Текст книги "Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер"

И сейчас ему требовался сеанс восстановительной терапии из рук настоящего профессионала – вернее, профессионалки – коей как раз была Кристина. И ей потребовалась вся ее сноровка, чтобы вернуть БЛиБ-ВпчвН к жизни, чем она впоследствии очень гордилась.

Но долой вольные отступления, и пора уже переходить к самой, что ни на есть, конкретике. Итак, БЛиБ-ВпчвН зашел в квартиру шаркающей походкой, предельно измотанный, с потухшим взором и серым лицом, на котором, казалось, отражались отголоски всех пережитых им словесных битв и дуэлей вместе взятых. И сейчас они были нагромождены одна на другую и явили Кристине картину весьма скорбную и требующую ее незамедлительного вмешательства. БЛиБ-ВпчвН смотрел на нее потухшими, почти ничего не видящими глазами и словно вопрошал: «Ну, что, девица, а слабо и сегодня сделать из меня человека?» Кристина мгновенно перешла к решительным действиям – она принялась стаскивать с него бобровую шубу на подкладе из натурального японского шелка с вытканными на нем летящими вдаль фламинго, потом сняла с него ботинки (английские, известной дорогой фирмы, изготовленные из змеиной кожи редкого окраса) и тут же обула его ноги в любимые вождем мягкие домашние тапочки. Насильно подняла его со скамеечки в прихожей, куда он уже успел устало присесть, и повела в большой зал, где усадила на стул.

Вслед за шубой последовали пиджак, галстук, сорочка тонкой итальянской выделки с запоминающимся вензелем, брюки, а когда вождь остался только в одних трусах и тапочках, Кристина мягкими поглаживаниями принялась разгонять кровь по его телу. Она действовала неторопливо, зато весьма умело, все более энергично массируя его плечи и торс, и через некоторое время на лице БЛиБ-ВпчвН появились признаки жизни и даже некоторой осознанности. А еще через некоторое он сделал попытку самостоятельно подняться со стула и, подхваченный Кристиной, побрел в ванную.

Горячая вода и обильная пена с морской солью были сейчас как раз кстати. Главный по партии сидел в ванной и постепенно приходил в себя. Кристина, сбросившая с плеч халатик, терла его мягкой натуральной губкой, привезенной из Египта, не забывая одновременно поглаживать и массировать ему шею. Она трудилась, как шахтер в забое, и сама вскоре вспотела и, недолго думая, запрыгнула к нему в джакузи и заняла местечко у него между ног. Жаркое прикосновение такого доступного и роскошного женского тела, готового выполнить любое пожелание своего хозяина, окончательно привело БЛиБ-ВпчвН в чувство, и он закономерно отреагировал на это возбуждением внизу живота. А Кристина тем временем плотно прижалась к нему, положила его правую руку себе на грудь, а сама принялась водить бедрами вправо-влево, стимулируя проснувшееся желание шефа. Затем она выгнула спину, чуть-чуть приподнялась и села ему на колени, одной рукой обхватив его набухшую плоть и возбуждающе водя ею (ну, или им – если так будет правильно) у себя между ног. Она не торопилась, хотя и понимала, что самый желанный для любого мужчины момент – это момент проникновения. Ее задачей было обеспечить шефу незабываемый вечер и массу роскошных счастливых воспоминаний – и, кроме того, нелишним было подумать и о предохранении. Она совсем не хотела сейчас оказаться в интересном положении – пусть даже и от большого босса. Коме того, и товарищи по партии не одобрили бы.

Собственно, Кристину уже никак нельзя было назвать неопытной девушкой, которая не понимает, что делает, и к тому же в ее распоряжении были деньги партии (не все, конечно, но часть), выделяемые на содержание вождя. Она могла легко воспользоваться услугами врачей, чтобы сделать беременность маловероятной, могла принимать гормональные противозачаточные средства, но все же – вероятно, сказалось-таки деревенское воспитание по старинке, или же просто не хотелось лишних проблем – предпочитала пользоваться презервативами. Гигиенично и безопасно – и более универсального средства было не найти.

На полочке рядом с джакузи в пластиковом непрозрачном контейнере всегда находилась упаковка презервативов, которые могли понадобиться в любой момент. Вдруг вождь возжелает женщину прямо в ванной, вдруг ему опротивела привычная мягкость итальянских перин и китайского шелка? Вдруг он захочет почувствовать себя вновь студентом Высшей Партийной Школы при ЦК КПСС, когда встречи с девушками были категорически запрещены, и для создания интимной близости приходилось искать незанятое пока еще место в подвалах и на чердаках? Или, например, в общаге в душе, рассчитанном на одного, с твердым и скользким кафелем и водой, которая периодически текла то холодной, то обжигающе горячей – но никак не такой, как нужно? А ведь это были драгоценные воспоминания молодости – когда жизнь только начиналась, и партийная карьера со всеми вытекающими из нее благами была только впереди! Так что, презерватив в ванной был категорически необходим, а, может даже, и сразу два – на всякий случай.

Кристина уверенно управляла набухшим встрепенувшимся малышом вождя, то ослабляя то усиливая нажим пальцами. Она тоже – в который уже раз – почувствовала все возрастающее возбуждение и теперь действовала с энтузиазмом и огоньком. У нее была одна отличительная черта – ей было совсем необязательно притворяться и изображать бурный экстаз – он случался сам собой, что, конечно, для партийной карьеры было делом архиважным и архинужным. И ей стоило больших усилий не усесться всем своим весом на БЛиБ-ВпчвН прямо сразу, вгоняя как можно глубже в себя его оживший и подрагивающий от напряжения плотоядно ощеренный орган, и она даже принялась – чтобы немного поостыть – нашептывать посвященные лично ей стихи, которые когда-то написал ее бывший возлюбленный с Украины:

 
На хуторе у речки,
На огромной печке
Спит Петро
С Христинкой —
Своей гарной жинкой.
Ему снится сон:
Он салом окружен,
Борща в достатке,
Вареников валом,
Но особенно приятно,
Что много сала.
Внизу на столе – горилка,
Под боком – мягкая жинка.
Ой, и славно ныне
На вильной Украине!
 

Сразу просим у читателей прощения, что даем здесь только перевод оригинального авторского текста, но поскольку Кристина уже давным-давно сама не разговаривала на мове и, к стыду своему, уже стала ее забывать, то и мы, тем более, имеем право излагать все исключительно по-русски. И к тому же, этот перевод в свое время был выполнен одним очень известным мастером словесности, тяготеющим к коммунистической идее, и по совместительству главным редактором идеологического печатного листка: «Из сумерек во мглу перетекая!» – специально по просьбе самой Кристины. А автор текста так и остался неизвестным широкой публике и теперь работал где-то в Сибири на должности гастарбайтера и иногда писал Кристине слезливые письма, в которых умолял ее во имя их прежней любви выслать ему до востребования тысячу (две-три) рублей.

Стихи, как всегда, помогли, и Кристина немного успокоилась – ведь холодная голова и отстраненность всегда давали ей возможность предугадывать желания мужчин. Впрочем, в данном конкретном случае это было нетрудно – БЛиБ-ВпчвН хотел ее, хотел именно сейчас и вовсе не собирался терпеть до постели. И она, конечно, не могла отказать своему боссу, поэтому выхватила из пластикового контейнера презерватив и, извернувшись, как кошка в полете, сумела довольно быстро и аккуратно натянуть его туда, куда положено, одной рукой, не ослабляя при этом хватки другой. Ну, а потом уже облегченно, дав волю чувствам, села на БЛиБ-ВпчвН, который обхватил ее за бедра двумя руками и начал двигать вверх-вниз, входя в унисон ее собственных движений. В момент проникновения БЛиБ-ВпчвН издал приглушенный рык, который, слившись с контральто Кристины, явил миру сладостную звуковую гармонию музыки – похожую на ту, что поднаторевшие в написании мелодий для эротических фильмов про любовь маститые композиторы всегда оставляют под самый конец. Теплая вода, истома и молодое тело не оставили БЛиБ-ВпчвН ни единого шанса – и вскоре он с долгим протяжным стоном откинулся на спину, и его тело обмякло. Дернувшись пару раз, он затих – утомленный, но воскресший и готовый к новым трудовым свершениям.

Вечер завершился спокойным чаепитием на кухне. Товарищ Зарганов сидел за столом в толстом турецком банном халате и в любимых тапочках в виде льва (очень мягких и пушистых с мехом внутри), а Кристина, прильнув к нему, нежно поглаживала его по спине и время от времени подливала горячий ароматный напиток ему в кружечку. Специально для чайной церемонии в квартиру был куплен японский глиняный сервиз, который оказался очень кстати и совместно с ароматическими благовониями создавал атмосферу мистического востока, где была и своя любимая гейша, и неторопливость, и самурай, облаченный властью и покрытый морщинами от беспрестанных забот.

Но разница все же была – и еще какая! Любой, побывавший в Японии, скажет вам, что тамошние гейши являются пред яркие очи возбужденных мужчин в виде совершенно непотребном – с лицом, вывалянном в муке, со страшными черными нарисованными бровями и ртом, вымазанном красной краской – наподобие Джокера из американского города дураков. Кристина же, в противовес им, была мила, очень мила, чертовски мила – так мила, что против ее чар не устоял даже суровый, испытанный пролетарскими бурями и вызовами человек-кремень, олицетворяющий собой борьбу добра со злом. И это многого стоило, и давало вполне наглядное представление о разнице здесь и там.

И чай у Кристины был прекрасен – не какая-нибудь дешевая пыль в пакетиках под знакомыми разрекламированными названиями, а настоящий аутентичный китайский и индийский, собранный трудолюбивыми руками тамошних местных товарищей, хорошо высушенный, заботливо упакованный и сохранивший всю прелесть и аромат этого дивного напитка. И доставлялся он прямо из Индии и Китая два раза в год чартерными рейсами для нужд партии – чтобы вселять уверенность, придавать сил и разгораться, как из искры пламя. И мы уверены, что японцы сколь угодно сильно могут гордиться своими древними традициями и ритуалами (хотя от некоторых из них нормального человека просто тошнит), но даже и они отдали бы должное обстановке и антуражу, в котором в тот вечер пребывал товарищ Зарганов.

Что еще можно сказать о любовном гнездышке Кристины? Пожалуй, только то, что пользовалась она им не постоянно. Вернее, жила и пользовалась не постоянно. Иногда она уезжала к Ивану Ивановичу в его особняк и коротала с ним время в задушевных разговорах и сладостной истоме. И, беря во внимание, что ее встречи с БЛиБ-ВпчвН были, так сказать, ступенькой в карьерном росте, то относиться к ним более серьезно, чем они того стоили, конечно, не было никакой нужды. Иван Иванович это прекрасно понимал – так же, как и то, что главный по партии ему совсем не конкурент. Иван Иванович хоть и был почти на двадцать лет старше Кристины, но, все же, не на тридцать с гаком, как БЛиБ-ВпчвН, да к тому же холостой – и с деньгами (большими) и перспективой. И рвать Кристина с ним не собиралась, впрочем, как и он с ней – но об этом мы уже писали. Так что мы с легким сердцем оставляем укромную большевистскую конспиративную квартирку в центре Москвы и идем дальше.

Глава 2. Родовое гнездо

Если уважаемый читатель не против, нам бы хотелось немного пройтись по дому Ивана Ивановича – он еще сыграет в нашем повествовании немаловажную роль. Дом – а вернее настоящий загородный особняк – был на зависть. Участок в полтора гектара в элитном западном направлении, вековые сосны, перевезенные вместе с корнями из ближайшего леса, заповедные травы и кустарники, ухоженные парковые дорожки, выложенные настоящими мраморными плитами – кавказскими с ярко-синими прожилками очень редкой расцветки – несколько уютных беседок и пара мест для приготовления народного шашлыка и буржуазного барбекю – все это встречало гостей, вздумавших сделать визит хозяину особняка.

Сразу оговоримся – если читатель вдруг подумает, что Иван Иванович выстроил такой ансамбль исключительно на зарплату в партии и оклад руководителя думского комитета по культуре и образованию, то он, конечно, ошибается. Нет – у него были и другие источники доходов: в последнее время Иван Иванович шибко тяготел к бизнесу, а именно – к крупным аграрным холдингам, владельцем одного из которых он и являлся. Коровки, барашки, козочки, курочки, гуси и яички – из-под перепелов и редких еще в то время на территории нашей страны страусов, а так же заурядных и экзотических мохнатых и голых несушек (наряду с несколькими крупными перерабатывающими заводами и сетью розничных магазинов) – вот что обеспечивало Ивану Ивановичу безбедную жизнь и процветание всей семьи.

– Но позвольте! – может удивиться читатель, который вдруг найдет в нашем повествовании какие-нибудь несоответствия, – а как он смог за такое короткое время стать хозяином всего этого добра и откуда взял деньги на его приобретение?

Все очень просто. Когда Ивана Ивановича назначили присматривать за регионами, он времени не терял. Ведь что такое присмотр? Создание разветвленной сети конспиративных ячеек и квартир и внедрение в сознание массового, проживающего в тех краях обывателя идеи, что товарищи пришли сюда всерьез и надолго. А как это реализовать без поддержки местных авторитетов, чиновничества на кормлении и олигархов, пользующих данные территории? Только прямым участием в жизни общества, общением тет-а-тет и обменом бонусами по схеме: «Ты мне, я – тебе». Но как сделать так, чтобы тебя стали слушать? Ведь мы уверены – много найдется желающих вот так запросто взять – да и взлезть в дела местных воротил, да еще и требовать своей доли. Но желающих-то много, а вот возможностей у них маловато.

Но тут был совсем другой случай. Коммунистическая идея в регионах была на тот момент ох как сильна, и Ивану Ивановичу почти и не требовалось прикладывать усилий, чтобы организовывать на местах ячейки сопротивления из озлобленных и обманутых граждан. Ведь никто не сказал им, что в наступившей нищете и разрухе виноваты вот эти самые коммунисты, которые снова их обманули, распилив всю народную (бывшую народную) собственность между собой. Короче, желающих вступить в ряды нововозрожденной коммунистической партии (интересно, почему «ново» – если лица-то все старые?) было хоть отбавляй, и народные бригады на местах росли как по маслу. В смысле – споро и хлестко. А когда численность отрядов обозленных сознательных сограждан возросла до критической массы, умудренному опытом партийному функционеру и прирожденному последователю товарища Троцкого Капитонову Ивану Ивановичу не составило большего труда направить их гнев в нужное русло – т. е. на принудительную социальную конфискацию неправедно нажитых богатств из рук воров и расхитителей. Или же – не направить.

Конечно, Иван Иванович был далек от тривиального рэкета и обычных криминальных разборок, но имел за собой очень внушительную силу, с которой нельзя было не считаться. Чем и исправно пользовался. Он часто ездил в гости к местным воротилам, наведывался к чиновникам и инспектировал социально-значимые объекты – и везде его сопровождала такая свита из готовых в любой момент броситься в борьбу за справедливость граждан (среди которых были, что там говорить, и специально обученные и подготовленные – и даже идейные), что везде, где бы он не появился, все понимали, что здесь шутить не стоит. Тем более, что Иван Иванович никогда не давил, всегда пытался понять и помочь, слушал внимательно и с уважением, апеллировал к лучшим чувствам и делал упор на том факте, что ведь никому сейчас не нужны лишние проблемы, и что без проблем жить гораздо проще, чем с ними. И его слушали и соглашались – что, да, конечно, без проблем гораздо лучше. А когда Иван Иванович уезжал, вскоре от его имени к местным авторитетам, чиновникам и олигархам заявлялся специальный уполномоченный представитель с целым пакетом предложений об организации совместного бизнеса, проведении праздничных и городских мероприятий, обустройстве досуга молодежи и так далее – и, самое главное, все проекты были продуманы, социально значимы и сулили немалую прибыль участникам.

Иван Иванович не просто строил сеть в регионах, но приходил туда всерьез и надолго со своими людьми, деньгами, мощным силовым прикрытием и идеями, игнорировать которые зачастую было себе дороже. И постепенно приобретал на местах внушительную силу, а, следовательно, и авторитет (благодаря чему и занял за такой короткий срок столь внушительный пост на партийном Олимпе). Затем он неспешно и очень последовательно трансформировал его в реальный бизнес с реальными заводами, фермами и сельхозугодьями в одном из наших южных регионов. Кроме того, он был совладельцем крупной сети магазинов, владел автосервисами и салонами по продаже автомобилей, несколькими транспортными компаниями и еще массой средних и малых предприятий, которые приносили ему весьма внушительный доход. Но глупо думать, что он был единоличным хозяином всего этого имущества. Конечно, нет – поскольку туда были вложены средства партии. Но доля Ивана Ивановича была серьезной, и он по праву считался одним из самых обеспеченных людей на всем пространстве бывшего Советского Союза. В смысле, среди тех, кто начинал бизнес «с нуля», а не разворовывал и скупал по дешевке оставшуюся на плаву нефтяную, металлургическую, газовую и химическую промышленность (и еще автогиганты, теплостанции, промысловые суда, здания – в общем, все, что можно было растащить) – но, в любом случае, авторитет Ивана Ивановича был весьма и весьма велик, и поэтому даже Кристина, имея такой карьерный взлет, не считала необходимым с ним рвать.

Но, читатель, конечно, понимает, что насчет Кристины – это в некоторой степени шутка. Ведь даже сейчас кем она была по сравнению с Иваном Ивановичем – своим благодетелем и, фактически, хозяином? Отвечать не будем, потому что все и так понятно. И она тоже это прекрасно понимала, и принимала условия игры таковыми, какими они были. Ведь что-что, а опыта ей уже было не занимать!

А теперь, после того, как мы подробно описали источник доходов Ивана Ивановича и раскрыли подоплеку упорного нежелания Кристины с ним расставаться, можем спокойно отправляться в дом. Мимоходом не забудем упомянуть три гаража, в которых стояли личные автомобили хозяина (может быть, мы когда-нибудь расскажем о них поподробнее), три домика охраны, с десяток подсобных и хозяйственных помещений и два дома прислуги, куда входили обязательный садовник, несколько гувернанток, мажордом и два повара, которые работали посменно. Один из них был француз (как в старые добрые времена – правда?), а второй – наш доморощенный, но тоже большой мастер своего дела. Формально к поварам были прикреплены две кухарки – они готовили обеды для обслуживающего персонала – но, конечно, никто из поваров даже и слышать не хотел об их существовании. Доступа в дом они не имели и работали на отдельной кухне, рядом с которой была оборудована столовая для рабочих и охраны. Да, чуть не забыли: здесь же на постоянном дежурстве находилась бригада из нескольких технических и подсобных рабочих (обычно, десять), которые обеспечивали жизнедеятельность дома, чистили бассейн, баню и просто шуршали по хозяйству, поскольку в приличном особняке всегда есть, чем заняться.

Хозяйский дом был о трех этажах над поверхностью земли и о двух под землей. Начнем с подвала. Самый нижний этаж был разделен на две части – техническую и санитарную. Названия, конечно, условны, но вкратце их можно описать так: на технической половине было размещено все необходимое оборудование – водонагревательные котлы, вентиляционные установки, резервные электрогенераторы, система абсорбирования канализационных сбросов, система подачи воды в бассейн, ее обмена и подогрева, ионизирующие и озонирующие установки для очистки этой самой воды, генераторы охранной сигнализации и т. д. Здесь же располагалось изолированное от воздействия токов помещение, в котором постоянно находился один дежурный из технического персонала. Оборудование было сложным и требовало соответствующего к себе отношения и постоянного присмотра.

Во второй половине подвального этажа была оборудована мини-прачечная, гладильная комната и сушка, здесь же хранились многочисленные пылесосы и моющие средства, лежали развалы тряпок, ветошей, веников, щеток, швабр и т. д., – в общем, всего, что используется для наведения чистоты и лоска в доме. Это была зона ответственности гувернанток, среди которых тоже существовало разделение на подклассы и уровни. Здесь служили прачки и поломойки (по две), три девушки отвечали за сухую приборку и мебель, а одна была помощницей самого мажордома. Конечно, не ой какая градация (видали и повнушительнее!), но все же логика повествования требует от нас конкретики.

Теперь двинемся дальше наверх. Второй подвальный этаж (вернее, первый) выполнял функции погреба для продуктов и одновременно погребка для вина и других дивных напитков. Первая его половина была заставлена холодильными и морозильными шкафами, в которых хранился запас еды, способный, наверное, удовлетворить нужды роты голодных спецназовцев, причем, одновременно. В свое время – когда Иван Иванович ставил дом – он задавал себе вопрос: а зачем ему одному столько? Ну, пусть даже его будет двое – он и еще кто-то: все равно, даже пятерым за год не съесть все это. Но потом знающие люди его убедили, что продукты и холодильники в данном конкретном случае с Иваном Ивановичем вовсе и не продукты, и не холодильники, как таковые, а элемент статуса – как, впрочем, и все остальное. И он не может позволить себе оставаться в стороне от новорусской жизни и ее законов (один из них – иметь холодильники с продуктами) – потому что его не поймут и даже, может, будут перешептываться на его счет. А этого, конечно, позволить себе было нельзя.

Кроме того – принимая во внимание штат подсобных рабочих и служащих по дому и число охранников, его стерегущих – набиралось внушительное количество едоков, которых тоже требовалось постоянно кормить. Провизия для них закупалась централизованно – по субботам кухарка и один из помощников садились в фургон типа «Газели» (но, конечно, не «Газель», а «Фольксваген») и разъезжали по рынкам и магазинам, набивая кузов необходимой снедью. Одновременно закупались продукты и для хозяина и его возможных гостей (об их приезде следовало уточнять дополнительно у мажордома), Хозяйский заказ формировался лично поварами, которые требовали неукоснительного выполнения своих пожеланий. А найти необходимые продукты было очень нелегко – особенно, когда этого требовал француз! Он постоянно находился в возбужденном состоянии и вечно жаловался кому-то вслух, что в этой далекой от цивилизации стране невозможно найти нормальных королевских лангустов или, например, экзотические южноамериканские приправы, не говоря уж о майонезах его любимой далекой родины!

В конце концов, пришлось вмешаться самому Ивану Ивановичу, который как можно вежливее и доходчивее постарался ему объяснить, что тут, так сказать, не до жиру, и нужно научиться работать с тем, что есть под рукой. И именно за это французу деньги и платят – и немалые! А деньги эти, между прочим, могли бы сослужить хорошую службу голодающим детям Африки!

Когда Иван Иванович вспомнил о голодающих детях Африки, он погрустнел и впал в задумчивость. На его лице словно было написано желание вернуть старые добрые времена – рабочий гудок, призывающий к станку, красавицу мастера цеха с руками и лицом в машинном масле и охлаждающей жидкости и в «кирзачах» на босу ногу, первомайские демонстрации с двигающимися в воздухе лицами Суслова и Брежнева, с криками «Ура» и без всяких тебе задних мыслей о сутяге-французе, которому – видите ли! – не хватает крабов и жирных средиземноморских устриц в собственном соку!

– Попробовал бы он достать колбасы за два-двадцать, гнида! – вдруг зло подумал Иван Иванович и вызвал мажордома, которому велел объяснить непонятливому французу, что если он будет все так же недоволен, то его отправят назад во Францию служить в каком-нибудь захудалом ресторанчике за жалкие европейские гроши. А взамен возьмут еще одного русского, который легко из топора может приготовить обед из пяти блюд. И ему – французу – предоставляется уникальный шанс научиться настоящему поварскому искусству, когда треску можно приготовить так, чтобы она не отличалась от макрели, а камбала – от угря. А вместо крабов использовать «крабовые палочки», а вместо омаров – «крабовое мясо» – и это несмотря на то, что они изготовлены из одной и той же костной муки.

Конечно, француз еще долго не мог смириться – а нам кажется, что не смирился и до сих пор – но приутих и принялся, скрипя зубами, готовить обеды из того, что есть. Он обложился кулинарными книгами, выписанными из Франции, Англии и даже из США – хотя, какая там кухня в США? – и начал их усиленно штудировать, стараясь понять, как ему выйти из столь непростой ситуации. Но вскоре поднаторел, набрался опыта и стал настоящим волшебником, способным не только использовать «крабовые палочки и мясо», но даже и отечественные майонезы, уксус и кинзу с петрушкой в качестве высокогорных новозеландских трав. А вскоре – забегая вперед, потому что скрывать нам совершенно нечего – выпустил во Франции кулинарную книгу-трехтомник под названием: «Алхимия в России. Или как приготовить обед из того что есть, и при этом не сойти с ума». Книга разошлась по Европе совершенно сумасшедшими тиражом, и француз моментально стал знаменит и покинул Ивана Ивановича – который был только рад его отпустить восвояси – уж больно он достал всех своим ежеминутным нытьем и пафосными вскидываниями рук вверх к небу.

Но, впрочем, пока он служит при Иване Ивановиче и набирается опыта. А мы продолжим экскурсию по дому. Вернее, не только по дому, а вообще – посмотрим быт. Закупленные на неделю продукты сгружались в огромные холодильники, установленные в подвале, и доставались оттуда по мере необходимости. К холодильникам хозяина имели доступ только повара, а сами холодильники отличались от остальных по цвету. Интересно, читатель сильно удивится, если мы скажем ему, что они были красными? Особый заказ, эксклюзив и гордость хозяина, который еще не забыл о детстве, отрочестве, юности и службе на народ. В остальном же здесь все было, как и у других – резервные морозильные шкафы с мясными тушами и всевозможной рыбой, холодильные камеры для охлажденных фруктов и овощей, в общем – ничего интересного.

Зато в винном погребке было на что посмотреть! И Иван Иванович любил бывать здесь и приводить сюда своих гостей. Многочисленные бутылочки в пыли и паутине лежали в горизонтальном положении в дубовых стеллажах, украшенных замысловатой резьбой и цветной лаковой росписью (дедушка старался для сына, как мог, и, кроме того, заработал на этом заказе внушительную сумму), а сама атмосфера вокруг навевала покой и философское отношение к жизни.

Иван Иванович любил брать в руки какую-нибудь особенно ценную бутылочку, поворачивать ее влево-вправо, долго рассматривать, как будто впервые ее видит, поглаживать, словно любимое дитя, и произносить в честь вина помпезные вычурные тосты громким, хорошо поставленным голосом. В этот момент он чувствовал себя живым воплощением античного Бахуса, а невидимая аудитория, внимавшая ему, была, конечно, неразумным плебсом, чуждым мудрости винопития:

– Восхваляйте вино, и не останется оно равнодушным к вам, дети мои, и воздаст вам радостью и увеселением в душе!

– Знайте же, несведущие, что только двумя вещами мы превосходим животных в их зверином обличии: умением говорить и пить вино! И первое выходит из нас, а второе – входит!

– Внемлите истине – что есть слова мои, сейчас обращенные к вам, чтобы дать вам мудрость и просвещение! Вино – сие есть чудный дар богов, несущий нам счастливое время и утеху в горестях и несчастьях. Вино – вот настоящий царь, вот настоящий император, что вселяет храбрость и силу духа преодолеть все те испытания, что были посланы нам небесами!

– Трепещите перед властью и могуществом вина, что способно из немощных сделать нас сильными, из робких – смелыми, а из немых – красноречивыми!

– Знайте же, недостойные, что только сок сей научил нас, как голос возвысить до песни, и дал размеренный лад неискушенным ногам!

И так далее. Обычно произношение хвалебных речей вину не длилось долго – минут пять-десять – не более. Получив от собственной грамотности и умения общаться с залом удовольствие, Иван Иванович бережно клал бутылочку на место и переходил к следующей. Он мог при желании легко пробыть в погребке пару-тройку часов, и время там всегда текло незаметно и наполняло его благостью и душевным комфортом.

Чтобы читатель мог по достоинству оценить содержимое погребка, мы приведем здесь несколько наименований вин, хранившихся там (вместе с примерной ценой на то время). В первой половине нашего списка будут перечислены сравнительно обиходные вина, которые иногда могут позволить себе покупать все (ну или, почти все) сравнительно обеспеченные дамы и господа.

– Screaming Eagle Cab урожая 1992 года (примерное, двести долларов США за бутылку);

– Chateau Gilette, Sauternes AOC урожая 1992 года (примерное, двести долларов США за бутылку);

– Chateau Palmer Margaux AOC урожая 1996 года (примерное, триста долларов США за бутылку);

– La Mondotte урожая 1997 года (примерное, триста долларов США за бутылку);

– Marc Bredif Vouvray AOC урожая 1945 (примерное, четыреста долларов США за бутылку). Это вино, хоть и было совсем недорогое, но всегда удостаивалось от Ивана Ивановича особенного внимания. Ему импонировал год сбора урожая и производитель, который с первого взгляда был то ли англичанином, то ли шотландцем, ирландцем или американцем – не поймешь (но, в любом случае, не французом). А, принимая во внимание, что вино было произведено именно во Франции, да еще и в долине Луары – славящейся своими первоклассными виноградниками – Иван Иванович даже заинтересовался историей его производства.

Конечно, уважаемый читатель хорошо помнит, что в то время (а наше повествование сейчас сфокусировано на 1999 году от рождества Христова) отыскать необходимую информацию было значительно труднее, чем сейчас – когда можно просто зайти в интернет на свой любимый поисковик и набрать то, что хочешь узнать. И услужливая железная машина с проводами моментально подыщет необходимые для вас сведения, и даже не затратит на поиски много усилий. Но тогда все было по-другому, хотя сейчас юным гражданами нашего обширного отечества это может показаться странным. Тогда люди ходили в библиотеки, в читальные залы, покупали книги и справочники в магазинах – словом, тратили на поиски необходимой информации массу времени, которое могли потратить на что-нибудь другое, гораздо более полезное. Например – на просмотр сериалов, где мачеха убивает невестку своего бывшего деверя затупленным окровавленным топором на протяжении двухсот двадцати двух серий, но та все не умирает, а только истошным голосом зовет всех на помощь и молит о справедливости. Но мачеха не слышит: а потому что она именно мачеха, и что с нее возьмешь?