Текст книги "Альтернативный чемпионат фабулы по прозе 2015"

Татьяна Лаин.
Опоздал

Памяти погибших.

Памяти воевавших…

Весенняя южная ночь властвовала в городе. Небо, усыпанное россыпями звезд, казалось бархатным и теплым. В открытое окно небольшой квартирки проникал свежий воздух, смешанный с запахом моря, этим непередаваемым запахом морской воды, водорослей, йода.

В квартире царил полумрак, настольная лампа, стоящая на маленьком столике, освещала только небольшое пространство около дивана. Сидящий на нем молодой человек рассматривал фотографию старика в парадном мундире, украшенном многочисленными наградами.

– Ну, здравствуй, дед! Не успел я увидеть тебя, опоздал… Твой осколок добрался-таки до критической точки.

Я спешил, очень спешил, верь мне… Из госпиталя раньше выписался, чтоб тебя застать… И подарок привез, как обещал. Но не дождался ты меня, совсем немного не дождался…

Молодой человек взял лежащую на столе толстую тетрадку, озаглавленную» Мои записи,» полистал, вздохнул и стал читать.

«Я сидел в тупике между пищеблоком и хирургическим корпусом. Там был такой заветный уголок, где среди сложенных пустых ящиков можно было посидеть в тишине, пообщаться с госпитальными котами, а то и тихонько удрать с территории госпиталя на некоторое время. За штабелями ящиков скрывалась внушительная дыра в каменном заборе, опоясывающем госпиталь. Дыра явно давняя, но видимо, ее тщательно оберегали, как лазейку на свободу. Загороженная штабелями из ящиков, она была совершенно незаметна, и я никогда не узнал бы о ней, если бы не таинственное исчезновение госпитальной кошки прямо на глазах. Только она сидела в тупичке и вдруг исчезла…. Меня, как бывшего разведчика, этот факт заинтересовал, и тщательный осмотр позволил выявить наличие вожделенного выхода в город.

Порядки в госпитале были строгие, больных никуда не отпускали, и не я один, наверное, пользовался этой тщательно оберегаемой лазейкой.

В госпиталь я в очередной раз «загремел» со своим осколком, решившим, что ему пришла пора шевельнуться, и царапнуть мое сердце.

Ношу я его давно, с ранения в 1945 году, когда мы уже освобождали Европу. И время от времени он меня беспокоит, напоминая, что ничто в этом мире не вечно…

Оперировать врачи боятся, стар я, не выдержу. Вот и поддерживают мой болящий сердечный механизм капельницами да таблетками.

Итак, я сидел на ящике, гладил рыжую красавицу кошку, вольготно развалившуюся на моих коленях, зажмурившуюся от удовольствия и громко мурчащую, и думал, что пора бы сходить в военный архив, посмотреть кое – какие документы. Вдруг мимо меня проскочила большая черная собака с костью в зубах и исчезла за штабелем из ящиков, прошмыгнув в дыру.

Вслед за ней, размахивая шваброй, в тупичок влетела разъяренная повариха, увидела меня, ойкнула, спрятала швабру за спину и елейным голоском пропела:

– Здрасьте, Григорий Николаевич! Опять вы Маркизу балуете. Ишь, как млеет…

– Здравствуй, Нюра. А ты чего со шваброй бегаешь?

– Да пес пришлый какой-то объявился, я косточку своему Шарику припасла, а он спер, паразит.

Вы не видели здесь черной собаки? Вроде, сюда забегала.

– Нюра, если бы здесь была собака, разве Маркиза лежала бы так спокойно?

Я погладил мурчащую кошку.

Повариха задумалась, покусывая тонкие, ярко накрашенные губы.

– Да, наверно. Но куда же она могла деться?

Нюра потопталась на месте, вздохнула, сожалея о потерянном гостинце для своего пса.

– Пойду я… И вам пора, обед скоро.

Повариха ушла, по пути заглядывая в ящики, словно надеялась в одном из них найти исчезнувшую собаку или косточку.

А пробежавшая мимо меня черная собака была так похожа на давно умершего пса Сапера, что снова защемило сердце, и память услужливо напомнила давние военные годы.

В годы войны довелось мне служить в разведроте, приписанной к морпехам. Была такая бригада Потапова – славилась легендарным бесстрашием. Немцы ребят Потаповских «морскими чертями» называли.

Так случилось, что возвращался я с задания, таща на себе тяжело раненого друга, с которым мы всегда вместе ходили в разведку.

Идти пришлось по долине, где располагались виноградники. Виноград, никем не обихоженный за годы войны, буйно разросся, мешал идти. А к утру еще и туман выпал. Густой, душный.

Заплутал я… Устал… Иду, шатаюсь, на спине друг мой стонет.

Я ему шепчу, чтоб потерпел, а сам думаю, куда идти? Парню надо помощь оказать, а я как назло, ориентировку потерял. Впереди себя на шаг ничего не вижу.

Только подумал об отдыхе, как вдруг передо мной, словно призрак, появился большой черный пес. Я с испугу чуть не пристрелил его – так неожиданно он материализовался из тумана.

Пес подошел ко мне, понюхал, тихо гавкнул и пошел вперед. Я, недолго думая, за ним.

Мелькнула мысль, что он может вывести к поселку, а там уже сориентируюсь.

Пес далеко не уходил, как понимал, что я его в тумане потеряю из виду. Сколько мы так шли – не знаю, но только вдруг я почувствовал, что куда-то падаю. Оказалось – в окоп. Свои…. Ребята кинулись навстречу. Пес привел прямехонько в расположение роты.

Как он догадался, осталось загадкой.

Друга моего тогда в тыл отправили, на лечение, а пес так и остался со мной.

Он оказался симпатичным дворнягой черного цвета с белой манишкой на груди.

Ребята прозвали его Сапером. Уж очень ловко пес находил мины. Позже я узнал, что и в тот раз Сапер провел меня с другом через минное поле. Когда это осознал, перенервничал: сделай я неверное движение, шагни в сторону… ни меня, ни друга моего…

Вот как бывает.

Так мы вместе с Сапером и дожили до Победы. Только ранило меня уже перед самым окончанием войны, во время очередной вылазки, по моей вине ранило. Полез не туда, и нарвался…

Сапер и тогда санитаров привел.

Вернулся я в Севастополь уже с осколком в груди. И с псом.

А в городе – одни развалины. Нашел менее разрушенный домик недалеко от моря и жил в сохранившейся летней кухне.

Тогда впервые и осколок зашевелился. Плохо стало мне, сердце так защемило, заболело… Лежу, хриплю, Сапер крутится возле меня, скулит. Потом куда-то через окно сиганул и был таков.

Я уже сознание стал терять от боли сильной, вдруг дверь распахивается и вбегают врач и милиционер. Я как увидел их, так сразу и отключился. Главное – помощи дождался.

Очнулся в госпитале. Сразу спросил, где моя собака. Мне говорят что жива, но глаза отводят в сторону. Я умолял рассказать обо всем. Раскричался, встать попробовал. Позвали главного врача, он стал меня стыдить, а я ему говорю, что собака эта мне жизнь спасла. И требую Сапера к себе привести.

Тут он и рассказал, что в больницу забежала черная собака, стала лаять, испугала персонал. Она подбегала ко всем, на ком был белый халат, и гавкала, за халат хватала. Вызвали милиционера, а он, недолго думая, стал стрелять в нее, решил видно, что больная, бешеная. Ранил. Хотел добить, но когда подошел ближе, увидел ошейник, а на ошейнике пластинка, ребята мои еще в войну сделали и прикрепили к самодельному ошейнику. На пластинке надпись:

«Геройский пес Сапер. Обнаружил более сотни мин. Хозяина звать Г.Н. ****»

Тогда только поняли, что он звал врачей за собой. Перевязали его, и он, раненый, встал и привел к вам, а потом упал у порога.

Врач рассказывает, а меня трясти начало, порываюсь встать, себя не помню, кричу, что пес – это все, что у меня осталось… Насилу успокоили, сказали, что собака сейчас лежит здесь, в больнице, только в другом помещении, сюда, сами понимаете, нельзя ее привести. Этой же ночью я почти ползком добрался в кладовку, где находился Сапер. Как он обрадовался! Я так и остался лежать с ним на полу до утра. Совесть не позволила уйти.

Вот так вместе и лечились.

Хромым Сапер после ранения остался. Но я его оберегал, и он еще долго жил со мной.

Потом я женился, сын родился. Жизнь налаживалась. Сапер постарел, совсем ходить не мог. Я до последней минуты рядом был. Ночью он и умер, положив голову мне на колени.

Жена говорила: – Собака, посланная тебе свыше. Как помощник, как друг.

Любила она Сапера.

Вот такая история о моей собаке…. Нет, о моем друге.

Потом умерла жена. Должен был бы я первым уйти, а ушла она. Вот как бывает. Сын служит на Севере. Внук сейчас в горячей точке. И я снова один.»

Молодой человек закрыл тетрадь, встал, тонко звякнули медали на его мундире. Опираясь на дорогую, изящно инкрустированную трость, на которой тускло блеснула пластинка с надписью: Григорию*** от однополчан. Чечня. 1999 год», он подошел к открытому окну: солнце медленно выплывало из-за моря, украшая его яркими, праздничными бликами. В лицо веяло морской свежестью.

Молодой человек оглянулся на диван: на нем мирно спал черный щенок с белой манишкой на груди.

– Опоздал… Не успел я тебе, дед, подарок вручить. Не успел…

Прости меня…

Александр Сороковик. На Сороковую Милю

Так выпьем же за того, кто в пути этой ночью!

За то, чтобы ему хватило пищи, чтобы собаки его не сдали, чтобы спички его не отсырели. Да поможет ему Господь! Пусть во всем ему будет удача…

Джек Лондон.

За тех, кто в пути

– Геничка, сынок, сбегай в магазин, пока не стемнело!

– Да, мамочка, сейчас, уже убегаю!

– Ты два часа уже убегаешь! Всё не убежишь никак! Смотри, погода портится, может обледенение начаться, мороз обещали, а всё в снегу растаявшем!

– Да-да-да, уже убежал!

Небольшой магазинчик, где продаётся всё необходимое, от хлеба и колбасы до школьных тетрадок и карандашей, расположен через две улицы – в городе сказали бы «через два квартала». Но они живут в большом селе: от города, вернее, от его окраины, спального района – десять километров. К ним ходит маршрутка, каждый час, а то и полчаса – в «пиковое время». Двадцать минут – и ты в городе. Удобно!

…Они переехали сюда полтора года назад. До этого жили в маленькой квартирке-«гостинке», предназначенной для одного человека. А их было трое, потом стало четверо – папа, мама, Гена и маленькая сестрёнка Вика. Папа бывает дома редко: он ходит под флагом11
  «Ходить под флагом» – так моряки называют контракты, когда они служат на судах иностранных компаний, где заработки на порядок выше.


[Закрыть] – зарабатывает деньги. Родители продали эту крохотную квартирку, купили участок и построили дом. В нём ещё многое надо сделать, поэтому папа опять ушёл в рейс, оставив за себя Генку: хоть и маленький, но всё равно – мужик!

А вот и магазин. Входная дверь закрыта, и снаружи висит большой чёрный замок. Всё понятно, эту неделю в магазине продавщицей толстая тётя Лиля, которая частенько норовит закрыться пораньше и уйти домой. А сегодня такой повод – непогода!

Ладно, придётся бежать в центр села, к автобусной остановке, там большой магазин, должен ещё работать. Продуктов надо купить обязательно! Гена повторил про себя мамино задание: «Хлеб, молоко, колбаса, спички, свечи, гречка, макароны». А ещё Викуля тихонько попросила его купить для неё «касе́пы» – так у неё выходит слово «конфеты». Сестрёнка приболела, кашляет – ей нужно молоко с мёдом. Мёд дома есть, а вот молока нет.

Гена понимает свою вину – надо было собраться раньше, тогда успел бы к тёте Лиле. Ну, да ладно! Он чувствует себя героем любимых книжек: у старожилов на Сороковой Миле закончилось продовольствие и нужно срочно раздобыть и доставить его. Ведь там, кроме отважных старателей, таких, как он сам, есть женщины и дети! И сейчас он держит путь в Доусон. Там большая фактория, склад и магазин. Конечно, погода портится, но ему не привыкать! Он сплюнул на землю. Ага, слюна не замёрзла на лету, значит, мороза ещё нет! Сколько, интересно, сейчас градусов по Фаренгейту?

Генка вернулся из мира северных рассказов Джека Лондона в свой реальный мир. Стало темно – погасли фонари на улице, ведущей к центру. Это что же, вырубили свет? Ну да, вот и окна домов не светятся. Кое-где мелькают слабые огоньки свечей, а в большом доме, мимо которого он сейчас проходит, в окнах горит свет. Ну да, ведь там есть генератор, вон тарахтит на всю улицу. У них дома генератора нет, поэтому, когда пропадает электричество, в доме становится холодно – хоть отопление и газовое, но насос без электричества не работает.

Генератор есть у соседа, дяди Миши. У него большой дом, он заканчивает там ремонт, но сам не работает, нанимает строителей. Он ещё не перевёз в дом семью, ждёт окончания ремонта. Мама почему-то не любит соседа – говорит, что это «новый русский», а от них всегда можно ждать подвоха.

Пошёл снег, но теплее не стало – наоборот, холод усилился. Генка прибавил шагу. Вот и центр. Но большой магазин возле остановки встретил его тёмными окнами и закрытой дверью. И здесь испугались непогоды! У них же должен быть генератор, странно. Может, сломался?

И что теперь делать? В этой стороне села других магазинов нет, есть ещё один возле озера, но и он, скорее всего, уже закрыт. Генка затоптался на месте, не зная, как поступить. Телефон он с собой не взял – думал, что быстренько сбегает к тёте Лиле и всё. И что же теперь, возвращаться с пустыми руками? А Викуля? Ей нужно молоко, да и «касепы» сестрёнка ждёт…

Вдруг он увидел, что от конечной остановки готовится отойти маршрутка. Миг – и он помчался к ней, размахивая руками: «Подождите!». Водитель притормозил, и Генка вскочил в салон, крикнув «Спасибо!». Ничего, он успеет, супермаркет на окраине города работает допоздна. Быстренько всё купит и вернётся домой. Мама, конечно, будет ругаться, но ведь главное – привезти продукты, остальное неважно.

Большой супермаркет светился огнями: конечно, у них ведь там не просто генератор, там целая подстанция! Генка быстро нашёл все нужные продукты, не забыл и кулёчек конфет. Важно рассчитался на кассе, как серьёзный взрослый покупатель. Подошёл к остановке как раз в тот момент, когда к ней подъехала нужная маршрутка.

Ну, всё закончилось прекрасно! Через полчаса он будет дома. Мальчик сел на заднее сиденье, привалился к стеклу… На складе Доусона он закупил нужное продовольствие и теперь собирается в обратный путь. Собаки, запряжённые в нарты с грузом, ожидают его. Домой, на Сороковую Милю – там уже заждались!

Он посмотрел в окно. Темнота облепила их со всех сторон, только изредка вспыхивали фары проезжавших машин. Здесь, на трассе, дорога была раскатана, наледь держалась только на самой середине. А вот после поворота к селу стало плохо – дорога полностью покрыта льдом. Маршрутка еле ползла по скользкой дороге. Теперь ей надо было преодолеть небольшой подъём с поворотом.

Несколько раз микроавтобус пытался влезть на горку. Но всё время съезжал вниз. Водитель высунулся из кабины и хмуро сказал:

– Всё, дальше не поеду! Выходите здесь или езжайте со мной до гаража, – пассажиры зашумели, но водитель был непреклонен, – я на том спуске как начну скользить, как перевернусь в кювет, мне потом за вас отвечать, да ещё машину восстанавливать!

Все пассажиры вышли, кто молча, кто ругаясь, и водитель стал осторожно сдавать назад, чтобы выехать на трассу. Только теперь Генка понял, какой трудный путь ему предстоит. От трассы до центра посёлка – асфальтовая дорога длиной около трёх километров. Затем – извилистая бетонка, которая ведёт к школе. А там до дома – уже рукой подать. Можно, не доходя до центра, свернуть на боковые улочки, неровные, узкие грунтовки. Так – ближе, но труднее путь. Ладно, до центра ещё надо дойти.

Генка вздохнул, перехватил поудобнее тяжёлую сумку и медленно двинулся в путь. Асфальт покрылся ледяной коркой, гладкой и скользкой. Ноги разъезжались, опоры не было. Он попробовал идти по обочине там, где не было гладкого асфальта, но стало ещё хуже: жухлая трава пропиталась водой и, замёрзнув, превратилась в ледяные холмы.

Пришлось снова выбираться на скользкий обледенелый асфальт. Полноценные шаги не получались: стоило оторвать от дороги одну ногу, как вторая, потеряв поддержку, тут же ехала в сторону. Генка несколько раз чуть не упал, пока не понял, что лучше скользить по ледяному покрытию, медленно продвигаясь вперёд. Вспомнил, как вышедшая из маршрутки девушка достала из сумочки обыкновенные носки, ловко натянула их на свои сапожки без каблуков и лихо зашагала по скользкой дороге.

Все пассажиры, ехавшие с ним, быстро ушли вперёд: ни у кого из них не было таких тяжёлых сумок; он остался на дороге один… Ну что ж, нужно идти! В посёлке Сороковая Миля его ждут. В домах зажигают свечи, топят печки, у кого они есть. Собаки свернулись клубками, зарылись в снег. Хотя, нет – снег мокрый и мёрзлый, такой от мороза не защитит. Они забились в сараи, под старые доски. А люди понадевали на себя все тёплые вещи, завернулись в одеяла и ждут помощи. Маленькая Викуля кашляет, ей нужно горячее молоко. А ещё для неё есть небольшой кулёчек «касеп».

Он успел запастись продовольствием в Доусоне и теперь держит путь вдоль замёрзшего Юкона на Сороковую Милю. Собачья упряжка погибла, провалившись под лёд, и теперь он тащит продовольствие на себе. Идти ещё далеко, но дойти нужно обязательно! Эх, если бы индеец Ситка Чарли выехал ему навстречу на своей мощной упряжке из восьми лохматых собак! Но где сейчас Ситка Чарли? И кто расскажет ему, куда ехать на выручку? Нет, ждать нельзя, надо идти вперёд!

Вдоль дороги, скользкой и тёмной – ряды огромных тополей. Они перезваниваются ветками, скованными ледяным панцирем. Вдруг одна из них, не выдержав напора ветра, под тяжестью льда, отломилась с громким треском и свалилась на дорогу позади мальчика. Другая, поменьше, упала впереди. Ветер становился всё сильнее, начал падать мокрый снег, вскоре превратившийся в липкий, холодный дождь. Ледяная корка под ногами превращалась в мокрую кашу, идти становилось чуть легче, но ботинки пропитались водой, и, хотя мороз ушёл, и температура повысилась, Генку пробирал холод из-за промокших ног.

Перчатки тоже промокли, руки задубели, сумка стала тяжелее в несколько раз. Он всё чаще менял руку, но облегчение это давало только в первый момент. Приходилось снимать перчатку со свободной руки, совать эту руку за пазуху. Пальцы немного согревались, но от них мокрый холод бежал по всему озябшему телу. Да ещё приходилось идти совсем медленно, а то и вообще останавливаться – с тяжёлой сумкой в одной руке, и с другой, засунутой за пазуху, идти было неудобно.

Впереди забрезжил слабый свет: это центральная площадь – там сельсовет, администрация, поликлиника – у них аварийное освещение. Значит, он дошёл почти до центра! Но теперь, когда не так скользко, можно попробовать сократить путь и отправиться короткой дорогой, по боковым улочкам.

Он остановился возле малозаметного переулка, отходящего вбок от основной трассы. Вот знакомая бетонная тумба, непонятно для чего стоящая возле дороги: на неё можно поставить сумку с продуктами – там хоть и мокро, но не так грязно. Генка попрыгал немного, помахал руками, но всё равно не согрелся: известно, что лучше сухой мороз, чем небольшой сырой холод.

Итак, последний рывок! Мальчик подхватил сумку и двинулся в путь. Обошёл двухэтажное общежитие, дальше шла огороженная невысоким забором территория детского садика. Дорога бежала под уклон и была очень скользкой. Генка не учёл, что лёд на открытом шоссе под действием дождя и ветра таял быстрее, чем здесь, в переулках. Кроме того, тропинка вдоль забора была неровной, да и уклон получался значительным. Чтобы не упасть, пришлось хвататься за металлические прутья, такие же обледеневшие и скользкие.

Спуск оказался очень тяжёлым! Ноги пытались ехать вперёд, скользили по неровной ледяной поверхности. Держаться приходилось только одной рукой, вторая сдерживала рвущуюся вперёд тяжеленную сумку с продуктами. Скоро прутья закончатся, и предстоит преодолеть десятка полтора метров по скользкому склону без страховки и поддержки. Он вспомнил, как его любимый герой, Смок Беллью, карабкался на ледяную стену, цепляясь за неё руками и ногами. Только здесь ему приходилось ползти вниз, стояла темень и не было рядом верного друга, который страховал его, а потом привёл помощь.

Закончился забор и теперь его ожидал открытый склон, где схватиться руками не за что. Маленький шажок… ещё один. Нога попыталась поехать вниз, но он сумел удержать её. Так, ещё шажок, ещё… Хуже всего то, что нельзя балансировать руками – в одной из них сумка, тянущая за собой в сторону. Может, завязать ручки и отправить её вниз, а потом спуститься и там подобрать? Нет, нельзя! Ручки могут развязаться, дно протрётся и тогда все его труды – насмарку!

Ну, ещё немного! Ледяной ветер налетел из-за забора, закружился, хлестнул по лицу. Здесь самый трудный участок, тропа делает поворот, да ещё и под уклоном. К счастью, лёд здесь подтаял, и появилась возможность опереться ногой, не боясь упасть. Он преодолел опасное место очень легко, почти не скользя. Теперь осталось несколько метров очень пологого, почти ровного спуска. Вот так, можно чуть быстрее…

Грохнулся он основательно. Никогда нельзя расслабляться – даже если кажется, что все трудности позади! Он ударился задом, заскользил вниз, проехался правым боком и приземлился в месиво из грязи и растаявшего снега у подножия склона. Генка был, конечно, мужчиной, отважным путешественником, героем, доставляющим продовольствие в затерянный старательский посёлок, но всё-таки ему только недавно исполнилось двенадцать!

Сидя в грязной, ледяной луже, промёрзший насквозь, продуваемый студёным ветром, он заплакал, не вытирая слёзы с мокрого от дождя лица. Болел ушибленный бок, саднила ободранная рука, водой наполнились теперь не только ботинки, но и брюки и куртка. Надо вставать и идти! Теперь уже не только чтобы доставить продовольствие, но и спасти себя. Он поднялся, схватил, чтоб не раздумать и не бросить опостылевшую сумку, и медленно побрёл по неровной, засыпанной щебнем грунтовке. Вся дорога покрылась слоем жидкого месива из воды, грязи и снега, скрывавшего под собой ямы и колдобины. Несколько раз он оступался, проваливаясь в эти ямы по щиколотку, но не обращал на мокрый холод внимания – только бы ногу не сломать!

В какой-то момент Генка понял, что может просто не дойти. Одежда намокла вся и не защищала от холода и ледяного ветра. Сил не осталось совсем, тяжеленная сумка тянула вниз уставшие, онемевшие руки. Деревья, по-прежнему скованные ледяным панцирем, зловеще скрипели и потрескивали. Можно, конечно, попробовать постучаться в какой-нибудь дом, попроситься согреться. Но как же тогда он доставит продовольствие? Так нельзя – спасать свою шкуру, забыв о женщинах и детях (маме и Викуле), ждущих его! Да и кто услышит сейчас стук в калитку…

На просторах Белого Безмолвия попавшие в беду путешественники стреляли из ружей, звук разносился на много миль, и все, кто был близко, спешили на помощь. Ещё зажигали костёр, его дым служил сигналом для спасателей. А у Генки нет ружья, чтобы выстрелить, да и не услышит никто за шумом ветра и дождя, за скрипом обледенелых деревьев. И костёр не развести в такую бурю. Надо же, почти зима, холодно, а с неба льётся дождь… И помощи ждать не от кого…

В конце длинной улицы показался какой-то свет. Он был далёким, но ярким. На лампочку от домашнего генератора не похоже, она была бы тусклой, да и не приближалась. Неужели машина? Откуда она здесь взялась и как смогла проехать по этим ямам?

Переваливаясь на колдобинах, разбрасывая грязное ледяное месиво, огромный внедорожник медленно подъехал к мальчику и остановился в нескольких метрах от него. Из машины выпрыгнул сосед, дядя Миша.

– Генка, ты? Вот здорово! Так и знал, что ты пойдёшь здесь! Быстро в машину! – он схватил мальчишку в охапку, потащил к машине. Генка вцепился в сумку:

– Там продовольствие… еда…

В машине у дяди Миши хорошо, тепло. Генку он завернул в шерстяное одеяло и поместил на заднем сиденье. Топится печка, мурлычет магнитола. Дядя Миша пробирается к началу улицы, где можно развернуться, и разговаривает по телефону:

– Да, да, Марина, всё в порядке, живой, здоровый, только промок сильно и замёрз, везу его домой! Да. Мы скоро! – кладёт трубку на сиденье рядом с собой, и уже Генке: – Я там кинул к вам провод от своего генератора, немного комната пусть протопится, да и свет будет. А как же тебя понесло-то сюда, да ещё с сумкой?

– Продукты надо было домой принести, Викуле молоко… я думал, что быстро управлюсь, телефон с собой не взял…

– И что, аж в город мотался?

– А как же? Мама ведь ждала, – Генка промолчал и вдруг, давя закипавшие слёзы, добавил: – и собаки провалились в полынью, и на Сороковой Миле ждали продовольствие, и я не смог зажечь сигнальный костёр…

Дядя Миша быстро повернулся к нему, и по лицу его скользнула улыбка:

– А я приехал со своего золотоносного участка и хотел уже распрячь собак, но вдруг увидел сигнальный костёр. Тогда я понял, что кто-то из парней попал в беду…

– Но я не зажигал сигнального костра, – прошептал Генка.

– Его зажёг… да, его зажёг сам Ситка Чарли, – был ответ, – и я поехал к тебе. Ты настоящий мужик, Генка! Дошёл почти до конца! И сейчас мы поедем домой, ты согреешься и уснёшь, а завтра проснёшься здоровым и бодрым, и всё будет в порядке!

– И наконец-то наступит зима?

– Конечно, наступит зима!

– И Юкон не вскроется до весны?

– Да, дружище, старый седой Юкон не вскроется до весны…

Март – июнь 2014