Текст книги "Шестая Бастионная"
Автор книги: Владислав Крапивин
Жанр: Детская проза, Детские книги
Возрастные ограничения: +6
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Остров Привидения
Опять весна…
Кто-то говорил мне, что ранняя весна пахнет свежим разрезанным арбузом. А еще я слышал где-то красивые слова, что "весной оживают запахи проснувшихся ветров и веселого солнца". Не знаю. Может быть… Мне всегда казалось, что ранняя весна пахнет просто весной… Впрочем, сейчас я понимаю, что и это не «просто». В воздухе смешиваются запахи талого снега, сырых деревянных заборов, черных проталин, где проклюнулись храбрые травинки. А еще запахи тополиной коры, под которой толкнулись в жилках соки, и железных крыш, которые сбросили снеговые пласты и греют под солнцем свои поржавевшие спины…
А над крышами в ясном высоком небе идут пушистые, желтые от солнца облака.
Когда я был маленький, мне казалось, что весна пахнет этими облаками. Если оттолкнуться новыми, скрипучими ботинками от упругих досок деревянного тротуара, подпрыгнуть высоко-высоко, ухватить кусок похожего на легкую вату облака и уткнуться в него лицом – вот тогда-то и можно полностью надышаться влажным радостным запахом весны…
Сейчас мой дом в центре большого города, и весенние запахи пробиваются сюда еле-еле. Но я часто езжу к маме. Она живет на окраине, почти у самого леса, в деревянном двухэтажном доме. На старой тихой улице. Эта улица очень похожа на ту, где прошло мое детство. Даже высокий тополь недалеко от крыльца совсем такой же, как тот, что качал надо мной свои ветки в давние-давние годы.
И синие лужи такие же.
И пушистые облака отражаются в них так же, как в далеком сорок шестом году. Только сам я… Когда я шагаю к маминому дому через лужи по обломкам кирпичей, снизу, из синего зеркала, на меня смотрит не восьмилетний пацаненок в мятой ушанке, телогрейке до колен и с потертой полевой сумкой через плечо. Смотрит здоровенный гражданин в драповом пальто и модной шапке – такой солидный, что глядеть тошно…
Ну ладно, в конце концов, не в этом дело. Все равно, как и раньше, скачет по берегам луж самый главный и вечный на Земле народ – мальчишки с легкими сосновыми корабликами. У мальчишек сейчас каникулы.
Я до сих пор люблю весенние каникулы, хотя они давно уже приносят не отдых, а массу хлопот. Это хорошие, веселые хлопоты. Начинается Неделя детской книги, и дома у меня то и дело трезвонит осипший телефон:
– Вы не забыли, что сегодня читательская конференция в районной библиотеке?
– Вы обещали прийти к нам в школу на утренник…
– Завтра у нас пионерский сбор, посвященный героям ваших книг…
По мартовским улицам я топаю к школе, библиотеке, Дому пионеров, клубу… Шагаю, попутно думая о делах и заботах. Щурясь от солнца, поглядываю по сторонам. И вдруг ахаю про себя: "Неужели это я иду на встречу с читателями. С моими читателями? Неужели там, на библиотечных полках и стендах, выставлены мои книжки? Я их написал?" Столько лет прошло, а привыкнуть все еще не могу.
"Неужели и вправду случилось в жизни такое, о чем я думал в тот февральский вечер сорок шестого года?"
Черт возьми, значит, в самом деле случилось.
…Сейчас я шагну в зал или класс, к тем, кто читал мои рассказы и повести. Ребята будут напряженно смотреть на меня и ждать: что хорошего скажет им этот пожилой, грузный дядька, которого библиотекарша и учителя усаживают за столик с приготовленным заранее букетиком и почтительно именуют "нашим дорогим земляком-писателем".
Мальчики и девочки ждут чего-то интересного. Они имеют на это право. Зря, что ли, они бросили игры среди теплых весенних дворов, не стали смотреть по телевизору "Приключения Электроника", не пошли в кино, отложили книжку Жюля Верна? Не так уж хочется посреди каникул идти в школу и сидеть на запланированном мероприятии. "А уж если пришли и сидим, – думают они, – то давайте…"
И каждый раз я чувствую себя немного виноватым. Тем более что начинать выступления до сих пор не научился.
Я говорю:
– Вот что, товарищи… Длинную речь мне заводить не хочется. Я ведь, по правде говоря, не знаю, что именно вы хотели бы услышать… Может быть, начнем с вопросов? Пусть каждый спрашивает о том, что ему интересно. Кто первый? Главное – начать…
Повисает растерянное молчание. Классные руководительницы укоризненно смотрят на меня и переглядываются: кажется, в ходе событий произошел непредвиденный сбой.
"Ой-ёй…" – говорю я про себя и приподнимаюсь за шатким столиком (букетик падает).
– Ну что же вы, ребята? – страдальчески произносит девушка-библиотекарь и глазами беспомощного гипнотизера смотрит на оробелых читателей. – Вы же так готовились, так ждали…
Я потупясь разглядываю на столике рисунки и отзывы ребят. Иногда под отзывами поставлены красными чернилами оценки: пятерки и (гораздо реже) четверки. Отзывы с тройками писателям, естественно, не показывают. А жаль. Там, несмотря на пропущенные буквы и запятые, наверно, немало интересного…
Наконец при легком вздохе всеобщего облегчения поднимается первая рука. И слышен первый вопрос. Иногда он звучит весело и даже озорно. Иногда – робко, после торопливого перешептывания с соседом. Порой – сбивчиво читается по бумажке, и автор его зябко шевелит плечами, ощущая неотрывный взор классного руководителя.
Ничего, на первый раз годится и так. Сейчас я отвечу, потом сам спрошу о чем-нибудь, и разговор закрутится, как в веселом механизме, где одна шестеренка цепляется за другую. Руки начнут подниматься бойко и часто, вопросы пойдут – успевай только отвечать.
И наконец кто-нибудь обязательно скажет:
– Расскажите, как вы написали свою первую книгу!
Когда-то я ждал этого вопроса с удовольствием. Потом настороженно. Приходилось каждый раз говорить: «Вы уж не обижайтесь, если слышали про это раньше. Возможно, кое с кем из вас мы встречаемся не впервые, а вопрос такой задают обязательно – вот и приходится рассказывать одну и ту же историю».
Наконец я стал бояться этого вопроса: ужасно неловко чувствовать себя гастролером, который выступает с одним и тем же номером. Я пробовал что-то мямлить в ответ, отделываться короткими фразами, но слушатели требовали подробностей. Я опять извинялся и запускал старую пластинку.
Но однажды далеко-далеко от моего дома, в Гурзуфе, молоденькая учительница с улыбкой призналась, что слышит мое повествование четвертый раз. Сначала она выслушала его, когда еще была школьницей и жила на Урале, затем когда училась в пединституте (я выступал там перед студентами), потом когда в одной из сельских школ заменяла на практике учительницу… Мне захотелось немедленно скрыться в глубинах ласкового Черного моря и не всплывать до тех пор, пока нынешнее молодое поколение не уйдет на пенсию. Но это было невозможно. И тогда я решил, что пора кончать.
Выход был один: поскорее написать про свою первую книжку рассказ и напечатать в газете или журнале. Тогда пускай спрашивают! Я буду говорить: "Про это уже напечатано. Прочитайте, если интересно, там все-все рассказано".
Я так обрадовался этой мысли, что хотел сесть за работу в тот же день. Однако всякие срочные дела мешали… Но вот опять весна, близятся каникулы, и времени уже почти не осталось. Я берусь за карандаш. Пишу название…
Но даже сейчас у меня ощущение, будто я не сижу один за столом, а стою в классе и на меня выжидательно смотрят сорок девчонок и мальчишек. Рыжий пятиклассник, весело морща конопатую переносицу, спрашивает:
– А как вы написали свою первую книгу?
… – Как я ее написал… Видишь ли, это длинная история.
– Вот и хорошо! Расскажите! – слышатся голоса.
– Разве вы еще не устали?
– Не-е-ет!!!
"Вот черти…"
– Ну ладно… Прежде всего надо сказать, что в то время мне было чуть больше семи лет…
– У-у-у…
– Да. Именно так. Это случилось в феврале сорок шестого года.
…Хороший был год – первый мирный год после войны. Больше не надо было со страхом ждать: вдруг придет извещение, что кто-то из родных убит, ранен или пропал без вести. Но жизнь еще была нелегкая. Хлеб давали по карточкам, одежды не хватало, с дровами тоже случались перебои…
Мама, я и старшая сестра Людмила жили тогда в Тюмени, на заваленной сугробами улице Герцена, такой тихой, что по вечерам на много кварталов разносился скрип снега под полозьями саней и валенками редких прохожих…
Вечера случались хорошие и плохие. Хорошие, когда горят в печке дрова, на столе каша или макароны, посыпанные сахарным песком; мама вовремя пришла с работы и сегодня больше никуда не уйдет; в тетрадках нет ни двоек, ни грозных записей Прасковьи Ивановны; уроки вроде бы сделаны (а еще лучше, если завтра воскресенье). Но самое главное – у меня есть хорошая книжка!
Если книжки не было, никакой вечер не мог считаться полностью хорошим. Я в то время читал, как говорится, напропалую. Добывал книжки где только можно: брал в детской библиотеке на углу улиц Ленина и Челюскинцев, выпрашивал у знакомых, выменивал "на срок" у ребят ("Я тебе насовсем пистолет с резинкой, а ты мне на три дня эту книжечку. Идет?"). Больше всего мне нравились потрепанные томики детиздатовской "Библиотеки приключений" – маленькие, пухлые, в потертых коленкоровых переплетах, которые украшала узорчатая рамка со следами облезшей позолоты.
Какие это были книги! "Таинственный остров", «Аэлита», "Плутония", "Белый клык", "Всадник без головы"…
На первой странице каждой книжки я всегда видел маленький значок со словом «Детиздат» – сидящего мальчика, который положил на поднятые коленки книгу и, видимо, с головой ушел в мир бурь и приключений. Мне казалось, что этот мальчик похож на меня. По крайней мере, мы были друзьями…
Не всегда мне везло. Случалось, что я оставался совсем без книг: прежние прочитал и отдал, новых раздобыть не удалось. И вот однажды…
Вечер без книжки был унылым. Тем более что мама все не возвращалась. Людмила за что-то на меня ворчала, электричество не горело, а желтый свет керосиновой лампы делал комнату тесной и. печальной.
Дрова в печке, однако, горели. Я сидел у приоткрытой дверцы и почти сердито думал о писателях. Что они за люди? Откуда у них такая сила, что могут они заставить человека забыть про все на свете? Про то, что хочется есть, про уроки, про боль в распухших от холода пятках. Даже про то, что мамы все еще нет дома, а на улицах, говорят, хозяйничает по вечерам банда "Черная кошка" (эти бандиты не только грабят, но еще страшно мяукают и царапают людей громадными железными когтями)…
"Как человек придумывает книгу, от которой не оторвешься?" – это была, кажется, первая четкая мысль в цепочке моих рассуждений.
А вторая:
"Наверно, писать такую книгу еще интереснее, чем читать…"
И третья:
"А если так, не попробовать ли самому?"
Я даже задержал дыхание – такой неожиданной и блестящей была идея.
Но почти сразу я спросил себя:
"Разве ты писатель?"
А может быть, это спросил не я, а тот мальчик с детиздатовского значка? Он вспомнился – будто поднял от книжки голову и взглянул внимательными темными глазами. Без насмешки, но недоверчиво.
Я немного смутился, но сказал:
"А что? Сперва никто не писатель, пока не написал книжку. А если написал, тогда уж… вот… Вдруг я когда-нибудь тоже?.."
"Ты же маленький".
"Но я только попробую… маленькую… Ладно?"
Он улыбнулся и сказал мне:
"Ладно. Давай".
Когда человеку семь лет, у него решительный характер. Я вскочил и сразу взялся за дело…
Обычно здесь я прерываю рассказ и спрашиваю ребят:
– Как по-вашему, что надо, чтобы написать книгу?
Нынешние школьники не лыком шиты! Аккуратная строгая девочка в белом переднике поднимает руку и говорит:
– Надо знать жизнь.
Мальчик с первой парты что-то шепчет соседу и потом сообщает:
– Надо заранее изучить материалы и составить план… Подробный.
Даже конопатый мальчишка – тот, что задал коварный вопрос о первой книге, – произносит с ужасно серьезным видом:
– Надо получше выучить русский язык. – Он хитро косится в сторону учительницы, а та одобрительно кивает.
Я вздыхаю.
– Правильно, – говорю я. – Вы молодцы. И мне сейчас неловко за себя. Потому что в тот далекий зимний вечер я не смотрел на дело так серьезно и глубоко. Мне казалось, что для работы над книгой нужны две вещи: бумага и карандаш. (Чернила не годились: они напоминали об уроках и гасили вдохновение.)
Карандаш у меня был. Даже карандаши. Цветные. Шесть штук в коробке с надписью «Спартак». Мама положила их под елку в новогоднюю ночь. Где мама взяла такую редкость, я так и не узнал. Она утверждала, что это подарок Деда Мороза. Но я на восьмом году жизни верил в Деда Мороза не больше, чем в то, что когда-нибудь стану отличником.
Я заново отточил кухонным ножом красный и черный карандаши. Красным я выведу название и первую заглавную букву – как в старинных книгах. А черным стану писать весь роман. Я сразу решил, что это будет роман – с морскими приключениями, пиратами и сокровищами.
Итак, у меня было чем писать. А на чем?
С бумагой было туго. Чистые тетрадки выдавали нам в школе по строгому счету. Их не хватало. Часто приходилось писать на всяких случайных листках, на обороте старых документов, а задачки мы иногда решали даже на газетах.
Я подумал, что если газеты годятся для школьных занятий, то сойдут и здесь. Тем более что другого выхода не было.
Старые газеты мы припасали для растопки и хранили в углу за этажеркой. Я их вытащил оттуда под негодующие крики старшей сестрицы. Скобками из медной проволоки я сшил тетрадку размером в одну восьмую газетной страницы – так, чтобы писать поперек печатных строчек.
Потом встал коленями на стул, подвинул тетрадку к лампе, сердито оглянулся на Людмилу – чтобы не подглядывала – и вывел название: ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ.
С чего начинаются главные события во всех классических романах с морскими приключениями? Конечно, с бури. Вспомните «Робинзона», «Пятнадцатилетнего капитана», «Гулливера»… Я не хотел отступать от правил. Я написал:
БУРЯ БЫЛА УЖАСТНАЯ…
Отчетливо помню большую красную букву Б в начале строки. И эту черную неровную строку с первыми словами моего «романа» (она дерзко пересекла цепочки мелкого газетного шрифта). И разлапистое Т, совершенно ненужное в слове «ужасная» (про это мне потом сказала мама).
Вторая строчка рассказывала, что "волны были как десятиэтажный дом".
В ту пору я ни разу не видел десятиэтажных домов. Самые большие здания в Тюмени тогда были высотой в четыре этажа. Но эта высота казалась мне совершенно недостаточной, чтобы изобразить гороподобные волны «ужастной» бури.
"Ветер выл, как тысяча змеев горынычей, и дул сразу со всех сторон…"
Поразив будущих читателей картиной небывалого урагана, я приступил к изложению событий.
События заключались вот в чем.
Среди бушующих десятиэтажных волн беспомощно болталось судно с поломанными мачтами, изодранными парусами и разбитым рулем. Это была пиратская шхуна "Черная макарона" (до сих пор горжусь так славно придуманным названием). Почти всю команду смыли ревущие гребни, и осталось там лишь три человека: матрос Боб Рыбка, боцман Пушкадёр и капитан Джон Кривая Нога. Они то плакали, то молились, то ругали бурю страшными «пирацкими» словами. В трюме открылась течь, и надежды на спасение не было.
Однако я понимал, что, если пираты потонут, роман придется кончать в самом начале. И поскольку в своей книжке я был хозяин, то с помощью громадной волны швырнул несчастную «Макарону» на скалы у небольшого острова.
Шхуна булькнула и пошла на дно, а пиратов море милостиво выбросило на берег.
Буря сразу выключилась, так как больше была не нужна. Небо очистилось. Море стало гладким. Засияло солнышко. Пираты пришли в себя на белом песчаном пляже…
Скоро Джон Кривая Нога, Пушкадёр и Боб Рыбка разобрались в обстановке. Они поняли, что судьба (то есть автор) забросила их на необитаемый остров. Сначала они крепко изругали судьбу (про автора им ничего не было известно), а потом сообразили, что дело не так уж плохо: лучше сидеть здесь, чем кормить рыб на дне океана.
– Ничего, – сказал капитан Джон. – Клянусь моей кривой ногой, мы еще поживем. Отдохнем здесь от приключений, а потом нас увидят с какого-нибудь корабля. Скажем, что мы (ха-ха-ха!) честные матросы с разбившегося судна, и нас отвезут на Большую землю. А там мы начнем все снова.
– Да здравствует капитан! – крикнул Пушкадёр.
А Боб Рыбка тихонько проговорил:
– Только очень хочется кушать…
Пиратам повезло. Конечно, необитаемый остров – не дом отдыха, но жить здесь было можно. Росли кокосы, водились на берегу вкусные крабы и черепахи. Если не лениться, с голоду не помрешь.
Из пальмовых листьев пираты построили шалаш, из крабов сварили похлебку (в большой раковине). В другой раковине, плоской, как сковородка, приготовили омлет из черепаховых яиц. После сытной еды они сидели у маленького костра и лениво разговаривали. Тут наступил вечер, а за ним красивая тропическая ночь…
Не помню, как я описывал эту ночь, но представлял я ее очень ясно. И сейчас представляю.
Над морем и островом висело темно-зеленое небо с громадной луной. Луна была похожа на медный начищенный таз. Пальмы казались черными. И кусты, обступившие поляну с шалашом и костром, были черные. Над кустами летали светлячки. Пламя костра освещало довольные пиратские лица.
– Клянусь моей кривой ногой, здесь не так уж плохо, – проворчал капитан Джон.
– Вы абсолютно правы, капитан! – с энтузиазмом воскликнул боцман Пушкадер.
– Довольно уютно… – согласился Боб Рыбка и почему-то вздохнул.
Они еще ничего не знали…
Они не знали ужасного сюрприза, который подготовил им автор.
Дело в том, что остров был не совсем необитаемый. С давних-давних пор здесь
ЖЫЛО-БЫЛО ПРИВИДЕНИЕ…
Откуда оно тут появилось, Привидение и само не помнило. Скорее всего, какой-то сильный ураган подцепил его на дворе старинного рыцарского замка и ради шутки занес на этот остров.
Привидение очень тосковало в одиночестве. Всем известно, какая задача у привидений – кого-нибудь пугать. А кого можно пугать на необитаемом острове? Крабов? Черепах? Птичек? Но эти существа, в отличие от людей, совершенно не боятся нечистой силы.
Привидение по своей натуре было трудолюбивым и общительным. Оно томилось без работы и боялось потерять квалификацию. И вот впервые за много столетий наступил для него радостный день. Вернее, ночь, потому что все привидения трудятся в ночную смену.
После захода солнца Привидение почистило обветшалый саван, немножко порепетировало в своей пещере полузабытые «пугательные» приемы, потом определило по звездам, что уже полночь, и вышло на работу.
…Боб Рыбка первый увидел, как над черными кустами тихо всплыл кто-то непонятный, с большущими горящими глазами и в длинном светлом балахоне.
– Я… ик… ик, – сказал Боб. – Мама… Я больше не буду.
Здесь я всегда делаю отступление и говорю:
– Вы должны понять Боба, Джона и Пушкадера. Они были необразованные, верили во всяких там чертей, ведьм и привидения… Конечно, вы люди современные и на их месте ничуть не испугались бы, потому что привидений нет и быть не может, но эти несчастные пираты…
Среди слушателей раздается нервное хихиканье, а иногда и открытый смех. И я начинаю догадываться, что даже среди образованных и смелых пятиклассников есть люди, которые почувствовали бы себя немного неуютно там, на ночной поляне…
…Тем более что Привидение старалось вовсю! Оно как сумасшедшее носилось вокруг поляны и выло, будто стая пикирующих бомбардировщиков. Потом оно останавливалось, печально подымало к луне прозрачные руки и унылым басом говорило непонятные заклинания.
Пираты лежали, уткнувшись носом в песок, и наперебой каялись в грехах. Они думали, что Привидение собирается взять их за шиворот и утащить прямехонько в ад.
– Клянусь кривой ногой, я брошу пиратское ремесло! – восклицал капитан Джон и посыпал песком голову.
– Совершенно верно, капитан! – вторил Пушкадер. – Я тоже клянусь! – И он стукался лбом о пустой черепаховый панцирь.
– А я вообще! – жалобно причитал Боб Рыбка. – Я давно собирался!.. Я хотел поступить в садовники и выращивать анютины глазки! Это мой любимый цветок!
– Уавы-ахшм-бамухших-х-х-х, – отвечало Привидение и, нечеловечески усмехаясь, опять начинало облет поляны…
Так продолжалось, пока звезды не показали четыре часа пополуночи. Тогда Привидение, довольное проделанной работой, отправилось на отдых, а обалделые от ужаса пираты до восхода лежали на песке и тихонько стонали.
При свете дня они слегка пришли в себя и, вздрагивая, стали обсуждать ночное происшествие. Капитан Джон еще раз поклялся своей ногой, что бросит пиратское ремесло и начнет честную жизнь. Пушкадер и Рыбка его, разумеется, поддержали. Боязливо оглядываясь, бывшие пираты сделали зарядку и занялись дневными трудами.
День прошел без всяких страхов, но к вечеру Джон, Пушкадер и Рыбка опасливо съежились у костра. И не зря. Изголодавшееся по работе Привидение не собиралось так легко оставлять несчастных робинзонов. Вторая ночь оказалась для них полна тех же ужасов…
И третья ночь…
И четвертая…
И пятая…
Но у человеческого характера есть неплохое свойство: постепенно он привыкает к самым большим страхам. Особенно если страхи эти одни и те же, однообразные. И на шестую ночь бывшие пираты уже не вздрагивали, не причитали и даже с любопытством смотрели, как Привидение старается нагнать на них прежний трепет…
Тут, посередине длинного рассказа, я обычно останавливаюсь, чтобы глотнуть водички и прочистить горло. И несколько голосов обычно говорят:
– А дальше?
– Дальше… Привидение тоже чувствовало, что прежней радости уже нет. Люди почти перестали бояться. Теперь пугай не пугай, а толку не будет. А что еще может сделать Привидение? Оно состоит вроде бы как из тумана и серьезного вреда причинить человеку не в состоянии… Кстати, если встретитесь с привидениями, имейте это в виду… Ну, конечно, не бывает, это я так, на всякий случай…
Ну а дальше было вот что…
Днем Джон Кривая Нога посоветовался с товарищами, а ночью (это была уже седьмая ночь) он дождался, когда Привидение всплыло над кустами, и сказал:
– Слушай, парень… Ты какой-то странный, ей-богу. Все ходишь в сторонке, разговариваешь не по-нашему… Ты подходи, не стесняйся. У нас вот похлебка еще осталась. На одном острове живем, пора уж познакомиться.
Привидение неподвижно повисло в воздухе и задумалось. С одной стороны, вроде не полагается привидениям заводить близкое знакомство с людьми… а с другой стороны, что еще делать-то?
Оно влетело в круг света и тихо присело на большую шляпу капитана Джона, которая лежала недалеко от костра. Смущенно покашляло и сказало:
– Вообще-то вы правы… Да… Здрасте.
Они познакомились и разговорились. Рассказали друг другу про свое житье-бытье. Привидение стало почти каждый вечер прилетать к новым знакомым на огонек, а иногда заглядывало и днем. Бывшие пираты всегда ему радовались. Привидение оказалось разговорчивым (намолчалось за века). Оно знало множество старинных легенд и охотно их рассказывало. А Джон, Пушкадер и Рыбка иногда пели Привидению морские песни (Пушкадер басом, Джон средним голосом, а Боб Рыбка тонко и нежно).
В общем, заброшенные на остров люди и одинокий призрак все больше нравились друг другу. Однажды Привидение сказало:
– Вот что, ребята… Я смотрю, люди вы неплохие. Сами говорите, что в пираты пошли не по злобе, а от скудной жизни. Бедняков не обижали, а если когда приходилось палить из пушек и махать кортиками, так что поделаешь – такая ваша была пиратская профессия…
Джон и Пушкадер завздыхали и закивали, а Боб Рыбка напомнил:
– К тому же мы теперь совсем перевоспитались…
– Вот и хорошо, – сказало Привидение. – Поэтому я хочу открыть вам одну тайну… Видите ту кривую пальму?
– Видим, – взволнованно выдохнули бывшие пираты.
– Если там, куда в полдень упадет тень от верхушки, вы станете копать яму, найдете сокровище.
Услыхав такие слова, капитан Джон, боцман Пушкадер и матрос Боб Рыбка кинулись к пальме, потому что солнце стояло в зените – был как раз полдень. Ржавыми абордажными саблями, которые они не потеряли даже при крушении, бывшие пираты начали рыхлить и разгребать землю.
И они нашли сокровище!
Это был полусгнивший сундук, полный золотых монет, всяких драгоценностей и старинного оружия. Когда сундук вытащили, он тут же рассыпался на досочки.
В капитане, боцмане и матросе проснулись прежние пиратские привычки. Пушкадер упал на кучу золота и стал загребать сокровище к себе.
– Прочь руки! – заорал Джон Кривая Нога. – По закону половина добычи принадлежит капитану! – Он схватил старинный пистолет и щелкнул курком. – Всех перестреляю!
Пистолет был, конечно, незаряженный, и капитан стукнул Пушкадера по шее рукояткой. Начался шумный дележ, который очень был похож на обыкновенную драку.
Наконец Боб Рыбка (которому в этом дележе досталось всего несколько монеток) воскликнул:
– Как же нам не стыдно! Так ведем себя при посторонних! А ведь мы говорили, что перевоспитались!
И всем стало стыдно, потому что Привидение маячило неподалеку и укоризненно поглядывало на драчунов.
Капитан Джон поднялся с груды сокровищ, выплюнул четыре золотых дублона, вытряхнул из уха крупный алмаз и сказал:
– Мы это… просто так. Поиграли. Клянусь моей кривой ногой, это была просто шутка.
– Совершенно верно, капитан, – сказал Пушкадер. Сел на травку и высыпал из широкого сапога с отворотами драгоценные камни. – Давайте все в общую кучу… У вас, капитан, вон в том кармане, кажется, случайно еще с десяток монет…
– Будем делить честно, – предложил Боб Рыбка. – На четыре части.
– Почему на четыре? – удивились капитан и боцман. – Нас трое!
– А ему… – Боб украдкой кивнул в сторону Привидения. Джон и Пушкадер засмущались и согласились.
Но когда разделили сокровище, Привидение расхохоталось. Оно сказало, что золото и алмазы ценятся только у людей, а для привидений они – тьфу! Все равно что песок. Так что пускай трое друзей все забирают себе. Бывшие пираты, конечно, не спорили – поделили на три части и долю Привидения.
Потом, тяжело дыша, каждый сел рядом со своим богатством. И Боб Рыбка печально сказал:
– Ну и что дальше? Зачем нам эти сокровища? Здесь не купишь на них даже пирожок с морковкой.
– Да! Пора решаться! – воскликнул капитан Джон (и, конечно, поклялся ногой).
– Правильно, капитан! – гаркнул боцман.
А Боб Рыбка тихонько вздохнул.
И они решились на то, на что раньше решиться никак не могли: из пальмовых стволов соорудили плот с мачтой, из рубашек и штанов сшили парус и с попутным ветром поплыли через океан.
А Привидение, чтобы не скучало, они взяли с собой…
Я был полным хозяином в своем романе и сделал так, что плавание протекало вполне благополучно, при тихой и теплой погоде. Тяжело нагруженный золотом плот приплыл прямо в тот город, где Джон, Пушкадер и Боб когда-то были маленькими и ходили в школу.
Теперь бывшим пиратам больше не надо было заниматься разбоем. На свои сокровища каждый купил себе корабль и сделался настоящим капитаном. Стал возить, грузы и пассажиров.
А Привидение поселилось на берегу, в развалинах старого маяка. Всем известно, что развалины для привидений – все равно что для человека дом со всеми удобствами. Скоро в городе стало известно, что в башне разрушенного маяка завелась нечистая сила. На маяк потянулись толпы туристов. Стали приезжать из других городов и даже из других стран. Привидение работало изо всех сил: летало по темным коридорам, сверкало глазами и выло на разные голоса. Губернатор потирал руки: деньги от туристов текли в городскую казну рекой… Правда, в конце концов Привидение переутомилось и потребовало у губернатора два выходных в неделю. Тот, конечно, согласился…
Когда капитаны Джон Кривая Нога, Пушкадер и Боб Рыбка приплывали в родной город, Привидение являлось к ним в гости. Они вчетвером сидели в кают-компании и вспоминали свои приключения на необитаемом острове,
Так заканчивалась моя первая в жизни книжка.
Получилась она довольно тонкая: семь или восемь страничек. И, скорее всего, события, которые я только что изложил, были описаны в ней не так подробно. Ведь потом я эту историю рассказывал множество раз, она обрастала деталями и, наверно, даже кое в чем изменялась. Но думаю, что я все же довольно точно передаю содержание того давнего "романа".
Писал я его пять вечеров подряд. И никому не объяснял, чем занят. Ложился грудью на тетрадку, если кто-то пытался заглянуть мне через плечо. Маме неловко говорил:
– Ну потом… Потом покажу.
А старшей сестрице предлагал идти подальше и заняться своими делами.
– Учил бы лучше уроки, – говорила Людмила.
На эти глупые слова я не реагировал и снова окунался в таинственные события на острове.
Наконец "Остров Привидения" был закончен. Я поставил красивую большую точку, облегченно вздохнул и сел перечитывать свое творение.
И оказалось, что читать, мне совсем неинтересно. Не потому, что плохо написано. Просто мне все уже было известно. Тогда я понял еще одну простую вещь: писатель пишет книги не для себя. Ему нужны читатели!
Ни мамы, ни даже Людмилы дома не было. Дядя Боря, живший рядом, в проходной комнате, уехал в командировку. Самый близкий читатель находился за шаткой дощатой стенкой, которая отделяла нашу квартиру от соседской. Там жил со своей матерью и старшим братом четвероклассник Лешка Шалимов.
В то время это был тощий, стриженный под машинку парнишка в обвисшем свитере, латаных штанах и подшитых, огромных, как ведра, валенках.
Впрочем, такие признаки годились почти для всякого мальчишки тех лет. Упитанностью никто не страдал, заплаты и подшитые валенки были тоже обычным явлением, а стригли под машинку всех поголовно. Даже еле заметная челочка, жалко торчащая над лбом, вызывала праведный гнев учителей и завучей… С той поры школьники многого добились: теперь их нелегко заставить остричь локоны, висящие ниже ушей. Но педагоги не поднимают белый флаг и продолжают упорную борьбу за "короткие прически". Видно, им снятся давние сороковые годы и ровные ряды голых макушек. Судя по всему, они (педагоги, а не макушки) уверены, что в одинаково стриженых головах никогда не возникнет разнообразных и опасных идей, грозящих срывами уроков и падением графика успеваемости.
Увы, по собственному опыту знаю, что это не так. В наших «черепушках», украшенных строгими прическами "под ноль", мысли бродили, всякие. Очень разные. Лешке, например, за день до описываемых событий пришла мысль притащить в класс будильник и включить под партой посреди урока звонок. Стриженые полчища с радостным воем кинулись в коридор: думали, что уже перемена. Вечером я слышал через стенку, как Лешкина мать громко причитала и обещала разбить ни в чем не виноватый будильник о башку беспутного сына. А брат-студент непедагогично хохотал…
Лешка был по натуре скептиком. Он смотрел на окружающее с иронической ухмылкой. Ко всему хорошему он относился с недоверием. Я знал это, но выхода у меня не было. Я для храбрости набрал в себя воздуху, зажмурился и крепко забарабанил в стенку. Она затряслась и загудела. Послышались Лешкины крики – сердитые и жалобные.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?