Текст книги "Наполеон"

Первая итальянская кампания

Против Франции продолжала войну коалиция, в состав которой входили Австрия, Англия, Россия, Сардинское королевство, Королевство обеих Сицилий и несколько германских государств (Вюртемберг, Бавария, Баден). Директория полагала, что главным театром военных действия должна быть Германия. Поэтому сюда направлялись основные силы и деньги, здесь армией командовал опытный генерал Моро. Действия же в Италии, по мнению властей, могли лишь отвлечь некоторые силы Австрии. В лучшем случае Германская и Итальянская армии Франции могли соединиться в Тироле при наступлении на Вену. О том, что именно в Италии Наполеон решит судьбу всей войны, не подозревал тогда никто.

Прибыв в Итальянскую армию, базировавшуюся в окрестностях Ниццы, Наполеон мог увидеть одну из причин такого скептического отношения. Формально в его подчинении находилось 106 тысяч человек. Но только формально. На самом деле в строю было не более 38 тысяч солдат. Из них восемь тысяч составляли гарнизоны Ниццы и прибрежной зоны – в поход выступить они не могли. Семьдесят тысяч были «мертвыми душами» – пленные, дезертиры, умершие. Но и состояние тех, кто действительно находился в армии, было плачевным. Под командованием Наполеона оказалась толпа оборванцев, давно не получавших припасов и обмундирования, с расшатанной дисциплиной, процветающим расхитительством со стороны большинства должностных лиц. Этой армии предстояло сразиться с превосходящими силами противника – около восьмидесяти тысяч человек.

Под началом Наполеона было три дивизионных генерала – Ожеро, Массена и Серрюрье, которые не сразу отнеслись к «молодому выскочке», ставленнику Директории, с должным уважением. Бонапарт не мог обеспечить немедленного изменения положения с поставками, зато деятельно принялся за укрепление дисциплины и борьбу с воровством. «Приходится много расстреливать», – писал он в Париж. Быстро завоевал он и уважение генералов. Массена вспоминал, что, когда Наполеон надевал свою генеральскую шляпу, он как будто становился на два фута выше[3]3
  Известна история о том, как в беседе с высоким Ожеро Бонапарт сказал: «Генерал, вы выше меня на голову, но если вы будете дерзить, я обещаю исправить это недоразумение!»


[Закрыть]. Бонапарт буквально гипнотизировал людей своим взглядом. Распоряжения он отдавал тоном, не допускающим возражений. Офицеры Итальянской армии быстро смогли убедиться в компетентности генерала.

Долго задерживать наступление Наполеон не желал. Он придерживался мнения, что «война должна кормить сама себя» – это, с одной стороны, позволяло облегчить солдатские сумки, с другой – избавиться от слишком длинных обозов. В данном же случае это означало не только возможность, но и необходимость быстрого выступления в поход. Солдаты сами должны были добыть себе пищу и одежду. В свой знаменитой речи перед Итальянской армией Наполеон заявил: «Солдаты, вы не одеты, вы плохо накормлены… Я поведу вас в самые плодородные страны на свете!»

Поход в Италию начался 5 апреля 1796 года. Пройдя вдоль берега по опасному «карнизу», французы оказались на Апеннинском полуострове, который, по выражению Клаузевица, Наполеон заранее знал, «как свой карман». В Италии против Бонапарта действовали австрийские и пьемонтские войска, разбросанные тремя группами на путях в Пьемонт и Геную. Первое сражение с австрийцами произошло в центре этой диспозиции у Монте-нотто. Собрав, по своему обыкновению, все силы в кулак, Наполеон прорвал австрийский центр. Дав краткий отдых солдатам, он двинулся дальше. В бою у Миллезимо войска Пьемонта потерпели полное поражение, а Бонапарт немедленно продолжил движение. Перед французами открывались дороги на Турин и Милан.

Действия Наполеона в Италии в это время в истории иногда называют «Шесть побед в шесть дней». Это не вполне соответствует хронологии, но в целом верно отражает поразившую современников стремительность молодого французского генерала. Противники Наполеона никак не могли устоять перед его напором и быстротой передвижений. Он избегал сложных маневров, собирал силы в кулак на основном направлении, бил врага по частям. Французская армия, ведомая гением и реформированная революцией, имела поразительный перевес над организованной на феодальных основах и руководимой инертным и престарелым гофкригсратом[4]4
  Гофкригсрат (нем. Hofkriegsrat) – придворный военный совет Священной Римской империи германской нации, а затем Австрийской империи.


[Закрыть] австрийской армией и еще менее значимой пьемонтской армией. Битва при Мондови покончила со второй из них. 15 мая 1796 года был заключен мир между Пьемонтом и Францией. Пьемонт отказывался пропускать через свою территорию какие-либо войска, кроме французских, обязался не заключать ни с кем союзов, уступал Франции графство Ниццу и всю Савойю. Кроме того, он должен был кормить находящуюся в Италии французскую армию.

Теперь Наполеон остался один на один с Австрией. После новых побед ему удалось отбросить противника к реке По, а затем и на восток за По, где он продолжил преследование. 10 мая 1796 года армия Бонапарта после ожесточенной битвы при Лоди перешла реку Адда, 15 мая – триумфально вошла в Милан. Мюрат взял Ливорно, а Ожеро – Болонью. Ломбардия сбросила оковы австрийского гнета. Многие итальянцы принимали чужеземцев с восторгом – ведь они действительно несли с собой освобождение, уничтожение ненавистных феодальных порядков. «Пусть народы будут спокойны, – писал Наполеон в одном из своих приказов по армии. – Мы друзья всех народов, и в особенности – потомков Брута и Сципионов… Свободный французский народ, уважаемый всем светом, принесет Европе достойный мир…» Соратник Бонапарта Саличетти прилюдно заявлял, что иллюминации в церквях предпочел бы пожары в феодальных замках.

Однако не стоит полагать, будто Наполеон бескорыстно нес свободу Италии. Параллельно с изгнанием австрийцев происходили и другие процессы. И тогда, и впоследствии французский генерал вел себя в Италии так, будто никаких государств и правителей здесь больше не существовало. Бонапарт был далек от идеи уважения суверенитета и традиций, он уважал только силу. «Большие батальоны всегда правы», – не раз говорил полководец. Он декларировал, что Франция несет народам Италии новые революционные ценности, избавление от феодального рабства, и тут же налагал огромные контрибуции даже на нейтральные государства (вроде Пармы), его солдаты проводили бесцеремонные реквизиции провианта, фуража, денег, картин и статуй (их во Францию Наполеон отправил столько, что итальянцы до сих пор имеют все основания предъявлять претензии французским музеям). С городами, где, скажем, находили убитого французского солдата, генерал Бонапарт расправлялся беспощадно.

Победные сводки из Италии все более укрепляли авторитет командующего. Директория уже не могла с этим не считаться. Показательный эпизод произошел, когда Наполеон сражался при Лоди. Из Парижа пришел указ о разделении Итальянской армии. Но Бонапарт чувствовал себя настолько уверенно, что отправил во Францию дерзкий ответ. Он писал, что лучше один плохой генерал, чем два хороших, в связи с чем отказывался от командования одной из двух армий. И директоры вынуждены были отменить свое указание! Еще бы – ведь одна победа в Италии следовала за другой, второстепенный театр военных действий превратился в триумфальный, с юга во Францию непрерывным потоком шли деньги…

Перед французами капитулировала Модена, после чего армия Бонапарта приступила к осаде центра австрийского владычества в Северной Италии – Мантуи. Из Тироля на помощь этой крепости следовала 30-тысячная армия под командованием генерала Вурмзера. Отбросив поочередно дивизии Массена и Ожеро, австрийцы вошли в город. Но вскоре им пришлось уйти, поскольку Наполеон разбил другую колонну австрийцев и продолжал угрожать Мантуе. 5 августа в битве при Кастильоне Бонапарт одержал победу над Вурмзером, после ряда новых сражений австрийцы опять заперлись в Мантуе. Теперь на помощь спешила австрийская армия Альвинци. 15–17 ноября произошли ожесточенные бои французами с этими войсками за Аркольский мост. Трижды солдаты Наполеона брали его и трижды были выбиты. Наконец французский командующий со знаменем в руках сам повел своих людей в очередную атаку. Биография Наполеона могла в результате этого подвига оказаться гораздо короче, но, к счастью (или несчастью для всей Европы), генерал выжил, мост был взят.

Именно за такую личную смелость солдаты и офицеры любили Бонапарта. Хотя, конечно, не только за это. Наполеон умел разговаривать с простыми воинами, делил с ними все тягости походов. Многих солдат он знал в лицо, помнил и о подробностях их семейного положения, женах и детях. Для них Наполеон всегда, даже будучи всевластным императором, оставался первым солдатом, «маленьким капралом».

Следует отметить, что во время итальянской кампании ближний круг Наполеона пополнился рядом блестящих полководцев. В первую очередь это Ланн и Бертье. Сын конюха Жан Ланн заслужил славу самого храброго из наполеоновской плеяды военачальников. Прямой и резкий, он не останавливался и перед критикой своего непосредственного патрона. И все равно неизменно пользовался его доверием. Бертье был человеком иного склада. Будучи на полтора десятка лет старше командующего, он не был полевым командиром и свою карьеру при Бонапарте сделал в штабной обстановке. Бертье обладал не меньшей работоспособностью, чем сам Наполеон, был расчетлив и последователен. Великий полководец всегда мог на него положиться. В Италии Бертье был фактически вторым лицом во французской армии.

Любители альтернативной истории вновь могут поупражняться в искусстве моделирования событий, прочитав страницы биографии Наполеона, посвященные концу 1796 – началу 1797 года. В это время неуязвимый дотоле для пуль противника полководец был сражен лихорадкой и, вероятно, находился на краю гибели. Тем не менее, даже в этой ситуации генерал продолжал отдавать приказы, которые оборачивались победами. 14–15 января 1797 года в битве при Риволи войска австрийского военачальника Альвинци потерпели окончательное поражение. Массена не дал австрийцам достичь Мантуи, и через две недели этот город также сдался французам. Предпринял Бонапарт и экспедицию против папских владений, приобретя для Франции согласно миру в Толентино, заключенному 19 февраля, самую богатую часть папских земель, большую контрибуцию, массу произведений искусства.

После этого Наполеон двинулся на север, угрожая уже непосредственно Габсбургским владениям и Вене. Весной 1797 года он отбросил еще одну австрийскую армию, которой командовал эрцгерцог Карл. Австрия запросила мира. Перемирие было заключено в Леобене в мае самим Наполеоном, окончательный же мир был подписан 17 октября 1797 года в Кампо-Формио, причем в нем в основном повторялись все пункты предварительного перемирия. Австрия отдавала Франции берега Рейна и все свои итальянские владения. Взамен ей передавалась Венеция, с которой Наполеон покончил специально для того, чтобы было что предложить Австрии. Ни малейшего реального предлога для начала войны с этим городом у Бонапарта не было, но Венеция была взята. Так Наполеон несколько небрежно и как бы мимоходом навсегда покончил с древней республикой. В июне же 1797 года его войска заняли центр другой старой купеческой державы – Геную. Здесь была провозглашена Лигурийская республика, моделью для которой послужила Конституция III года Французской республики.

При переговорах с австрийским послом в Леобене французский генерал уже показал свою манеру вести дипломатические переговоры. В какой-то момент он уже был настолько раздражен уловками и ломаниями искушенного в дипломатии собеседника, что разбил сервиз и попросту наорал на австрийца. «Вы забываете, – кричал Наполеон, – что находитесь в окружении моих гренадеров!» Этот «дипломатический прием», надо сказать, оказался очень эффективным. Впоследствии Наполеон не раз прибегал к нему, его вспышки ярости, когда он стучал кулаками, делал выговоры высокопоставленным гостям, бросал и топтал ногами свою шляпу, вероятно, иногда были наигранны. Император даже брал уроки у одного из парижских актеров. С другой стороны, нет сомнения, что Бонапарт действительно не всегда справлялся со вспышками гнева. Он любил прямо указывать своим визави, чего они стоят и где их место в жизни.

Политическая карта Италии была перекроена. Еще в июне 1797 года была образована Цизальпинская республика, включающая в себя, в первую очередь, Ломбардию и сохранявшая лишь видимость независимости от Франции; другая часть Италии вошла в состав Франции, третья (например Рим) временно была оставлена в руках предыдущих правителей, конечно, запуганных и во всем зависимых от Парижа. Наполеон распоряжался в Италии как полноправный хозяин. Среди его указов были распоряжение о лишении церкви и монастырей прав на некоторые виды сбора средств, уничтожение феодальных прав, ряд законоположений, близких к французским, и, естественно, продолжение массовых реквизиций – из Италии Наполеон и его офицеры вернулись состоятельными людьми.

Вторую половину 1797 года Наполеон провел в замке Момбелло вблизи Милана, где во многом усилиями блистательной и попавшей в свою стихию Жозефины Богарне был создан своеобразный двор Бонапарта. Приемы, пиры и балы следовали один за другим. Победоносных французских генералов приветствовали как героев и освободителей, как бы забывая о том, что все расходы по содержанию этого «веселого замка» брали на себя жители Милана. Приезжали сюда и выдающиеся ученые из Парижа, например, Монж и Бертолле. Наполеон поражал их своими достаточно глубокими как для дилетанта познаниями в науках. Не меньшее удивление вызывала осведомленность Бонапарта у итальянских певцов и артистов. Впрочем, это удивление могло быть и показным, ведь Наполеон в то время фактически являлся безраздельным хозяином Ломбардии.

Но на разрыв с Директорией генерал не шел. Более того, когда Баррас и его соправители оказались перед реальной угрозой свержения, именно солдаты Наполеона опять помогли им избежать печальной участи. Сам итальянский триумфатор не появился в Париже, но посланный им Ожеро 18 фруктидора (5 сентября) 1797 года разогнал оба законодательных Совета, произведя тем самым едва ли не государственный переворот в пользу Барраса. «Закон – это сабля!» – ответил якобы бретер и лихой рубака Ожеро на упреки одного своего знакомого. В будущем точно так же с парламентом поступил и его командир.

Поход в Египет. Переворот 18 брюмера

Во Франции Наполеона ждала триумфальная встреча. 10 декабря 1797 года в Париже состоялся большой праздник в честь итальянского героя. В речи, изобиловавшей цветистыми оборотами и историческими аллюзиями, Баррас нарисовал образ Наполеона как величайшего полководца. В дом победителя потянулись посетители, среди которых были и наиболее влиятельные в столице особы. Жозефина могла быть довольна – пригодился опыт блестящих приемов в Момбелло. В конце декабря Бонапарт получил звание «бессмертного» – члена Французской академии. Из всех полученных им наград эту он ценил особенно, впоследствии даже в официальных бумагах Наполеон указывал рядом со своим именем должность «член Института». Одним из тех, с кем он в то время общался наиболее тесно, был непревзойденный мастер политической интриги Талейран. Этот человек не раз менял свои принципы и сохранял ответственные посты, несмотря на смену власти. В свое время Талейран, будучи тогда еще епископом Отенским, инициировал секуляризацию церковных имуществ. При Директории он получил должность министра иностранных дел, руководил он внешней политикой Франции и после смены директорского режима на бонапартистский. В кабинет министров его привела влиятельная интеллектуалка и также интриганка мадам де Сталь. Она, как и Талейран, искала дружбы популярного генерала, но в отношении нее Бонапарт проявил холодность. Исторический анекдот описывает разговор между хозяйкой известного на всю Францию салона и Наполеоном. «Какую женщину вы считаете первой женщиной в мире?» – с намеком спросила госпожа де Сталь. «Та, которая родила больше всего детей», – немедленно ответил генерал. С этих пор ведет свое начало история неприязни этих двух несомненно выдающихся людей своего века.

Бонапарт был назначен главнокомандующим армией, которой предстояло действовать против Англии. Планы десанта на берега Туманного Альбиона разрабатывались уже давно. Теперь Британия оставалась главным противником Франции. Наполеон не сомневался в том, что по Англии нужно нанести решительный удар. Однако он справедливо полагал, что операции на море в данный момент не сулят французам ничего хорошего – преимущество английского флота было очевидным. Бонапарт говорил о возможности форсирования Ла-Манша: «Это предприятие, где все зависит от удачи, от случая. Я не возьмусь в таких условиях рисковать судьбой прекрасной Франции». Гораздо более обещающей генералу казалось сокрушение могущества противника на суше, в тех землях, которые составляли одну из главных основ могущества Британии – на Востоке. Зимой 1798 года Наполеон уже уверен, что счастья в борьбе с принципиальным соперником следует искать в Египте.

Восточные планы Бонапарта носили далекоидущий, стратегический характер. Он рассчитывал не только занять Египет или Сирию. Наполеон надеялся на то, что французам удастся поднять восточные народы на освободительную борьбу, организовать широкое освободительное движение. Это соответствовало и задачам войны против Англии, и чаяниям французских промышленников и торговцев, и все еще живым в его политическом мировоззрении революционным, республиканским идеям. Кроме того, Бонапарт испытывал по Востоку какую-то совершенно особую тоску полководца. «В Европе мало места, – говорил он, – настоящие дела можно делать только на Востоке!» Кто знает, может, он завидовал и хотел повторить славные подвиги одного из своих кумиров – Александра Македонского?

Идею экспедиции в Египет поддержал министр иностранных дел Талейран, и за нее в результате ухватилась и Директория. На самом деле завоевание богатых стран Леванта[5]5
  Левант (от франц. levant) – общее название стран восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Египет, Турция, Греция и др.), в более узком смысле – Сирии и Ливана.


[Закрыть] на востоке Средиземного моря вовсе не было бессмысленной авантюрой и реально могло благотворно повлиять на положение французской буржуазии и ослабить позиции Англии. А опасность египетской кампании могла устранить потенциального политического противника директоров, что, в конце концов, тоже не так и плохо.

Наполеон готовил экспедицию очень энергично, но в полной тайне. Строились корабли, солдат генерал отбирал чуть ли не поодиночке, в порты свозилось продовольствие, пушки, боеприпасы. Англичане были осведомлены о готовящемся морском походе, вот только не знали о конечной цели экспедиции. Наполеону удалось дезинформировать противника. Британский адмирал Нельсон решил, что целью французов является высадка в Ирландии, в связи с чем он занял Гибралтар и там ждал корабли врага.

19 мая 1798 года французский флот во главе с флагманом «Орион» вышел из Тулона и направился в противоположную от Гибралтара сторону. По дороге в Египет французы взяли Мальту, 30 июня корабли Наполеона причалили близ Александрии. Англичане лишь немного промахнулись. Дело в том, что Горацио Нельсон, узнав о том, что французы плывут в Египет, бросился вдогонку, но, обладая гораздо более быстроходными судами, прибыл в Александрию за двое суток до Наполеона. Увидев же, что и здесь противника нет, адмирал бросился в Турцию.

2 июля 1798 года вся французская армия была уже на берегу. Быстро взяв Александрию, войска начали продвигаться на юг. Египет в то время находился под формальным протекторатом Турции, но реальной властью над обездоленным большинством населения обладали представители военно-феодальной знати – беи-мамелюки, составлявшие и основу египетской армии – конницу. Наполеон сразу объявил, что он прибыл бороться не с турецким султаном, а против угнетателей египтян – мамелюков. Он приказал своим солдатам со всем уважением относиться к мусульманской религии, правильно понимая значение, которое имел среди арабов ислам.

Нельзя не заметить, что в армии Наполеона находилось немало ученых, специально привезенных для изучения истории Египта. (В своем знаменитом приказе Бонапарт при появлении мамелюков именно их приказывал помещать в середину каре вместе с ослами – это было свидетельством того, что он берег ученых, а не презирал.) Египтология, таким образом, получила мощный толчок к развитию. Например, вывезенный из Египта так называемый Розеттский камень послужил ключом к расшифровке египетской письменности. Были в армии и инженеры, занимавшиеся, в частности, изучением возможности постройки Суэцкого канала. Классическими стали санитарные меры французских врачей.

Долгое время Наполеону не удавалось настигнуть мамелюков. Они наскакивали на его армию и, после недолгой стычки, снова скрывались на лошадях за горизонтом. Наконец 21 июля 1798 года беи решились встретиться с французами в большом сражении. Очевидно, что это было их ошибкой. У селения Эмбабе мамелюки были разбиты. Именно здесь Наполеон произнес свое знаменитое: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!»

Сразу же после победы Бонапарт вернулся в Каир, где принялся за организацию управления. Власть по всему Египту сосредотачивалась в руках начальников французских гарнизонов, при которых действовал диван из наиболее состоятельных и именитых египтян. Местное духовенство пользовалось неприкосновенностью. Был упорядочен сбор податей, организованы натуральные поставки во французскую армию, охрана торговли и частной собственности. Имения бежавших из страны беев передавались французам. Новая система управления не исключала бесцеремонности при отъеме денег у богатых граждан и жестокой расправы с непокорными жителями. В целом французы не нашли столь же живого участия в среде совершенно забитых крестьян-феллахов, как у итальянцев в Ломбардии. В Египте то и дело вспыхивали мятежи против непрошеных европейских гостей. Предвестником больших несчастий стал разгром французского флота у Абукира, который последовал в результате сражения 1 августа с флотом вновь появившегося у берегов Африки Нельсона. Весть о том, что на родину возвращаться больше не на чем, произвела удручающее впечатление на страдающих от жары и болезней солдат Наполеона.

Тем временем турецкий султан отправил в Египет войска через Сирию. Бонапарт, узнав об этом, двинулся им навстречу. Сирийский поход французов выдался гораздо более тяжелым, чем египетский. Стояла страшная жара, войскам не хватало воды, во время похода (особенно на обратном пути) чума косила ряды наполеоновских солдат. В довершение ко всем неприятностям у генерала добавились и личные. «Доброжелатели» сообщили ему о неверности Жозефины. Для Наполеона это был большой удар. Ярость сменялась минутами отчаяниями. Он писал брату в Париж: «Я разочарован в природе человека и испытываю потребность в одиночестве и уединении…»[6]6
  Потребность в уединении не помешала генералу, возможно, в отместку супруге, завести роман с женой одного из лейтенантов – Полиной Фуре, который, впрочем, продолжался недолго.


[Закрыть]

В начале марта французы после ожесточенного боя взяли Яффу. Озверевшие воины Бонапарта устроили в городе резню, не щадя стариков и детей. Сам командующий приказал расстрелять отряд албанцев, которые сдались в плен в обмен на обещание жизни. Два месяца французы провели под стенами Акра (Акки). Наполеон говорил: «Судьба заключена в этой скорлупе», однако взять эту «скорлупу» его солдатам так и не удалось. 20 мая командующий отдал приказ прекратить осаду и отойти. Далее находиться в Сирии было невозможно. Переход обратно занял двадцать пять дней и стоил французам многих жертв. Генерал приказал отдать лошадей больным и сам подал пример, проделав весь путь пешком. Люди изнемогали от жажды, бушевала эпидемия, в Египет вернулась лишь часть войска. Правда, благодаря умелым и точным распоряжениям Наполеона и его генералов армия восстанавливала боеспособность и страна все еще находилась в руках французов. Турки, попытавшиеся было вернуть Египет, 20 июля 1799 года были наголову разбиты недалеко от Абукира в дельте Нила. Французы действовали настолько слаженно, что Бонапарт сказал по этому поводу: «Эта самая прекрасная битва, которую я видел в своей жизни». Однако командующему было уже ясно, что экспедиция на Восток провалилась.

В это время в Европе против Франции уже действовала, и довольно успешно, новая, вторая коалиция. Российский полководец Александр Суворов отнял у французов Италию еще быстрее, чем ее покорил Наполеон. Рухнула система итальянских республик. Лишь предательская по сути политика австрийского гофкригсрата спасла саму Францию от вторжения на ее территорию российских войск. В Голландии тем временем французам пришлось столкнуться с английской армией герцога Йоркского. Наполеон узнал о сложившейся ситуации совершенно случайно – из бог знает как попавшей ему в руки газеты. Не факт, что именно это известие заставило Бонапарта принять решение оставить Египет, но впоследствии он и его апологеты обставляли дело именно так – генерал вынужден был отбыть из Африки, чтобы спасти Францию, вернуть ей былые позиции. «Положение вещей в Европе обязывает меня принять это важное решение… Без меня все рухнуло…» – говорил он Мармону. Тем не менее, с моральной точки зрения отъезд Бонапарта представляется довольно сомнительным.

После катастрофы под Абукиром в руках французов в Египте оставалось лишь несколько кораблей. Наполеон приказал снарядить четыре из них, на которых с небольшим отрядом 23 августа и отправился во Францию. На борту находились лучшие из его генералов. Все, кроме Клебера – талантливого военачальника, которого Наполеон оставил в качестве своего заместителя, с полномочиями командующего армией в Египте. Записку с соответствующим приказом Клеберу передали, когда корабль Бонапарта уже отчалил от берега, и есть свидетельства того, что тот, кому адресовалось письмо, был охвачен справедливым негодованием. Сейчас мы, пожалуй, можем классифицировать поступок героя нашей книги как что-то очень близкое к дезертирству, должностному преступлению.

Во Франции Наполеона вполне мог ждать трибунал – Директория, по всей видимости, не отдавала приказа об оставлении им Египта, не требовала его срочно в Париж. Не меньшая опасность подстерегала небольшую французскую эскадру на море – ведь все побережье Африки патрулировалось английскими кораблями, они же по сути контролировали и открытое море. Значительную часть пути корабли Наполеона проделали ночью. Удача была на стороне корсиканца. 8 октября 1799 года он с соратниками высадился на мысе Фрежюс во Франции.

Бонапарт действительно мог быть объявлен вне закона. Об этом вполне отчетливо говорят источники, описывающие заседание Директории, члены которой узнали о его высадке на юге страны. Однако победила иная точка зрения – было решено устроить генералу торжественный прием. Тому были свои причины. Директория успела полностью дискредитировать себя как режим коррупционный, прогнивший и неэффективный. Потери всех итальянских приобретений директорам авторитета, понятное дело, не добавили. Промышленность и торговля пришли в полный упадок, казна была расхищена, на дорогах страны хозяйничали разбойничьи шайки, Вандея находилась под контролем мятежных шуанов[7]7
  Шуаны (франц. chouans) – контрреволюционные мятежники, действующие на северо-западе Франции.


[Закрыть], чиновники беспокоились только о своем кармане и совершенно не опасались центральной власти или судебного преследования. Многие французы мечтали о сильной власти, возможно, диктаторе, который наконец навел бы в стране порядок. Кроме того, буржуазия и зажиточные крестьяне имели все основания опасаться, что при таком неблагоприятном развитии событий на фронтах не за горами реставрация, а следовательно, ликвидация достигнутых буржуазией в предыдущие годы результатов, возвращение частной собственности феодалам и т. п. Директория подвергалась нападкам и со стороны рабочих, потерявших значительную часть прав после Термидора, и со стороны остатков левых политиков, ностальгировавших по революционным временам.

Когда Наполеон вернулся во Францию, одним из двух главных лиц в Директории был Эмманюэль Жозеф Сиейес. Бывший аббат, прославившийся в свое время благодаря политическим брошюрам о правах сословий, входил попеременно во все законодательные органы, созданные революцией и термидорианцами, в которых, как правило, хранил многозначительное молчание[8]8
  Однажды на вопрос «Чем вы занимались во времена революционного террора?» Сиейес ответил: «Выживал!»


[Закрыть]. Завоевав авторитет скорее закулисными интригами, нежели реальными достоинствами, Сиейес научился ждать и, кажется, в 1799 году дождался своего часа. Он явно хотел укрепить свое положение и избавиться от контроля со стороны других членов Директории и законодательных советов. А для этого ему нужна была «шпага». Исследователи утверждают, что среди возможных кандидатов директор рассматривал и молодого генерала Жубера, и перешедшего на сторону роялистской эмиграции героя 1789 года Лафайета. Жубер, к несчастью, погиб в первые же минуты боя с суворовской армией при Нови, выбор же Лафайета означал возвращение порядков, против которых выступало большинство населения Франции. Третьим кандидатом стал Наполеон Бонапарт. Имея это в виду, а также понимая, что генерал популярен, Сиейес и не дал объявить его вне закона.

В первый же день по прибытии в Париж Наполеон нанес визит в Директорию. Неудобных вопросов о причинах отъезда из Египта ему не задавали. Затем генерал два дня посвятил решению личных проблем. Состоялось тяжелое объяснение с Жозефиной, которую Бонапарт в результате все же простил. А вскоре в особняк на улице Шантерен потянулись гости: банкиры, желавшие стабильности, политики, видевшие себя в правительственных креслах, скрытые роялисты, бывшие якобинцы, военные… Все указывает на то, что Наполеон занимал все более прочное место в планах самых разных людей на ближайшее политическое будущее. По свидетельствам современников, генерал в то время мало говорил, предпочитая слушать. Не факт, что крылатая фраза, приписываемая Наполеону: «Помогите мне вырвать Францию из рук этих адвокатов», в действительности была произнесена. Но в некоторых листовках уже прямо задавали вопрос: какая роль лучше подойдет прославленному военному – Кромвеля или Монка[9]9
  Джордж Монк (1608–1670) – английский генерал, вернувший династию Стюартов на трон в 1660 году.


[Закрыть], военного диктатора или отца реставрации?

Среди тех, кто в первые две недели брюмера (октября-ноября) 1799 года готовил смену государственного строя, особо важную роль играли хитрые интриганы Талейран и министр полиции бывший якобинец Фуше. Но и сами директоры понимали, что дело идет к перевороту в пользу Бонапарта. Двое из них принимали самое непосредственное участие в заговоре, да и Баррас, вероятно, знал о нем достаточно хорошо. Важная роль возлагалась на младшего брата Бонапарта Люсьена, который 1 брюмера (23 октября) был назначен председателем Совета пятисот[10]10
  Совет пятисот и Совет старейшин – названия двух законодательных собраний согласно французской Конституции III года республики.


[Закрыть]. В нужный момент в доме Наполеона побывал финансист Колло, который вручил генералу пятьсот тысяч франков, собранных денежными воротилами Парижа в поддержку готовящейся акции.