Электронная библиотека » Владимир Яцкевич » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "В тихой Вологде"


  • Текст добавлен: 14 июля 2021, 12:00


Автор книги: Владимир Яцкевич


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сильно загоревший, с отрастающей светло-русой бородкой Павел вместе с отцом сгружал с телеги привезённые с мельницы мешки. Мать загоняла скотину в хлев.

– Замаялась я нынче с хозяйством. Видать, годы уже не те. Когда уж Павел надумает нам молодуху привести. – Она улыбнулась и взглянула на сына.

2. Революция отступила
(1906–1907 гг.)
 
Когда-то слишком пыльная,
Базарная, земная.
Когда-то слишком ссыльная
И слишком кружевная.
 
Варлам Шаламов, из стихотворения «Старая Вологда».

В июле 1906 года вместо подавшего в отставку Лодыженского на пост вологодского губернатора был назначен Алексей Николаевич Хвостов, бывший до этого вице-губернатором в Туле. Он происходил из старинного дворянского рода, владел поместьями в разных губерниях. Воспитанник Александровского лицея, получил образование на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого служил по ведомству Министерства юстиции. Женился на дочери председателя Московской судебной палаты А. Н. Попова, человека очень богатого.

Это был тридцатичетырехлетний толстяк, жизнерадостный, розовощекий, с добродушным выражением лица, но с твердым характером. Накануне отъезда из Санкт-Петербурга состоялся разговор со Столыпиным. Тот напутствовал молодого губернатора:

– Вологда – город небольшой, старинный. Мы туда ссылаем революционеров под надзор и, представьте себе, кое-кто исправляется. Наверное, влияет патриархальная обстановка. Вот Бердяев, слышали о таком? Ну так вот, был ярым марксистом, а пожил три года в Вологде и начисто отошел от марксизма, занялся религиозной философией. Этот край не знал крепостного права, да и помещиков там мало. Может быть, поэтому там до сих пор никаких погромов помещичьих усадеб не было. А то, что произошло недавно в городе, непонятно. Разберитесь, Алексей Николаевич. Полномочия у вас самые широкие. Как говорится, и казнить и миловать.

На прощанье, пожимая Хвостову руку, Петр Аркадьевич сказал:

– Мы должны справедливо и твердо охранять порядок в России. От этого зависит наша судьба и судьба наших потомков.

Приехав в Вологду, новый губернатор начал действовать решительно: распустил незаконный Союз охраны с его милицией, запретил проведение без разрешения администрации митингов и демонстраций, запретил продажу оружия. Ввёл наказание за нарушение указов губернатора. Как-то очень быстро и умело он подобрал себе верных помощников. Провели ревизию в городской управе, и весь её состав был отдан под суд: часть чиновников обвинялась в растрате казенных средств, часть в организации вооруженного формирования из поднадзорных ссыльных. Был привлечен к суду и председатель губернской управы В. А. Кудрявый, несмотря на то, что был избран членом Государственного Совета. Под судом оказались участники первомайских беспорядков, а также 11 организаторов забастовки на Вологодском железнодорожном узле[9]9
  Впоследствии часть подсудимых скрылась от правосудия, часть была оправдана судом присяжных.


[Закрыть]
.

Веселый нрав и добродушный вид губернатора сначала обманывали его подчиненных. Его пытались ублажить, приглашая на роскошные банкеты, на охоту, предлагая подарки. Он всегда отвечал отказом, шутливо, но твердо. В таком случае обычно находился надежный путь: действовать через жену, но она пока не появлялась в Вологде.

Хмурым осенним деньком вологодский губернатор сидел у себя в кабинете и писал письмо в Санкт-Петербург с ходатайством об увеличении штатов полиции в Вологде.

…Город Вологда в последнее время вступил на путь быстрого и всестороннего развития. Присущий городу ранее характер глухой провинции утратился, и появилось много пришлого люда.

По сведениям местного статистического комитета население г. Вологды составляет 30542 человека, но в действительности за счет пришлых рабочих достигает 35 тысяч. Число политических ссыльных в настоящее время 250 человек. При этом штатная численность городовых 69 чел. Этого явно недостаточно для борьбы с уличным хулиганством, кражами, побоями, для поддержания благочиния на улицах…

В кабинет вошел секретарь.

– Ваше превосходительство, к вам владыка Никон.

– Проси, – Хвостов вышел из-за стола навстречу гостю.

Епископ Вологодский и Тотемский Никон (в миру Николай Иванович Рождественский) только на днях приступил к управлению епархией взамен ушедшего на покой епископа Алексия. До этого он был епископом Серпуховским, викарием Московской епархии. Владыка Никон был широко известен как составитель Троицких листков, выпускавшихся для духовного просвещения народа. Листки эти народ разносил из Троице-Сергиевой лавры по всем уголкам России, а его книга о Преподобном Сергии Радонежском издавалась уже дважды. Поговаривали, что его назначение в провинцию – это реакция Синода на слишком рьяно высказываемые им на страницах газет обвинения в адрес либералов.

Сразу же по приезде владыка отдал распоряжение во всех храмах Вологды 29 августа (в день усекновения главы Иоанна Предтечи) совершить молитвенное поминовение «всех во дни смуты и междоусобной брани за веру, Царя и Отечество убиенных православных христиан».

Хвостов подошел к владыке под благословение. Потом предложил ему кресло и сам сел напротив. Эти два человека внешне разительно отличались друг от друга. Один – молодой, полный, круглолицый, в раззолоченном мундире, другой – в монашеском одеянии с лицом аскета и серьезным внимательным взглядом умного пожилого человека.

– Вот где нам с вами пришлось встретиться, Владыко, – начал разговор хозяин кабинета. – Ну что же, потрудимся вместе на благо матушки России. Я ваши статьи читал и ваши взгляды мне известны. Думаю, что мы с вами единомышленники.

– И, слава Богу, Алексей Николаевич. Позвольте мне вас так называть на правах старого знакомого. Мне кажется, что здесь в Вологде вам удалось справиться с беспорядками.

– Что же, успехи есть. Главное, удалось разогнать это гнездо, что свили ссыльные бунтовщики под прикрытием либералов. Представляете, встречали ссыльных как родных детей, кормили, одевали, вооружали, потом хлопотали об амнистии и провожали вместе с оружием делать свои дела по всей России. – Хвостов забавными жестами изображал встречу и расставание. – Ну да ладно, прикрыли эту лавочку. Но заслуга в этом не только моя, но и моих новых друзей из Союза Русского Народа. Считаю, что такая организация должна быть в каждом городе. Только союз власти и простого народа позволит предотвратить революцию. В Вологде отделение этого Союза возглавляют помещик Брянчанинов и Анна Ивановна Караулова, жена нашего земского начальника. Кстати, вчера я получил от них прошение: просят удалить ссыльных из Вологды, поскольку они творят здесь много зла. Что ж, будем стараться рассылать их по отдаленным уездам, там у них будет меньше возможности организоваться.

– Я думаю, Алексей Николаевич, мы с вами ещё об этом поговорим. А сейчас я пришел к вам с просьбой вполне прозаической: помогите найти средства для ремонта Софийского собора. Здание нужно капитально подновить. Последний раз его ремонтировали перед приездом в Вологду Государя Императора Александра II в 1858 году.

Хлыстов посерьёзнел и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Теперь, Владыко, губернаторы никакими финансами не распоряжаются, кроме своего жалования. Ни финансовыми, ни промышленными, ни строительными делами. У губернатора задача одна – поддерживать порядок в губернии. А с вашей просьбой надо бы идти в городскую управу, но это бесполезно: казна у них пуста…. Я могу вам помочь вот чем: организовать сбор пожертвований. Сегодня же присылайте вашего человека, он с моим помощником пойдет с кружкой. Пусть начнут с чиновников, их у нас немало. С меня первого. У купцов можно будет строительные материалы просить. К сожалению, Вологда – город бедный. Это не Новгород, не Ярославль. Нет здесь ни богатых купцов, ни промышленников. Но, как говорится, с миру по нитке…

Выпили чаю, вспомнили общих московских знакомых. Владыка припомнил тяжелые и позорные для Москвы дни октябрьских забастовок и декабрьского восстания.

– Нас, русских людей, поносили, оплевывали, а в революционных подпольных листках приговаривали к смерти…

Потом он заговорил о новых печатных изданиях:

– Эти либеральные журналисты – настоящие прелюбодеи печатного слова. Они разрушают духовные основы нашего бытия.

Хвостов оживился и даже захохотал, услышав, как загомонила либеральная печать, когда в «Московских ведомостях» вышла статья владыки «Что нам делать в эти тревожные дни».

– С вашего позволения, Владыко, хочу вернуться к вологодским делам. Революционную заразу искоренить не просто, и во многом здесь виновата наша семинария. – Хвостов показал в окно, где виднелось здание семинарии. – Кто возмущал спокойствие горожан 1-го мая? Большей частью семинаристы. У меня есть сведения, что и сейчас там беспорядки творятся. Настоятельно прошу вас принять самые радикальные меры. Это в ваших руках, Владыко!

* * *

Стояло свежее майское утро 1907 года. Епископ Никон вошел в свой кабинет и, как всегда, первым делом подошел к окну, потянул за шнур, раздвигая тяжелые бархатные шторы. В архиерейском садике царило настоящее лето. Он приоткрыл оконную раму и увидел, как рыжая белка метнулась со ствола высокой сосны на ветку и, распушив хвост, перелетела на подоконник.

– Ну, здравствуй, красавица хвостатая, – сказал владыка. Он положил на подоконник несколько орешков, заранее приготовленных для старой знакомой, и полюбовался на лесного грызуна, ловко разгрызавшего крепкую скорлупу.

Хорошо здесь, в тихой Вологде. Владыка только вчера вернулся из Санкт-Петербурга, где участвовал в шумных заседаниях Государственного Совета. Почему-то именно его решили выдвинуть членом этого органа от Святейшего Синода. А здесь, в его епархии, дел накопилось немало. Он подошел к большой иконе Спасителя, кратко помолился, сел за стол и принялся за чтение бумаг.

Прочитав доклад благочинного из Великого Устюга, епископ помрачнел. Опять в духовном училище непорядок. Двое учащихся попали в полицию за пьяный дебош на улице. А у троих при обыске нашли революционные брошюры. Смотритель училища брошюры отобрал, а учащихся посадил в карцер. Это правильно, но этим дело не исправишь. Надо разъяснять всю никчемность и порочность революционных учений, чтобы юноши сами эти книжонки выбрасывали.

Владыка задумался. После памятного разговора с губернатором он сменил руководство семинарией, ужесточил дисциплину. Видно, надо и в Устюжском училище другого смотрителя ставить. Образованный человек нужен. Владыка вспомнил своё недавнее посещение Вологодской семинарии. Он тогда посидел на нескольких занятиях и остался доволен. Один преподаватель выделялся особенно, судя по всему – это эрудит и умница. Как он четко разъяснил учащимся, что христианский социализм – это очередная ересь. И коммунистические утопии попутно развенчал. Как же его фамилия? Кажется, Богословский.

Владыка, медленно разгибаясь и держась за поясницу, встал из-за стола, вышел в приемную и попросил секретаря принести личные дела преподавателей семинарии. Через 20 минут нужная папка была в руках у владыки. Он открыл ее и прочитал:


Богословский Константин Александрович.

Родился 17 февраля 1871 года в селе Борисоглебское Грязовецкого уезда Вологодской губернии.

Отец – Александр Григорьевич Богословский был священником Борисо-Глебской Ельниковской церкви, происходил из духовного сословия, из рода Непеиных.

Мать – Любовь Фёдоровна – была дочерью священника.

В семье было ещё 7 детей: 3 брата и 4 сестры.

В 1891 г. окончил Вологодскую духовную семинарию и в 1895 г. Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

В 1895–1896 годах преподавал Закон Божий и русский язык в Вологодском епархиальном женском училище.

В 1896–1899 годах преподавал русский и церковно-славянский языки, чистописание и арифметику в Устьсысольском духовном училище.

Приказом Обер-прокурора Синода от 15 октября 1899 года был назначен преподавателем на кафедру истории и обличения русского раскола Вологодской духовной семинарии.

Преподает в семинарии обличительное богословие, историю и обличение русского раскола и местных сект, а также Священное Писание. Параллельно ведет уроки русского языка в Вологодском епархиальном женском училище и уроки Закона Божия в Вологодской губернской гимназии.

Жена – Анимаиса Ивановна Богословская, урождённая Федоровская – дочь священника, выпускница Епархиального училища.

Научные труды. В 1898 году в Харькове была издана монография, основанная на материале кандидатской диссертации – «Государственное положение Римско-католической церкви в России от Екатерины Великой до настоящего времени».

Церковно-общественная деятельность. С 1900 года входит в Вологодский Комитет Православного Миссионерского Общества. Является делопроизводителем Совета Вологодского Православного Церковного Братства во имя Всемилостивого Спаса.

Награды и звания. Кавалер орденов св. Станислава 3-й степени и св. Анны 3-й степени. С 1904 года носит звание коллежского советника.


На другой день владыка пригласил к себе Богословского. В точно назначенное время тот вошёл в кабинет и, сильно прихрамывая, подошел под благословение. Это был мужчина среднего роста с доброжелательным взглядом небольших серых глаз, высоким лбом, вьющимися волосами, и небольшой бородкой.

Владыка начал разговор с событий, происшедших год назад:

– Константин Александрович, вы здешний коренной житель и должны хорошо знать местных крестьян. Скажите, все эти прошлогодние беспорядки, возмущения крестьян были вызваны только закрытием торговли?

Константин Александрович некоторое время собирался с мыслями, теребя бородку. Он заговорил, сначала несколько волнуясь, но вскоре его голос обрёл привычный ритм опытного преподавателя.

– Нет, Ваше Преосвященство, не только из-за торговли. Смиренный севернорусский крестьянин не станет из-за этого жечь книги, избивать семинаристов и гимназистов. Есть нечто другое, что заставило толпу обезуметь от ярости. Это оскорбление Царя, что для крестьянина равносильно оскорблению святыни, и поэтому воспринималось очень болезненно. А люди, совершившие святотатство, воспринимаются как чужаки, как враги. К таким людям испытывают отвращение и страх, а это, в свою очередь, порождает жестокость и агрессию.

– Да, вы правы. Имя царя для простого народа свято. Всегда бунтовщики, чтобы привлечь народ, объявляли себя наследниками престола. И Лжедмитрий, и Разин, и Пугачёв. Они понимали, что против царя народ бунтовать не будет… Да, не будет, – повторил владыка и задумался. – Если только его не собьют с толку, не подорвут веру в царя.

Владыка ещё раз внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Константин Александрович, я хочу вам предложить место смотрителя Великоустюжского духовного училища.

На лице собеседника отразилось удивление.

– Но, Ваше Преосвященство, насколько я знаю, на этой должности должен быть священник.

– Да, таково требование Синода. Но, я думаю, вы достойны священного сана.

– Видите ли, владыка, у меня серьёзный физический недостаток – врождённый подвывих бедра. Я сильно хромаю, и это неизлечимо. Потому мне до сих пор и не предлагали принять духовный сан.

– Да, я понимаю, но думаю, что эта хромота не помешает вам служить Литургию.

5 июня 1907 года вышел указ Синода, по которому Константин Александрович назначался на должность смотрителя Великоустюжского училища. 30 июля 1907 года К. А. Богословский был рукоположен епископом Никоном в сан диакона, а 1 августа – в сан иерея.

3. Накануне катастрофы
(1917 г.)

– Ну, я пошел, оставайтесь с Богом, – говорил Павел своей жене, уходя поутру на работу. Был конец февраля, но на дворе стояла настоящая зима, и Павел, как всегда, надел валенки и овчинный тулуп.

– Придешь сегодня обедать? – спрашивала Татьяна.

– Приду, скорее всего. Кажется, сегодня никуда ехать не надо.

По полу зашлепали босые детские ножки, из комнатки выскочил старший сын, восьмилетний Гриша:

– Тятя, можно я приду к тебе в кузню?

Еще один, уже совсем тонкий голосок, послышался из-за полуоткрытых дверей:

– И я тозе хотю в кузню. Хотю мехи катять.

Это проснулся младший сын, пятилетний Ваня.

– У мамки проситесь. Коли отпустит, так приходите.

Десять лет назад Павел женился, отслужил в армии и теперь работал в каретной мастерской Девяткова. Работа ему нравилась, да и заработки сначала казались неплохими: он получал в месяц не менее двадцати рублей. Снимал домик поблизости от мастерской и уже было подумывал о покупке собственного дома, но помешала война. Цены на продукты росли так быстро, что едва хватало на еду. Выручала деревня: родители иногда подбрасывали кое-что. Хорошо, хозяину удалось заключить договор на изготовление продукции для армии: делали санитарные повозки для госпиталей, ремонтировали пожарные экипажи. Все три мастера, в том числе и Павел, были освобождены от армейской службы.

Сам Дмитрий Кириллович заметно постарел, но был еще полон сил и вынашивал планы после войны освоить в своей мастерской ремонт автомобилей. Уже с десяток диковинных самодвижу-щихся экипажей разных марок катались по улицам города, пугая жителей ревом моторов и заставляя зажимать носы от бензинового чада.

Дом Девяткова стоял на Золотушной набережной. Это было старинное двухэтажное здание с мезонином. Нижний этаж каменный, верхний – деревянный. Стена с пятью окнами выходила на улицу, а фасад с колоннами и с большим резным крыльцом – во двор. Там был выстроен корпус, в нижнем этаже которого размещались мастерские: слесарная, столярная, малярная и кузница. На втором этаже корпуса – общежитие для молодых рабочих-учеников, столовая, кухня, где кухарка готовила завтраки, обеды и ужины для рабочих. Здесь же была контора, в которой сидел хозяин. Он один управлялся со всей канцелярией и бухгалтерией, ведал закупками материалов, каждую субботу самолично выдавал заработную плату рабочим. Как-то, зайдя в контору, Павел застал хозяина склонившимся над чертежной доской.

– Вот он, мой проект. Лебединая песнь, – сказал тогда Дмитрий Кириллович, показывая на чертеж. – Автомобиль на древесном топливе. На одной березовой чурке проедет 50 верст. Смотри сюда: двигатель закреплен на пружинах, чтоб вибрацию уменьшить. А рессоры – как в нашей лучшей коляске, никакие ухабы не страшны. Вот доведу конструкцию до ума и думаю сделать опытный образец. Сыновей подключу, и твоя, Павел, помощь понадобится.

Работы было много. Вот и сегодня: не успел Павел прийти, а его уже ждал извозчик, чтобы подковать лошадь на все четыре ноги. Со старой кобылой Павел управился быстро, а вот следом за ней мещанин привел молодого жеребца, которого с трудом удалось загнать в станок. Потом пришлось немало повозиться, чтобы ремнями привязать конские ноги к стойкам. А когда Павел приложил к копыту подобранную по размеру горячую подкову, то конь начал вздрагивать всем телом, мешая забивать подковные гвозди. Закончив с лошадьми, Павел подключился к бригаде, изготовляющей повозки. Молодой парень, подмастерье, подкатывал к кузнице колесо и насаживал его втулкой на стержень, укрепленный на каменном жернове. Павел длинными щипцами вытаскивал из горна сильно разогретую железную шину и вместе с помощником надевал на обод колеса. Когда шина остывала и стягивала обод, он закреплял её заклепками.

Дети не пришли – видно, Татьяна не отпустила. Зато пришел младший сын Девяткова, десятилетний Николай, любивший бывать в кузнице. Мальчик был очень любознательный, смышленый, учился в реальном училище. Толстенные книги Жюля Верна прочитывал одну за другой. Вместе с отцом сделали у себя во дворе телеграф: протянули провода между конторой и мастерской.

Павел поставил Колю качать меха, тот делал это с азартом, глядя внутрь горна, где в воздушных струях шевелились раскаленные угли. От жары он снял рубашку, и Павел увидел на груди мальчика еле заметный рубец, оставшийся после памятного события, случившегося пять лет назад.

Тогда Девятковы решили всей семьей поехать на вечернюю службу в церковь, где хранилась чудотворная икона Божией Матери «Семистрельная», за 15 верст от города. Хозяин хорошо относился к Павлу, знал его как человека надежного и богобоязненного, и поэтому пригласил его ехать с ними. Ехали на линейке – экипаже, удобном для летних прогулок, с продольным кожаным сиденьем, где разместились Дмитрий Кириллович с женой и четверо детей. Все наслаждались ездой, правда, дети под конец разбаловались: Павел, сидящий на козлах, слышал неумолкающий детский гомон. Церковь стояла на холме, внизу протекала речка. Когда спускались к мосту, Павел услышал истошный детский визг и сразу затормозил. Оказалось, что Коля слетел с сиденья и попал под экипаж. Мальчика достали, сначала он был в беспамятстве, потом зашелся в плаче. На груди у Коли обнаружилась розовая полоса – значит, заднее колесо переехало через него. Отец, бледный, как полотно, с ребенком на руках собрался где-то искать доктора, но мать настояла, чтобы ехали дальше в церковь. Мальчика приложили к образу Богородицы, и он постепенно успокоился. Упросили священника отслужить молебен перед чудотворной иконой. После молебна Коля стал ходить как ни в чем не бывало. Приехали в город, показали мальчика доктору, оказалось, что все кости целы. «Это было чудо», – говорила мать, а отец добавлял: «И еще нам вразумление: к святыне надо ехать с благоговением»[10]10
  Это событие и другие, приведенные здесь эпизоды, касающиеся семьи Девятковых, описаны в книге: Девятков Н. Д. Воспоминания. М.: 1998. Автор книги Николай Дмитриевич Девятков (1907–2001), академик, основоположник нового направления в электронике, Герой Социалистического труда, лауреат правительственных премий, награжден пятью орденами. Долгое время возглавлял институт Радиотехники и электроники РАН.


[Закрыть]
.

К концу рабочего дня Павел увидел, что его товарищи о чём-то возбужденно спорят. Один из них, Тимофей, размахивая газетой, радостно крикнул:

– Эй, Павел, слышал, какие дела творятся? Государь Император отрекся от престола!

Павел, ошеломленный, подошел поближе к рабочим.

– А чему тут радоваться? – наконец сказал он.

– А чего, хуже-то не будет. Ведь до чего дожили, в городе хвосты за хлебом, да за сахаром.

Вася поддержал:

– От войны устали, конца ей не видно. В деревне рук не хватает, мужики на фронте. Убитых немало. А германцы всё прут. Говорят, измена у нас аж на самом верху. – Он показал пятерней вверх. – Нету к ним больше доверия.

– Неизвестно еще, что дальше будет… – растерянно сказал Павел…

Второго марта Вологодская городская дума обратилась с призывом к населению: проникнуться величием момента и соблюдать спокойствие. В этот же день был избран орган революционной власти – Временный губернский правительственный комитет, ставший на тот момент реальным представителем Всероссийского Временного правительства. Председателем комитета стал член партии кадетов Виктор Андреевич Кудрявый. Вологодский губернатор А. В. Арапов добровольно сложил с себя полномочия.

* * *

Стоял жаркий июль 1917 года. Война продолжалась. После февральской революции в городе мало что изменилось, разве что очереди в хлебные лавки стали длиннее, а сахар давали только по карточкам. Губернские и уездные управы переименовали во временные комитеты, а их председатели теперь назывались комиссарами. В деревне тем более не было заметно изменений. Шли выборы в Учредительное Собрание, которому предстояло стать главным органом власти в стране. Почти везде большинство голосов получали эсеры.

Девятков набрал в свою мастерскую молодых парней, и теперь работали в две смены. Как-то Павел увидел, что старший сын хозяина, Иван, зашел во двор вместе с гостем.

– Павел, – крикнул он, – иди сюда, познакомься.

Тот снял фартук, вытер ветошью руки и подошел.

– Это мой друг, Алексей, тоже крестьянский сын, как и ты. Пишет стихи. Ты ведь любишь стихи читать. Посмотри-ка, здесь его творения напечатаны.

Павел взял протянутую ему газету под названием «Дело народа. Орган партии социалистов-революционеров. Петроград». Под стихотворными столбиками значилась подпись: Алексей Ганин. Павел посмотрел на автора стихов. Это был коренастый блондин с большими голубыми глазами и белыми бровями.

– Можно, я возьму стихи домой почитать? – спросил Павел.

– Забирайте газету насовсем, – смущенно сказал Алексей. – У меня много экземпляров.

Дома после вечерней молитвы Павел читал Татьяне стихи Ганина:

 
Отгони свои думы лукавые,
Полуденного беса молву;
Что-то светятся тучки кудрявые,
Чьи-то тени ложатся в траву…
 
 
Море свеч в небесах засветилося,
Сходят сонмы крылатых гостей,
И на скорби с небесного клироса
Льётся пенье бесплотных детей.
 
 
Близок свет. Перед радостной встречею
Причащаются травы росой.
Поклонись и мольбой человечьею
Не смути голубиный покой.
 

Голос у Павла задрожал. Татьяна утирала слезы…

Через два дня Иван Девятков обратился к Павлу с просьбой:

– Отвези нас завтра с утра на дачу в Толстиково. Я с отцом договорился, он тебя отпускает. Отдохнем денек. Целая компания едет: я, Ганин и его приятель с подругой.

Павел был очень рад съездить в родные места, ведь дача Девятковых находилась недалеко от его родного села. На другой день утром он приготовил четырехместную пролётку на рессорах, запряг в неё серого жеребца и вскоре уже вёз Ивана и Алексея к гостинице «Пассаж», что на Каменном мосту. Там предстояло посадить еще двух пассажиров и потом уже ехать в Толстиково.

– Алексей, почитай-ка что-нибудь из нового, – попросил Иван. Тот помолчал, потом начал медленно, нараспев:

 
Русалка – зелёные косы,
Не бойся испуганных глаз,
На сером оглохшем утесе
Продли нецелованный час…
 
 
Она далеко – не услышит,
Услышит – забудет скорей;
Ей сказками на сердце дышит
Разбойник с кудрявых полей.
 

Павел повернулся на козлах вполоборота, но слышал далеко не всё. Зато громкий голос Ивана донесся до него отчётливо:

– Это ты о своей Зиночке. Я вижу, ты до сих пор её любишь. Так что же ты так легко уступаешь её другому, «разбойнику с кудрявых полей»?

– Именно потому, что я её люблю. Ей с Серёжей будет лучше.

Подъехали к гостинице. Алексей пошел за своими друзьями. Иван рассказывал:

– Серёга парень бойкий, не то, что наш смирный Алёша. Тоже стихи пишет. Говорят, в Москве о нём слава идет. Они в армии подружились, оба служили в госпитале, в Петрограде. Алеша был фельдшером, а Сергей просто санитаром. А сейчас им отпуск дали. Алеша возил Сергея и Зину к себе на родину, в деревню Коншино, под Кадниковом. Погостили, а теперь возвращаются в Петроград. Зина там работает машинисткой в редакции газеты «Дело народа».

Наконец, все трое вышли из гостиницы. Сергей оказался очень похожим на Алексея, и одеты были оба в одинаковые светло-серые костюмы, только волосы у Сергея были красивые, волнистые. А вот Зинаида совсем не понравилась Павлу. «Нерусская. Цыганка, что ли? И кос никаких нет, стриженая. А вот на русалку похожа. Видно, привораживает». Вспомнилась иллюстрация из журнала «Нива»: «Сирены заманивают мореплавателей».

Бойко стучали копыта, пролётка летела по наезженной дороге. Пассажиры о чём-то весело переговаривались, до Павла то и дело долетал беспечный женский смех. Когда выехали из города, все примолкли, любуясь окрестностями. Мимо тянулись деревни, перелески, золотились на солнце купола церквушек, уходили вдаль поля колосящейся ржи. Запах спелых колосьев стоял в воздухе. Алексей нарушил молчание:

– «И выгибаются дугою, целуясь с матерью землёю, колосья бесконечных нив». Так, кажется, у Некрасова сказано. А, Сергей?

Сергей молчал, погружённый в свои мысли.

Проехали по Пошехонскому тракту, версты три, потом свернули налево и, проехав по проселочной дороге ещё три версты, оказались у загородного дома Девятковых. Это был добротный деревянный дом в два этажа, стоящий на пологом склоне холма. Места вокруг были красивейшие. Внизу текла неширокая речка, на другой стороне тянулись холмы, поросшие хвойным лесом.

Их встречали братья Ивана: Митя, недавно закончивший гимназию, и десятилетний Коля. Все были радостные, возбуждённые. На крыльце появилась их сестра Лена, за ней вышла мать и пригласила гостей в дом. Но тут вдруг Сергей, держа свою девушку за руку, громко объявил:

– Мы с Зиной решили обвенчаться. Я вижу, у вас тут церковь рядом.

Кажется, никто особенно не удивился. Алексей, который уже собирался заходить в дом, спустился с крыльца и каким-то глухим голосом сказал:

– Я пойду с попом договариваться.

Павел, который распрягал коня и давал ему корм, видел, как Сергей с Митей пошли на холм и вскоре вернулись. Сергей держал в руках большой букет полевых цветов.

– Хороши у вас поля, – говорил он. – У нас на Рязанщине к концу июля травы уже сникают. Вот только васильков в букете не хватает. Зина васильки обожает. Где тут у вас рожь растет?

– А вот по этой дорожке идти – и будет ржаное поле, – отвечал Митя, – только это более версты будет.

– А можно, я на лошадке поскачу? – Сергей отдал Мите букет, подошел к жеребцу и похлопал его по холке.

– А седла-то у нас нету, – сказал Павел.

– Ничего, мы и так привыкшие. Узда есть и ладно.

Он снял рубашку и, оставшись голым по пояс, с ловкостью крестьянского парня вскочил на коня, с места перешел на рысь.

– Брожу по синим селам, такая благодать, отчаянный, весёлый… – только и донеслось до Павла. Он смотрел, как подпрыгивает в такт коню по-мальчишески упругое тело Сергея, и развеваются на ветру его льняные кудри…

Венчание Сергея Есенина и Зинаиды Райх состоялось в старинной каменной церкви, освященной в честь святых Кирика и Иулитты, в деревне Толстиково Вологодского уезда. Совершал таинство венчания священник Виктор Певгов, псаломщиком был Алексей Кратиров, шаферами Алексей Ганин и Дмитрий Девятков, В церкви присутствовала почти вся семья Девятковых. Лица у всех были радостные, всем казалось, что их ожидает долгая счастливая жизнь.

До октябрьского переворота оставалось три месяца.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации