отведённого с пяти утра до одиннадцати вечера времени дежурства едва хватало, чтобы привести корабль в надлежащий порядок и добиться, чтобы была обеспечена его полная боеготовность. От цепкого взгляда мичмана не укрывалось то, чего не замечали другие. Ведь для него мачты, палубы, груды снастей, тяжёлые орудия, ядра и картечь, прикреплённая к полу мебель, трюм с его тёмными закоулками и люками были словно живыми существами, требовавшими повышенного внимания, постоянной заботы и ухода. И Нахимов не жалел сил, чтобы вооружение, снаряжение, организация службы на «Азове» были образцовыми.

В Наваринской бухте

В 1827 году Россия участвовала в военной кампании против Османской империи, придя на помощь православной Греции в её освободительной войне против турецкого владычества. В этой кампании Российский флот выступил вместе с английским и французским флотами, хотя все понимали, что Великобритания и Франция – союзники временные и ненадёжные. Противостояла союзническим флотам объединённая турецко-египетская морская группировка.

Летом в составе русской эскадры «Азов» двинулся из Кронштадта сначала в Портсмут, главную базу английского флота, а затем в Средиземное море.

Местом дислокации боевых кораблей стала Навари́нская бухта, расположенная в Меси́нии, на юго-западном берегу греческого полуострова Пелопонёсс. Сама природа позаботилась отгородить эту небольшую, но глубокую часть Ионического моря от открытых вод, создав здесь тем самым идеальные условия для сосредоточения флота.

И вот в начале октября 1827 года союзные эскадры блокировали бухту. Правда, нужно заметить, что турецко-египетская артиллерия почему-то вела огонь на поражение исключительно по русским кораблям. Такая избирательность наводила на подозрение о тайном сговоре англичан и французов с командованием противника. Тем не менее 8 октября турецкий флот был разбит.

На исход морского сражения в значительной мере повлиял вклад девяти боевых кораблей русской эскадры. Особенно отличилась команда возглавляемого капитаном Лазаревым флагманского корабля «Азов». Героически проявили себя во время боя лейтенант Павел Степанович Нахимов, мичман Владимир Алексеевич Корнилов и гардемарин Владимир Иванович Истомин. Именно этим троим без малого через тридцать лет предстояло покрыть себя бессмертной славой при обороне Севастополя.

Подорвав военно-морские силы Турции (а из всего турецко-египетского флота уцелело лишь одно крупное судно!), Наваринское сражение предопределило будущую победу России в последовавшей затем Русско-турецкой войне 1828–1829 годов.

Орден Святого Георгия

Георгиевский кормовой военный флаг и вымпел

Андреевский кормовой военный флаг и вымпел

Но не первый раз побеждал русский флот в этих местах. Наваринская крепость была взята русской эскадрой под командованием адмирала Григория Андреевича Спири́дова во время Русско-турецкой войны 1768–1774 годов, и в бухте более месяца базировался наш флот. За главную победу той войны в Чесменском сражении (1770) императрица Екатерина II пожаловала Спиридову чин полного адмирала и, лично поднявшись на борт флагманского корабля, вручила ему орден Святого Александра Невского.

Теперь, более полувека спустя, Павел Нахимов за отвагу, боевые заслуги, проявленную храбрость и умелые действия на корабле «Азов» тоже был поощрён. Он получил Императорский Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия и звание капитан-лейтенанта.

Признание доблести распространилось и на флагманский боевой корабль. «Азову» впервые в истории русского флота присвоили Георгиевский кормовой флаг, который отныне гордо развевался на специальном флагштоке на гафеле[1]1
  Гафель – наклонный рей (брус), закреплённый нижним концом на верхней части мачты.


[Закрыть] кормовой мачты судна.

За штурвалом «Паллады»

Когда весной 1828 года у берегов Греции был захвачен 20-пушечный турецкий корвет «Восточная Звезда», его переименовали в «Наварин» и отдали под командование Нахимова. Но не успел капитан-лейтенант вернуться на Балтику, в Кронштадт, как получил под своё начало только что сошедший со стапелей Охтенского адмиралтейства и спущенный на воду 52-пушечный фрегат «Паллада».

Стоя за штурвалом на капитанском мостике вверенного ему корабля, Павел Нахимов со стороны производил впечатление бывалого морехода, который обошёл все моря и океаны, обогнул земной шар вдоль и поперёк и не раз пересёк экватор. Отчасти так оно и было. Но Нахимов всегда трезво оценивал свой опыт и в любое время был готов пополнять свои знания и учиться не только у старших наставников, но и ровесников, если было чему.

Он любил присказку: «Капитан – первый после Бога человек на корабле», потому что в ней точно выражена сама суть: как много людских судеб зависит от того, кто командует судном.

Как никто другой, Нахимов отчетливо осознавал огромное значение дисциплины и принципа единоначалия на флоте: необходимо было, чтобы приказы и команды руководства беспрекословно, чётко и вовремя выполнялись, не обсуждались и не оспаривались.

И всё же однажды во время учений в Финском заливе, на которые вышел в составе эскадры вице-адмирала Беллинсгаузена фрегат «Паллада», Нахимов нарушил установку, которой всегда твёрдо и неукоснительно придерживался. Сделал это он с полной ответственностью, отлично отдавая себе отчет, что за самовольно принятое решение может быть подвергнут суровому взысканию и даже разжалован. И тем не менее он без колебаний пошёл на риск и поступил не так, как предписывала инструкция, а как подсказывали ему здравый смысл и опыт.

Произошло же следующее. Горизонт затянули тучи, и различить в дожде и тумане ни в бинокль, ни тем более невооружённым глазом картину маршрута было невозможно.

Нахимов, накануне похода тщательно изучивший, по своему обыкновению, карту, знал, что здесь должны быть сплошные шхеры и отмели, и, скорее всего, при отсутствии видимости эскадру опасно несёт прямо на эти мелкие скалистые острова.

В подобных случаях на флоте, впрочем, как и в армии, непреложный закон – срочно доложить вышестоящему начальству, после чего ждать указаний и ничего не предпринимать.

Именно так Нахимов и поступил, экстренно сообщив: корабли идут на камни. Но командование этот сигнал тревоги не получило. И тут мгновенно созрело решение оповестить другие корабли: «Паллада», резко выйдя из строя, передала: «Следуйте за мной».

Не один Нахимов заметил, что впотьмах эскадра сбилась с курса. Другие капитаны тотчас среагировали на предупреждение и этим спасли свои суда. Правда, шедший первым корабль «Арсис» всё же наскочил на камни и получил серьёзные повреждения, а ещё два – «Императрица Александра» и шхуна «Град» – хоть и пострадали, но отделались сравнительно легко.

Конечно, Нахимов очень рисковал. Ошибись он в расчетах, ему было бы несдобровать, и на дальнейшей карьере пришлось бы поставить крест.

По призванию

Моряк по призванию, Нахимов плохо сходился с людьми, которые выбрали военно-морскую службу то ли по случайности, то ли по недоразумению и тяготились ею, отбывая как невыносимую и мучительную повинность.

Для Нахимова же море было его стихией. Он побывал во многих частях света, помнил каждый порт, в который когда-либо заходил, и не хуже опытного лоцмана мог преодолеть трудные проходы к причалу.

В то время признанными мастерами морского дела считались английские моряки, но, по мнению Павла Степановича, русские ни в чём им не уступали, а где-то могли и фору дать.

Однажды в Англии, наблюдая, как монотонно, вяло и безразлично выполняют свои обязанности судовые работники, Нахимов заметил товарищу:

– Без огонька работают, без интереса. Не то что наши.

– Что ты имеешь в виду, Паша?

– Что работают механически, равнодушно, без любви к вещам. Посмотри, им всё равно, что делают. Ни у кого глаз не горит.

Он хотел, чтобы матросы из его экипажа не чувствовали себя подневольными людьми, которыми можно как угодно помыкать.

Требовательный и взыскательный, он не давал спуску тем, кто по лености или нерадивости допускал какой-то промах, но зато всегда доброжелательно относился к исправно нёсшим службу и ласково называл их братишками.

Матросы для Нахимова – такие же члены команды, как и офицеры. Павел Степанович был убеждённым противником того, чтобы держать их в постоянном страхе, унижать, оскорблять их человеческое достоинство. «Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу», – говорил он.

Любителям муштры и рукоприкладства Нахимов не уставал повторять: «Не учите матросов, как попугаев. Добейтесь, чтобы они сознательно относились к своему делу. Не мучьте их, не запугивайте, а тем паче не презирайте как простолюдинов или низший сорт. Они всё замечают и мотают на ус. Матрос, даже если на вид что ни на есть мужик лапотный, всё равно русский человек, а значит, сметлив, смышлён, башковит и, помяните моё слово, ещё вас, господ, обставит. Не обижайте матросов, не давайте их в обиду и не надоедайте им назиданиями. Не слова, а мысли им передавайте».

Корабельная пушка Конец XVIII в.

Карона́да Начало XIX в.

Он подавал личный пример того, как можно и нужно общаться и обращаться с рядовым составом. Сохранилось воспоминание офицера-сослуживца, как капитан преподал матросу урок артиллерии. Разговор с ним он начал так:

– Ты видал бомбу?

– Видал.

– Ну, зачем говорят, что она бомба, а не ядро? Матрос молчал.

– Ты знаешь, что такое булка?

– Знаю.

– И пирог знаешь, что такое?

– Знаю.

– Ну вот тебе: булка – ядро, а пирог – бомба. Только в неё не сыр, а порох кладут. Ну, что такое бомба?

– Ядро с порохом, – отвечал матрос.

– Дельно! Дельно! Довольно с тебя на первый раз.

Нахимов остался доволен тем, что в один присест довёл до ума матроса, а тот быстро ухватил, чем цельнолитое шарообразное ядро отличается от начинённого порохом разрывного снаряда – бомбы.

Любимец флота

Нахимову ещё не было и тридцати, когда его назначили командиром боевого корабля, и чуть больше сорока, когда он был произведён в контр-адмиралы.

Переведясь в 1834 году с Балтики под командование Лазарева, Павел Степанович стал любимцем всего Черноморского флота. У него не было ни жены, ни детей, ведь никакой жизни, помимо морской службы, для него не существовало. Но он и не жалел об этом, потому что любил море, корабли, солёный ветер, любил братство по оружию, которое так сближает людей во время боя. Его домом был корабль, а его семьёй – подчинённые ему офицеры и матросы, которые души в нём не чаяли.

Он вёл аскетичный образ жизни, избегая излишеств и обходясь лишь самым необходимым. В еде он был крайне непривередлив, в быту более чем неприхотлив, а гражданской одежде неизменно предпочитал военную форму: мундир, шинель, фуражку с козырьком.

Несмотря на то что женщины постоянно одаривали Нахимова знаками внимания, он так и не женился. Он считал, что не вправе связывать себя семейными узами, потому что постоянно смотрит смерти в лицо и жена завтра может стать вдовой. Он и офицерам своим советовал не спешить с женитьбой или вовсе отказаться от неё, чтобы никого в будущем не обездолить и не оставить детей сиротами.

Будучи прославленным флотоводцем, держал он себя скромно и просто, каждый лишний рубль тратил на своих матросов и, заботясь о них, сам привык обходиться малым.

Нахимов материально поддерживал не только своего брата матроса, но и отставных, инвалидов, получивших ранения и увечья на поле боя, вдов и сирот моряков. Денег обычно не хватало, и тогда он брал взаймы в счет будущей зарплаты, из-за чего не вылезал из долгов. Некоторые офицеры следовали примеру Нахимова, а тех, кто уклонялся от благотворительности, он с искренним недоумением спрашивал:

– На что вам деньги? В карты играть да вино пить?

Разумеется, тут же находились любители того и другого, которые не стыдились в этом признаться и заявляли, что таким образом развлекаются и разгоняют скуку.

– Экое барство, – не столько возмущался, сколько удивлялся адмирал. – У людей нужда горькая, детей семеро по лавкам, а вы потакаете своим весёлым прихотям.

Как-то на набережной к Нахимову подковылял на скрипучей, заменявшей оторванную снарядом ногу деревяшке, опираясь на костыли, старик матрос. Рядом с ним шли две маленькие девочки, внучки ветерана. Беззубым ртом он прошамкал, что вот живёт с малютками один-одинёшенек, хата его покосилась, стоит с дырявой крышей, а починить некому.

Нахимов тотчас обратился к сопровождавшему его адъютанту:

– Прислать к Позднякову двух плотников, пусть они ему помогут.

Старик, которого адмирал вдруг назвал по фамилии, удивился:

– А вы, наш милостивец, разве меня помните?

– Как не помнить лучшего маляра и плясуна на корабле «Три Святителя»! – воскликнул Нахимов. – У нас до сих пор заведено после обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, устраивать веселье. Дают команду: «Свистать песенников наверх!» И пошло-поехало. И поют и пляшут. Всё, как прежде.

Услышав это, старый матрос прослезился.