Текст книги "Рука из могилы (сборник)"

Что увидел почтальон

Первой забеспокоилась работница сельской почты. Её тревогу вызвало долгое отсутствие постоянных клиентов узла связи – двух пожилых супругов. Старички жили одиноко в опустевшем сельце, где «живым» оставался лишь их единственный дом. Регулярно посещали они почту в большом селе. Приходили не только получить газеты и редкие письма, но и просто потолковать с людьми, услышать свежие сельские новости. И вдруг перестали заходить на почту, словно пропали…

– Не случилось ли чего со старичками? – волновалась почтальон. – Может, заболели и встать не могут? Пойду, сама отнесу им газеты, да и заодно, проведаю!

…Растворенная настежь дверь одинокого дома заставило пугливо биться сердце женщины. А когда она переступила порог, то закричала от ужаса!

Прибывшая позже на место происшествия оперативная группа увидела ту же картину гнусного злодеяния, что и почтальон: тела старика и старухи, лежавшие на полу избы, были искромсаны, изуродованы огнестрельными и ножевыми ранениями. Все вещи в доме были разбросаны в беспорядке. Видимо, убийцы искали деньги и ценные вещи.

В этих поисках они забрались даже в подвал. На пустой трехлитровой банке эксперты обнаружили четкие отпечатки пальцев, которые потом помогут изобличить одного из извергов.

Поросячий мародер

А пока сыщики размышляли: кто способен был совершить такое преступление? По «почерку» злодеяния – множество пулевых и ножевых ран на телах убитых – можно было сделать однозначный вывод: орудовал не «профессионал».

– Так расправляются со своими жертвами, – говорит Владимир Алексеевич Мартышкин, – только непривычные к убийству преступники. Как правило, подобные следы оставляют несовершеннолетние или… женщины.

А тогда начальник отделения угрозыска скомандовал своим подчиненным: найти и опросить водителей лесовозов, что по недалеко проходившей дороге следовали в соседний район. Опросы эти не дали результата: никто из шоферов ничего не видел и не слышал.

Одновременно шел поиск убийц и в другом направлении. Сыщики установили, кто в райцентре разыскивался за совершенные преступления. Их внимание привлек некто Птицын.

У находившегося в бегах жителя райцентра Птицына была странная мания: воровать поросят, и только их! Причем, еще одна странная особенность: как ни украдет он поросенка, так обязательно попадется!

Дважды судимый за «поросячий разбой», Птицын попавшийся и в третий раз на этом же «хобби», сумел сбежать от односельчан, когда они пытались доставить его в отделение милиции. Теперь он рыскал по лесам, скрываясь от правосудия, и в своих бездомных голодных шатаниях мог натворить всякое…

Руководствуясь такими соображениями, сыщики произвели внезапный обыск в доме сожительницы Птицына, где он проживал до своего очередного покушения на чужого поросенка. Результат обыска превзошел все ожидания: среди вещей любителя свинины были обнаружены два мужских костюма, принадлежавших убитому старичку, и женские вещи из гардероба его супруги! Вещи опознали родственники погибших.

Когда оперативники изловили-таки Птицына, он запираться не стал. Да, говорит, вещи оттуда, из того самого дома. Но я, говорит, их украл! Проходил, в своих бесприютных блужданиях по лесу, мимо этого дома. Дай, думает, зайду. Вошел, а хозяева там – трупы. Ну а раз так – можно ведь воспользоваться хозяйским добром?

Словом «косил» Птицын не под убийцу. Совершил он, мол, что-то вроде мародерства.

Но действительно ли вещи из дома зверски убитых старичков оказались у него таким путем?..

Хобби племяша

Несчастные дедушка с бабушкой были застрелены из малокалиберной винтовки. Или пистолета. Вот и еще одно направление неустанных поисков сыщиков.

Внимательно просмотрели они все уголовные дела, где хотя бы встречалось упоминание о подобном оружии. Нашли несколько раскрытых краж с одним «действующим лицом»…Птицыным. Оказалось, что это – племянник «любителя поросят». А у племяша было свое хобби. Судили-то Птицына за квартирные кражи, а при обыске обнаружили у него самодельный малокалиберный пистолет, с патронами. Оружие и боеприпасы, разумеется, изъяли.

Но суд обошелся с племянником Птицыным довольно-таки «гуманно»: назначил ему наказание два года лишения свободы с… отсрочкой исполнения приговора. Мол, он еще несовершеннолетний, исправится.

А между тем оперативники задержали в райцентре одного юнца – у него изъяли при досмотре… мелкокалиберные патроны.

– Кто тебе дал?

– Птицын! (Племянник).

– Когда?

– Недавно, в октябре!

А суд над племяшом состоялся летом. Вот какие выводы, значит, сделал для себя несовершеннолетний Птицын!

Плоды «гуманизма»

Дальше – больше. Присмотрелись повнимательней оперативники, руководимые Владимиром Алексеевичем к окружению юного «оруженосца», произвели обыск у его двоюродного брата и нашли… пистолет, точно такой же! Мало того, обнаружили и заготовки будущих пистолетов и патроны.

– Вызвали мы племянника для обстоятельной беседы, – вспоминает Владимир Алексеевич. – Но в это время – на нашу голову! – приехал в райцентр большой милицейский начальник. Он решил сам поговорить с «оступившимся пареньком». После долгой наставительной беседы с Птицыным начальник сказал нам так: не трогайте его больше, ребята! Он свою вину осознал, он исправится!

Но только начальство уехало, мы сходу Птицыну скомандовали: а ну, иди сюда! Потому что кроме сентиментальных чувств и гуманных соображений у нас были веские доводы подозревать этого юнца в совершении страшного преступления.

Разговор у Владимира Алексеевича с Птицыным получился на редкость коротким. Как вспоминает бывший начальник отделения угрозыска УВД, он лишь полчаса с ним беседовал, но логически. Перед неумолимой логикой фактов и мастерством сыщика доселе упорно запиравшийся юнец сознался:

– Да, это я убил стариков!

«Выдали» его патроны, обнаруженные на месте преступления. Они были идентичны тем, что нашли у подозреваемого недавно в доме.

Напрасно Птицын пытался уверить начальника отделения угрозыска, что найденные в его квартире патроны он позаимствовал у своих знакомых. В ответ Мартышкин выложил боеприпасы, которые действительно обнаружили у названных Птицыным людей.

Но те совершенно не походили на патроны, оставленные убийцами в доме стариков и патроны из «арсенала» Птицына.

– Тебе дать время подумать? – спросил огорошенного юнца Владимир Алексеевич. – Ты где будешь размышлять – в камере, или доставить тебя прямо в райотдел?

– Нет, я лучше, подумаю… в камере!

– Только недолго! – строго сказал сыщик. – Даю тебе десять минут! Как надумаешь говорить, постучи дежурному!

И вот, к удивлению опытных коллег Владимира Алексеевича, упорно отрицавший вину Птицын, полностью признал свою вину и подробно рассказал о совершенном преступлении.

Но есть один важный штрих. Одна маленькая, но очень важная деталь. В начале допроса, фиксировавшего признания Птицына, Владимир Алексеевич попросил следователя прокуратуры задать такой первый вопрос подозреваемому: применялись ли к нему физическое или психическое воздействие для получения признания? На что Птицын собственноручно написал: нет, не применялись, и расписался. Владимир Алексеевич смотрел в будущее.

Неуловимый сообщник

Юный Птицын рассказал откровенно не только о том, как он и сообщник расправились со своими беспомощными жертвами, но и о том, почему они это сделали:

– Как ни воруешь, ни грабишь, милиция всё равно находит свидетелей! А те нас выдают! Вот мы и решили, чтобы не оставалось никаких свидетелей, проще их убить!

Кто же был соучастником зверства? Сначала Птицын называл своего брата, того самого, что прятал принадлежавший Птицыну пистолет. Когда братец узнал, какую вину возводит на него «оруженосец», он был искренне возмущен:

– Да ты что?! – кричал он в лицо Птицыну. – Эх ты, а я тебя еще выручал!

Оказалось, что ни в чем, кроме хранения пистолета, брат Птицына не был виновен. Да и многие факты и обстоятельства не состыковались с его участием в том злодеянии.

Помните про отпечатки на трехлитровой банке, найденные в доме убитых? Они не принадлежали никому из известных оперативникам лиц. Это были отпечатки пальцев соучастника убийства. Но Птицын, признавший свою вину, по поводу сообщника или врал, или отмалчивался. Он и не подозревал, что в поле зрения сыщиков уже давно попал его «подельник».

Проводя первоначальный осмотр в доме убитых стариков, оперативники обратили внимание, что на отрывном календаре остался нетронутым листок с датой «30 октября». Это число, по понятной логике, и считали они днем убийства.

Поэтому проверили, кто приезжал в село именно 30 октября? Оказалось, лишь один пацан и приезжал, он единственный в тот же день и уехал – сын бывшего начальника одного из райотделов милиции М. (его тогда же уволили). В соседнем райцентре юнца задержали – у него обнаружили… самодельный мелкокалиберный пистолет! Оружие изъяли, а пацана, узнав, кто его папаша, пожурив, отпустили.

– О наших ориентировках в райотделе милиции даже и не вспомнили! – возмущается Владимир Алексеевич. – Только когда сам преступник нам все рассказал, мы извлекли в упомянутом РОВД на свет белый орудие убийства, а эксперты дали заключение, что из этого «ствола» были произведены выстрелы.

Задержанный сотрудниками угрозыска юнец долго не отпирался: уж слишком красноречивы были добытые оперативниками улики!

Сыщик… в обороне

Блестяще раскрыв тяжкое преступление, Владимир Алексеевич был вынужден… защищаться на суде. Как он и предвидел, юному Птицыну вскоре стало стыдно перед сокамерниками, что он так легко признал свою вину. В таких ситуациях у несовершеннолетних преступников есть один «выход»: напропалую врать о том, как изощренно сыщики избивали его на допросах. Вот, мол, после таких «зверских пыток» он, Птицын, и был вынужден признать себя виновным.

На сто восемьдесят градусов «развернул» свои показания и его сообщник М. Если на допросах в райцентре он рассказал всю правду, то выпущенный, благодаря влиянию папаши, под расписку о невыезде, и наученный отцом, он от всех своих правдивых показаний отказался.

И вот на суде адвокат на полном серьёзе излагает версию Птицына и его сообщника о том, что их жестоко били на допросах и только тем добились признания вины.

Приглашенный на заседание суда, Владимир Алексеевич, спросил адвоката:

– Как вы можете утверждать, что я избивал подсудимых? Вы читали протокол допроса Птицына, самый первый вопрос?

– Какой вопрос? – смутился адвокат.

– А такой! – сказал начальник отделения угрозыска. – В ответ на него Птицын собственноручно написал и расписался, что показания дал добровольно и никаких мер физического и психического воздействия к нему не применялось! Как же вы, адвокат, беретесь защищать подсудимых, а сами даже протоколы допросов не удосужились прочитать?!

– Здорово я тогда смутил адвоката, – вспоминает Владимир Алексеевич. – Просто меня за живое задело! Смотрят адвокаты: раз оперативник такой здоровый, сильный, так, значит, бьет? А мы, большие, наоборот, добродушные. Я, например, пальцем ни одного задержанного не тронул!

Суд воздал должное убийцам и грабителям. Что же взяли они, лишив жизни беззащитных стариков? Завладели их скромными пенсиями да присвоили кое-что из стариковской одежды. Мужские костюмы и женские вещи, как мы знаем, присвоил его дядя – мародер, любитель поросят.

А солидной коллекцией серебряных советских полтинников юные душегубы пренебрегли. Посмотрели на даты чеканки монет: «1922», «1924»… и небрежно отшвырнули коллекцию в сторону.

Исповедь для… перлюстрации

«Дорогая и глубокоуважаемая мною мамаша!» – Так письменно обращался к безутешной матери недавно погибшей Галины К., находившийся под следствием житель Пензы, назовем его Равиль, подозреваемый в убийстве… этой самой Галины. – Всем сердцем, всей душой скорблю вместе с вами. И готов был бы задушить того подлеца, того негодяя, что лишил жизни бесценную нашу Галину. Я хотел взять на воспитание нашего с Галиной сына. Я бы сейчас всем сердцем согревал его. Но – увы! – судьба сложилась так, что в этом страшном злодеянии почему-то заподозрили меня. Видимо, сам Аллах посылает мне тяжкое испытание, и лишь Всевышний ведает, что я невиновен. Раз уж так сложилась моя несчастная судьба, я готов терпеть суровое испытание, чтобы исполнилась воля Аллаха. Но вы, дорогая мамаша, я знаю, не верите в то, что это я зарезал Галину. Вы знаете, как я любил вашу дочь. Как дорожил ею и сыном. Примите мои глубокие искренние соболезнования и т. д.»

– Свою исповедь, – комментирует это письмо Александр Васильевич Маюлов, – подозреваемый в убийстве Равиль писал собственно не к матери убитой, а для того, чтобы его послания прочитал следователь. Он знал и рассчитывал на то, что письма подследственных перлюстрируются, и хотел лишний раз посеять сомнения в душе следователя.

Почему же подозревали в зверском убийстве Галины К. её сожителя Равиля, отца её ребенка?

Об этом рассказывает Александр Евсеевич Вдовин, тогда начальник криминальной милиции Первомайского РОВД г. Пензы, а ныне начальника отдела безопасности УВД:

– В одном из домов на улице Кижеватова было совершено убийство молодой женщины. Преступник нанес своей жертве более двадцати ножевых ранений. Я одним из первых прибыл на место происшествия. Вместе с прибывшей оперативной группой увидел такую жуткую картину: рядом с трупом матери, в луже крови, стояла детская коляска, в которой пищал грудной младенец.

Внимательно изучив место происшествия, особенности нанесенных ран, я нарисовал в уме психологический портрет убийцы. Такое преступление мог совершить только близкий этой женщине человек. Поскольку ни следов взлома, ни признаков того, что в квартиру ворвался чужой, посторонний человек не обнаружили.

Зато сразу стало ясно, что такое множество ударов ножом беззащитной жертве мог нанести вспыльчивый, неуравновешенный человек, в порыве безудержнного гнева. Он не только стремился убить, но и отомстить за что-то женщине. Интуиция подсказывала, что это единственно правильная версия происшедшего. Как подтверждает мой профессиональный и жизненный опыт, первоначальная версия часто оказывается истинной.

Это вовсе не значит, что параллельно мы не отрабатывали другие версии. Как любит повторять Константин Петрович Рощин, тогда заместитель начальника по оперативной работе Первомайского РОВД: «С одной версией можно соскочить, как блин со сковороды».

Стали проводить опросы соседей, жильцов дома, матери этой девушки. И очень скоро вышли на Равиля, сожителя Галины, работавшим водителем в одном из автохозяйств Пензы. Он, по сути дела, и был самым близким человеком для Галины. Но не поэтому мы заподозрили его в совершении преступления.

Характеризовался Равиль, как ни странно, положительно. И сослуживцы, и соседи, и другие люди, знавшие его – все отзывались о нем примерно так: вежливый, трудолюбивый, выпивает он лишь иногда. Опрашиваемые подразумевали тем самым, что Равиль – человек хороший и совершить преступление, да еще такое страшное, не способен.

– Но при первой же встрече с Равилем, – говорит Александр Евсеевич, – при первой же беседе с ним я почувствовал, как совпадает мой умозрительный психологический портрет убийцы с сидевшим передо мной человеком.

И хотя держался Равиль спокойно, даже беспечно, был очень осторожен в своих высказываниях, малейшие штришки в поведении, выражении лица, в движении глаз выдавали в нем совсем другую натуру – горячую, пылкую, безрассудную в гневе.

Несмотря на все положительные характеристики и лестные отзывы соседей, я шестым чувством ощутил, что у этого человека совесть нечиста.

Да и другие версии убийства Галины К., отработанные до конца нашими сотрудниками, отпадали одна за другой и возвращали нас… к Равилю.

К разговору подключается Владимир Алексеевич Мартышкин, в те дни начальник отделения угрозыска УВД:

– После задержания подозреваемого прошло всего несколько часов, а он признался мне во всем: как совершал убийство, за что убил Галину, словом все обстоятельства дела. А куртка её сожителя проходила в это время судебно-медицинскую экспертизу.

Почему Владимир Алексеевич упомянул о куртке? Позже наши читатели узнают, какую важную роль сыграл этот «вещдок» в раскрытии убийства.

Рассказ продолжает Александр Евсеевич Вдовин:

– Над таким серьёзным делом работает, как всегда, множество специалистов. Объем работы большой. Несколько дней мы обрабатывали информацию об убийстве Галины К. Я поставил перед сотрудниками трудную задачу: с каждым жильцом дома побеседовать – очень нужны свидетели, которые могли бы сообщить что-то важное. Ведь куртка Равиля вернулась с заключением экспертов: кровавых пятен на ней не обнаружено (?!)

О таком заключении экспертизы не мог не узнать подозреваемый с помощью своего адвоката. И Равиль воспрянул духом. Он изменил показания, данные Владимиру Алексеевичу, вернее, попросту отказался от них.

Он не отрицал своей вины, но и не брал ответственность на себя за убийство Галины.

– На всё воля Аллаха, – уклончиво отвечал он на вопросы следователя, но тем не менее находил все новые и новые доводы, ставящие под сомнение причастность Равиля к убийству.

– И вот мы сидим напротив, – вспоминает Александр Евсеевич, – и изучаем друг друга: я – его, а он – меня, месяц за месяцем. Как говорится, кто кого пересидит?

Продолжает рассказ Александр Васильевич Маюлов:

– Подозреваемый, конечно же, познакомился вместе с адвокатом с заключением судебно-медицинской экспертизы и начал «вилять». Он понял, что доказывать его вину нам практически нечем. Признается вроде на одном допросе:

– Да, убил я! И тут же вздохнет: «А может, и не я!»

Выбрал «оригинальную» линию поведения. Ничего категорически не отрицая, он ничего решительно и не утверждал. Вот такую позицию он занял.

– Перед Аллахом, – говорит, – если я виноват, буду отвечать!

Преступление же его было очень дерзкое. Но все сроки, отведенные следствию, подходили к концу. Настал день, когда необходимо было или предъявить обвинение, или отпустить подозреваемого на свободу.

– В этот день приезжаем мы с Вдовиным в прокуратуру, – продолжает Александр Васильевич. – Прокурор говорит: «Дело в суд не пойдет! Надо его «повесить» (То есть, дело, конечно!). Оно недоказуемо. Вот так, мол, ребята вы поработали!» И куртка злосчастная тут же лежит, которую экспертиза вернула.

– Ну, что, – говорю, – Евсеевич, давай еще раз посмотрим внимательно одежку подозреваемого!»

Назовите это жестом отчаяния, но уж так мы привыкли: во всем идти до конца, не опускать руки, не поддаваться отчаянию. Нас научили так работать – профессионально.

Помните, уважаемые читатели, слова об Александре Маюлове: его всегда отличали упорство и настойчивость. Такие же качества отличают и его друзей-единомышленников.

– В сотый раз берем мы эту куртку, – вспоминает Александр Васильевич, – и несем её к окну на свет.

И, может быть, помог случай – сверкало яркое весеннее солнце – а, может быть, было вознаграждено упорство сыщиков. Но Вдовин первым обнаружил на пористой ткани куртки мизерный след, похожий на кровавой пятнышко. Потом еще и еще один. Вслед за ним и Маюлов нашел пятнышко. А когда Александр Васильевич отвернул лацкан куртки, то на ярком солнечном свету сыщики обнаружили целую кровавую полосу!

– Представим себе механизм убийства Галины К., – продолжает Александр Васильевич. – Как убивал Равиль. Он выдергивает нож из тела жертвы, и кровь веером обрызгивает ему грудь и плечи, это чисто теоретически. Зная механизм возможного образования кровавых следов, мы и искали их на куртке в названных местах. Мы прикидывали: похоже, куртка вымыта убийцей. Хотя подозреваемый отрицал это: «Я не стирал своей одежды».

А на самом деле он сразу после зверской расправы над Галиной встал в верхней одежде, а именно в куртке, прямо под душ и надеялся, что тем самым уничтожил следы злодеяния.

– Помните случай в Верхнем Ломове? Так и здесь вот – под лацканом Равиль и не вымыл!

Сыщики тут же вызвали понятых, прокурора. Заставили вновь отправить куртку на экспертизу. Подтолкнули, так сказать, расследование. Фактически Вдовин и Маюлов доказали вину убийцы. На последнем этапе они исправили ошибку экспертов.

Повторная экспертиза «железно» подтвердила наличие кровавых пятен на куртке и «привязала» обнаруженные следы к преступлению на улице Кижеватова.

Подозреваемый начал дергаться, хотя и не знал еще о «находке» сыщиков. До поры до времени он был уверен, что уйдет от ответственности. «Ведь каким-то обостренным чувством, – замечает уже Вдовин – преступник ощущает, знает: есть у нас доказательства его вины или нет».

И вот Равиль догадался: доказательства – и неопровержимые! – у сыщиков появились. Он впал в транс, он был шокирован. И сознался во всем.

Посылая письмо матери погибшей сожительницы, он рассчитывал, что оно будет вскрыто и внимательно прочитано. Он самоуверенно полагал, что такая «исповедь» сработает на его версию.

– Понимаешь, мудрец какой! – говорит Маюлов. – Как он психологически готовился и подготавливал следователя! Такие «гвозди» в виде слёзных писем «загонял»!

Решимость сыщиков идти до конца, уверенность в своей правоте не дали возможности убийце уйти от ответственности.