Текст книги "Обелиск (сборник)"

Владимир Сорокин
Обелиск

Поездка за город

– Вот по этой проселочной. – Степченко показал сигаретой в темноту.

Шофер кивнул, вывернул руль, и, мягко урча, «Волга» закачалась на ухабах. Фары высветили дорогу: подсохшая глина, ободранные кусты и редкий березовый лес вокруг.

– Тут места хорошие, грибные, – тихо проговорил Степченко. – Лес редковат, а места что надо. Белых много… Не бывал здесь раньше? – Он повернулся к Виктору.

– Нет, не приходилось.

– А я частенько. Как август, сентябрь – так сюда. В августе белые. Белые обалденные. И других грибов много, но белые – с ума сойти!

– Много? – спросил шофер, не отрываясь от дороги.

– За день ведро спокойно наберешь… правей, Петь, правей. Там низина… вот… а в сентябре – опята. Правда, не здесь, а подальше немного. Пройти отсюда километра два.

– А мы прошлый год по Ильинке ездили, – проговорил Виктор. – В начале октября. Опята почти сошли тогда, но ничего, ведра два набрали…

Степченко рассмеялся:

– Сразу видно, Витек, – не грибник ты! Два ведра опят! Да их машинами собирать нужно! Брезент постелил в лесу и носи охапками.

– Точно, – пробормотал шофер, огибая низину с мутно-коричневой водой. – Мы, бывало, как поедем, так по два мешка набьем опят. Жена всю неделю перерабатывает.

Степченко докурил, бросил окурок в окно:

– Петь, вон возле тех березок остановимся…

Шофер подъехал к березам и заглушил мотор.

– Ну, вот и приехали. – Степченко вылез из машины, закинув руки за голову, потянулся. – Оооо… тишина-то какая…

Виктор тоже вылез и осмотрелся.

Кругом стоял ночной лес.

Виктор потрогал влажные листья молодой березы:

– А тут один березняк в основном?

– Да. – Степченко захлопнул дверцу, посмотрел на светящийся циферблат. – Пол-одиннадцатого. Нормально. Как раз вовремя…

Шофер откинул переднее сиденье назад, снял пиджак и, кряхтя, растянулся.

– Подремешь, Петь? – Степченко заглянул в кабину.

– Подремлю.

– Ну, давай. – Степченко выпрямился, хлопнул Виктора по плечу. – А мы пойдем потихоньку.

– Счастливо, – пробормотал шофер, устраиваясь поудобнее.

– Пошли, Витек. Там вон тропиночка.

Виктор шагнул за ним в темноту.

Под ногами зашелестела трава, захрустели сучья, влажные листья скользнули по лицу Виктора. Степченко вынул сигареты, закурил:

– Я тут позапрошлым летом лося встретил. Идем с приятелем, а он поперек нам чешет. Здоровый, черт!

– Большой?

– Здоровый. Они вообще-то щас измельчали что-то, а этот – бык здоровый.

– Я под Брянском был когда, тоже видел. Правда лосиху. И кабанов видели. Мы на уток ездили. Утром пошли, а кабан в бурте колхозном роется. Они только картошку убрали, поздняя осень.

– А он, значит, жрет ее? Здорово!

– Нас увидел, повернулся. А потом, как паровоз – деру. И сопит, прям как танк.

– Ну, они мощные звери. Особенно осенью. Жирные. Я троих угрохал…

Переступили через поваленное дерево, вышли на более широкую тропку.

– А мне вот не приходилось, – проговорил Виктор, вглядываясь в сырую тьму поредевшего леса. – Тогда вроде и пуль-то не было. И стрелять по нему не хотелось…

– Да, с ними поосторожней надо. Если бить – так уж бить. А то один знакомый нулевкой решил по секачу пальнуть. Ранил, а тот за ним. Хорошо, друг выручил – добил пулей. А то б кишки выпустил.

– Да…

Лес кончился, по бокам дороги всплыли одинокие кусты. Слабый ветер шевелил их.

– Ну вот. – Степченко бросил сигарету. – Почти пришли.

– Действительно близко…

– А ты как думал. Я ж говорил – десять минут ходьбы…

Дорога пошла через поле.

Впереди показались серые коробки домов, мелькнул свет, и послышалась музыка.

– Слышишь, раскочегариваются? – усмехнулся Степченко.

– Слышу.

– У них это на краю поселка, так что удобно… Дорогу назад найдешь?

– Найду. Здесь вроде недалеко…

– Ну, и порядок. – Степченко сплюнул. – Иди, я следом за тобой.

Виктор кивнул и пошел дальше.

Вскоре свет стал поярче – показалась вереница уличных фонарей, музыка заиграла громче, дома приблизились и обступили Виктора.

Он прошел по улице до крайнего дома и стал медленно обходить его. Музыка загремела, голос певца стал жестким, отчетливей зазвенели тарелки. Виктор обогнул дом и сразу оказался перед танцплощадкой: лучи двух прожекторов протянулись над прыгающей толпой, скрестились на музыкантах.

Танцплощадка была покрыта потрескавшимся асфальтом. Поломанный забор огораживал ее. Вместо сцены в дальнем углу забора лежали сдвинутые вместе бетонные плиты, из размозженных торцов которых торчала гнутая арматура.

Виктор купил билет в фанерной будочке, отдал контролеру и вошел в распахнутые ворота. Музыканты только что кончили играть – ударник прошелся по барабанам, а гитаристы прощально качнули грифами. Толпа расползлась по краям площадки и принялась шумно занимать лавочки. Рядом с Виктором собралась группа подростков. Они курили, шумно разговаривали, толкая друг друга.

Возле будочки послышался голос Степченко. Виктор обернулся.

Семен Палыч покупал билет:

– И мне билетик, девушка… Всего-то? Дешево. Нет, не был. Да, приезжий я, в гостях. На молодежь хочу поглядеть. Спасибо.

Он вошел в ворота, не торопясь побрел вдоль лавочек, улыбаясь и рассматривая сидящих.

К группе подростков подходили все новые и новые, она росла, и вскоре Виктору пришлось потесниться – вокруг замелькали лохматые головы, какой-то парень в цветастой рубахе толкнул его и примирительно коснулся рукой:

– Извини, старик.

Виктор пошел вдоль забора. На лавках сидели девушки, ребята стояли рядом.

Всюду валялись окурки, смятые пачки из-под сигарет. Возле заставленных аппаратурой плит стояла группа девушек. Виктор подошел и встал рядом.

Музыканты взобрались на плиты, повесили на шеи электрогитары. Один из них – коренастый, с плоским загорелым лицом – приблизился к микрофону и быстро проговорил, пощипывая струны:

– Раз, два, три, раз, два, три…

Микрофон засвистел.

Одна из девушек что-то громко сказала, и подруги дружно рассмеялись.

Виктор посмотрел на нее. Она была стройной, полногрудой и белокурой. Сильно подкрученные волосы рассыпались по ее плечам. На ней было зеленое платье и белые лакированные туфли.

Она опять что-то сказала, показав пальцем на музыкантов, и снова все засмеялись.

Виктор оглянулся. Рядом стоящие парни смотрели на девушку.

– Эй, Васька, давай дю папал! – крикнули из толпы музыкантам.

Коренастый гитарист кивнул своим партнерам, они взялись за гитары и посмотрели на ударника. Ударник разгладил подстриженные в кружок волосы, стукнул палочкой раз, другой. На третий они заиграли – сумбурно и оглушительно.

Виктор осторожно протиснулся между девушками и, подойдя к белокурой, протянул руку:

– Можно вас пригласить?

У нее было широкое лицо и ярко накрашенные губы. Она удивленно подняла брови, усмехнулась и шагнула к Виктору. Он взял ее за руку и вывел на середину танцплощадки.

Солист схватил микрофон и что-то запел, силясь перекричать рев динамиков.

Девушка положила руки Виктору на плечи, он обнял ее за талию.

– Вообще-то это быстрый танец, – проговорила она.

– Я быстро не умею.

– Что ж так?

– Не научили вовремя.

– Почему?

– Да вот не научили, и все тут… – Виктор мельком глянул вокруг и понял, что вся танцплощадка смотрит на них. Рядом танцевали несколько пар, поодаль девушки образовали круг.

– Вас как зовут?

– Люба. А вас?

– Миша. – Виктор сильнее привлек ее к себе и, уткнувшись ртом в ее волосы, прошептал: – Вы очень хорошая девушка, Люба.

Она отстранилась, быстро взглянула на него:

– Вы всегда так обнимаетесь?

– Нет, только в исключительных случаях.

– Вы что – приезжий? Из Щелкова, наверно?

– Да, из Щелкова.

Он снова попытался прижать ее, но Люба уперлась ему ладонями в плечи:

– Вы что? Вы всегда так?

– Я же говорил, Любаша, что не всегда. Просто ты мне понравилась.

– Я многим нравлюсь. И если вы так еще раз сделаете, я с вами танцевать не буду.

– Ну вот, сразу и обиделась! – Виктор на мгновение отстранился, но потом вдруг схватил ее за талию, поднял в воздух и громко поцеловал в лоб.

Девушка вскрикнула и стала вырываться:

– Пусти, пусти, дурак!

Виктор отпустил ее. Она повернулась и быстрым шагом пошла к выходу – кудряшки подрагивали на ее поджавшихся плечах. За ней побежали подруги.

Виктор огляделся.

Со всех сторон на него смотрели лица. Смотрели, перешептываясь, накрашенные девчонки, смотрели подвыпившие парни в мешковатых пиджаках, смотрели музыканты, смотрел Степченко.

– Ну вот и совсем обиделась! – Виктор рассмеялся и неторопливо пошел вдоль лавок.

– И что, у вас все такие обидчивые? – спросил он у какой-то девушки, беря ее за локоть.

Она прыснула и нырнула в толпу подруг.

– Ну вот. Та обидчивая, а эта хохотушка. А вот вы, – Виктор обнял за плечи другую девушку, – вы какая? Целочка, наверно? Ну, сознайся, здесь все свои.

Девушка оттолкнула его:

– Черт пьяный!

Виктор обиженно развел руками:

– Ну какой же я пьяный? А? Разве я пьяный? Вы тоже думаете, что я пьяный? – Он взял за руку другую девушку. Она вырвалась, а рядом стоящий парень пошел на Виктора:

– Ты чего грабли распустил? Что – здоровый, что ли?

– Ну вот, – Виктор вздохнул, – и пошутить нельзя.

– Я тебе пошучу! А-ну катись отсюда! – Парень толкнул Виктора.

Рядом появились еще два парня. Один из них – высокий, с некрасивым рябым лицом – глухо проговорил:

– Поприехали фраера наших девок прикалывать.

– Виктор снова вздохнул, махнул рукой:

– Да ну вас. Шуток не понимаете.

– Я кому говорю, вали отсюда! – не унимался парень.

Он был рыжий, в темно-синем костюме.

– Да что я тебе, мешаю, что ли? Чего ты разорался, дурачок?

Рыжий удивленно выпятил челюсть:

– Чтооо?

Рябой подтолкнул рыжего:

– Вломи ему, Паш. Хули он права качает.

Вокруг собралась толпа парней. Их потные загорелые лица выжидающе смотрели.

– Пиздани ему, Паш. Он Любку Болдину подписывал.

– Ишь, фраер, развыебывался, бля…

– Чо смотришь, Пашк! Бей в лоб, делай клоуна!

– А ты, фраер, хули стоишь – гони мышцу!

– Ребята, не деритесь, – раздался за их спинами девичий голос. – Что вы все на одного? Он пошутил.

– Я вот ему пошучу. – Рыжий провел языком по губам.

Виктор рассмеялся.

Вокруг загалдели:

– Урой его, Пашка!

– Во, бля, и лыбится еще!

– Бей, чего стоишь?

Пашка кинулся на Виктора. Виктор отстранился и вдруг легко и страшно ударил его ногой в лицо. Рыжий полетел через голову. Стоящий рядом рябой размахнулся, но ответный удар в печень согнул его пополам. Кто-то сзади схватил Виктора за волосы, но его голова сделала круговое движение, рука нападающего скользнула ему на плечо, и вслед за хрустом страшный крик разнесся по танцплощадке.

Толпа отшатнулась и через мгновенье бросилась на Виктора. Секунду он был накрыт мешаниной серо-коричневых спин, но вдруг выскользнул, взвился над ними. Его руки замелькали – раздались крики покалеченных, он метнулся в сторону и, проложив себе дорогу сквозь тела и лица, махнул через забор.

Толпа с ревом бросилась за ним. Затрещал забор, завизжали девки, мелькнули кулаки с отодранными штакетинами, заматерились упавшие и отстающие.

Виктор обогнул дом и побежал по улице. Толпа неслась за ним.

Он кинулся влево, сквозь кустарник, прыгнул через груду щебня и скрылся во дворе. Преследователи с треском рванулись через кусты:

– Там, Сашка, там он!

– Лови его, гада!

– Хуярь!

– За сараями он, робя!

Виктор пробежал мимо сараев, прыгнул за батарею мусорных контейнеров и затаился. Толпа рассыпалась по двору:

– Здесь он, здесь, падла!

– В проходе посмотри, Сега!

– Сука городская, недоносок хуев!

– За гаражами, наверно! Айда туда!

Большинство бросилось к гаражам.

Подождав мгновение, Виктор выскочил из-за контейнера. На него бросились четверо. Он встретил их градом странных, замедленно-размашистых ударов. Двое упали, один, зажав нос, бросился прочь, а четвертый отскочил к контейнерам и, беспорядочно махая штакетиной, закричал:

– Сюда, ребята, сюда!

Виктор уклонился от палки, перехватил его руку, крутанул – штакетина вылетела, парень взвыл. Виктор схватил его, качнул на себя и со всего маху ударил головой об угол контейнера. Парень обмяк и беззвучно повалился, контейнер опрокинулся, из него посыпался мусор и выскочила крыса.

– Вот он, гад, бей его! – Толпа уже летела из-за гаражей, заполняя двор.

Виктор бросился за сарай, через кусты бузины, прыгнул на что-то жестяное, громко ухнувшее, перемахнул невысокий заборчик и оказался в соседнем дворе. Здесь в окружении молодых сосен стояли одноэтажные домики, посередине торчал детский грибок с покосившейся шляпкой. Виктор подбежал к грибку и встал за его столбик.

Преследователи продрались сквозь забор, замелькали меж сосен:

– Он к воротам побежал, я видел!

– Да за домом он, ни хуя ты не видел!

– Туда, к клозету, там он!

– Бей его, суку, мочи!

– Возле кустов, смотри там!

Толпа разделилась в поисках Виктора. Большинство парней полезли обшаривать кусты возле забора, другие побежали к туалету, третьи – за ворота.

Несколько человек оказались возле грибка.

Виктор пропустил их, выскочил и в два прыжка оказался рядом: задний парень вскрикнул, схватился за голову, другой отлетел к грибку, оставшиеся бросились бежать, крича и призывая товарищей. Виктор легко догнал их, но возле кустов трое других парней бросились на него. Виктор сбил первого, но второй крепко ударил его палкой по спине.

Он бросился к воротам, опрокинул двоих, вырвал кол у третьего и сломал его об одного из нападавших. Сзади кто-то достал его кулаком по голове. Виктор прыгнул в сторону, развернулся, нога его прошла около головы парня, разнесла штакетник. Парень испуганно присел.

Виктор пробежал ворота, перепрыгнул через канаву и понесся по улице.

Поредевшие преследователи бежали за ним. Один из них оторвался от остальных и стал догонять Виктора. Возле слабо светящейся витрины продуктового магазина он догнал его:

– Ах ты, сука, блядь!

Виктор резко бросился на землю, парень полетел через него и встать не сумел – молниеносный удар размозжил ему лицо.

У витрины Виктора попытались окружить. Он оттолкнул одного, ударил другого, а третьего – высокого и худого – раскрутил за руку, отгоняя махающих кольями, и метнул в витрину.

Зазвенели, посыпались на асфальт осколки, протяжно закричал покалеченный.

Виктор забежал за угол, пронесся вдоль трех подъездов и нырнул в четвертый. Внутри было темно и пахло блевотиной.

Тяжело дышащий Виктор встал за второй дверью, прислонившись к прохладному радиатору.

Преследователи захлопали дверьми подъездов:

– Здесь он!

– Ну, бля, поймаю гада, убью, сука ебаная!

– Во втором он, там дверь хлопнула!

– Не выпускать его! Из подъезда не сбежит!

Трое забежали в четвертый подъезд. Виктор вжался в радиатор, но парни заметили его светлую безрукавку:

– Вот он!

Виктор пригнулся, штакетина с треском разлетелась о радиатор.

Он напролом бросился через них, стукнулся лбом о чью-то голову, задел плечом за дверь и выбежал из подъезда.

Какой-то парень схватил его за руку, но Виктор вырвался.

Кинутый кем-то кол больно попал ему по ногам. Выругавшись, он схватил его, кинулся на своих преследователей.

Они бросились врассыпную.

Возле угла дома Виктор догнал одного, ударил колом по голове. Кол сломался, парень повалился со стоном. Четверо других парней, бросив палки, понеслись по улице. Виктор побежал за ними и вскоре догнал – возле той самой канавы. Двоих он сбил, третьего столкнул в канаву. Оставшийся парень рванулся через кусты. Виктор настиг его у забора, сбил с ног, приподнял и ударил лицом о штакетник. Парень взвыл, неожиданно вывернулся из рук Виктора, побежал вдоль забора. Виктор бросился за ним. Парень бежал, повизгивая, оторванная щека болталась возле скулы. Виктор с трудом догнал его, ударил ногой в голову. Парень упал, ноги его конвульсивно задергались.

Виктор выбрался на шоссе.

Кругом было пусто – безмолвно стояли дома и где-то за ними, на танцплощадке, музыканты настраивали электрогитары.

Он огляделся, отряхнул испачканные колени и пошел по тускло освещенному асфальту. Пройдя три дома, он свернул, пересек небольшой пустырь с чахлыми деревцами и оказался снова перед танцплощадкой.

По-прежнему играла музыка, по-прежнему прыгала пестрая толпа под скрестившимися лучами прожекторов.

Виктор подошел ближе.

Забор в одном месте был повален и переломан, в проеме толпились танцующие.

Виктор прошел вдоль забора и оказался у будочки с билетами. Прямо возле нее стояла небольшая кучка парней. Заметив Виктора, они бросились в разные стороны.

Двое побежали через пустырь.

Виктор кинулся за ними. Одного парня догнал на пустыре, ударил кулаком в шею, другой оказался проворней – увернулся, перебежал улицу и понесся по проселочной дороге.

Виктор преследовал его.

Дорога неслась через поле.

Вскоре кусты обступили ее. Парень пробежал еще немного, остановился и, скинув ремень, обмотал его конец вокруг кисти:

– Ну что, бля… попробуй только… попробуй, бля… Виктор остановился, медленно подошел к нему. Оба тяжело дышали.

– Попробуй, бля. – Парень испуганно смотрел на него. – Попробуй… А то думаешь – здоровый? Соберемся, пизды дадим… монинских позовем… а в Щелкове у меня полгорода родни… скажу, бля, кому надо, так таких пиздюлей…

Виктор шагнул к нему, парень взмахнул ремнем. Виктор нырнул под свистнувшую пряжку и ударил его в солнечное сплетение. Парень согнулся, осел на колени. Его вырвало. Виктор выхватил из его разжавшейся руки ремень, размахнулся. Пряжка свистнула над головой парня, он судорожно вскинул руки.

– Что, ссышь, котенок? – Виктор легонько тюкнул его пряжкой по спине.

Парень поднял бледное лицо. Виктор помедлил минуту и ударил его ногой в живот. Парень захрипел. Виктор склонился над ним и нанес ему страшный удар в основание шеи. Парень беззвучно повалился на дорогу.

Виктор схватил его за руки, раскрутил и зашвырнул в кусты:

– Вот и вся история…

Отдышавшись, он поднял широкий солдатский ремень с желтой бляхой и, похлестывая им по влажным веткам, пошел по дороге.

Впереди, за кустами виднелось поле.

Виктор остановился, потер затылок:

– Шишку набили, обормоты…

Потом повернулся и неторопливо побежал через поле, шурша мокрым от росы овсом.

Брюки его быстро намокли, пряжка болтающегося в руке ремня посверкивала в темноте.

Поле пошло под уклон, и вскоре Виктор спустился в широкий и длинный овраг. Здесь было совсем темно и сыро. Где-то журчал ручей.

Раздвигая переросшую траву, Виктор нашел ручей, зачерпнул рукой темную воду и сполоснул лицо.

Ручей был узкий, полузасохший. От воды пахло прелью.

Виктор перепрыгнул через него, выбрался из оврага и снова пошел по полю, на этот раз ничем не засеянному. Из-под ног его выпорхнула перепелка, попискивая, полетела прочь. Виктор махнул ей вслед ремнем.

Поле пересекала дорога.

Он огляделся:

– Ну вот. Кажется, наша… ага…

Дорога шла через знакомые кусты.

Виктор пошел по ней.

Вскоре поле кончилось, и лес встал вокруг. Было черно, сыро и прохладно. Деревья стояли словно декорации – неподвижно. В черных проемах меж ветвями посверкивали звезды.

Виктор нашел тропинку, перешагнул поваленное дерево.

Где-то наверху сорвалась с ветки птица, вяло захлопала тяжелыми крыльями.

Сквозь листву мелькнул свет.

Виктор прошел по тропинке, перепрыгнул лужу, раздвинул орешину: посреди лужайки стояла «Волга», в кабине горел свет и Степченко что-то со смехом рассказывал шоферу.

Виктор подошел сзади, постучал по крышке:

– Можно к вам?

– Ааааа! Герой вечера! Илья Муромец! – Степченко вылез, обнял Виктора. – Ну, молчу! Один в поле воин! Не ожидал! Нашел дорогу? Все в порядке? Цел? Не поранили?

– Да нет вроде…

– Ты лесом возвращался? Полем? А может, через Бобринское?

– Дорогой.

– Ну, молодец! Молодец! А это что – ремень? Что – трофей боевой? Ух… тяжелый, бля… башку проломить ничего не стоит… Видел я, как ты начал, как дуру эту поддел. Как кодла на тебя ломанулась – испугался даже, подбежал поближе, думаю – втопчут козлы Витьку в землю! Да куда мне! Махнул парень через забор! А эти мудаки, – он заглянул в кабину, – за ним! За ним, бля! Ну, молодец!

Степченко потянул его в кабину:

– Давай полезай сюда.

Виктор влез и сел рядом с ним. Степченко, улыбаясь, разглядывал его:

– Ну, молодец парень, молодец, Первый выезд, а так сработал… Постой, постой, что это…

Он повернул голову Виктора к свету. На левом виске краснела ссадина.

– Ну, это в кустах, наверно…

– И рубашка порвана, вон, смотри… – Степченко потрогал разорванный рукав и присвистнул, посмотрев на спину Виктора. – Ни хуя себе! Во, полоса какая. Чем это они тебя? Колом, что ли?

– Да, наверно… но это пустяки…

Шофер тоже посмотрел, перегнувшись через сиденье.

Степченко рассмеялся:

– Ну ладно, это не в счет. Я-то после того, как они за тобой ломанулись, сюда пошел, ничего не видел. Ну откровенно скажи – скольких угробил? Десять? Двенадцать?

Виктор устало улыбнулся:

– Да я не считал…

– Ха-ха-ха! – Степченко захохотал, мигнул шоферу. – Я ж говорил, он заводной. Ну молодец. А некоторые теряются в первый выезд…

– Почему?

– В зале-то привыкнут к своим, рожи примелькаются – тренеры да партнеры. Хоть и нападают и замахиваются, так знаешь ведь, что свои, что ни хуя не сделают. А тут другое… Тут – замахнулся – бей! Слыхал пословицу?

– Слышал.

– Ну вот. Шпана, она и есть шпана. МГ – 18. По правде сказать – все они вставлены в 22. Дохляки. Попадаются, конечно, 64 и 7. Те, что армию отслужили. А так в основном – пшено, малолетки. Отцы – из запоя в забой, из забоя в запой, днем на заводе въябывают, вечером буханут и козла забивают, а пацаны – хули им делать? В школе отсидят, днем хуи проваляют, вечером футбол посмотрят, бутыль красного раздавят на семерых – и на танцы. А там дело ясное. Думаешь – танцевать они пришли? Ни хуя! Он, бля, ни рожей ни кожей не вышел, как и родители-алкоголики, он и поговорить-то с девкой толком не умеет, не то что – танцевать. Зато свинца под ременную бляху он залил, не забыл. На танцы придут кодлой и ждут, кого б отпиздить. Найдут чужака какого или своего понезнакомей да посамостоятельней – отхуярят и по домам: на неделю впечатлений – во! – Степченко провел ребром ладони по горлу. – Будут по сто раз перемалывать – как я его да как мы его. А то кодла на кодлу полезет. Но это – реже… Значит, Витек. Коротко. По 17 все в порядке, по 9 нормально. Не дотягиваешь по касаниям. Ртуть, ртуть, помни, не скатывайся к 7. И главное, я тебе много раз в зале говорил и здесь повторю – забудь про свой бокс раз и навсегда.

– Да я стараюсь забыть, Семен Палыч, да трудно. Восемь лет ведь…

– Кротов Вася одиннадцать отстучал, и ничего. Словно и не занимался, посмотри на него. А ты – чуть что – в стойку горбишься. Кому нужна твоя стойка? Ты не боксер, не каратист, не ниндзя. Ты уе-боха. Помни про 9.

Шофер улыбнулся:

– А что, много было их?

– Человек сорок. – Степченко скатывал ремень. – Заводи, Петь, поехали… Вообще постой-ка, надо отлить…

Он вылез из машины.

– Я с вами. – Виктор выбрался следом.

Шофер заворочался и тоже вылез.

Через минуту три струи зашелестели по траве. От травы пошел пар.

Степченко посмотрел на неподвижные деревья, поежился и, отряхиваясь, проговорил:

– Тихо падают листья с ясеня. Ни хуя себе, сказал я себе.

Шофер тихо добавил:

– Глянешь в небо, а там действительно…

Виктор застегнул брюки, глянул на звезды и прошептал:

– Охуительно, восхитительно.