Текст книги "Охотник на попаданцев"

История 2
Опыт ошибок трудных. Французское турне

Заброшенный военный аэродром между Сен-Назером и Нантом. Франция. 13 мая 1962 г.

Когда тёмно-красный (а может, и вишнёвый, ну не разбираюсь я в спектре оттенков окраски автомобильных кузовов), пижонский полуспортивный купе-кабриолет «Астон-Мартин» DB-2, принадлежавший Клаудии, въехал в ворота поместья, а она сама, в элегантном, приталенном костюмчике коричневато-красного цвета (почти под тон машины) и, как всегда, на высоких каблуках, метнулась ко входу в дом, едва заглушив двигатель, я понял, что дело, похоже, наконец сдвинулось с мёртвой точки.

Я отошёл от окна, торопливо допил кофе и застегнул рубашку, а буквально через пару минут за дверью застучали каблучки, и «хозяйка здешних мест» появилась на пороге моей «холостяцкой» (кроме односпальной кровати в этой каморке на втором этаже были небольшой стол, стул и платяной шкаф) комнатёнки и, едва переведя дыхание, объявила:

– Сегодня выезжаем!

– А что случилось? – поинтересовался я.

– Кажется, твой клиент наконец объявился, – пояснила она.

В процессе передвижения и проживания во Франции мы с Клаудией как-то постепенно перешли на «ты», правда, какой-либо постельной интимности наши отношения от этого отнюдь не приобрели. Лично мне в этой нервной обстановке ожидания непонятно чего было ну совершенно не до блядства, ну а дорогая Клава постоянно куда-то ездила, так что мне оставалось только сидеть и ждать от неё каких-то результатов. Поскольку за всё вроде бы было уплачено вперёд.

В общем, когда она объявила мне о нашем скором отъезде, на дворе было утро двенадцатого мая. Третий день после Дня Победы, который в здешней Франции никто особо не праздновал, как, впрочем, и в нашей.

А до того я, словно какой-нибудь Владимир Ильич Ленин в Разливе (это, если кто не помнит, та часть подзабытой ныне «ленинианы», где был пресловутый шалаш), практически на нелегальном положении смирно торчал в, похоже, когда-то (мне показалось, что относительно недавно) купленном почтенным семейством Воланта загородном доме, в окрестностях города Ле-Ман, в нашей реальности известного в основном разными автомобильными гонками вроде старейшей и наиболее известной «24 часа Ле-Мана».

Правда, здесь, у них, возобновившиеся было в 1949 г. автогонки с 1958 г. опять перестали проводить (а до того десятилетняя «музыкальная пауза» объявлялась в 1939 г.) – пока что у французов явно хватало дел, поактуальнее автогонок.

А ещё в этом Ле-Мане был недостроенный собор святого Юлиана (забавно, но он числился как «недостроенный» и в наших туристических справочниках XXI века) да старый город с каменными крепостными стенами чуть ли не римской эпохи.

Впрочем, сам я в этом городе побывал всего пару раз, да и то мельком и в сопровождении охранявших поместье мордоворотов. Хотя не очень-то мне и хотелось любоваться памятниками здешней архитектуры.

Добирались мы до Ле-Мана довольно-таки кружным путём. Приграничные области, на которые во время войны упали атомные бомбы, находившиеся под жёстким карантином (армейские посты на всех дорогах, въезд только по спецпропускам и прочее), лежали в основном севернее того места, где мы пересекали германо-французскую границу.

Поэтому посмотреть воочию на последствия ядерных ударов мне по дороге не удалось. Хотя временами нам на дороге встречались направлявшийся явно в те самые районы грузовой транспорт и строительная техника (вроде перевозимых на трейлерах бульдозеров и прочих экскаваторов), двигавшиеся с многочисленным армейским или полицейским сопровождением.

Вообще следов каких-то больших боёв на нашем пути не обнаружилось, из чего я сделал вывод о том, что Франция, судя по всему, опять благополучно сдалась. Конечно, вдоль дорог иногда попадались отдельные сгоревшие и разрушенные дома, а также взорванные и восстановленные мосты, но особого впечатления на меня это не произвело.

От приграничного Страсбурга мы доехали до городка Сен-Дизье, там в каком-то гараже на окраине сменили нашу малютку «Изетту» на другую машину (тоже малолитражку, только теперь это была более крупная «Рено-4CV»), а затем добрались и до Парижа.

В столице Франции мы пробыли два дня, и не скажу, что мне там сильно понравилось. Да, Сена текла, куда ей положено, Елисейские Поля и Эйфелева башня стояли на своих местах, окружающий народ был вполне модно одет, работали магазины, кинотеатры, рестораны, кафешки и даже ночные клубешники, уличное движение было вполне оживлённым, а по ночам улицы города освещали неоновые рекламы. В столичном аэропорту Ле-Бурже изредка садились рейсовые самолёты.

Руин или каких-то других следов войны в Париже не было, однако бросились в глаза общая запущенность столицы, обилие нищих (причём это были не какие нибудь привычные арабы или африканские негры из нашей реальности, а личности с вполне белыми, европейским харями), армейских и полицейских патрулей, постоянные выборочные проверки документов и толпы возбуждённой молодёжи (судя по их виду, в основном студентов и студенток) под красными и красно-чёрными флагами, которые постоянно чего-то требовали, собираясь на площадях перед правительственными зданиями. При этом до драк с полицией у протестующих, как правило, всё-таки не доходило.

Ну а потом мы отбыли уже в Ле-Ман. По дороге туда я наконец понял, почему Клаудию и её машину практически не проверяли и не обыскивали. Оказывается, у неё были документы то ли сотрудника, то ли «добровольного помощника» французского Красного Креста. Как объяснила мне сама хитрая Клава, такие «корочки» давали тем, кто пожертвовал немаленькую сумму на восстановление разрушенного во время последней войны хозяйства или на «лечение и реабилитацию» пострадавших от неё. И подобный служивший дополнительным свидетельством лояльности его владельца документ действительно давал своему обладателю определённые «бонусы».

Ну и далее, я больше двух недель проторчал в этом самом пресловутом поместье, километрах в пятнадцати от Ле-Мана.

Хотя скорее это была просто крупная сельскохозяйственная ферма со слишком большим «господским» домом. Кормёжка здесь была простой и здоровой, при этом отхожее место находилось во дворе, а умываться и бриться приходилось еле тёплой водой, которую приносили в тазике. То есть жил я вполне себе по-деревенски.

Как я успел понять, коренные здешние пейзане действительно были заняты по сельскохозяйственной части – на окружающих полях постоянно шли какие-то работы, вокруг бродили коровы (как стадами, так и по отдельности), периодически в поместье приезжали грузовики с рекламой различных ле-манских фирм и продуктовых магазинов на кузовах, куда местные работяги грузили продукты, в основном, как я успел заметить, молоко в пузатых стеклянных бутылках и сыр.

А вот в «барском» двухэтажном доме и двух ближних флигелях кроме местной прислуги (в основном состоявшей из баб и девок самого простецкого вида, занимавшихся готовкой и уборкой) обреталось десятка два крепких мужиков в штатском, но с явными признаками как минимум людей повоевавших.

Кстати, оружие в поместье имелось в изобилии. Правда, на виду местные землепашцы держали только охотничьи ружья и обрезы (похоже, от бродяг и воров здесь было принято отбиваться собственными силами, поскольку хоть каких-нибудь захудалых представителей власти я за две недели пребывания в поместье так и не увидел).

При этом мужички в штатском постоянно имели при себе пистолеты в карманах или подмышечных кобурах, но предпочитали не светить свои волыны. Точно так же, как и сама Клаудия, которая, как я успел заметить, почти постоянно таскала с собой в сумочке солидный армейский ствол вроде «Беретты».

Ещё я обратил внимание на наличие на ферме помимо прочего транспорта нескольких «Виллисов» и «Доджей» армейского образца. Интересно, броневиков или танков они тут для нужд скромного сельского быта часом не заначили?

Как я уже сказал, с момента нашего приезда Клаудия была вся в делах. Всё время куда-то ездила (иногда одна, иногда в сопровождении одной-двух машин с бодигардами, часто исчезая на сутки-двое) и постоянно звонила по телефону.

Ну а я за отсутствием иных, достойных занятий решил для начала подготовить себе оружие на всякие непредвиденные случаи. А то мало ли что бывает. Я почти что на войне, а там часто бывают неприятности вроде неожиданного появления многочисленного противника, в изобилии оснащённого автоматическим оружием. Как в бессмертной поэме про Васю Тёркина: просыпаешься – а на тебя прут вражеские танки с пехотой, или прямо на голову сыпется парашютный десант. И в соответствии с собственным эмпирическим опытом Великой Отечественной мне следовало быть готовым начать стрелять в любой момент. Дабы не прослыть чудаком на букву «м».

Поскольку в западном (а особенно во французском) оружии тех времён я разбирался слабо, внимание было обращено на отечественного производителя. Впрочем, с некоторыми оговорками. Например, автомат АК-47 Клавкины спецы найти так и не смогли. Мне было сказано, что это товар ходовой, штучный и «в свободную продажу не поступает». Как выяснилось, у них здесь любого пойманного с «калашом» или патронами для него не просто немедленно судили, а сдавали на расправу «восточной контрразведке», поскольку пользоваться этим оружием имели право только силовые структуры ОВД (ну и плюс к тому те, кому они официально помогали) и все немногочисленные ушедшие налево стволы автоматически считались или трофейными, или украденными. А за кражу военного имущества ОВД здесь судили очень строго.

В пулемёте MG-42 мне было отказано под предлогом отсутствия как стволов данного типа, так и патронов для них на «свободном рынке». Всё-таки с 1945 года времени прошло изрядно, и все наличные остатки когда-то необъятных гитлеровских арсеналов успели бойко расторговать, во что мне лично охотно верилось.

Зато по моему заказу без особых проблем нашли автомат ППШ с рожковым магазином, пулемёт ДП и пару пистолетов – «Вальтер» и ТТ польского производства, аналогичный тому, который я откопал в лесу сразу по прибытии сюда. Возможно, это даже был тот самый пистолет (я, увы, не успел запомнить номер этого оружия), хотя, если смотреть на вещи трезво, зачем им было таскать его через границу? Это же, в конце концов, не золотые слитки…

В общем, оружие я привёл в порядок и пристрелял – с этим проблем не возникло, в поместье имелось нечто вроде тира под открытым небом. Причём для ДП мне, опять-таки без каких-либо затруднений, нашли и запасной ствол, и 7,62-мм патроны с бронебойно-зажигательными пулями Б-32.

Также я попросил Клаву найти для себя какой-нибудь американский бронежилет, и спустя пару дней мне притащили изделие, именовавшееся М12, из числа «кольчужек» с заполнением из нейлона и металлических пластин, в каких янки в нашей реальности воевали в конце Корейской войны. Выглядел жилет вполне солидно, но как эти хреновины первого поколения вели себя при реальном попадании в них пули, я, честно говоря, не знал. А в нашей специальной литературе, например, писали, что те «броники» были ну совсем не комильфо.

Подогнав под себя бронежилет и набив патронами четыре пулемётных диска и пять автоматных рожков, я покончил с «военными приготовлениями» и успокоился, благо всё оружие я держал у себя в комнате, в шкафу. Имея под подушкой пистолет и автомат с пулемётом в шкафу, я ощущал себя прямо-таки Верещагиным из «Белого солнца пустыни», для полноты картины не хватало только постылой жены, павлинов во дворе, тёплой водки в жару и миски с чёрной икрой на завтрак, обед и ужин…

Далее я развлекался в основном тем, что рассматривал из окна в бинокль окрестности поместья (поначалу здешний народец отнёсся к этому с подозрением, но потом как-то привык) и активно пытался разговаривать по-французски с местным населением. И к концу второй недели моего пребывания в поместье я стал их понимать чуть лучше. Правда, они меня всё равно понимали с трудом и по большей части сильно веселились, слыша мои лингвистические потуги.

А ещё, имея некоторое количество свободного времени, я силился понять, что происходит вокруг и почему наш фигурант всплыл именно во Франции. И не скажу, что это было так уж легко.

Радио в поместье не было, а те радиоприёмники, что стояли в автомобилях, включали редко, да и уловить что-либо полезное в рутинных, провинциальных новостях было практически невозможно. Хотя местные пейзане на отсутствие радио совершенно не жаловались, возможно, ещё и потому, что во французской провинции, в отличие от Парижа, были явные перебои с подачей электричества – его отключали на ночь, а иногда и днём, причём довольно надолго.

На крайний случай в одном из сараев возле здешнего гаража стоял дизельный движок, похоже, ещё лет десять назад предусмотрительно спионеренный местными поселянами с какого-то армейского тягача, но за время моего пребывания здесь его ни разу не заводили.

Книг, а особенно новых, в местной невеликой «библиотеке» было мало, а газеты в поместье доходили с опозданием на два-три дня, но это было хоть что-то.

С трудом продираясь сквозь дебри французской мовы и разного рекламного мусора (здешняя пресса всё ещё оставалась «свободной», да и деревенские жители предпочитали получать не коммунистическую «Юманите», а газеты попроще, с разделом о шахматах и объявлениями о разного рода «купле-продаже»), я всё-таки начал понимать некоторые основополагающие вещи.

Оказывается, здешняя Франция была с некоторых пор связана «договором о дружбе и взаимопомощи» с СССР и странами ОВД, хотя соцстраной и не стала.

Президентом Франции уже пятый год был генерал Шарль де Голль, а правящее правительство было ну очень левым, с преобладанием коммунистов и даже с участием анархистов и анархо-синдикалистов.

Премьер-министром был Морис Торез, а в министерских кабинетах и парламенте заседали такие личности, как Жак Дюкло и Жан-Поль Сартр, которые в нашей реальности крайне редко попадали даже в пятёрку выборных претендентов на какие-то государственные посты.

Нынешнее правительство именовалось «переходным» (до этого, во время войны и сразу после её окончания, во Франции правило некое «чрезвычайное правительство») и проводило постепенные и вполне предсказуемые реформы.

Уже было национализировано много находившихся в иностранных и частных руках капиталов и собственности, декларировалось начало проведения масштабных реформ в области экономики, здравоохранения, социальной сферы и прочего.

Правда, судя по всему, некоторые проекты реформ вроде аграрной или реформы образования пока оставались на уровне обсуждений, то есть фактически говорильни. И митинговавшие на столичных площадях студенты как раз требовали скорейшего проведения реформ в образовании, добиваясь прежде всего обещанного правительством серьёзного сокращения или, в идеале, полной отмены платы за обучение в высших учебных заведениях.

В последней войне французы, как я понял, практически не участвовали. Хотя страна и была членом НАТО, её военное руководство сразу же усомнилось в целесообразности начатых американцами боевых действий в Европе. Именно поэтому дислоцированные в Западном Берлине французские воинские части не оказали сопротивления ОВД, а французские подразделения, находившиеся на территории ФРГ, с началом боевых действий просто экстренно эвакуировались на свою территорию.

Потом, когда американская авиация, размещённая на базах во Франции, начала бомбить (в том числе с применением атомных бомб) наступающие части и тыловые объекты ОВД, а за этим последовали ответные удары, во Франции начались массовые выступления, закончившиеся падением довоенного правительства и приходом к власти де Голля с его откровенно левыми «чрезвычайщиками».

Потом де Голль направил Генсеку ЦК КПСС Анастасу Микояну (в этой реальности генсеком после окончания войны, а может, и с более раннего периода почему-то был именно он, понять причину этого из французских газет было невозможно) «сердечную благодарность» за то, что СССР и его союзники не наносили массированных ядерных ударов по крупным французским городам, ограничившись только районами дислокации армии, ВВС и флота США.

В данный момент между СССР и Францией действовало также соглашение о размещении войск и транзите военных грузов через французскую территорию. Правда, поскольку русские теперь сидели в Гибралтаре, в Алжире, на Мальте и Кипре, советских баз во Франции было немного. Большая база советских подлодок была в Лорьяне, кроме того, в качестве пунктов временного базирования кораблей ВМФ СССР в газетах упоминались Марсель, Тулон, Брест, Гавр и Кале. В качестве перевалочной базы для доставки военных материалов в Испанию назывался Перпиньян.

Да-да, похоже, один упорный советский генерал (если кто не понял, о чём я, перечтите стихотворение К. Симонова, в нашей реальности в это время Родион Малиновский как раз был маршалом и министром обороны СССР) таки дошёл до Мадрида. В Испании опять была Республика, и у власти там были коммунисты во главе с генсеком КПИ Долорес Ибаррури, военным министром в правительстве которой был «генерал трёх армий» (испанской, советской и югославской) Энрике Листер, похоже, вернувшийся на историческую Родину.

Свергнутый генералиссимус Франко с остатками армии и какой-то частью своих сторонников бежал в Испанское Марокко и Испанскую Сахару, которые продолжал контролировать, но без особых шансов – благодаря наличию советских войск в Алжире и Гибралтаре каудильо медленно, но верно додавливали. Впрочем, в самой Испании продолжали сопротивляться монархисты и франкисты, перешедшие к подпольно-партизанским методам борьбы. Частично они опирались на поддержку соседней, ещё остававшейся нейтральной Португалии, хотя у тамошнего диктатора Салазара дела тоже шли всё хуже – в португальских африканских колониях разгоралась национально-освободительная война и назревало их полное отделение от метрополии.

Так что война на Пиренеях, похоже, заварилась надолго.

В Алжире сразу после окончания активной фазы боевых действий некая несогласная с «генеральной линией» Парижа группа высших офицеров пыталась устроить путч. Но его быстро подавили, и теперь Алжир был независимым и с советскими базами, а некоторых взбунтовавшихся генералов и полковников всё ещё судили, о чём попадались сообщения в газетах.

В Греции и Италии теперь тоже были коммунистические правительства, и из приводимых во французских газетах списков тамошних руководителей мне лично были смутно знакомы очень немногие имена и фамилии вроде Манолиса Глезоса, Апостолоса Грозоса или Пальмиро Тольятти с Джорджо Наполитано и Пьетро Ненни.

Англии в последней войне, похоже, досталось больше, чем кому-либо в Европе, причём виноваты были в этом сами британцы, поскольку в прессе были многократно опубликованы просьбы королевы, премьер-министра и их военного руководства к американцам «о военной помощи». И во всех этих просьбах английское руководство «ради общей победы» с самого начала соглашалось на атомные удары по собственной территории. Победы не случилось, зато в результате действий американцев всё юго-восточное побережье Англии, включая Лондон, было практически уничтожено, судя по всему, превратившись в радиоактивные руины.

Теперь на английской территории стояла некая Группа Советских Войск с аэродромами и военно-морскими базами, а «переходное» лейбористское правительство, судя по французским газетам, буквально выбивалось из сил, пытаясь восстановить видимость нормальной жизни, хоть немного напоминающей довоенную.

При этом Шотландия уже была автономией (так и вертелось на языке «Шотландской АССР», как в том старом анекдоте, про «гарный урожай бурякив на полях Техасщины и Аризонщины») со своим правительством и парламентом, а Северная Ирландия добровольно присоединилась к Ирландии, у которой тоже был подписан договор о взаимопомощи с СССР и ОВД. Королевское семейство во главе с королевой Елизаветой и часть военной и политической верхушки Англии (на их имена на исторической родине уже довольно давно были выписаны ордера на арест) бежали в Канаду, Австралию или на юг Африки (сведения о их местонахождении в настоящий момент в газетах приводились крайне противоречивые) и, судя по всему, тешили себя несбыточной мечтой о хотя бы частичном реванше.

Дания, Голландия и Бельгия мало пострадали от последней войны и были оккупированы войсками ОВД.

На территории Норвегии американцы и англичане воевать практически не стали, и после их поспешного бегства правительство этой страны подписало мирный договор на советских условиях.

На Фарерских островах и в Исландии тоже были советские военно-морские и военно-воздушные базы, так что на севере американцы ещё худо-бедно удерживали только Гренландию.

В общем, геополитический расклад здесь сложился довольно специфический.

Ну и как объяснила мне Клаудия, сейчас при наличии горячего желания попасть в США или Канаду здесь, у них, проще всего было каким-то образом уйти через границу в Испанию и далее в Португалию. А затем через Азорские острова и Южную Америку добираться в Соединённые Штаты.

По её словам, на подобном «транзите» кое-кто здесь неплохо зарабатывал (сдаётся мне, что и она сама тоже не осталась в стороне от этого), но в идеале для этого варианта требовался португальский или южноамериканский паспорт. Настоящие документы стоили невдолбенно дорого, а спалиться с поддельными бумажками на этом маршруте было очень легко, так же как и при попытке пробраться через Испанию нелегально.

Опять-таки каждый второй из тех, кто сейчас во Франции предлагал услуги по уходу за границу и изготовлению сопутствующих документов, оказывался или банальным кидалой, или, явно или не явно, сотрудничал с полицией или контрразведкой. И из-за этого обстоятельства слишком большую роль в сделках подобного рода играли личное доверие и близкое знакомство, а значит, всё это категорически не делалось просто и быстро.

Вторым реальным вариантом для разного рода потенциальных «невозвращенцев» был уход через Средиземное море в Северную Африку и далее на юг Африки. Как я понял, именно на этом маршруте «трафика» сидела в том числе и сама дорогая Клава. Здесь всё было несколько проще, поскольку, имея не вызывающий подозрений французский паспорт, можно было свободно добраться до Алжира или Французской Западной Африки на пассажирском судне или даже рейсовом самолёте, а вот дальнейшее перемещение уже имело разные варианты, и именно здесь в дело вступали разного рода дельцы, за деньги обеспечивавшие последующее продвижение желающих на юг – как правило, по тайным тропам, верхом или пешим порядком, с проводниками из числа местного населения. До конечной точки маршрута при таком раскладе доходили, разумеется, не все. Ну, так на то она и Африка, в конце концов ещё Корней Чуковский писал, что не фиг по ней разгуливать, а тем более кому попало…

Однако добираться сейчас до ЮАР, Родезии или, скажем, Португальской Западной Африки было чревато последствиями и порой нехорошими. Поскольку по всей Африке шли вялотекущие гражданские войны, к приехавшим из Европы иностранцам (а тем более к лицам с фальшивыми документами) там относились с большим подозрением. Вполне можно было попасть под какую-нибудь выборочную проверочную кампанию и на несколько месяцев загреметь в какую-нибудь из крайне некомфортных африканских тюрем. К тому же любого приезжего мужчину призывного возраста в тех краях после «натурализации» вообще могли мобилизовать на военную службу, невзирая на любые возражения и смягчающие обстоятельства.

У этого маршрута «трафика» был и ещё один неприятный момент. Оказывается, в США к приезжавшим с юга Африки относились с большим подозрением. Учитывая, что на территории Северной Америки всё ещё частично сохранялся режим военного положения, в этом не было ничего удивительного.

Тем более что и австралийцы с новозеландцами, и южноафриканцы с родезийцами сейчас были не в самых добрых отношениях с американцами, поскольку обе стороны постоянно и публично обвиняли друг друга в «предательстве и неблагодарности».

Ну а далее один из наших фигурантов (а судя по описаниям и сделанным явно скрытой камерой плохим фото, это был плешивый мужичонка с неприятной рожей, которого я знал под именем Хуго Кофоеда) почему-то объявился именно во Франции, после трёх с лишним лет «лежания на дне». И чего ему, спрашивается, дальше не лежалось – хрен его разберёт…

Имевшая в таких делах немалый опыт Клаудия решила, что раз наш фигурант собирался попробовать первый вариант, скорее всего, он с «товарищами по несчастью» затихарился где-то в Западной Европе или, на худой конец, в Африке или на Ближнем Востоке (правда, второе или третье она считала маловероятным).

Это предположение было логичным, поскольку в советской зоне влияния, в Юго-Восточной Азии или Индии фигурантам вряд ли удалось бы сколько-нибудь надёжно спрятаться, а если допустить, что их «берлога» находилась где-нибудь, скажем, в Австралии, Новой Зеландии или Южной Америке, появление одного из фигурантов во Франции выглядело, мягко говоря, странновато.

Ну а раз наш «друг» вдруг всплыл именно там, где всплыл, он, судя по всему, собирался выправить себе (а может быть, и не только себе, а всей своей сховавшейся компашке) какие-нибудь внушающие доверие документы и уйти с ними в Штаты через Португалию.

Проведённая Клавиными людьми разработка показала, что снабдить его документами, видимо, должны были вышедшие с ним на контакт американцы, поскольку ни к кому из промышлявших этим местных дельцов интересующее нас лицо не обращалось.

Товарищ Кофоед, очень возможно, и был неплохим конспиратором, но в итоге всё равно «засветился», хотя виноват в этом был не он сам.

Его, причём совершенно по-глупому, «засветили» пришедшие к нему на встречу американцы.

Как мне объяснила Клава, у которой были какие-то довольно тесные связи с как минимум местной полицией и пограничной охраной, из-за двухсторонних договоров с русскими американских шпионов во Франции сейчас старались выявлять в первую очередь. После чего их обычно без лишних проволочек сдавали с рук на руки соответствующим службам ОВД.

В общем, внимание французских силовиков привлекли трое весьма подозрительных типов, недавно появившихся в Париже. Они прилетели во Францию из Южной Америки через Азорские острова и Лиссабон.

Паспорта у этой троицы были парагвайские, что при откровенно англосаксонских рожах, полном незнании испанского и специфических манерах поведения сразу же насторожило правоохранителей. Чуть позднее один дотошный полицейский штымп из «наружки» сумел кратко побеседовать с одним из этой троицы в каком-то парижском кабаке (обычный обмен несколькими дежурными фразами двух бухальщиков у барной стойки) и выяснил, что «парагваец» не знает даже географии «родной страны», поскольку путает её с Уругваем и совершенно не в курсе того факта, что столицей Парагвая является Асунсьон. Таким образом, подозрения в том, что эти трое шпионы или контрабандисты, заметно усилились.

Ну а потом, когда фальшивых парагвайцев уже вовсю пасла по тихой криминальная полиция, один из этой троицы встретился с человеком, очень похожим на интересующего меня Кофоеда. Как я уже говорил, Клава показала мне пару сделанных полицейскими фотографий, по-моему, это был действительно именно он. Только зачем-то очки нацепил, конспиратор хренов…

Дальнейшее уже было делом техники.

Для начала Клаудия попросила своих «полицейских корефанов» пока что категорически не привлекать к делу спецслужбы ОВД (естественно, за это пришлось немного приплатить), поскольку фигурант якобы сбежал, задолжав ей очень крупную сумму. А теперь он, зараза такая, вообще хочет нагло свинтить из Европы, не отдав должок, по которому уже набежали изрядные проценты. Не знаю, поверили ли ей полицейские, но, так или иначе, эту Клавину просьбу они выполнили.

– А почему такая срочность? – резонно удивился я, услышав от Клавы про наш отъезд. – Сидели, понимаешь, две недели и ни черта не делали, а тут вдруг срываемся?

Клаудия сказала, чтобы я заткнулся и не умничал. Её люди, которые стерегли американцев и Кофоеда, имели армейскую радиостанцию и только что во время очередного сеанса связи передали, что наш фигурант, а с ним и три фальшивых португальца пару часов назад неожиданно выехали из Парижа на автомашине, двигаясь на юго-запад. То есть направлялись они явно в сторону побережья. При этом накануне отъезда один из американцев успел побывать в парагвайском консульстве.

– Ладно, – согласился я. – Едем так едем.

– Ты едешь со мной, – уточнила Клава. – Можешь размещаться в моей машине.

Вслед за этим я полез в шкаф за бронежилетом и оружием, а Клава вышла из комнаты и процокала каблуками вниз по лестнице.

Через пять минут я, таща в одной руке бронежилет и рюкзачок с моим небогатым гардеробом, а в другой оба ствола и весь наличный запас патронов, спустился во двор.

Как обычно элегантная, словно фортепьяно, Клаудия стояла возле своего «Астон-Мартина» и о чём-то беседовала с двумя здоровыми парнягами из своей «карманной гвардии». Я поздоровался с ребятишками и попросил её открыть багажник.

И сама хозяйка, и её сотрудники при виде столь вооружённого меня немедленно сделали большие глаза.

– Пулемёт-то тебе зачем? – спросила Клаудия насмешливо-укоризненно. – Думаешь, придётся много стрелять? Да ради бога, не беспокойся ты об этом, мои мальчики всё прекрасно сделают сами!

Однако же багажник открыла. Женщина, а понимает, что без пулемёта в некоторых ситуациях приходит полный кирдык, хоть и не видела «Белого солнца».

– Бережёного бог бережёт, – сказал я, бережно укладывая в тесный багажник ДП, ППШ, брезентовую сумку с магазинами и прочие причиндалы.

Я не стал особенно капать Клаве на мозги ссылками на свой собственный опыт Великой Отечественной, на фронтах которой любая случайная перестрелка могла запросто и мгновенно перерасти в солидный общевойсковой бой с участием танков, артиллерии и миномётов. И я не думаю, что американцы мыслили в этих вопросах менее масштабно, чем битые арийцы.

То есть Клаве и её «мальчикам», конечно, было виднее, но я с самого начала ждал от предстоящей акции какой-нибудь подлянки. В конце концов, нам противостояла не конкурирующая банда, а разведка солидной державы, у которой неизвестно что на уме. Разумеется, танки или авиацию они против нас не пустят, но даже и без всего этого у них в рукаве может найтись достаточно тузов и джокеров…

Между тем Клаудия куда-то ненадолго сходила и вернулась к машине уже с подновлённым макияжем на лице, сумочкой и небольшим чемоданом. А во дворе потихоньку собрались её «бойцы» в количестве восьми рыл. Они стояли и курили на фоне гаража, в предельно пасторальной обстановке, которую усиливали бегавший за курами где-то на заднем плане щенок (то ли немецкая овчарка, то ли просто крупный двортерьер похожего окраса) и пузатый мужик с усами, в полосатом жилете и рубашке с закатанными рукавами, деловито запрягавший в телегу серую лошадь.