Текст книги "S-T-I-K-S. Маугли"

Владимир Сухинин
Маугли
S-T-I-K-S. Мир Стикса – 1

* * *

Изображения созданы автором при помощи нейросети Kandinsky на Платформе Fusion Brain в соответствии с пользовательским соглашением и не нарушают права третьих лиц. Согласно пункту 6.2. соглашения, исключительные права на Контент принадлежат Пользователю.

Краткое вступление

Роман «Маугли» написан по мотивам произведений известного российского писателя Артема Каменистого, объединенных серией под названием S-T-I-K-S.

Это необычный лоскутный мир, куда попадают части территорий из других вселенных вместе с людьми, животными и всем, что там было. Сами люди называют этот мир Улей. Мир, где нет государства и правосудия, где человек сам себе судья и палач. Здесь с человека слетает всякий налет цивилизации, и Улей предстает перед читателем жестоким, кровавым, где-то отталкивающим и даже омерзительным. Но взамен этот мир дает человеку надежду на бессмертие. В нем существует некая необъяснимая магия, дающая людям сверхъестественные способности.

Мир Улья ставит перед читателем вопросы: почему все так? Кому это надо? И если это безумный глобальный эксперимент, то какую цель он преследует?.. Можно ли здесь сохранить человечность и доброту, и где проходит граница между добром и злом… Вопросы, вопросы, вопросы, на которые нет ответа. Есть слухи, легенды и предположения.

Меня заинтересовал этот необычный мир с его механикой, и я захотел правдоподобно описать (как мог) некоторые принципиальные законы этого мира. А также взаимодействие мира Улья и человека, так, как это увидел и понял я…

А судить тебе, уважаемый читатель.

Со своей стороны я выражаю искреннюю благодарность Артему Каменистому за то, что он придумал и описал этот удивительный мир и позволил продолжать серию S-T-I-K-S другим писателям.

Глава 1

– Саныч! Иди сюда! – Радостный Тимофей Сергеевич, исходя паром, бежал от бани и на бегу тряс отвисшим брюшком. Он махал руками и звал товарища выпить.

Саныч, пожилой мужчина примерно шестидесяти пяти лет с длинными седыми волосами, стоял у сеновала, в стороне от остальных гуляк. Он пьяненько улыбался и натягивал на себя набедренную повязку индейца из расшитой кожи козы. За спиной у него в чехле висел лук, на поясе – колчан со стрелами. На голове убор из перьев петуха. На груди висел нож в украшенных бисером ножнах, рядом у ног лежал топор, похожий на томагавк.

– Ну чего ты там застрял! – кричал разгоряченный Тимофей Сергеевич. – Бросай это оружие дураков и дикарей. Охота на коз только завтра будет. Девочки соскучились, – просюсюкал Тимофей Сергеевич.

За большим, сколоченным из толстых обструганных досок столом сидели две полуголые девицы неопределенного возраста.

Блондинка с пышными формами, Настюша, и брюнетка Любаша, худая как жердь, с большим бюстом, который не помещался в ее бюстгальтере. Обе в открытых ярких купальниках. На столе перед ними красовались бутылки армянского коньяка, минералка «Ессентуки № 4» и лимонад «Крюшон». За спинами девиц стоял и блаженно улыбался Егор Николаевич. Он засунул руки под их лифчики, самозабвенно мял их выпуклости и только что не пускал слюни. Под столом спала старая среднеазиатская овчарка Бальба, которая привыкла и к периодическим пьянкам гостей, и к самим гостям.

Девицы были доярками с фермы, разведенки, и когда к председателю колхоза приходили важные гости, они всегда присутствовали на «торжествах».

Сам председатель убыл на уазике за мясом для шашлыка, а уважаемые гости пили и забавлялись тем, что поочередно уводили за сеновал подружек, а оттуда начинало раздаваться громкое оханье и стоны. Лишь Сан Саныч не обращал на девиц внимания. Астма, хронический простатит и любовь к выпивке отбивали у него тягу к женскому полу. Он обрядился в индейца, налил себе коньяк и, сев на землю, обнимал козу, привязанную у сеновала. Скармливая ей морковку, с умилением гладил ее по голове. Коза изредка блеяла, а Сан Саныч в промежутках между употреблением коньяка и танцами соратников по перу, которых он, изрядно подвыпив, за глаза обзывал гамадрилами, вел с ней душещипательные разговоры:

– Вот ты знаешь, Милка, что я поэт?

Коза отвечала:

– Бэ-э.

– Не знаешь, – кивал Саныч. – А меня печатают в областной многотиражке. Хочешь, я тебе прочитаю последний свой шедевр?

Коза ответила:

– Бэ-э.

– Хочешь, – кивнул Саныч и начал декламировать.

 
Что для солдата очень нужно,
Чтоб мог успешно воевать?
И рота скажет очень дружно… Ик…
Боеприпасы, автомат.
 
 
Лишь старшина ответит скромно
И даже как-то невпопад… Ой…
Что всех нужней ему портянки,
И лишь в портянках он солдат…
 

– Вот, Милка, я новый Пушкин… Ну, – затем поправил себя Саныч, будучи человеком объективным и понимая, что замахнулся на сакральное, – не то чтобы прямо так, Пушкин. Но!.. – Он потряс в воздухе пальцем. – Известность кое-какую имею. Меня твой хозяин позвал написать к юбилею колхоза стихи. Вот я и пишу…

Саныч икнул, а коза ответила:

– Бэ-э…

– Что бы ты понимала в высоком стиле, коза драная, – обиделся Саныч и, встав, нетвердой походкой направился к столу. Сел на лавку, налил себе в граненый стакан коньяк, выпил и опустил голову. Его по плечу стукнул рукой Тимофей Сергеевич.

– Саныч, ты не обижайся, но твои стихи это говно, – произнес он заплетающимся языком.

Саныч вздернул опущенную голову. Люто посмотрел сбоку на товарища по газете и тяжело выдавил из себя, можно даже сказать придавил Тимофея Сергеевича своей фразой:

– Сам ты говно, Тима, и рассказы твои – тоже говно. – Он поднялся, сбросил руку Тимофея Сергеевича со своего плеча и, пошатываясь и вихляя, направился к сеновалу. Долго зарывался в сено и наконец, устав копошиться, затих.

Скоро он согрелся и в пьяном беспамятстве уснул.

Ночью его мучил кислый запах. Саныч, не просыпаясь, решил, что кто-то рядом наблевал, и пополз наверх сеновала, подальше от блевотины. Полз он на автопилоте, но куда бы он ни совался, везде был запах кисляка.

«Сволочи, – с неприязнью подумал Саныч, – еще и обосрались». И, не имея больше сил сопротивляться Морфею, в бессилии отрубился.

Утром Саныч проснулся от трех неприятных вещей. Они в сумме делали его жизнь мрачной и невыносимой. Нестерпимо болела голова. Хотелось пить. А еще больше хотелось освободить мочевой пузырь.

Саныч со стоном поднял голову и неожиданно врезался лбом во что-то твердое. От удара голову прострелила острая боль, и Санычу показалось, что из его бедного черепа потекли расквашенные мозги. Саныч негромко простонал, ухватил руками виски и некоторое время лежал без движения. Когда боль немного отступила, Саныч с большим трудом заставил себя открыть глаза.

Перед глазами был дощатый потолок. Да блин! Как он умудрился ночью забраться на самый верх сеновала, прямо под потолок?

Саныч вспомнил вчерашний веселый вечер, пьянку, будь она проклята. Вспомнил халявный колхозный самогон, переделанный в армянский коньяк, ночь с запахом блевотины, и осуждающе поморщился. Мысленно он укорял себя за невоздержанность, материл хлебосольного председателя колхоза и очень хотел опохмелиться.

Ко всему прочему организм срочно требовал освободить мочевой пузырь, затем отыскать в сене початую бутылку самодельного коньяка и полечиться. Не в силах сопротивляться своему организму, хоть и с неохотой, Саныч стал осторожно спускаться по сену вниз.

Неприятно кололи в мошонку стержни соломы, но Саныч стойко терпел это временное неудобство. Спустившись, он рысью припустил к водоему. Вода с тихим шелестом ласкала мелкими пенистыми волнами прибрежную гальку. Пахло свежестью и лесом. Водоем находился метрах в двадцати от сеновала.

Саныч встал на невысоком бережку, поднял полу кожаной юбочки, что украшала бледные безволосые старческие бедра Саныча, и стал пытаться справить малую нужду.

После минутных потуг потекла тонкая, несмелая струйка, застенчиво соединяясь с водой большого озера, а Саныч болезненно морщился, напрягался, проклиная сидячую работу и хронический простатит. Переминался с ноги на ногу и ждал, когда придет блаженное облегчение. Процесс освобождения мочевого пузыря у Саныча был долгим. Обычно за это время он успевал сочинить похабный стишок в четыре строчки и панегирик на заказ. Но сейчас он бездумно вертел головой и осматривал окрестности озера. Оно было большим и вытянутым в длину. На глаз, как прикинул Саныч, метров пятьсот в ширину и непонятно сколько в длину. Примерно посередине озера находился вытянутый остров, заросший кустами и деревьями. На другом берегу стояло длинное двухэтажное строение с фасадом из стекла. От больших стекол отражались солнечные лучи. День обещал быть жарким и приятным.

Когда Саныча немного отпустило, он почувствовал смутное беспокойство. Не до конца понимая его причину, недоуменно повертел головой и вдруг замер. Он даже перестал мочиться…

До него наконец дошло, что заставило его забеспокоиться. Раньше на месте озера был лес, где они собирались охотиться с луками на коз.

Такое развлечение придумал предприимчивый председатель колхоза «Новый Свет» для проверяющих из района и важных гостей. Все было отработано до мелочей. Сначала баня, пьянка и бабы. На следующий день охота на козлов и снова пьянка.

«Хрен с ней, с пьянкой, – отбросил ненужные мысли Саныч. – Откуда тут озеро?» А оно было огромным. «Что за хрень тут творится?» – удивился Саныч и обернулся. За спиной все осталось как вчера вечером… Нет, не как вчера… Стол с бутылками был, сеновал был, но за ним вчера была пасека и посадки подсолнуха. А сейчас там лес и асфальтовая дорога, ведущая из леса к сеновалу. Из прошлого остался только сеновал и длинный стол, уставленный бутылками.

Саныч подхватился и громко закричал:

– Эй, ребята! Тима! Николай! Вы где? – Ответом ему было негромкое эхо и тишина. Саныч посеменил к столу. – Эй, что за шутки? – уже обиженно крикнул он. – Куда вы меня, черти, отвезли? Вылазьте, мужики, это не смешно.

Саныч сбавил темп, почти остановился, затем замер.

– Не смешно, – прошептали его губы. Из-под стола торчали тонкие ноги в сандалиях. Саныч знал, кому принадлежали эти ноги – Тимофею Сергеевичу, журналисту, собрату по перу. В своих поездках с бригадой агитпрома он часто видел эти ноги под столами.

Саныч несколько успокоился. Он не один, и может быть, товарищ сможет объяснить ему, куда их завезли.

– Тима, – позвал Саныч и нагнулся посмотреть, как там поживает его сослуживец. Нагнулся и обмер. Казалось, сейчас глаза вылезут из орбит. – Вы… чо? Совсем тут края потеряли? – пробормотал Саныч. – Перепились все. Что за маскарад?..

Но чем дольше он смотрел, тем больше понимал, что это не постановка. Верхняя половина тела Тимы была разорвана и кем-то сожрана. Лишь лиловые кишки с прилипшим к ним мусором, разбросанные по земле, да темные пятна крови и куски мяса на позвоночнике, обглоданная голова, лежащая недалеко от остатков тела, – это все, что осталось кроме ног от Тимофея Сергеевича.

Ужасающий по своей нечеловеческой жестокости и вандализму вид тела товарища спровоцировал у Саныча рвотный приступ. Спазм скрутил мышцы его живота, и он стал извергать все выпитое и съеденное вчера. При этом он непрестанно кашлял и все дальше отходил от стола. Разум отказывался смотреть на это ужасное зрелище. От кашля болезненно разрывалась голова. Саныч ухватил голову руками, стараясь не дать ей разорваться.

Наконец рвотный позыв закончился. Саныч вытер рот тыльной стороной руки и сплюнул подступившую желчь. Он выпрямился и услышал урчание за спиной. Обернулся и обмер. На него смотрела Бальма. Морда собаки была вымазана в крови, из пасти на землю капала красная слюна.

– Бальма, – прошептал Саныч, сил громко говорить уже не было. – Ты что натворила? Ты сожрала Тиму?

Собака снова утробно заурчала, глаза ее бессмысленно блеснули алчной вспышкой, она в одном прыжке преодолела три метра, сбила человека на землю и придавила своей тяжестью. Машинально Саныч оттолкнул вонючую пасть рукой и, задыхаясь от веса псины, сдавленно крикнул:

– Фу, Бальма! Я свой. Не видишь?

Псина коротко уркнула, подняла голову и неожиданно покорно слезла с человека. Не обращая больше на него внимания и виляя хвостом, побежала за сеновал.

Саныч откашлялся, отдышался и с трудом встал на четвереньки.

– Да что же тут такое происходит? – пробормотал он и бессознательно направился за собакой к сеновалу. Он помнил, где припрятал бутылку коньяка и бутылку «Ессентуков», чтобы утром опохмелиться. Обычно после попоек на утро кроме воды ничего не было. Опытный в таких делах Саныч всегда заныкивал бутылку, чтобы полечиться. Он пошарил рукой в сене у стены, достал початую бутылку янтарного напитка и сделал пару больших глотков. Поморщился, но почувствовал, как постепенно подступает облегчение. Запил коньяк минеральной водой и нетвердой походкой направился к тыльной стороне сеновала. Он завернул за угол и остановился как примороженный.

На его глазах псина жадно жрала Любашу, а Настюша, довольно урча, доедала Николая.

Саныч оторопел. Он смотрел на этот каннибализм и не мог поверить тому, что видел это.

– Эй! – несмело крикнул он. – Вы это чего? Не безобразничайте… Это нельзя, фу… – И отчетливо понимая, что говорит несусветную глупость, стал, пятясь спиной, отступать. Женщина заурчала громче, посмотрела на Саныча и оскалилась. Саныч машинально поднял руку, чтобы отгородиться от ее плотоядного взгляда, и погрозил пальцем: – Ни-ни, Настюша. Я свой. – Эта фраза к нему прилипла. Женщина перестала урчать и продолжила свою кровавую трапезу.

В голове Саныча царил шторм противоречивых мыслей. Его разум не мог воспринять то, что видели глаза.

– Я сплю, – пробормотал он. – Ущипните меня. – Затем закрыл глаза и больно ущипнул себя за живот. Открыл глаза и тут же в ужасе закричал: – А-а-а! – Видение ужасающей трапезы не исчезло. Собака и женщина жадно и увлеченно жрали людей. На земле были разбросаны кости и куски плоти. Настюша, измазанная в чужой крови, шарила в животе Николая руками. Ее руки также были вымазаны в крови до плеч.

– Ну, нет, – прохрипел Саныч и со всех ног припустил к асфальтовой дороге, ведущей в неизвестность.

Ему казалось, что он бежал быстрее лани, но на самом деле с трудом ковылял и прихрамывал. Ноги кололи камни и сухая трава. Но Саныч на это не обращал внимания. Спотыкаясь, он выбежал на асфальт, и бежать стало легче. Саныч был в таком состоянии, что даже не обращал внимания на свой вид. А он был обряжен в набедренную повязку. Причем где-то потерял трусы. Колчан со стрелами бил по его бедру сбоку. На кожаном поясе висел томагавк, а на груди болтался нож в чехле.

Он как нарядился вчера, так в этом и уснул. Только перья и лук потерял, копошась в сене. Саныч бежал через лес. Он задыхался, хрипел, как мехи порванного баяна. Глаза затопила подступившая от перенапряжения кровавая пелена. Страх и ужас в душе, паника в голове гнали его прочь от страшного места. Он хотел убежать, найти людей, все им рассказать, снять с себя бремя страшной истории и разделить с ними свой ужас.

В груди горело, Саныч громко сипел. Сил бежать не оставалось, а дорога закончилась внезапно, словно ее обрезали. Вот была нитка хорошего асфальта, а теперь перед Санычем выстроились высокие кусты ежевики. Создавалось впечатление, что кто-то в насмешку над ним и другими бросил недостроенную дорогу и убыл в неизвестном направлении.

Саныча кусты не остановили. Всхлипывая, вскрикивая от уколов веток, он продрался сквозь колючие кусты и вывалился в придорожный кювет.

Все тело Саныча было ободрано и кровоточило многочисленными маленькими ранками. Но Саныч не обращал на это внимания, он упорно продвигался к своей цели. На четвереньках поднялся к дорожному полотну, что находилось перпендикулярно той дороге, по которой он бежал, и, выпрямившись, встал на подрагивающие ноги. Тяжело дыша, огляделся. Дорога была в две полосы с разбитым местами покрытием.

Саныч основательно вымотался, сердце прыгало в груди, желая покинуть бренное тело. Его стук отдавался в висках невыносимой головной болью. В его возрасте такие забеги противопоказаны. Астма и артрит давно стали неизменными спутниками Саныча. Согнувшись, он немного отдышался и вновь стал оглядываться. Слева раздался шум мотора, и обрадованный Саныч замахал рукой.

Автомобиль стал притормаживать, но затем Саныч увидел испуганное лицо девушки за рулем. Неожиданно автомобиль прибавил скорость и, рыча мотором, проскочил мимо.

– Да чтоб тебя! – огорченно воскликнул Саныч и, еще раз оглядевшись, решил двигаться в сторону, куда уехала машина. От усталости он не заметил, что автомобиль был незнакомой ему марки. Прилизанный, длинный, со стремительными обводами и фигуркой коня на капоте. Таких машин в его стране не было. Но кто будет в его состоянии обращать внимание на такие мелочи.

Саныч медленно побрел по обочине, потом, сам того не ожидая, побежал рысцой. Из леса с противоположной стороны асфальтированной дороги выскочило несколько полуголых людей. Они заметили человека и стремительно направились к нему. При этом знакомо утробно урча.

Саныч, отгоняя бегунов, по привычке махнул рукой и крикнул:

– Да свой я, свой, придурки. – Он уже понял, что это ненормальные люди. Кто-то без штанов, кто-то в одном ботинке. Девушка, измазанная в грязи, была без блузки, в одной юбке. Лифчик висел на одной лямке, но она не обращала на это внимания.

Урчание сбилось, и «придурки» затоптались на месте. Затем, не сговариваясь, потрусили в ту же сторону, что и Саныч. Кто-то из них отстал, а кто-то здорово опередил Саныча. Он держался за девушкой без блузки. Она хромала. Правая нога у щиколотки у нее распухла, но это не мешало ей продолжать бег.

Вскоре к их забегу присоединилось еще несколько полуголых идиотов. Саныч каждый раз произносил: «Я свой», и бежал дальше. Что удивительно, у него открылось второе дыхание.

Дорога была свободной. Машин больше не было, лишь впереди показалась развернувшаяся боком красная машина, что проскочила мимо Саныча ранее.

Вереница бегущих «придурков» заурчала и целеустремленно направилась к машине. Саныч бездумно последовал за ними.

Когда он подошел к машине, оттуда раздалось голодное урчание, а толпа бегунов заполнила салон. Саныч заглянул через плечо вонючего бегуна и поморщился. Лучше бы не заглядывал. Там тоже было пиршество каннибалов. Девушку, сидящую за рулем, грыз парень, а его грызла старуха. Старуху из машины тащили за ноги два бегуна-придурка, а девушка без блузки упала на асфальт, видимо сбитая толпой уродов, и впилась ей в ногу зубами.

«Да тут все сошли с ума!» – догадался Саныч. Янки, гады, пропади они пропадом, применили биологическое оружие. Теперь все стали людоедами…

В газете «Правда» писали, что в США разрабатывается биологическое оружие, и они в странах Азии открыли секретные лаборатории.

«Значит, сумели применить», – сокрушаясь, подумал Саныч.

Где военные? Где власти? Обком? Горком? Пожарные? Саныч прошел к краю дороги и устало сел на обочину. Моральных сил идти дальше не было. От осознания открывшейся Санычу истины внутри него произошло опустошение. Словно все выгорело в пожаре, подчистую. От мыслей, от чувств остались одни головешки. Так Саныч просидел больше часа и немного пришел в себя.

«Как же так? – растерянно и с обидой подумал он. – Почему прошляпили атаку? Как был бардак в стране, так он и остался. Очковтирательство и приписки – бич власти. Вот и результат, доприписывались. А чего этим буржуям не хватало? Сытые, нарядные. Вот же нелюди…»

От бессилия Саныч заплакал. Из выцветших от времени глаз полились скупые мужские слезы. Саныч оплакивал не себя. Он оплакивал свою страну и людей, живших в ней.

«Может, это только по участкам?» – пришла к нему освежающая чувства и окрыляющая надеждой мысль. Ведь не могут так быстро заразить всю страну. Значит, скоро район эпидемии оцепят и введут карантин. Всех проверят на заразу, больных отправят на излечение, а таких, как Саныч, – в лабораторию, на изучение. И может, возьмут у него иммунные тела, чтобы вылечить остальных. Саныч от этой мысли выпрямился. Он может стать спасителем других. Только надо дождаться военных.

Приняв решение, Саныч отправился дальше. Он не замечал, что идет босиком и выглядит довольно странно для этих мест. Странных голожопых зараженных людей тут было предостаточно. Они намного опередили Саныча и умчались вперед.

Дорога оставалась пустой. Ни людей, ни машин. Судя по командирским часам, Саныч шел уже больше часа. Думать не было сил. Голова разламывалась от приступов боли, подступала предательская тошнота, и Саныч, чтобы не сдаться и не упасть, просто тупо шагал по дороге в неизвестность. От отрешенности его отвлек нарастающий шум моторов.

– Наконец-то, – с небольшой долей раздражения проворчал он и вышел на дорогу. Вдали показались грузовики. Были они довольно странными на вид. Таких монстров Саныч еще не видел. Кузов обварен железными листами с острыми, выпирающими по бокам конструкциями. На крыше расположились пулеметные башенки.

Саныч смело бросился наперерез первому грузовику и замахал руками. Машина сбавила скорость. Из кабины, опустив стекло, выглянул мужчина в выцветшей кепи защитного цвета и весело крикнул:

– Эй, Маугли, ты откуда такой?..

– Я свой, – энергично замахал руками Саныч, – из области.

– Свой? Что-то не похож ты на своего. А область какая? Джунгли? – Мужчина повернулся к водителю: – Заберем свежака?

– Ну его к лешему. Время только потеряем. А там нас ждут десятки молодых доноров. Что с этим старым пердуном делать? От него даже яйца не пригодятся, один геморрой, – и говоривший заржал.

Мужчина в кепи снова выглянул из окна машины и, не скрывая смеха, крикнул:

– Старый, если кто-то будет тебя спрашивать, кто тебя крестил, скажи, что это сделал Гудрон. Бывай, крестник.

Машины прибавили скорость и проехали мимо Саныча. На него с интересом смотрели высунувшиеся рожи, которые нельзя было назвать богатыми интеллектом. Они ржали и тыкали в него пальцами. Саныч прошел пару шагов и в расстройстве остановился.

– Шутники, – обиженно проворчал он. Не зная, что предпринять, спустился с дороги в кювет и сел на прогретую лучами солнца землю. «И что теперь делать?..» – подумал он.

– Эй, – послышался негромкий голос со стороны леса. – Эй, Маугли. Иди сюда.

Саныч вздрогнул и стал вглядываться в придорожные кусты.

– Вы где? – спросил он.

– За кустами, напротив тебя. Ползи сюда и на дорогу не выходи, погибнешь.

Саныч был в таком положении, что ему не приходилось выбирать. Он послушался незнакомца и ползком продрался сквозь кустарник.

За кустами в траве лежал человек с разорванной и пропитанной кровью штаниной. А рядом, к удивлению Саныча, лежала Бальма с простреленной головой.

– Вы убили Бальму? – воскликнул Саныч.

– Эту, что ли?.. Твоя собака, старик?

– Нет, председателя колхоза. Она сожрала Любашу и Тимофея…

– Так ты это видел, – усмехнулся незнакомец. – Как сам-то спасся? Псина с виду здоровая и набравшая силу.

Саныч пожал плечами.

– Не знаю. Она хотела меня укусить, а я сказал – фу. Она и отошла.

– Так прямо и отошла? – не поверил незнакомец. – Интересно, – задумчиво произнес он, – значит, она тогда была не до конца обращена… Помоги мне, Маугли.

– Почему вы называете меня Маугли, молодой человек?

– Это не я тебя так назвал, дед. Тебя крестил мур Гудрон, я сам это слышал. И они тебя не забрали на разборку. Повезло тебе, что ты старый. А еще больше повезло, что, по-видимому, ты иммунный. Голова болит?

– Болит, – подтвердил симптом Саныч. – Вчера знатно злоупотребил.

– Не только из-за злоупотребления, дед. Еще от того, что кисляка нанюхался. Ты ведь сегодня загрузился? Чувствовал ночью кислый запах?

– Чувствовал. Но я думал, это ребята облевались…

– Нет, дед, это перенос. На вот, возьми флягу, отпей пару глотков – и тебе станет легче.

– Это что? – с опаской принял армейскую фляжку Саныч. – Опохмелин?

– Почти, только лучше. Живчик называется. Пей, не бойся.

Саныч открутил пробку и понюхал. Воняло подгнившими грибами и водкой. Он посмотрел с вопросом в глазах на незнакомца. Тот усмехнулся.

– Воняет?

Саныч кивнул.

– Привыкай. Теперь с этим пойлом ты будешь жить все остальное время. Пей, не нюхая, и мне потом дашь.

Саныч послушно зажал нос и сделал два глотка. Чувства ему подсказывали, что лучше послушать незнакомца. И действительно, ему сразу стало лучше, головная боль прошла, появилась ясность мысли, тело приобрело устойчивость. Его перестало раскачивать. Он присел рядом с незнакомцем и протянул ему флягу. Тот взял ее и отпил глоток, бережно завернул крышку.

– Я ранен, дед. Твоя тварь мне ногу отгрызла. Незаметно подобралась сзади, пока я лежал и смотрел на дорогу, прыгнула мне на спину. Хорошо я успел перевернуться и встретить ее ногами. Затем, когда она ногу ухватила, прострелил ей голову, в мешок споровый попал.

– Это не моя собака, – ответил Саныч.

– Да неважно чья, – ответил незнакомец. – Уходить отсюда надо, а я идти не могу.

Пока тот говорил, Саныч внимательно рассматривал парня возрастом лет двадцати пяти. Он был крепкий, подтянутый, в затасканной камуфлированной форме неизвестного образца. Давно не стриженый. Неопрятные волосы топорщились, вылезали из-под кепки. У ног незнакомца лежал плотно набитый армейский рюкзак. Рядом под рукой автомат, вернее пистолет-пулемет с толстым стволом. Таких пушек за время срочной службы Саныч не видел.

«Может, импортный ствол?» – подумал Саныч и, сложив в уме происходящее, странного военного парня с незнакомым оружием, ненадолго задумался. Мысли крутились вокруг диверсии. Но на диверсанта раненый явно не был похож. По-русски хорошо говорит, без акцента, и вроде понимает, что тут происходит.

Саныч прищурился и спросил:

– А как вас зовут, мил человек?

– Меня, дед, зовут Ветер.

– Ветер это позывной или кличка?

– Нет, дед, это настоящее имя. Ты мне помоги, а я тебе весь расклад дам. Ты же хочешь знать, что тут произошло?

– Хочу, сынок, – кивнул Саныч. – Чем могу помочь?

– Шину нужно наложить на ногу. Сделать волокуши и оттащить меня в безопасное место. Ногу я перевязал, кровотечение остановил, но вот ходить не могу.

– А где здесь безопасное место? – уточнил Саныч.

– А где ты проснулся? Туда и тащи.

– Там мои товарищи съеденные лежат и Настюша-людоедка бродит. Она ела Николая.

– Ну, Настю мы успокоим, друзей похоронишь, а вот уходить нам надо как можно скорее. Тут скоро такая движуха пойдет, что мало не покажется. Город ночью километрах в десяти отсюда загрузился. Раз в три-четыре месяца загружается. Там тысяч десять жителей будет. Так что зараженные со всей округи туда соберутся. Да ты их и сам видел. – Ветер рассмеялся. – Видел я, как ты с ними бежал вместе. Кому расскажу, не поверят. Может, ты до конца не переродился и квазом станешь?

Саныч неопределенно пожал плечами. Он не знал, что и думать после слов Ветра. На сумасшедшего он не похож. На бандита или диверсанта – тоже, русак он, сразу видно. И не беглый зэк – те наголо стриженные. Тогда кто же?..

Недолго посидев и подумав, Саныч решил, что вдвоем лучше, чем одному, и, вытащив томагавк, направился к небольшим деревцам. Раненый видел его сомнения и ждал, не торопил.

Саныч, только взяв в руки топор, осознал, что все это время бегал с томагавком и стрелами на поясе. А лук оставил где-то у сеновала.

Чувствуя себя неловко под взглядом парня, Саныч выбрал два тонких дерева, срубил их и притащил к раненому. Отрубил четыре ровные ветви и приложил к ноге Ветра, довольно умело наложил шину и привязал ремнем, полученным от Ветра. Забрал у него плащ-палатку и обвязал ею волокушу. Как ее делать, учили в армии. А в армии учили добротно. Саныч все помнил, как стрелять, как окопы копать. И самое главное, прижилась неискоренимая привычка складывать полотенце в четыре раза – причина постоянных ссор с женой. Пока она не исчезла из его жизни, а вместо нее появились гастрит и тяга к выпивке.

Все манипуляции Саныч проделывал молча и с сопением.

– Однако! – удивился Ветер, когда Саныч закончил. – Ты что, военный, дед?

– Нет, сынок, я поэт-пенсионер. Подрабатывал в областной газете. Почти журналист.

– А откуда знаешь, как волокуши делать?

– Так я «срочную» три года отслужил, в разведке мотопехотной дивизии. Помню, – вздохнул Саныч и положил рядом с парнем волокуши. – Поворачивайся на бок, – приказал он Ветру. Тот послушался.

Саныч подвинул волокуши вплотную к Ветру, и тот спиной перевалился на плащ-палатку. Саныч безропотно впрягся и потащил раненого вглубь леса.

– Дед, ты умеешь ориентироваться в лесу? – спросил Ветер.

– Вспомню, – односложно ответил Саныч. Он задыхался, но упорно тащил раненого в сторону озера. – Там должно быть, – с трудом и запинаясь, говорил он, – большое озеро… к нему выйдем… Там оглядимся.

– Это не озеро. Это водохранилище. Ниже по течению разрушенная электростанция находится, – пояснил раненый незнакомец.

Саныч промолчал. Он тяжело и сипло дышал. Душила астма, и Саныч почти задыхался. Наконец, не выдержал и остановился.

– Проклятая астма, – просипел он. – Дай мне, сынок, твоего живца, а то не дотащу.

– Бери, пей, – протянул флягу раненый. – Если есть спиртное, еще живчик сделаем. Спораны у меня есть.

– Ну и хорошо, – ответил Саныч, не задумываясь над смыслом сказанного Ветром. Сделав два глотка, вернул флягу и снова впрягся в волокушу.

Через полчаса петляний между кустов и поваленных деревьев вышли к берегу. Саныч огляделся и, обреченно вздохнув, потащил волокушу направо вдоль берега. Идти стало легче – волокуши больше не цеплялись за кусты и корни.

Саныч мысленно считал до ста и делал остановку. Отдыхал и тащил раненого дальше. Еще через два часа они добрались до стола и сеновала. Ветер привстал и огляделся.

– Так вот где ты, дед, загрузился. Этот кластер, бывает, одновременно с городом загружается. Но, видимо, в этот раз припозднился. Ты с того самого города?.. – Ветер кивнул в сторону, откуда они пришли.

– Не знаю, я из областного центра, это, видимо, районный город. И в области я недавно, год назад только переехал, как вышел на пенсию. Подальше от близких.

– А че так? – с явным интересом спросил Ветер.

– Да мешал я там…

– Близким?

– Нет, большому человеку. А подальше, чтобы он близких моих не трогал. Он обещал, если уберусь куда подальше и не буду светиться, тогда он моих оставит в покое. Вот я в Казахстан и уехал, в Целиноград.

– Уехал в Целиноград, а попал сюда, в Улей, – рассмеялся Ветер. – Значит, свое обещание ты, дед, выполнил. Отсюда ты никак там не засветишься.

– А это мы где? – спросил Саныч. – Что за место?

– Потом расскажу. Тащи дальше, – ответил Ветер. – Не вижу я твоей Настюши. Видимо, за псиной умотала к дороге. Зараженные чуют, где можно поживиться.