Текст книги "Морской волк (сборник)"

Затем стали приходить эти радиограммы о немецких конвоях. После которых пять фрицевских транспортов ушли на дно всего за пару недель. Потому первый поход на Щ-422 с новым командиром прошел удачно. А по возвращению всех вызывали в Особый отдел. И там долго и подробно расспрашивали – но такое впечатление, не затем, чтобы обвинить в чем-то, а лишь для прояснения деталей. Из чего следовал однозначный вывод: наши не имеют отношения ни к этим радиограммам, ни к утоплению фашистских кораблей – о чем, кстати, тогда особист сказал прямо!

Что не помешало задним числом объявить: победы одержала лодка К-25. Хотя все в бригаде подплава знали, что «Катюши» с таким номером на севере нет! Тут уже удивились британцы – русские, что же вы тогда нас выспрашивали? А можно поговорить с командиром и экипажем этой героической лодки, обменяться опытом?

Версий высказывалось – куча. В то, что лодку втайне построило НКВД и держит на своей секретной базе, верилось с трудом. Просто потому, что иметь такое втайне от флота нельзя! – это невозможность взаимодействия, угроза потопления своими же, выигрыша же нет ни в чем. А снабжение – для этого товарищи чекисты создали инфраструктуру и аппарат, тайные и независимые от флота?! Другие предположения, впрочем, были еще фантастичнее – про белоэмигрантов, решивших сражаться с фашизмом, про не покорившихся Гитлеру французов или голландцев, про немецких антифашистов, захвативших корабль – обходя вопрос, где эта лодка или лодки берут топливо, торпеды и еду, если ни союзники, ни мы не в курсе. Рассказы же про некую цивилизацию в Антарктиде, решившую вдруг вмешаться, проходили уж точно по части белой горячки! Фактом, однако, было то, что особисты буквально озверели – причем такое впечатление, опасаясь больше не фрицев, а англичан – шепотом говорили, что некий старлей, делившийся с британцами мыслями о том, был тотчас препровожден куда надо, и больше никто его не видел; фамилию его, впрочем, никто не называл, и был ли он вообще – неизвестно. Однако от союзников в неофициальной обстановке стали шарахаться как от зачумленных. Слухи тем не менее множились.

А тот немецкий катер-раумбот? Верим, что стотонник, встретив в море два эсминца, поспешил спустить флаг – тем более что, как рассказывали овровцы, перегонявшие трофей в Архангельск, на нем не было никаких повреждений, следов боя. Но где тогда пленные, весь экипаж, если все видели, что с катера сняли лишь одного фрица? Зато после, к огорчению подплава, прекратились радио с наводкой на конвои, что явно указывало на связь одного с другим. Причем узнать обстоятельства того боя и пленения у морячков с эсминцев не удавалось – из-за тех же вездесущих особистов. Что было очень странно – что тут секретить и зачем?

А концерт, бывший как раз во время того случая? Радиовахта велась как положено, на многих кораблях и в береговых частях – и тут даже особисты не могли пресечь. Кто-то успел запомнить, кто-то записать – благо песни повторялись – у кого-то оказался музыкальный слух, достаточный, чтобы подобрать мелодию на гитаре или баяне. Короче, эти песни очень скоро распевал весь Полярный, и на Рыбачьем, и еще много где – уже и маршировали, горланя «Артиллеристы – Сталин дал приказ». И опять же, интересуясь – кто автор?

В общем, все непонятно! Скорее бы в море – не нравится мне, когда вот так, полный туман! Ну, а если тут и впрямь оказалась замешана некая сторонняя сила, как бы не кончилось все так, как пять лет назад: где оказались те, кто был в Испании – или резко пошли вверх, как сам нарком Кузнецов, да и наш «батя» Арсений Григорьевич, или же. В море – и хватит об этом! Вернуться – когда уже прояснится, кто и что…

Потому нужно быстрее сделать все, чтобы лодка была готова! Принять запасы, проверить механизмы, устранить неполадки, если они есть. Подготовить лодку «к бою и походу», доложить и ждать приказа. В непонятках пусть разбирается начальство – а наше дело, которое мы умеем делать, это топить немецкие корабли!

Вот наконец и приказ! Прощай, полярный город, уходим сейчас в море!

В штабе кроме комбрига Виноградова были еще Вазгин, начальник флотской разведки, и незнакомый особист с петлицами старшего майора. Что настораживало.

– Выходишь в Карское море. Сегодня же. За тобой пойдет «Котельников».

А что там делать? Операция «Вундерланд»? Карманный линкор и подлодки – на наших коммуникациях? Ну, раз приказано, пойдем, нам крупные боевые корабли еще не попадались.

– Я иду с вами. Позвольте представиться, старший майор государственной безопасности Кириллов.

Вот это уже невесело. И странно. Что особисту делать в боевом походе? Задача поставлена – найдем этот «Шеер», если повезет, утопим. НКВД тут с какой стороны?

– Вы не поняли, Федор Алексеевич. Ваша задача формулируется – не найти и утопить «Шеер», а идти в Карское море для особо секретного задания. Под руководством товарища старшего майора.

Так. Приплыли. И кто же на борту старшим будет – я или этот «старший майор»?

– Разрешите, Павел Анатольевич? Хотел бы прояснить. Вы, Федор Алексеевич, командир – и в ваши сугубо корабельные дела я не вмешиваюсь, как человек сухопутный. Но у меня свое задание, особой государственной важности, которое должно быть выполнено любой ценой. Потому я указываю, что делать – а вы решаете, как делать. Это обсуждению не подлежит. Что до моих полномочий – то вот, взгляните.

Ну и бумага! Всем… Оказывать содействие… Исполнять… Поступить в подчинение… и так далее. Похоже, этот старший майор, по своему усмотрению, может потребовать у флота абсолютно все, что можно взять! И подпись – даже не самого наркома Берии – И. Ст…!

Господи, это во что же я влип?

Вышли. Бежим вдоль берега на дизелях – на восток, что непривычно. Всем хороша «Щука», вот только нетороплива. Пожалуй, «Котельников», выйдя даже на двое суток позже, и догонит и обгонит еще до Карских Ворот.

Вот и старший майор вылез на мостик – ну и вид у него, явно укачало, сухопутного.

– На раумботе хуже было, Федор Алексеевич. Маленький он, да и волна.

Так это орлы из НКВД тот катер в море взяли? Ясно тогда, где экипаж – за борт весь, кроме одного «языка», морской осназ? Скорее, обычный – моряк бы качку лучше переносил.

– У вас ко мне вопросы есть, Федор Алексеевич?

А как же не быть? Простите, товарищ старший майор, я понимаю, что дела ваши секретные – но должен же я хотя бы в общем знать? Чтобы тоже придумать лучше – как, куда, что? Если вы, как сами признались, сухопутный?

– Что ж, Федор Алексеевич, подписку с вас уже взяли, о неразглашении. Но, надеюсь, вы понимаете, что узнав, вы будете обязаны ни при каких обстоятельствах не попасть в плен живым?

Напугал ежа голой ж…! Кто-нибудь пленных подводников видел? Вот без вести пропавших – сколько угодно. М-175, командир Мелкадзе, не вернулась в январе, Щ-401, Моисеев – в апреле, Д-3, Бибеев – в июне. К-23, Гаджиев, погибла в бою со сторожевиками, радиограмма последняя «погибаю, но не сдаюсь», место также неизвестно. Моя Щ-421 на мине подорвалась, там хоть всех спасли, «двадцать вторая» успела снять, которая сейчас за нами идет. Нет у подводников плена – и нет у них могил. Срок автономности вышел, на связь не выходит – ну, значит, все…

Так что, давай, старший майор, свои государственные секреты! Если что – со мной и лодкой на дно уйдут.

– Дело, в общем, простое. Встретиться с К-25. И совместно поохотиться на «Шеер». После «Лютцова», «Кельна» и всех прочих, подозреваю, что охотиться будут они, ну а мы – лишь смотреть. Но, может, и подсобим в чем.

Ничего себе! Так значит, это все-таки товарищи чекисты постарались? Лодку построили – только вот не верю, что хошь со мной делай, что одна лодка могла такое натворить! Просто торпед бы в залпе не хватило. А после пуска из носовых разворачиваться кормой, перископ поднимать, прицеливаться – это лишь при полном отсутствии противодействия возможно. Как, например, в Атлантике – неохраняемый конвой.

– Нет, Федор Алексеевич, тут вы ошибаетесь. Лодка эта, намного наши превосходящая, – не миф, а реальность. Вот только не наша она совсем. Вернее, не совсем наша пока. И задание, с которым мы идем, секретное и особой важности, заключается в том, чтобы она стала нашей без всяких оговорок. А «Шеер» – это так, побоку. Или, скажем точнее, необходимый этап. Яснее объяснить не могу, поскольку сам не уверен. Но очень надеюсь, что я прав.

Ну и загадки! Что ж, будем ждать ответов. Идем на восток – и слушаем эфир.

Интересные, однако, дела творятся на нашей волне!

– Потоплена подводная лодка U-209. Морской волк.

– Потоплена подводная лодка U-456. Морской волк.

Что любопытно – после, уже из Полярного, оповещение по флоту о потоплении этих двух фрицев. Две штуки за полсуток: похоже, после крейсеров и эсминцев, падеж напал и на их лодки. «Морской волк» – это, случайно, не позывные той самой К-25?

Старший майор лишь ухмыльнулся – похоже, я прав!

Сразу после второй радиограммы мы встретили караван, идущий в Нарьян-Мар. Те сначала шарахнулись было от нас, но затем опознали. А на наш запрос передали, что сегодня утром были атакованы немецкой лодкой, которая вдруг сама взорвалась и утонула. Причем с лодки той подобрали двоих фрицев, один из которых – командир U-209 (а номер-то знакомый). Услышав такое, старший майор сначала выразительно покосился в мою сторону, вспомнив мои недавние слова, а затем потребовал немедленно передать пленных ему.

Вид у немцев был самый жалкий – в каких-то драных штанах и телогрейках не по размеру. Как объяснил сержант энкавэдэшник с баржи, переодели в сухое, какое нашлось. Мне же теперь думать, куда их деть. Не придумали ничего лучше, как сунуть в кубрик, на всякий случай связав руки. Старший майор спустился вниз и, как мне сказали, долго выпытывал у фрицев обстоятельства потопления их лодки, причем записывал все на бумагу. Остался очень довольным.

Затем долго ничего не происходило – пока мы шли к Карским Воротам. Девятнадцатого днем пришло сообщение об утоплении U-601. И я уже всерьез думал, что «Шеер» утопят без нас. Майор, очевидно, тоже – потому послал радиограмму. Пришел ответ – встреча в точке с координатами, время. Майор заметно повеселел. Доставляли беспокойство лишь пленные фрицы, которые мало того что жрали в три горла, так еще и вели себя предельно нагло. Лишь угрозы выкинуть их за борт и мой категорический приказ кормить их по минимуму возымели действие. Постараюсь избавиться от них при первом заходе в порт, хоть бы это был Диксон. Оттуда, между прочим, до Норильска недалеко!

Двадцать первого утром пришло сообщение от Морского Волка – лодка U-251 торпедирована, дрейфует без хода, полностью потеряла боеспособность, координаты… Северная часть Карского моря – можно заняться ею после?

Мы в назначенной точке. Море на удивление спокойное, отличная видимость. И – тишина. Даже акустики не слышат ничего. Старший майор вылез на мостик, то и дело осматривается, в настроении приподнято-возбужденном.

– Ну, Федор Алексеевич, будет у нас сейчас или грудь в крестах, или голова в кустах. Если не обманут.

Время! Смотрим во всех секторах. Небо синее, чайки летают. Прямо юг – только вода не синяя, а серо-стальная.

И вдруг у нас на левой раковине (для сухопутных – слева и позади), кабельтовых в пяти, вспучивается море. Вода взлетает фонтаном, расступается. И появляется… Ну ни фига себе!!!

Подводная лодка – но размером, наверное, с линкор «Марат». Раза в три длиннее и аж всемеро шире нашей «Щуки». Причем формы очень странные, скругленные, как капля, и нос, и борта – нет таких ни у наших лодок, ни у немцев, ни у англичан! И если над водой видна лишь малая часть – то выходит, диаметр «капли» больше двадцати метров?! Это, если даже считать, что сколько-то занимают цистерны балласта, выходит четыре или даже пять ярусов палуб внутри?!! А в носу, наверное, целая батарея аппаратов, тут вполне можно хоть десять на десять поставить – сто торпед в одном залпе! Это же целую эскадру накроет одним ударом, как тогда у Нарвика.

И корпус – как резиновый на вид. Может, как «Пионер» в романе Адамова, не из стали сделан, а из какого-то сверхматериала? А вот пушек на палубе нет – ничего, кроме рубки. Хотя такая форма у самых первых лодок была, на надводную мореходность не рассчитанная – значит, и эта тоже всплывает редко, а так все из-под воды? Тяжело с такими размерами на мелководье и в шхерах – это явно корабль для открытого океана. А вот интересно, как легко она погружается и маневрирует?

Нас догоняет довольно быстро. Для таких размеров – ход отличный. Это какие должны быть машины? Под водой – насколько аккумуляторов хватает? Или как в романе Беляева про подводный совхоз – аккумулятор величиной с пачку папирос может сутки автомобиль двигать?

Руль вертикальный в корме, как у торпеды, но громадный – торчит вверх плавником. Ну да, чтоб такой массой управлять, площадь рулей нужна большая. Похоже, что у нее кормовые рули, как стабилизатор у авиабомбы – второй вертикальный вниз торчит, горизонтальные под водой в стороны. Не напоремся, когда подходить будем? Пожалуй, нет. Если они расположены по оси «капли», на половине ее осадки, то мы над ними пройдем, не заметив.

Рубка на палубе таких размеров кажется маленькой. Хотя она длиной с половину нас целиком, а высотой как трехэтажный дом – судя по фигуркам людей. И над ней, кроме перископов, антенны торчат – вон та явно радиолокатор, у англичан видел на эсминцах, что в Полярный заходили. То есть они антенну могут выставлять над водой, как перископ?

И явно воевали, они с кем-то уже после того, как из базы вышли. На рубке вмятина заметная спереди, и нескольких стекол нет.

Флаг подняли. Косой синий крест на белом фоне – Андреевский? Ведь давно уже империи Российской нет! А на рубке спереди, хорошо различимый в бинокль, нарисован щит с двуглавым орлом над триколором. С двуглавым орлом?!!

Ясно теперь, что значит наши, но не совсем. Все-таки белоэмигранты. Но как они построили это втайне от всего мира?

– Мля! Все, как я думал. Точно так и есть. Ох, е-е-е! – сказал старший майор, обалдев, по-моему, еще больше, чем я. – И что же мне теперь со всем этим делать? И с вами что: вас же всех теперь, кто видел, дальше Полярного выпускать нельзя!

А громадная подлодка все ближе. На палубе там выстроились матросы в оранжевых спасжилетах. И голос сверху рубки – по-русски:

– Эй, на «Щуке»! Швартуйся давай!

Хорошо хоть, море спокойное! Пришвартоваться борт к борту, когда они заметно выше нас – задача еще та. Наконец, сцепились.

– Кто у вас майор Кириллов? Наш командир приглашает к себе на борт! Вокруг все спокойно – мы смотрим и слушаем. Лодок боеспособных у фрицев здесь не осталось, «Шеер» далеко на норд-ост.

– За мной, Федор Алексеевич! – говорит старший майор. – Будешь моим военно-морским консультантом: смотри, слушай и запоминай!

Там раскатывают шторм-трап. Он не висит, а лежит на покатом борту, но от этого не легче. Особенно Кириллову. Нам помогают матросы – и наши, и те. Они в черных куртках и оранжевых жилетах – но если переодеть, от наших не отличишь. По старшему майору молча скользят взглядами, а на меня смотрят как-то странно! Поднимаясь, слышу шепот за спиной:

– Похож.

– Да не, вроде не очень…

– Что б ты понимал, салага.

И от наших кто-то спрашивает:

– Кто похож?

– Да командир ваш. На памятник.

– Какой памятник? Где?

– Где-где. В Видяево, понятно. Откуда мы вышли полтора месяца как…

Капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка «Морской волк». Карское море.

21 августа 1942 года

На встречу с предками мы шли, тщательно подготовившись. Очень жаль, что не получилось прийти на место заранее – за сутки или двое.

Подходили с предельной осторожностью – слушая шумы, на случай если в игре были подлодки. Ничего не обнаружив, просканировали дно в активном режиме на предмет обнаружения залегших там. Всплыли на перископную, подняли антенну, проверили воздух радаром. И стали ждать.

Оставалась, хоть и малая, вероятность, что Сталин решит «во избежание» просто снять с доски неподконтрольную фигуру. Паранойя? Да – но способствующая выживанию.

Никаких подлянок, однако, не было. Не крутились в небе противолодочные самолеты, не лежала на дне еще одна подлодка «для подстраховки, если что-то не так». Конечно, со стороны Сталина это было бы полным идиотизмом – но ведь писали о нем в наше время.

Предки пришли, как договорились. «Щука», одна, шла в надводном положении, не скрываясь, полным ходом. Выждав, мы всплыли у нее за кормой, но не в кильватер – вне сектора стрельбы ее аппаратов. Предки не проявили никакой враждебности. Наверное, они смотрели на нас с любопытством и ждали, что будет дальше.

Петрович по моему приказу остался в ЦП. А на мостике возле меня как-то незаметно оказался Большаков, и с ним четверо его ребят в полной боевой. Мы смотрели с высоты рубки, как «Щука» пытается пришвартоваться к нашему борту. Развернули штормтрап.

Блин, флаг мы подняли какой?! Черт с белоэмигрантами – но ведь под ним уже в эту войну власовцы против наших воевали! Хотя вроде бы это было в сорок третьем – сорок четвертом, сейчас же предатель Власов только месяц как сдался и ничего пока еще не достиг; сам факт его измены у нас пока малоизвестен. Так что пусть пока будет Андреевский.

– Кто у вас майор Кириллов?

С мостика «Щуки» поспешно спустились двое. Перепрыгнули на наш борт и стали подниматься по штормтрапу. Если идущий впереди то и дело оступался, и двое наших его подстраховывали, то второй двигался уверенно. Лицо его, когда гости поднялись наконец на мостик, показалось мне знакомым. Е-мое! Я помнил, конечно, кто был в нашей истории командиром Щ-422 – но никак не ожидал вот так встретить живую легенду Северного флота. В честь которого в нашем времени названы и база Видяево и корабль «Федор Видяев». И памятник в Полярном, к которому цветы в День Победы каждый год возлагают.

И я, капитан первого ранга, командир атомного подводного крейсера, вытянулся и первым отдал честь – ему, тогда еще тридцатилетнему капитан-лейтенанту. За которым пока числились один командирский поход на Щ-421, в котором лодка погибла, и один на Щ-422 – где он утопил один транспорт с нашей подачи. И моему примеру последовали все наши, бывшие рядом.

Первый из гостей чуть заметно поморщился. Внешне он был похож на артиста Шукшина, такой рабоче-крестьянский мужичок. Ну, да Мюллер, которого мы по «Семнадцати мгновениям весны» знаем, по жизни тоже был происхождения крестьянского, что не мешало ему успешно руководить гестапо. Дураков и простаков в органах не держат.

– Майор Кириллов?

– Так точно. Старший майор государственной безопасности. А вы, простите… да, кстати, как к вам следует обращаться, «господин» или «товарищ»?

Вежливо, доброжелательным тоном – а на место поставил. Кто не понял, армейский майор и он же из ГБ – это разница в два чина в те времена; ну а старший майор был равен довоенному комбригу, а сейчас, наверное, генерал-майору. И судя по вопросу вкупе с ударением на «старший», пытается прощупать нашу принадлежность: слышал, что в старорежимной армии в разговоре приставки опускались – штабс-капитана именовали капитаном, а подпола полным полканом. Ну, я тебе тоже сейчас загадку подкину.

– Командир подводного крейсера К-119 «Воронеж», капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович. А насчет обращения – второе привычнее, товарищ старший майор. Так и не укоренились у нас «господа», ну разве только когда очень официально. А в боевых подразделениях только «товарищи» – были, есть и будут, насколько я знаю.

Сделал короткую паузу – интересно, ответит что? Молчит, информацию осмысливая.

– А отчего мы обязаны были капитан-лейтенанта Видяева Федора Алексеевича первым приветствовать, так это вы внизу, в кают-компании, поймете – почему так, не иначе. Прошу за мной.

Спускаемся вниз через главный рубочный люк, сквозь спаскамеру, в центральный пост. Гости удивлены интерьером – старший майор оглядывается, а Видяев, тот вообще головой вертит, видно, что хочет о чем-то меня спросить, но не решается. Конечно – на лодках тех времен, да и в пятидесятые на дизельных центральный был больше на водомерный узел похож – трубы, клапаны, маховики, манометры, аж переборок за всем этим не видно. А у нас – как центр космической связи, кресла мягкие у пультов с мигающими разноцветными лампочками, люди в легкой синей форме РБ, светло, воздух чистый.

– Товарищи офицеры!

Петрович спешит навстречу с докладом. Ну приколист, мля! Нет, это не по поводу «товарищей» – хотя вкупе с «офицерами» в сорок втором звучало примерно как в двадцать первом веке «товарищ царь». А оттого, что доклад свой адресует не мне, а Видяеву! А тот вообще ничего не понимает. В присутствии командира рапортовать другому лицу принято на флоте, только если лицо в адмиральском чине! Или же – прямое начальство командира.

Причем все присутствующие предельно серьезны. Молодые смотрят даже восторженно. И шепот слышен:

– Тот самый.

– Да не совсем похож…

– Так фотки старые были.

– А памятник?

– Так лепили его когда?

А ведь Кириллов сориентировался – отступил Видяеву за плечо, смотрит с интересом, ожидая, что будет дальше.

– Это вот наш ЦП, – говорю, – и чтобы не мешать товарищам, вахту несущим, пройдем в кают-компанию.

С нашей стороны, кроме меня, были: Петрович, как моя правая рука, лицо особо доверенное и зам мой в случае чего, и Сан Саныч, как знаток истории и также лицо особо надежное. При первой встрече много народу не нужно, будут лишь мешать; хотя, конечно, если кто-то вдруг потребуется, вызовем по «Лиственнице». Ну, и Григорич внаглую просочился явочным порядком и уже присутствовал в кают-компании, когда мы все вошли. Я ему кивнул: оставайся. Пожалуй, не лишним будет и спец по идеологии и научному коммунизму.

Ведь, как я понимаю, товарищ старший майор у нас остается? Успеет еще со всеми перезнакомиться. А пока – к делу. Только сначала закончим с протоколом.

Указываю гостям на переборку, где у нас «уголок памяти и боевой славы». Сами поймут.

За стеклом – советский военно-морской флаг с гвардейской лентой. Фотография – Щ-422, из нашей истории, в Полярном. Портрет самого Видяева. Фото памятников ему же, в Видяево и в Полярном. История этого вот гвардейского флага – который в реальности Щ-422 так и не носила: указ вышел через два дня после того, как она из того, последнего своего похода в июне сорок третьего, не вернулась. Флаг приготовленный так и не был вручен и переходил «по наследству» для сохранения традиций – сначала к ракетной К-116, 675-го проекта, а как ее на слом, то к нам. И модели здесь же на полке – Щ-422, «сто шестнадцатой» и, наконец, нашего «Воронежа».

Или у старшего майора железные нервы – или он уже что-то знал или догадывался. Точно, смотрит – как будто ждал чего-то подобного. А вот у Видяева вид – как по голове мешком. Хотя, пожалуй, узнай я, что через год погибну героем и гвардейцем, чтобы «воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела», наверное, выглядел бы так же.

– Товарищ капитан первого ранга! – не выдержал, наконец, Федор Алексеевич. – Да что это такое? Откуда вы?

– А это вам товарищ старший майор расскажет, – отвечаю. – Похоже, у него это получится не хуже, чем у меня. Убедительнее – точно. Ведь так?

– Откуда вы? – спрашивает Кириллов. – Год какой?

– Две тысячи двенадцатый, – отвечаю. – И чтоб быстрее закончить с нашей историей, сделаем так. Вот вам наша «летопись» – подробный отчет, специально составили для этой встречи (ох, сколько Саныч с Петровичем возились, компонуя «выжимки» из журналов – навигационного, вахтенного ЦП, БИП, ГА с кальками маневрирования и фотоснимками). Там все о том, как мы сюда попали и что здесь делали. Читайте – мы на вопросы ответим, что непонятно. А после будем решать, что нам делать дальше.

Сели. Читают. Очень внимательно.

Надо дать большаковцам отбой. Не будет сейчас визита группы захвата из бериевских волкодавов. Первую, самую тупую проверку на адекватность предки прошли.

– Товарищ капитан первого ранга! – спрашивает Видяев. – Так что же теперь будет? Время, откуда вы, – что с ним теперь? И с нами? Мы же ведь победим? Раз вы – оттуда.

– В нашей истории победили, – отвечаю я. – Взяли Берлин в мае сорок пятого, и Девятое мая семьдесят лет после оставалось праздником всех наших народов. Но там – нас не было, и мы «Лютцов» не топили. И раз этот мир не исчез – значит, ничего не предрешено. И будущее здесь станет другим. Каким? – а вот это зависит от нас. Но там мы большой кровью победили, а здесь мы в дополнение уже десяток фигур с доски смахнули, легче должно быть хоть чуть. Я понятно объяснил?

– Все изменится, – вдруг сказал старший майор. – Хотя бы в том, что хрен я тебя, Федор Алексеевич, в море отпущу! Понимать должен, что такое тайна «особой государственной важности». Говоришь, подводники в плен не попадают – так в кубрике у тебя доказательство обратного в двух экземплярах! Не представят тебя к Герою – зато живой будешь в сорок пятом. Ты молодой еще – значит, тебе еще на таких вот кораблях служить, когда у нас их начнут строить.

Видяев хотел что-то сказать, но молча сел, махнув рукой. Кириллов обернулся ко мне.

– Я думаю, товарищ капитан первого ранга, у нас еще будет время поговорить о многом. В том числе и о том, как потомки наши дошли до жизни такой, что «товарищи» под царским орлом и Андреевским флагом ходят, очень интересно будет это послушать и мне, и кое-кому повыше. Пока же у нас самое ближнее дело – «Шеер». И очень хотелось бы узнать ваш план, Михаил Петрович.

– Для начала вот информация по «Вундерланду», – говорю я и пододвигаю ноутбук. – Как он развивался в нашей истории.

После полудня 21 августа поступило сообщение от самолета-разведчика об обнаружении долгожданного каравана. Девять пароходов и двухтрубный ледокол находились всего в шестидесяти милях от крейсера, восточное острова Мона, и двигались встречным, юго-западным курсом. Это был вышедший 9 августа из Архангельска по Севморпути «Третий арктический конвой» в составе восьми сухогрузов и двух танкеров, которые направлялись в порты Дальнего Востока и Америки. 16-18 августа суда сосредоточились на рейде Диксона и далее пошли на восток в обеспечении ледокола «Красин»; позднее к конвою присоединились ледокол «Ленин» и британский танкер «Хоупмаунт». Охранения в Карском море караван не имел – до сих пор в этих краях корабли противника не появлялись.

В донесении гидросамолета ошибочно указывалось, что суда шли на юго-запад, а не на восток, как на самом деле. Это дорого обошлось немцам – МеендсенБолькен решил прекратить движение на восток и занял выжидательную позицию в районе банки Ермака. Здесь он должен был неизбежно встретиться с конвоем, если бы тот осуществлял движение на запад, обходя остров Мона с севера.

Снова послали самолет. Но с востока на запад двигалась сплошная полоса тумана, район обнаружения транспортов не просматривался, и самолет вернулся ни с чем. Весь вечер 21 августа и ночь на 22-е крейсер ждал, что добыча сама выскочит на него. Между тем служба радиоперехвата фиксировала интенсивный радиообмен, постепенно удалявшийся к северо-востоку. Меендсен-Болькен заподозрил неладное и, несмотря на туман, ограничивавший видимость порой до ста метров, продолжил движение на восток. Но потерянное время оказалось невосполнимым.

К утру 22-го «Шеер» почти достиг архипелага Норденшельда и вновь запустил самолет. Конвой найти не удалось, и самолет занялся выяснением ледовой обстановки. Вскоре служба радиоперехвата смогла не только засечь, но и расшифровать одно из советских радиосообщений, в котором указывался курс каравана 43 градуса и скорость 5 узлов. И только теперь немцы поняли, что караван двигался на восток и находился вблизи западного входа в пролив Вилькицкого.

Оставалось только догнать и уничтожить. Но сильно мешали льды. Направление их движения, в зависимости от ветра, резко менялось, и в кратчайшее время то возникали, то исчезали огромные ледяные поля. Несмотря на все эти трудности, Меендсен-Болькен вел крейсер вперед, однако расстояние сокращалось крайне медленно. 23-го числа во второй половине дня «Арадо» вновь обнаружил суда конвоя, которые к тому времени находились уже на якорной стоянке в проливе Вилькицкого, у острова Гелланд-Гансена. Ширина свободной ото льда полосы колебалась от 5 до 15 миль, но и на ней приходилось постоянно лавировать, избегая встречных льдин.

Весь день 24 августа «Шеер» продолжал движение на восток. Горючего для самолета не хватало, и его решили не запускать. Это оказалось еще одной ошибкой Меендсен-Болькена – во второй половине дня, уже достигнув острова Русский, из-за внезапной перемены ветра рейдер был окружен плавучими льдами и попал в ледовый плен. Глыбы уже начали сдавливать борта корабля, но новая перемена ветра способствовала тому, что спустя несколько часов удалось выйти на рыхлый лед. Несмотря на это происшествие, «Шеер» упорно продвигался на восток. На преодоление десяти миль пути в отдельных случаях приходилось затрачивать до девяти часов!

Самолет, высланный рано утром 25 августа для ледовой разведки и уточнения координат корабля, при возвращении неудачно приводнился и полностью вышел из строя. Его пришлось расстрелять из 20-миллиметровой зенитки (всего за пять дней операции «Арадо» совершил одиннадцать вылетов). Лишь после этого командир рейдера потерял надежду догнать конвой и повернул в обратном направлении.

Отход на запад удалось осуществить на значительно большей скорости. Уже к 11 часам крейсер прошел архипелаг Норденшельда и приблизился к острову Белуха. Здесь с «Шеера» заметили неизвестное советское судно, которое, как выяснилось впоследствии, было вооруженным ледокольным пароходом Главного управления Северного морского пути (ГУСМП) «Александр Сибиряков» (1384 брт)[20]20
  Тонина О., Афанасьев А. «Война в Арктике. 1942 год. Операция „Вундерланд“».


[Закрыть].

– Так! – сказал Кириллов. – Михаил Петрович, вы уверены, что история пока течет в том же русле? Что отдельные обстоятельства не меняются на противоположные. Сегодня двадцать первое. Вы абсолютно уверены, что и в этот раз пилот разведчика ошибется, а не сообщит на рейдер правильный курс каравана?

– Пока не было такого, – уверенно отвечаю я. – Все совпадало. U-209 пыталась атаковать наши суда с людьми как раз там, где мы ее утопили. Точно по графику «Шеер» вошел в Карское море, встретился с U-601, затем с U-251.

– «Лютцов», – вдруг вспомнил Сан Саныч, – он раньше вышел. Должен был девятого августа. А было.

В воздухе почти ощутимо сгустилась грозовая туча.

– Товарищ капитан первого ранга, – отчеканил Кириллов, – настоятельно прошу предоставить мне связь со штабом флота. Надо немедленно послать сообщение в Полярный и руководству Севморпути!