Текст книги "Величайший позор Британии. От Дюнкерка до Крита. 1940-1941"

В течение всего следующего дня французы продолжали оказывать сопротивление в отдаленных от порта районах, и поддерживавшие их огнем французские эсминцы опять серьезно пострадали. «Фуже» получил тяжелые повреждения. «Шакал» получил прямое попадание и стоял с остановившимися машинами в безнадежном положении под огнем немецких батарей, пока экипаж спускался на воду[42]42
  Лидер «Шакал» (типа «Ягуар») утром 24 мая тяжело поврежден пикировщиками Ju.87, а затем попал под огонь немецкой батареи на мысе Альпреш; погиб 31 человек. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Часть спасшихся людей под командованием капитан-лейтенанта Дюкуана достигла берега в районе мыса Гри-Не и приняла участие в обороне небольшой укрепленной позиции, пока ее не сдали 25 мая[43]43
  Здесь находилась четырехорудийная 100-мм батарея, к которой не успели подвезти снаряды. Батарею оборонял гарнизон капитана 2-го ранга Дюкуэна в количестве полутора сотен человек, к которому присоединились 22 моряка с «Шакала». Испортив орудия, гарнизон капитулировал в 8 часов утра 25 мая. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Под влиянием этих потерь адмирал Абриаль отозвал оставшиеся эсминцы, но генерал Ланкето с горсткой солдат продолжал сопротивляться до утра 25-го, когда ему пришлось капитулировать.

Короткая эпопея Булони окончилась.

* * *

История Кале – это история преднамеренного самопожертвования, самопожертвования бригады с целью выиграть время для армии.

Сопротивление французов под Девром позволило получить первую короткую передышку, но к 22 мая 1-я немецкая танковая дивизия подошла к Кале. Во второй половине дня 22-го 10-я танковая дивизия вернулась под командование Гудериана, и он решил сразу же двинуть 1-ю танковую дивизию на север, оставив на время Кале, с задачей переправиться через канал Аа и наступать на Дюнкерк. Эта задача первоначально намечалась для 10-й танковой дивизии. Теперь Гудериан приказал ей сменить 1-ю танковую дивизию перед Кале и предпринять штурм города. Вызванная этой перегруппировкой передышка имела большое значение для союзников.

22 мая, когда немцы вплотную подошли к Булони, малочисленному английскому гарнизону Кале были посланы подкрепления. Территориальный пехотный батальон королевы Виктории первым прибыл в порт и тут же направился перекрыть главные дороги, ведущие в город; у него не было никакого транспорта. Затем прибыл 3-й танковый полк 1-й бронетанковой дивизии, а через некоторое время – его машины. Портовые сооружения были сильно повреждены в результате ударов авиации, а отсутствие обслуживающего персонала порта еще более усугубляло и без того тяжелое положение. Разгрузка началась при помощи судовых кранов и закончилась только на следующий день. Генерал Браунригг, направлявшийся обратно в Дувр, приказал танковому полку прорываться на юго-запад, на соединение с гарнизоном Булони. Задолго до того как полк мог начать движение, прибыл офицер из штаба экспедиционных сил с распоряжением полку двигаться на Сент-Омер и установить связь со штабом. Поскольку полк еще не был готов к выступлению, были высланы вперед легкие танки с задачей разведать дорогу на Сент-Омер. Они обнаружили, что город в огне, и едва ускользнули от частей 6-й танковой дивизии противника.

23-го в Кале в сопровождении эсминцев прибыла 30-я бригада под командованием бригадира Никольсона. Генерал Браунригг тоже направил ее на юго-запад с задачей удержать Булонь. Бригада направлялась на континент именно с этой целью.

Тем временем танковый полк отправил офицера связи обратно в штаб с эскортом легких танков, но они наткнулись на части 1-й немецкой танковой дивизии и были уничтожены. За ними следовал весь полк. Последовала короткая схватка. Вначале полк имел успех, но потом потерял еще двенадцать танков, и стало ясно, что прорваться на Сент-Омер невозможно. Поэтому оставшиеся танки отошли на Кале.

Когда бригадир Никольсон прибыл в Кале, он узнал, что танки понесли тяжелые потери, что противник подошел уже почти к самым окраинам города и что о вылазке на Булонь и на Сент-Омер не может быть и речи. Совместно с французами он приступил к укреплению внешней линии обороны города. В это время пришло третье распоряжение: доставить английским экспедиционным силам 350 тысяч пайков. В распоряжении подчеркивалось, что эта задача «выше всех прочих соображений». Танковый полк выслал одну из своих рот разведать дорогу на Дюнкерк. Она снова наткнулась на подразделения 1-й танковой дивизии. Три танка прорвались назад, остальные были уничтожены. На рассвете 24-го, когда пехота с еще одной ротой танков двинулась вперед, чтобы очистить дорогу, разгорелся бой. К концу боя в танковом полку осталось девять средних и двенадцать легких танков. Артиллерия 10-й немецкой танковой дивизии вела интенсивный огонь по Кале, а на западном участке противник начал атаку.

В течение всего дня 23-го эсминцы патрулировали на рейде и при всякой возможности открывали огонь по расположению противника. 24-го адмирал Рамсей, получивший теперь подкрепления, направил в район Кале корабли «Графтон», «Грейхаунд» и польский эсминец «Бужа». Весь день, подвергаясь сильным атакам с воздуха, они поддерживали войска огнем. В эти дни был потоплен «Уэссекс», а «Бужа» и «Вимьера» получили повреждения.

В два часа ночи 24-го военное министерство сообщило бригадиру Никольсону, что вопрос об эвакуации Кале «в принципе» решен. Учитывая это решение, на корабли, еще не завершившие выгрузку машин и материальной части, были погружены раненые, личный состав службы снабжения и других нестроевых частей, обслуживающий персонал порта, после чего корабли направились в Дувр. С течением дня стал все больше ощущаться недостаток боеприпасов, и из Дувра были направлены эсминцы «Вулфхаунд» и «Верити» с предметами снабжения и с отрядом морской пехоты для охраны порта.

Перед вечером части 10-й немецкой танковой дивизии предприняли сильные атаки со всех трех направлений. Французский командир сдал форт Ньюле, а после того как были выведены из строя орудия береговой обороны, был оставлен и форт Лапен. На южном участке противник прорвал оборону англичан и вышел на окраины города.

Немцы несли большие потери, но продолжали атаковать. Бригадиру Никольсону было ясно, что удерживать прежнюю линию обороны больше невозможно. Из военного министерства поступила еще одна телеграмма, подтверждавшая, что эвакуация состоится, но начнется не ранее семи часов следующего утра. С наступлением темноты Никольсон отвел своих людей на укрепления старой цитадели. Во время отхода он получил сообщение от начальника имперского Генерального штаба, в котором говорилось: генерал Бланшар «запрещает эвакуацию», и это «означает, что Вы должны подчиниться во имя союзнической солидарности». По тону и смыслу послания было видно, что к нему приложил руку сам премьер-министр.

В ту ночь адмирал Сомервилл пересек пролив, чтобы обсудить положение с Никольсоном, и, вернувшись, доложил, что «если добавить орудий, которые крайне необходимы, Никольсон уверен, что ему удастся продержаться еще некоторое время». Однако было решено, что держать в порту корабли нет смысла.

Утром 25 мая немцы, захватившие мэра Кале, под конвоем направили его к англичанам с предложением о капитуляции. Мэр был взят под стражу, а его эскорт отправили обратно.

Все утро продолжался обстрел. Были разрушены водопроводные магистрали, в войсках ощущался острый недостаток воды. Почти все орудия Никольсона вышли из строя, и хотя эсминцы всеми силами старались ему помочь, но без береговых корректировочных групп их поддержка была малоэффективной. В старом городе бушевали пожары, улицы превратились в руины, пыль и едкий дым заволокли позиции обороняющихся. На восточном участке была предпринята вылазка с целью ослабить нажим противника, но она захлебнулась в дюнах. Наконец противник форсировал каналы, и обороняющиеся отступили в район доков[44]44
  На самом деле Никольсон и французское командование решили не распылять свои войска на оборону внешнего периметра, а сосредоточить их в районе крепостной цитадели и бастиона № 11. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Бригадир Никольсон и французский командир[45]45
  Капитан 2-го ранга де Ламберти. (Прим. ред.)


[Закрыть] создали объединенный штаб в старой цитадели. Сюда во второй половине дня был доставлен немецкий парламентер, потребовавший капитуляции.

Немецкий журнал боевых действий с восхищением приводит ответ Никольсона: «Отвечаю отрицательно, потому что долг английской армии, как и немецкой, – драться».

Тут же возобновились атаки, но к наступлению ночи немцам все еще не удалось сломить сопротивление. Разуверившись в немедленной победе, они прекратили штурм. В полночь из военного министерства поступило последнее обращение:

«Каждый час вашего сопротивления оказывает огромную помощь английским экспедиционным силам. Правительство решило, что вы должны продолжать сражаться. Восхищены вашей блестящей стойкостью».

В обстановке общего замешательства все эти радиограммы не были переданы в Дувр. Адмирал Рамсей не оставлял надежды на спасение хотя бы части гарнизона. В ночь на 25-е он послал в Кале флотилию яхт, траулеров и дрифтеров в сопровождении нескольких малых кораблей с задачей быть наготове на случай, если в последнюю минуту изменится план эвакуации. Несколько небольших судов вошли в порт и взяли на борт некоторое количество солдат, в большинстве своем раненых. Бельгийский баркас «Семуа» четыре раза входил в порт и каждый раз увозил раненых. Траулер «Конидо» рано утром 26-го вошел в порт, но сел на мель и оставался там до полудня. Уходя из порта, он взял на борт 165 человек, в том числе уцелевших солдат морской пехоты, офицеры которой были убиты или взяты в плен.

Всю ночь они, как могли, обороняли свои позиции, испытывая острый недостаток воды, продовольствия и боеприпасов. Утром 26-го, после того как немцы перебросили из Булони артиллерийские подкрепления, возобновился обстрел, еще более мощный, чем прежде. В немецком журнале боевых действий записано:

«Между 9.00 и 10.00 наносились удары с воздуха в сочетании с артиллерийским огнем по цитадели Кале и пригороду Ле-Барак. Видимых результатов не достигнуто. Бои продолжаются, англичане упорно обороняются».

В бой вступили пикирующие и обычные бомбардировщики и истребители. За каждым налетом следовала атака танков и пехоты. Обороняющиеся постепенно оказались оттеснены в северную половину старого города. Цитадель была окружена и изолирована. Под давлением превосходящих сил противника организованная оборона была сломлена, обороняющиеся были расколоты на отдельные группы, которые все еще продолжали держаться в разрушенных бастионах и в развалинах. В конце дня немцы прорвались в цитадель и взяли в плен бригадира Никольсона со штабом[46]46
  В действительности Никольсон со своим штабом организованно капитулировал вечером 26 мая – в 16.45 по берлинскому времени. В плен в Кале сдалось около 20 000 человек, в том числе 3–4 тысячи англичан. Таким образом, число пленных заметно превысило численность штурмовавшей город 10-й танковой дивизии. (Прим. ред.)


[Закрыть]. С наступлением сумерек пункты сопротивления пали один за другим. Звуки боя медленно угасали, и вскоре над Кале воцарилась тишина.

В этой тишине в порт вошла яхта «Гюльзар», как раньше вошла в Булонь «Вимьера». В полночь она встала у причала, и команда стала обшаривать руины захваченного противником города в поисках раненых. К часу ночи, то есть через несколько часов после того, как противник овладел городом, она подобрала с конца волнолома пятьдесят человек. На этом закончилась история обороны Кале.

В своей книге «Panzer Leader» генерал Гудериан писал:

«Как командующий, осуществлявший руководство на месте событий, я могу определенно заявить, что героическая оборона Кале, хотя и заслуживает высшей похвалы, все же не оказала никакого влияния на ход событий в районе Дюнкерка».

Правильно ли утверждение Гудериана? Оно кажется по меньшей мере неосновательным. Если бы Кале пал раньше, если бы союзники не стали оборонять ни Кале, ни Булонь, обстановка, пожалуй, сложилась бы по-иному. Когда 23 мая танки противника были остановлены, 1-я немецкая танковая дивизия фактически уже перешла канал у Ваттена. Если бы не было обороны Булони и Кале, то вместо довольно потрепанной 1-й танковой дивизии на линии канала были бы три танковые дивизии, упоенные победой. Непонятно, почему в таких условиях Гудериан не направился прямо к Дюнкерку – своей заветной цели.

Заявление Гудериана тесно связано с его попыткой возложить вину за неудачу немецкой армии под Дюнкерком на Геринга и люфтваффе. Но есть один непреложный факт, который не могут опровергнуть никакие объяснения: оборона Кале позволила выиграть время, а время было для Горта важнейшим фактором в его руководстве боями на западном участке фронта.

Так в неистовой Булони и в затихшем Кале формировался прообраз Дюнкерка.

Глава седьмая. Воскресенье, 26 мая

В 10.30 утра в воскресенье 26 мая Горту вручили телеграмму от военного министра Антони Идена, которая гласила:

«…Вся полученная мною информация свидетельствует о том, что французы не сумеют предпринять наступление с рубежа Соммы, достаточно мощное, чтобы сохранились какие-то перспективы для Ваших совместных действий с союзниками на севере. Если это подтвердится, то создается такое положение, при котором решающее значение будет иметь сохранение английских экспедиционных сил. При таких условиях Вам остается лишь единственный путь: пробиваться на запад, где все порты и побережье к востоку от Гравлина будут использованы для погрузки. Военно-морские силы предоставят корабли и малые суда, а военно-воздушные силы обеспечат полную поддержку с воздуха. Поскольку отход может начаться очень скоро, необходимо срочно подготовить предварительные планы…»

Наступил момент для принятия решения. В ответной телеграмме Горт сообщал:

«Я не должен скрывать от Вас, что даже при самых благоприятных обстоятельствах большая часть английских экспедиционных сил и их вооружения неизбежно будет потеряна».

Каково же было положение в это утро?

Принятое Гортом накануне вечером решение отказаться от удара на юг вызвало целый ряд изменений, имевших решающее значение для спасения английских экспедиционных сил. Когда он читал телеграмму Идена, обстановка характеризовалась тремя главными факторами.

Во-первых, продолжалось напряженное затишье на западном участке фронта. Горт уже полностью использовал его для выравнивания и укрепления слабой линии обороны на этом участке.

Во-вторых, он достиг соглашения с генералом Бланшаром о порядке отхода на реку Лис, в результате которого должен был резко сократиться фронт, занимаемый английскими экспедиционными силами и 1-й французской армией. Бланшар и сам уже отбросил всякую надежду на наступление в южном направлении и в полночь отдал соответствующие распоряжения, но из его выступлений на совещании и из его приказов было ясно, что он все еще верил в возможность удерживать обширный плацдарм, прикрывающий Дюнкерк, с передним краем на реке Лис. «Мы будем удерживать этот плацдарм, – писал он, – не помышляя об отступлении». Вопрос об эвакуации на совещании не поднимался. Горт получил телеграмму Идена по возвращении из штаба Бланшара.

Третий фактор заключался в том, что на восточном участке фронта 5-я дивизия прочно удерживала позиции на левом фланге войск Брука, тем самым обеспечив английским экспедиционным силам чрезвычайно важное преимущество: они получили еще одну передышку.

Поскольку восточному участку фронта, или «сражению на левом фланге», придают столь большое значение, не мешает рассмотреть его в более широком плане. В своей книге «The Turn of the Tide» Артур Брайант[47]47
  Сэр Артур Уинн Морган Брайант (1899–1985) – британский писатель и историк консервативно-романтического направления, бессменный литературный обозреватель «Иллюстрейтед Лондон ньюс» на протяжении 50 лет. Специализировался на истории XVII века и эпохе Наполеоновских войн, позднее опубликовал несколько работ по истории Второй мировой войны, рассматривая ее с консервативных позиций. Подвергался критике за симпатии к нацистской Германии (особенно ярко выражавшиеся до весны 1940 года). Автор крылатой фразы «Демократия – это сговор дураков и воров». Упомянутая здесь работа («Поворот волны. 1939–1943») впервые была опубликована в 1957 году и представляет собой первый том откомментированных Брайантом личных дневников фельдмаршала Алана Брука (второй том, «Триумф на Западе. 1943–1946», вышел в 1959 году, уже после создания работы Дивайна). Книга приобрела крайне скандальную репутацию – в ней резко критиковалась деятельность Черчилля и, напротив, давалась высокая оценка полководческим способностям Сталина. (Прим. ред.)


[Закрыть] говорит о том, что английские экспедиционные силы на восточном участке фронта «обороняли французскую границу против главных сил немецких армий, наступавших с северо-востока». Действительно ли это были главные силы немецких армий?

Возглавляемая Боком группа армий «Б», части которой противостоял 2-й корпус Брука, состояла из 6-й и 18-й армий, насчитывавших в общей сложности шесть корпусов. Танковые дивизии, с которыми Бок начал наступление на Бельгию, после выхода на реку Диль были у него отобраны и переданы Рундштедту[48]48
  В состав группы армий «А» были переданы 5-я и 7-я танковые дивизии, действовавшие на левом фланге 6-й армии. 9-я танковая дивизия 18-й армии, наступавшая на Роттердам, а затем действовавшая против Дюнкерка с севера, оставалась в составе группы армий «Б» до начала июня. Всего к 20 мая группа армий Бока насчитывала 7 корпусов и 21,5 дивизии – включая сюда одну кавалерийскую, одну танковую и одну моторизованную, а также лейбштандарт (моторизованную бригаду) СС «Адольф Гитлер». (Прим. ред.)


[Закрыть]. На 26 мая группа армий «Б» состояла из пехотных дивизий; они не имели ни механизированных, ни автотранспортных средств и пользовались преимущественно конным транспортом. В принципе это была армия образца 1918 года, с соответствующим темпом продвижения.

Возглавляемая Рундштедтом группа армий «А», часть которой наступала перед 3-м корпусом на западном участке фронта, имела в своем составе 2, 4, 12 и 16-ю армии[49]49
  На самом деле – 4-я, 12-я и 16-я армии. Управление 2-й армии генерал-полковника фон Вейхса перед началом кампании на Западе находилось в резерве ОКХ, затем было передано в группу армий «Ц». Всего (с учетом танковой группы Клейста) в группе армий Рундштедта имелось 14 корпусов и 54 дивизии, в том числе 3 моторизованных и 9 танковых – с учетом двух, переданных из 6-й армии. Таким образом, по числу дивизий группа Рундштедта превосходила группу Бока в 2,5 раза. Однако из этих сил против Дюнкеркской группировки действовали только 4-я армия и часть танковой группы Клейста – в общей сложности порядка 20 дивизии. (Прим. ред.)


[Закрыть] – в общей сложности семнадцать армейских и четыре танковых корпуса. По численности личного состава она превосходила группу армий «Б» более чем втрое – но, что несравненно важнее, она включала всю массу немецких танковых войск. Таким образом, весь потенциал немецкой армии, предназначенный для «блицкрига», был сосредоточен на южном и западном участках фронта.

Однако не все силы обеих групп армий принимали непосредственное участие в боях с союзными армиями северной группировки. Немецкая карта обстановки по состоянию на 24 мая – день начала сражения на восточном участке фронта – показывает, что девять с половиной немецких дивизий находились в соприкосновении с бельгийцами, полторы дивизии располагались против английских позиций по линии старой границы, шесть – против 1-й французской армии, две пехотные и три танковые дивизии – в соприкосновении с английскими войсками на западном участке фронта.

К утру 26 мая Бок произвел некоторую перегруппировку, имевшую большое значение. Три немецкие дивизии подходили к позиции, которую заняла 5-я дивизия Франклина; две дивизии находились в соприкосновении с войсками, расположенными на старой границе, – в общей сложности пять дивизий плюс одна в ближайшем резерве. Однако и Рундштедт произвел важную перегруппировку. Пять танковых, одна моторизованная и три пехотные дивизии находились в соприкосновении с войсками западного участка фронта на линии канала, а две танковые и одна моторизованная дивизии – в ближайшем резерве.

Эти цифры никак не могут подтвердить, что английским экспедиционным силам на восточном участке фронта противостояли «главные силы немецких армий». Тем не менее положение на этом участке было трудным и очень опасным.

Однако у Брука было два неоценимых преимущества. Во-первых, его войска занимали старые позиции на границе, а следовательно, имели прочную основу для расширения фронта влево. К этому надо добавить хорошее знание местности и ее оборонительных возможностей. Впрочем, необходимо пояснить, что оборонительные сооружения в принципе были рассчитаны на гораздо большее количество войск, чем имелось в наличии, – но не было достаточно времени, для того чтобы информировать вновь прибывающие в этот район войска об этих сооружениях. Второе преимущество было еще более ценным: Брук знал планы противника. 25 мая перед фронтом генерала Монтгомери патруль подбил немецкий штабной автомобиль. Находившемуся в нем подполковнику Кинцелю удалось убежать, но он оставил в машине набитый бумагами портфель. Брук, посетивший днем штаб Монтгомери, увидел, что весь состав штаба занимается этими документами, и взял их в свой штаб, где они были переведены. Документы почти полностью раскрывали группировку немецких войск. Эти данные в то время и впоследствии сослужили неоценимую службу для оценки немецких сил.

Важнейшее значение имел найденный среди документов план наступления 6-й немецкой армии в стык между английскими экспедиционными силами и бельгийскими войсками. Одним словом, план предусматривал ограниченные наступательные действия на участке границы с целью сковать английские экспедиционные силы и нанести главный удар в общем направлении на Ипр силами двух корпусов. На основе полученных данных Брук принял окончательное решение о расположении 5-й дивизии, этими же данными определялись и его последующие шаги.

Теперь проявилось и третье преимущество. Быстрота передвижения 5-й дивизии (осуществлявшегося главным образом при помощи штабных транспортных рот) говорила о том, что Брук имеет превосходство в скорости над пехотой Бока с ее конным транспортом. Этому превосходству предстояло сыграть решающую роль в ходе боев на левом фланге. Именно благодаря этому штаб мог с некоторым оптимизмом оценивать положение на ближайшее будущее.

Однако в этот момент в штаб-квартире Гитлера принимались важные решения. Накануне Браухич[50]50
  Генерал-полковник, главнокомандующий германскими сухопутными войсками. (Прим. ред. 1965 г.)


[Закрыть] приказал возобновить наступление на западном участке фронта. Рундштедт, застраховав себя распоряжением Гитлера, предоставлявшим решение этого вопроса на его личное усмотрение, игнорировал приказ Браухича. Теперь Браухича вызвали в ставку Гитлера. Обсуждался вопрос о медленном темпе продвижения армий Бока, и было решено отдать приказ от имени фюрера о «дальнейшем броске танковых групп и пехотных дивизий с запада в направлении Турне – Кассель – Дюнкерк».

Бои на западном участке фронта полностью никогда не прекращались. Несмотря на приказ о приостановке наступления, немцы непрестанно стремились расширить свои плацдармы. К тому же приказ относился не ко всем направлениям западного участка. Южнее Сен-Венана местность была благоприятной для танков, и в тот день были предприняты предварительные действия, которые должны были перерасти в двухсторонний охват, направленный на Кеммел с целью соединиться с 6-й армией Бока и отрезать английские экспедиционные силы и силы французов от побережья.

С течением дня в районе Сен-Венана и во всей полосе 2-й дивизии разгорелись упорные бои. Была брошена в бой 50-я дивизия, уже переподчиненная Бруку и ожидавшая транспортных средств, и под Карвеном уже втянулась в бой 151-я бригада. Когда Брук после рекогносцировки фланга его войск, где образовался разрыв с бельгийской армией, вернулся в свой штаб, он узнал, что может рассчитывать только на 150-ю бригаду. Ввиду сложившейся на западе обстановки отправку остальных частей дивизии пришлось задержать.

Здесь уместно рассмотреть утверждение Артура Брайанта в его книге «The Turn of the Tide» о том, что «в то время Брук без всяких распоряжений сверху координировал передвижение как своего корпуса, так и 1-го корпуса, находившегося справа и отходившего за 2-м корпусом». 1-й корпус вначале состоял из 1-й, 2-й и 48-й дивизий. Из них 2-я дивизия уже была изъята из корпуса и в то время вела ожесточенные бои против немецких танковых войск на рубеже канала в 30 километрах от позиций Брука. 48-я дивизия тоже была выведена из корпуса и в то время находилась в 40 километрах в противоположном направлении, создавая узлы сопротивления в районах Касселя, Арнека, Ледрингема, Ворму и Берга, где должна была решиться судьба западного участка фронта. На линии границы оставалась только 1-я дивизия. Соседняя с ней 42-я дивизия была временно подчинена 1-му корпусу. Ни одна из этих дивизий в то время не отходила за 2-м корпусом. Ни одна из них фактически не начинала отходить до ночи понедельника, когда начался общий отход в соответствии с планом, изложенным Гортом и приспособленным к требованиям быстро меняющейся обстановки.

В то время как Горт в своем штабе старался оценить новые события, поступила вторая телеграмма от военного министра. Она заканчивалась следующими словами:

«…У Вас не остается иного выхода, как отступить к побережью… Рейно связывается с генералом Вейганом, и последний, несомненно, тотчас отдаст соответствующие распоряжения. Теперь Вам разрешается немедленно начать отход к побережью совместно с французской и бельгийской армиями».

Таким образом, английское правительство приняло решение.

* * *

Во французской ставке генерал Вейган получил радиограмму с изложением содержания приказа генерала Бланшара об отходе на реку Лис. Вейган «послал за адмиралом Дарланом, чтобы рассмотреть вопрос о погрузке войск на суда».

* * *

В 18.57 26 мая Адмиралтейство отдало приказ: «Приступить к операции „Динамо”»[51]51
  На этот момент против плацдарма у Дюнкерка были сосредоточены силы трех немецких армий (18-й, 6-й и 4-й), а также танковая группа Клейста – в общей сложности 43,5 дивизии. Силы союзников (включая 7-ю французскую армию) включали 10 британских, 16 французских и 17 бельгийских дивизий – в сумме те же 43 расчетные дивизии. Таким образом, приказ об эвакуации был отдан при отсутствии численного перевеса противника, когда возможности сопротивления были далеко не исчерпаны. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Но к тому времени операция уже началась. В 15.00 адмирал Рамсей, руководствуясь сообщениями, поступающими с французского побережья, на свою ответственность начал отправлять в Дюнкерк войсковые транспорты. Когда на противоположный берег Ла-Манша поступило распоряжение о начале эвакуации, первые суда уже начали погрузку. Предвидение Рамсея оправдалось. В 22.30 первое судно с войсками выгрузилось в Дувре.

Задача, стоявшая перед Рамсеем, имела две стороны. Первая сторона носила чисто военный характер. Предстояло обеспечить безопасность района, по которому должны были проходить пути эвакуации. Дуврский пролив больше не являлся безопасным убежищем, отстоящим на 300 миль от ближайшей базы противника. По имевшимся сведениям, немецкие корабли уже действовали из оккупированного голландского порта Флиссинген; поступили сообщения о появлении подводных лодок в северной части Северного моря; эффективность воздушных налетов противника можно было наглядно видеть из окон штаба Рамсея в Дувре.

Рамсею возместили потери в эскадренных миноносцах, но все же в его распоряжении оставалось не более одной флотилии и некоторое количество малых кораблей. Этими силами вместе с начинавшим поступать подкреплением Дуврское командование должно было организовать защитный заслон к востоку от зоны эвакуации; прикрыть фактические маршруты судов с эвакуируемыми; обеспечить борьбу с расположенной в районе Кале немецкой артиллерией; организовать противовоздушную оборону находящихся в его распоряжении судов их собственными импровизированными средствами и очистить от мин фарватеры и район города Дюнкерка. Кроме того, Рамсею предстояло организовать регулирование движения судов и спасательную службу.

Задача сама по себе была достаточно обширная. Широкое использование эсминцев для перевозки людей в то время не намечалось, невзирая на опыт Булони. Их было слишком мало, а объем задач по прикрытию эвакуации – слишком велик.

Вторая сторона задачи, стоявшей перед Рамсеем в операции «Динамо», заключалась в обеспечении перевозки основной массы людей торговыми судами – пароходами, курсирующими через Ла-Манш, а также каботажными судами и голландскими промысловыми судами при поддержке, в случае необходимости, военных кораблей. На 26 мая для этой цели имелось следующее количество судов:

1. Пассажирские суда (главным образом курсирующие через Ла-Манш и Ирландское море, торгово-пассажирские суда) в Дувре и Даунсе – 15;

2. Пассажирские суда в Саутгемптоне (английские) – 17;

3. Пассажирские суда в Саутгемптоне (голландские и бельгийские) – 3;

4. Каботажные суда в Даунсе – 6;

5. Деревянные и стальные баржи в Даунсе – 16;

6. Голландские промысловые суда – 40;

7. Танкеры-теплоходы, транспорты снабжения, нефтеналивные суда и пр. – 32.

В воскресенье, поздно вечером, Рамсей получил радиограмму из Адмиралтейства, которая гласила:

«…Необходимо операцию „Динамо” провести с величайшей энергией, имея в виду перевезти 45 тысяч человек из состава английских экспедиционных сил в течение двух дней, после чего, вероятно, придется эвакуацию прекратить, так как ее не допустит противник».

Трудно сказать, какие соображения легли в основу этой радиограммы. Во всяком случае, они исходили не из штаба Горта. Решение было принято в Лондоне. По-видимому, ответ Горта на первую телеграмму Идена произвел в Уайтхолле впечатление, отнюдь не соответствовавшее его осторожной формулировке. Правда, Лондон имел и другие источники информации. Однако телеграммы, исходившие непосредственно из Дюнкерка, были нервозными и неточными; сведениям из французского штаба нельзя было больше доверять; с бельгийской стороны поступали все более унылые сообщения. Положение было рассмотрено в высших кругах, и, поскольку в Лондоне еще не было сведений о возобновлении наступления немецких танковых сил на западном участке фронта, решение было принято главным образом на основе оценки хода боев на восточном участке. В свете последующих событий это было явно ошибочное решение. Тем не менее Рамсей был вынужден приспособить свои планы к этому решению.

В течение ночи в расчеты вмешалось еще одно обстоятельство. Начали поступать сообщения о непрерывном усилении артиллерийского огня из района Кале, и стало ясно, что пользоваться главным путем, ведущим к Дюнкерку – коротким маршрутом «Z», в дневное время слишком опасно. Суда начали возвращаться обратно.

Невозможно провести строго определенную границу между окончанием предварительной эвакуации и началом операции «Динамо». Суда различных типов курсировали между Дюнкерком и Дувром в течение всего воскресенья 26 мая. Например, в 1.15 из Дюнкерка вышло госпитальное судно «Айл оф Тэнит» с ранеными на борту. Утром из Даунса вышли госпитальные суда «Уортинг» и «Айл оф Гёрнзи».

Около 16.00, когда суда приближались к Кале, закрытому густой пеленой дыма, им пришлось отклониться от курса, чтобы обойти два эсминца, ведущие бой с береговыми батареями. Когда они подошли к Дюнкерку, окутанному еще более плотными облаками дыма, чем Кале, им пришлось прокладывать себе путь среди множества потопленных судов, из-за которых навигация уже становилась опасной. Тотчас же началась погрузка, и к 21.55 оба судна приняли на борт намного больше раненых, чем допускала обычная норма. Обратный путь прошел без инцидентов.

В это же время судно «Мейд оф Орлиенс» вышло в рейс, имея на борту 600 девятилитровых банок с водой и 250 солдат армейской службы снабжения и войск связи, которые должны были помочь в организации обслуживания порта. Избрав кратчайший путь, судно попало под действительный огонь батарей из района Кале. Оно приблизилось к молам Дюнкерка как раз в тот момент, когда порт подвергался мощному воздушному налету. Простояв некоторое время на внешнем рейде, оно получило распоряжение возвратиться в Дувр. В конце дня оно вторично попыталось подойти к причалу – на этот раз успешно.

«Кентербери» вышел около 18.00 и тоже подвергся артиллерийскому обстрелу из Кале. В Дюнкерке он пришвартовался у борта «Мейд оф Орлиенс», и оба судна под непрерывными ударами с воздуха приступили к погрузке войск. «Кентербери» отошел, имея на борту 1340 человек, за ним следовала «Мейд оф Орлиенс» с 988 солдатами. В это же время французский пароход ла-маншской линии «Руан» подобрал 420 раненых и направился в Шербур.

Донесения капитанов этих судов служат наглядной иллюстрацией невероятных трудностей, с которыми пришлось встретиться Рамсею с самого начала: в них указывалось на интенсивный огонь батарей Кале, на быстро нарастающую мощь воздушных атак противника, на разрушение портовых сооружений Дюнкерка и на опасность вхождения в порт под непрерывными ударами с воздуха. К исходу этого воскресного дня Дюнкеркский порт являл собой ужасное зрелище. К западу от большого бассейна, заключенного между внешними молами, полыхали в огне нефтяные баки. Горели склады, разбросанные на 46 гектарах площади порта. Ярко освещенные огнем пожаров, стояли искалеченные краны. Время от времени над городом возникали столбы дыма, обозначая места новых пожаров. И всю ночь не переставая раздавался грохот бомб и яркие вспышки разрывов отмечали места новых разрушений.

Разрывы бомб можно было слышать в тишине дуврских скал, где штаб, руководивший операцией «Динамо», начал планировать использование необорудованного побережья. Самой трудной проблемой для Рамсея в то время была нехватка малых судов. В ту ночь в его распоряжении были моторные катера Рамсгетской базы, предназначавшиеся для борьбы с контрабандой, дрифтеры и малые суда Дуврской базы и четыре бельгийских пассажирских катера. Это было все, не считая корабельных шлюпок.