Текст книги "Судьбы местного значения"

В груди болело. Понимали мужики, на что шли. Но у излучины они будут их ждать. И надеяться…

Глава 6

Костер давно прогорел. Угли еле тлеют. Небо посветлело, но в чаще еще темно. Серые контуры деревьев вокруг и тела спящих бойцов. Устали ребята, сопят, похрапывают.

Глаза слипаются, но спать… нельзя спать – опять приснится…

Чичерин дотянулся до котелка, вода еще оставалась, теплая, но немного взбодрила. И вновь мысли о Витьке. Нет, лучше не вспоминать. Но такое захочешь, не забудешь. Страшная смерть…

Если бы не сержант, так и сидел бы в немом отупении, глядя, как немецкий танк двигается к мосту, размазывая гусеницами мертвых коров и людей…

А друга не видно. Слишком много навалило тел меж мостовых перил. Смог ли он добраться до обрыва и замкнуть цепь? И вдруг он видит Витьку. Он что-то говорит. Нет, ничего не слышно, далеко, и нельзя в канонаде боя ничего услышать. Можно только видеть. Можно ли увидеть крик? А вот можно!

«Взрывай, Юрка! Взрывай!»

Танк дополз уже до середины моста.

– Взрыва-ай! – отдалось в голове многоголосьем.

– Йы-ы-ы! – взвыли рядом. Тело пробило ужасным холодом. Стало до жути страшно.

Что-то сержант орал, дергая машинку к себе, но оглушенный лейтенант резко повернул ключ и навалился на ПМ-2, вдавливая её в песок[8]8
  ПМ‐2 (подрывная машинка) – малогабаритная динамомашина постоянного тока.


[Закрыть].

Земля вздрогнула, и пришел оглушающий рев, после исчезли все звуки…

Невольный стон. Встрепенулся сержант. Осмотрелся, сонно моргая, уставился на Чичерина.

– Не спите, товарищ лейтенант?

– Да вот… – пожал плечами Чичерин. Получилось виновато и как-то по-детски.

Степаненко сел, потер лицо, затем глотнул воды из котелка.

– Этим нужно переболеть, и желательно быстро, – жестко сказал сержант. – На войне убивают, лейтенант. От этого никуда не денешься. Поминать и оплакивать будем потом. А сейчас надо воевать. С умом. Ты командир. И бойцы на тебя как на знамя смотрят…

А ведь прав сержант. Если б не он…

…В ушах стоял звон. В глазах троилось. Тошнило. Все болело, будто взяли за шиворот и шваркнули об землю со всей дури. Неужели так с двух ящиков бабахнуло? Или в быки больше взрывчатки заложили? Чичерин осмотрелся. Рядом бойцы еле шевелятся и беззвучно рот разевают. А что там немцы? Не успел лейтенант приподняться и посмотреть на тот берег, как сверху начали падать кровавые ошметки. Люди шарахались от них, как от гранат. А лейтенант не мог оторваться от коровьей головы, частично без шкуры, без одного рога и без челюсти и с единственным глазом. Говядина лежала на бруствере, и казалось, что мертвый зрачок пронзает лейтенанта насквозь.

Позади кого-то вывернуло. Лейтенант вздрогнул и оглянулся. Степаненко утирал рот, косясь на нечто у толстенной сосны.

– Не… смотри… командир… – выдохнул сержант между спазмами. – Там…

Чичерин взял себя в руки и повернулся к мосту. Но все же взгляд задержался на говядине…

От моста мало что осталось. На месте центрального быка плавает бревно и множество мусора. Показалось, что река в этом месте стала шире. Даже настил съезда исчез, а он больше на самой земле лежал. По берегу сдуло весь камыш. И все вокруг было усыпано красным…

А где танк? Башня валялась в канаве, в которую Чичерин с Юркой с первыми выстрелами скатились. А корпуса не видать. Утоп?

После взрыва стрельба смолкла, будто контузило вокруг всё и вся. Но немцы очухались первыми – пулеметными очередями прошлись по гребню. Где-то на том берегу взревели танки.

Первым опомнился Степаненко:

– Уходим, лейтенант! Уходим!

Чичерин развернулся, и его взгляд зацепился за то, что было когда-то человеком. Сержант, недолго думая, подхватил оцепеневшего лейтенанта и поволок в глубь чащи. Следом побежали уцелевшие бойцы. Первый снаряд лопнул где-то вверху, попав в сосну. Взвизгнули осколки, впиваясь во все вокруг. Степаненко с Чичериным рухнули на землю. Но сержант вновь вскочил и потащил командира, держа за шиворот и ремень. Чичерин хотел рявкнуть, но разом заткнулся, увидев еще одно разорванное тело…

– Взрыва-ай! – отдалось в ушах.

Рявкнуло. Еще раз. Бойцы быстро уходили в глубь чащи. Снаряды рвались на бровке и среди стволов. Вскрикнул один красноармеец, второй… раненых подхватывали и тащили дальше. Чичерин бежал, падал, его тут же подхватывали. В глазах мелькали сосновые стволы, по лицу нещадно хлестали ветки – подлесок густел.

Как-то неожиданно выскочили на грунтовку и попадали, тяжело дыша.

У реки еще грохотало. Кого там немцы обстреливают? Или со злости долбят?

– Уходить надо… – выдохнул сержант. – Немцы переправятся и преследовать будут.

Чичерин лишь согласно кивнул, сил говорить не было. В голове еще гудело от контузии, кружилась голова и немного подташнивало. Но это еще ничего, стоит задуматься, или прикрыть глаза, так вспоминается картинка пережитого ужаса…

Лейтенант тряхнул головой, пытаясь отогнать видение, потер лицо. В руку сунули флягу. Глотнул, в голове немного прояснилось.

– Надо наших предупредить, товарищ лейтенант.

Чичерин кивнул. И сразу вспомнил: «Сюда движется танковый клин немцев… ноги в руки, и выдвигайся в расположение полка, доложи про все, пусть готовятся к обороне, а сам, как носитель ОГВ, к своему начальству с тетрадью… и не вздумай попасть в плен. Если информация попадет к немцам…»

Плохо слушал друга. Плохо. Действительно, тетрадка никаким образом не должна достаться врагу.

– Первый раз под обстрелом? – неожиданно спросил сержант.

– Первый, – признал Чичерин.

– Ничего, – вздохнул Степаненко, – привыкнете, товарищ лейтенант госбезопасности.

Канонада у реки стихла. Все тревожно посмотрели в ту сторону. Сержант с лейтенантом переглянулись.

– Построй людей, сержант.

Пока бойцы строились, Чичерин посмотрел на планшетку и вздрогнул – вся иссечена и край пробит. Быстро открыл, проверил тетрадь и облегченно выдохнул – цела.

Прошелся вдоль строя. Что-то мало бойцов выскочило. Стоит четырнадцать, из них половина легкораненых, а по виду контузию имеют почти все. Еще трое тяжелых, без сознания.

– Бойцы! Товарищи!.. – начал Чичерин и сбился. Надо что-то сказать. Правильное, необходимое. Но все слова вдруг потерялись.

– Товарищи, – повторил лейтенант тише. – Вы сами всё видели. Враг, он… это не люди. Нелюди это. И наш долг истреблять его. Беспощадно! – И тут вспомнилась строчка из тетради. Спорная, как показалось вначале, строчка. – Бить врага надо так, чтобы враг умирал за свою родину!

Лица бойцов посветлели. Значит – правильно сказал. Вот и сержант согласен.

– Правильно говориш, командыр! – воскликнул правофланговый боец. – Оны звэри! Их рэзат надо!

И вновь одобрение среди красноармейцев.

– Как тебя зовут, боец?

– Красноармээц Умар Абадиев!

– Отлично, боец! – улыбнулся лейтенант. – Резать тоже будем. Я, как старший командир, беру командование на себя. Приказываю проверить оружие, боеприпасы и доложить сержанту. Затем выдвигаемся на восток, на соединение с частями Красной армии. Вольно!

Солнце жарило нещадно. Дождя бы. На западе виднеются тучи, и слышны редкие грозовые разряды. Догонит ли гроза?..

Шли вдоль грунтовки. Из-за тяжелораненых старались держаться в тени. Да и самим легче. Хотя как посмотреть. Носилки самодельные, из жердей и плащ-палаток. Несут те, кто не ранен, или ранение незначительное, а таковых семеро. Остальных задействовали в дозорах – трое в двухстах метрах дозором, трое позади.

Лейтенант тоже помогал нести раненых. Сержант было намекнул – командир же, но Чичерин так посмотрел…

Вот и выходило – четверо несут, остальные рядом. Устали – смена. Но чем дальше, тем тяжелее. Стали чаще делать смену. Тяжело? Надо терпеть! Вон Абадиев несет и перекура ни разу не попросил. Тихо ругается, непонятно, зло, но несет. И на очередной смене меняться отказался.

– Это мой товарыщ! – объяснил он.

– Отдыхать надо, красноармеец. Уступи-ка командиру.

Чичерин поднял носилки, и группа двинулась дальше. Пока несешь, можно подумать, а над чем поразмышлять было, и изрядно.

Большую часть тетради Чичерин пробежал поверхностно, лишь иногда внимательно вчитываясь в некоторые места. Если делали большой перерыв на отдых, то обязательно доставалась тетрадь и, найдя интересующее место, лейтенант читал. И сразу возник вопрос – откуда простой лейтенант может это знать? Да с подробностями! Шпион? Как бы не так. Тут вовсе наоборот выходит. Разведчик? Это Юрка-то?! Но первоначальный вопрос виснет без ответа. Чичерин точно знал, что никуда друг из части не отлучался, а собирать такие сведения, находясь неотлучно на службе…

Количество дивизий на многих направлениях, их состав, вплоть до имен командующих и штабистов, количество техники подробно. Информация прямиком из немецкого генштаба? Не смешно. Черт, тут мистикой попахивает. А в Бога Чичерин не верил.

Тут даже аналитика не помогает, а этому хорошо учили. Вопросы бы позадавать, сопоставить ответы, да кого опросить-то?

Чичерин принялся размышлять, перебирая в уме прочитанное. И неожиданно почувствовал несуразность. Что-то в тетради цепляло. Еще в первый раз, читая, странное чувство ощутил, но события закрутили, и забылось, а вот сейчас вновь свербит.

Но что?! Арьергард танковой дивизии, что скоро может нагнать их маленький отряд? Нет, не то. Техника… личный состав… командующие… тоже нет.

Что-то имеется очевидное, о чем он знает наверняка.

На каждом передыхе лейтенант вытаскивал тетрадь и начинал пролистывать страницы. И наконец нашел! В описании действий немецких диверсантов из «Брандербурга» (правильное ли название, надо уточнить) имеется слово «рекогносцировка». Написано правильно, а Юрка всегда путался в этом слове. Арьергард, кстати, тоже правильно написан. И вообще – нигде нет ошибок! А Юрка их много делал. Чичерин бывало стыдил друга – почерк идеальный, а грамотность никакая! Тут же ни одной. Даже в сложных словах. Даже в незнакомых словах, хотя тут не уверен. Но факт – ошибок нет. Почерк несомненно Юркин, значит, писал он. Кстати, когда успел только? Надо помкомвзвода спросить, может, знает чего.

Лейтенант оглянулся – Степаненко шел позади, внимательно осматривая окрестности и держа «суоми» наперевес.

– Сержант!

Степаненко нагнал носилки и зашагал рядом.

– Сержант, ты ничего странного за Ви… за лейтенантом Петровым ничего не замечал? За два крайних дня.

– Ничего, товарищ лейтенант госбезопасности.

– Ты вот что, обращайся просто – командир. Значит, ничего странного?

– Ничего, командир. Разве что вчера, с самого утра никуда из своего кабинета до вечера не выходил, так часто бывало – выпили накануне, за Победу. А с утра никаких приказов не поступало, так он мне – занятия проводи, а сам заперся. А вечером к связистам сбегал, но ненадолго, минут на десять. Потом сразу в штаб к командиру сходил, а потом приказал машины готовить и поутру выдвинуться.

– Так… – задумался Чичерин.

Значит, весь день, вечер и, возможно, ночь Юрка писал, с перерывом на визит к связистам. Зачем, кстати? Если в райцентр звонить, так пара минут на соединение, возможно больше. А если абонент не на месте? И за десять минут толком не поговорить. Связистов опросить бы. И поскорее. Только топать еще долго…

– Черт, добраться бы быстрее!

– Да, – согласился сержант. – Жаль, машины раздолбало, давно бы на месте были.

Обе полуторки стояли за гребнем, но под снаряды попали. У одной прямое в кабину, у второй осколками разорвало все скаты, и мотор повредило. Из водителей уцелел только легкораненый красноармеец Голубев. Вон, впереди с дозором группу у развилки дожидается. Ждут командирского решения – налево или направо. Чичерин помнил карту и с местностью был знаком, но уточнить стоило. Следовало отдохнуть.

– Голубев, по какой дороге ближе?

– Ежели к штабу, то налево, правая – в расположение саперного батальона ведет и на десяток кэмэ длиннее. Мы из расположения именно по ней ехали. Не ахти дорога…

– Понял, спасибо, боец, – прервал красноармейца лейтенант. – Привал десять минут!

Носилки положили на землю. Чичерин встряхнул уставшими руками и полез было в планшетку за тетрадью, но его окрикнули:

– Командир!

Над двумя тяжелыми склонились бойцы. Третий ерзал на носилках, силясь посмотреть, что происходит. Лейтенант подошел ближе.

– Не донесли… – Степаненко поднялся и стащил пилотку с головы. – Тихо ушли ребята… эх!

С минуту постояли молча. Затем Чичерин шагнул к носилкам и присел.

– Как самочувствие, Маврищев? – спросил он у раненого бойца.

– Терпимо, товарищ лейтенант госбезопасности, – с трудом произнес тот.

– Крепись, боец, – кивнул Чичерин. – Тебе еще с немцами поквитаться надо.

Встал. Отвернулся. Плох Маврищев, и ничем не поможешь. Ни лекарств, ни бинтов. Донести бы…

Могилу выкопали быстро – песок. На дно нарезали еловых лап. Положили бойцов, лица прикрыли плащом. Сделали аккуратный холмик. Вместо памятника положили пилотку.

Встали вокруг. Помолчали. Сержант вдруг резко сдернул «суоми» и отсоединил диск. Глядя на него, лейтенант тоже достал пистолет. Разрядил, затем взвел курок. Щелкнули спуски оружия в последнем тихом салюте. Прогромыхала гроза.

Чичерин убрал ТТ в кобуру и оглянулся. Грозовые тучи приблизились. Надо поспешить. Вдруг не только гроза их догонит. И из-за грозовых разрядов гул техники не услышишь…

Теперь шли быстрее. Носильщики сменялись практически на ходу, а лейтенант опять размышлял о друге и тетради. Пытался понять источник сведений, но мысли вязли в этом вопросе. Наконец он решил его отложить.

Дорога начала петлять. На очередной «змейке» группу дождался Голубев.

– Командир, там у реки наши вроде, – доложил боец.

– Что значит вроде?

– Охраняют его. А старшой у них в форме НКВД. Странно это.

– Почему странно? – спросил Чичерин и осекся.

Боец хотел было ответить, но лейтенант остановил его жестом.

– Как разглядели? Вас не заметили?

– Не заметили, командир. Мы обочкой шли, там ветла густо растет, но воду и противоположный берег видно. Заметили мост и людей на нем, затаились и понаблюдали…

– Та-а-ак… – задумчиво протянул Чичерин.

Из дальнейшего рассказа Голубева лейтенант выяснил – на виду у моста четверо. Еще двое на том берегу в кустиках сидят, да так, что с дороги их не видно. Значит, на этом берегу тоже «секрет» имеется.

Но кто это? Память подкинула название из тетрадки – «Бранденбург», и вспомнились Юркины слова, сказанные перед появлением немцев. Но если это «брандербурги», то зачем охранять этот мост? Речка-то не широкая, один пролет всего. И как эта группа диверсантов разминулась с Петровым? Или они налево свернули, а потом с правого Юрка проехал?

Эх, Юрка, Юрка…

Лейтенант вздохнул. И вспомнил слова друга.

– Голубев, а чем вооружены – рассмотрели?

– Автоматами. ПДД вроде, не уверен.

– Такой? – Чичерин ткнул пальцем в «суоми» у Степаненко в руках.

– Такой, – подтвердил боец.

Последние сомнения отпали. Чичерин точно знал все приказы по управлению. Были приказы по заградотрядам, по охране железнодорожных и автомобильных мостов, на ветках основных направлений и шоссе. Для этого действительно выделили бойцов из НКВД, но группами командовали сержанты. На охрану мостов второстепенных дорог людей не выделяли, их не хватало. И вооружены эти отряды винтовками Мосина, лишь у сержантов встречалась АВС.

Чичерин с сержантом самолично сходил на рекогносцировку. Осмотрели мост и прилегающую местность. Вернулись, и лейтенант задумался. У всех диверсантов автоматы, а у них только один. Мало того, патронов почти нет. К «суоми» один диск, и по полтора десятка на винтовку. Два пистолета и по одному магазину. Затевать перестрелку – дело дохлое. Враз положат. Тут надо напасть внезапно, а как? Незаметно не подойти. За сотню метров до моста ни кустика. И до этого укрыться негде. Разве что по лесу обойти, но и там неожиданного броска не выйдет. На этих ста метрах успеют положить всех, да не по разу.

Обсудил свои мысли с сержантом. Тот внес свои предложения. Надо сказать, толковые. Но оба сошлись во мнении, что мгновенного броска не выйдет. Хорошо бы скрытно по берегу пробраться, но у моста этот берег высокий – увидят. Жаль, гранат нет, проще было бы…

– Командыр, я могу к мосту доплыт, – сказал Абадиев. Он рядом стоял и разговор командиров слышал.

– А потом? – спросил лейтенант.

Красноармеец Абадиев скинул вещмешок и, развязав его, достал кинжал.

– Потом рэзать буду, – ответил боец и улыбнулся.

Зловеще так, что Степаненко поежился, а у Чичерина по спине холодок пробежал, но вида не подал. Клинок был красив и грозен. И ясно, что этот боец им владеет.

– Кинжал откуда?

– Дэда кинжал. Мнэ до моста добратса. Вырэжу всэх!

Лейтенант переглянулся с сержантом. Тот кивнул.

– Хорошо, боец, принято.

Абадиев еще больше оскалился и начал раздеваться. Разулся и размотал обмотки, скинул гимнастерку и рубаху, явив густую растительность на груди. Ножны он оставил, зажав в руке клинок.

– Как до моста доберешься, затаись. После залпа действуй.

– Понал, командыр, – кивнул красноармеец и стал пробираться через кусты.

А лейтенант хлопнул по плечу Степаненко:

– Давай, сержант, действуй.

Тот кивнул и, забрав троих бойцов, перебежал грунтовку и скрылся в лесу.

Тем временем Абадиев вошел в воду и сразу окунулся по голову. Вынырнул, затем поплыл, держась рядом с берегом. Из-за изгибов и кустов боец иногда пропадал из вида.

Чем ближе он подплывал, тем напряженнее становилось. Вдруг боец пропал.

Лейтенант с двумя красноармейцами начали подкрадываться ближе, не переставая всматриваться в водную гладь, ибо без Абадиева может ничего не выйти. Главное, чтобы он раньше залпа не выскочил. Степаненко уверял, что все бойцы на стрельбах показывали отличный результат. Но на стрельбище по мишеням стреляют, а тут враги, и тоже оружие имеют…

Добрались до намеченной позиции. Дальше тоже есть кусты, но редкие, могут заметить.

Лейтенант знаками распределил цели. Приготовили оружие и замерли, кося глазами на текущие воды. Где же Абадиев?

– Есть! – шепотом воскликнул Голубев.

Тихий шепот наверняка потерялся в шуме ветра. Но для порядка командир сунул кулак под нос Голубеву. Затем вопросительно поднял бровь. Где глазастый боец разглядел Абадиева, никто не понял. Красноармеец пододвинулся ближе и шепнул почти в ухо:

– Под сводом он. Знак дал – готов.

Чичерин кивнул. Теперь ждать Степаненко. Его группа должна начать, но перед этим найти секрет на этом берегу. Хорошо бы они первыми заметили прикрытие, но как ни ждали выстрелов, нестройный залп с заполошными очередями грянул внезапно…

* * *

Юрген Штольц раздраженно прихлопнул комара на щеке. Ладонь украсилась кровавым пятном. Обер-лейтенант обтер кровь и выругался про себя. Черт бы побрал этих кровососов! И эту духоту! Он покосился на фельдфебеля. Бруус вяло отмахивался от комаров, наблюдая за камрадами у мостового настила. Те тоже страдали. От жары и слепней, что кружили вокруг, словно истребители. И кусали. Больно. Ветки, которыми отмахивались, мало помогали. Нет-нет да и вопьется кусачая тварь. А солнце так и жарит. В тени тоже не сахар – душно и комары. Там жрут и здесь жрут. Русские лесные бандиты! Черт бы побрал эту спешку, пришлось срочно исполнять приказ, а русской формы по размеру не нашлось. Скинуть бы потную гимнастерку и в реку ухнуть. Можно прямо в ней – и так сырая, кроме того, мала на размер…

Штольц в который раз отогнал эти мысли и снова покосился налево, но взгляд его устремился поверх сосновых крон. Там клубились темные тучи. Сверкали молнии и доносился гром. Скоро посвежеет, но потом наверняка грянет дождь. Все равно мокрому быть. Вот снова отсверк молнии и через пару секунд громыхнуло. Близко уже.

Пару часов назад с запада донесся гул, и это был не грозовой разряд. Затем бухало гораздо тише, но часто. Так в грозу не бывает. Значит, там идет бой, но с кем? Никто по дороге на запад не проехал. Неужели на том перекрестке разминулись? Жаль, мало солдат выделили, послать бы разведку. После взрывов обер-лейтенант снял с прикрытия двух шутце с этого берега и послал на западный. Вдруг уцелевшие русские по этой дороге пойдут? Тут их и зажмем. Парни Карла умелые, но если не справятся, так камрады из танковой дивизии помогут.

– Налево… – тихо хмыкнув, прошептал фельдфебель. – Ждать…

– Что ждать? – отвлекся от своих дум Штольц.

– Машут, – шепотом ответил тот и движением головы показал на четверых камрадов. – Как на флоте.

Обер-лейтенант взглянул на солдат. В хаотичном движении веток ничего такого не углядел.

– Знаешь флаг-сигналы?

– Семафорную азбуку, – поправил фельдфебель. – Изучал. Например, сейчас «Опасность» отмахали…

Автоматные очереди раздались в лесу неожиданно. Зачастили винтовочные выстрелы и грянул залп от кустов. Солдаты на мосту попадали, но откатились за выступы и открыли ответный огонь только двое. Один шутце рухнул замертво, второй вскрикнул, зажал рану на бедре и начал отползать в укрытие.

Фельдфебель перекинул автомат, но выстрелить не успел. Дернулся пару раз и обмяк. Просвистело несколько пуль.

Рой мыслей пронесся, как ураган. Это русские, без сомнений. В кампфгруппе все до последнего шутце знают, что впереди работает боевая группа «Роланд»[9]9
  Отряд «Роланд» – подразделение «Бранденбурга-800».


[Закрыть], и имеют приказ – в людей в форме противника у мостов не стрелять. Что могло пойти не так? И как эти русские поняли, что у моста ряженые? Неужели Краузе не справился с задачей?

Чвяк-чвяк… вжиу-у… чвяк…

Тело бедняги Брууса вздрагивало от попаданий, одновременно защищая обер-лейтенанта. И не отползти – кусты и бруствер мешают, сами эту позицию выбрали. Она хороша при стрельбе по противнику, двигающемуся с востока. А тут только вылезь, все как на виду…

Штольц перекинул «суоми» поверх тела и открыл ответный огонь. Вдруг боковым зрением заметил нечто вылетевшее из-под моста. Засверкал длинный клинок. И «суоми» замолчали. Кто-то натужно закричал. Вновь блеснул клинок. Меч? Штольц оторопел. Это был короткий меч, похожий на гладиус, который держал обнаженный… спартанец?..

В ключицу впилась огненная игла, что-то чиркнуло по макушке, и свет в глазах померк…

Не вышло у Степаненко подкрасться незаметно. Грянула перестрелка и дальше думать стало некогда. Залп по укрывшейся паре и четверке на мосту. Есть! Из кустов выпал «суоми». Прилетела очередь в ответ – густо полетела сбитая листва и ветви. С моста доносится отчаянный крик и зловещее рычание. Но отвлекаться нельзя – очень важно добить того, что в кустах. Он опаснее. Уйдет в чащу, и свищи его. Словить на мушку укрывшегося за трупом вражину, и выстрел – выстрел – выстрел. Что-то чиркнуло по плечу и ухо обожгло. Сволочь! Я тебя достану! Выстрел. Было видно, как тот сунулся за труп и замер. Выстрел, чтоб наверняка, и перенести огонь на мост. А там меж бревенчатых выступов мечется Абадиев с клинком.

– Не стреляя-а-ать! – отчаянно кричит лейтенант.

Протяжный грохот грозового разряда и наступила тишина.

Лейтенант поднялся, настороженно зыркая по сторонам, двинулся по дороге к мосту. Бойцы пошли следом. Чичерин рукой показал на лес.

– Проверить. Голубев со мной.

Что там у Степаненко – пока не ясно. Но стрельбы нет, и никто не вышел. Значит, сторожко надо.

Абадиев вдруг с моста метнулся к кустам. Заглянул, затем вернулся. И начал как-то странно двигаться. Он кружил вокруг убитых, хлопая руками и вытаптывая ритм по настилу. И Чичерин понял – это танец. Даже название вспомнил – вайнахский зикр.

Лейтенант приблизился. Абадиев, как и обещал – вырезал всех. Буквально. Успел он к кустам, где двое в засаде сидели, сбегать. Там тоже дорезал? Вот черт, от обилия крови даже немного замутило. А надеялся кого-нибудь живым взять…

– Командир! – тронул лейтенанта Голубев.

Из леса вышло трое – два бойца и сержант. Его под руки поддерживали.

– Где Красин и Баранов?

– Убиты, товарищ командир, – ответил Степаненко, держась за голову. Сквозь пальцы струилась кровь. – Хитро эти сволочи спрятались…

– Перевязать, – распорядился лейтенант и показал на тела ряженых. – Бинты у этих возьмите, должны быть. Собрать оружие, патроны, документы. Убитых и Маврищева принесите сюда.

Чичерин посмотрел на кусты, где лежала пара тел.

– Голубев, со мной.

Этих Абадиев не резал. Счел мертвыми, но убедиться стоит. И забрать кое-что. Чичерин поднял оба автомата. Один передал бойцу, второй забросил за спину. Склонился над телом первого немца. Можно было не проверять, и так видно – мертв. Карман пробит и весь в крови, но документы лейтенант аккуратно вынул. Имеется только зольдбух. Несмотря на разводы, фамилию прочитать можно – фельдфебель Алекс Бруус.

Чичерин рванул ворот гимнастерки, подцепил бечеву и потянул – вместе с бечевой потянулась майка, еще чуть вытянуть и ага – орел со свастикой. И эти только гимнастерки напялили. Лейтенант сорвал жетон, сунул его в планшетку и повернулся ко второму телу. На этом гимнастерка с лейтенантскими петлицами, и вроде как дышит. Жив, падаль? Чичерин избавил ряженого от пистолета и забрал документы. Вот тут как у Краузе, комплект – и зольдбух, и удостоверение. И кто же это у нас? По зольдбуху – обер-лейтенант Штольц, а по удостоверению – лейтенант госбезопасности Сидоров Иван Петрович. Судя по дате, документу два года уж, а выглядит, как вчера выданный. И скрепочки блестят…

Расстегнул ворот, вытянул жетон и в планшетку. В этот момент ряженый застонал и открыл глаза.

– Интересные у вас документы, даже не знаю, как обратиться, – язвительно сказал Чичерин по-немецки. – Как к обер-лейтенанту Юргену Штольцу? Или как к лейтенанту госбезопасности Сидорову Ивану Петровичу?

Немец зло смотрел на лейтенанта и молчал.

– Странно, не правда ли? – продолжил Чичерин уже по-русски. – Два документа на одну персону от воюющих сторон. И не делайте вид, что не понимаете меня. Морщитесь? Зря.

Немец скосил взгляд на ранение, затем вернул взгляд. Чичерин решил игнорировать намек.

– К какому подразделению полка «Бранденбург» относитесь вы?

На лице Штольца отразилось удивление. Но молчит. Размышляет?

– Тянете время? – хмыкнул лейтенант, вновь перейдя на немецкий и пристально наблюдая за мимикой. – Зря, обер-лейтенант. Вы скорей всего из группы «Роланд», что временно приписана ко второй камфгруппе.

Удовлетворенно улыбнулся – есть!

– Окажите мне помощь и сдавайтесь! – внезапно сказал на чистом русском немец. – Я вам гарантирую жизнь. Кроме того варвара.

Чичерин покосился на бойцов. Абадиев уже оделся и теперь помогал в сборе трофеев.

– Я видел, как он убивал моих товарищей! – заявил обер-лейтенант. И осекся.

– Сейчас я Умара позову сюда, – процедил Чичерин, потемнев лицом, – и попрошу его рассказать – как ваши камрады расстреливали женщин и детей из пулеметов, а потом давили их танками.

– Зови своего зверя, и увидишь – как умирает солдат великой Германии!

– Голубев, – обернулся Чичерин к бойцу. – Иди, помоги там. Я тут сам управлюсь.

Затем он посмотрел на немца. Тот побледнел.

– Я не буду звать Абадиева сюда, – спокойно сказал лейтенант. – Он свой танец станцевал уже. И ты не солдат. Ты палач. И сдохнешь тут.

НР-40 вошел в бок и повернулся. Немец приглушенно взвыл и замер, а Чичерин обтер клинок и направился к дороге. На душе было гадостно. Если б не был немец ранен, можно было к своим доставить. Хороший «язык». Но нельзя, не довели бы. И живым оставлять тоже нельзя, слишком много этот диверсант узнал. Но какова сволочь!

Лейтенант посмотрел на свои руки. Подрагивают. Первый лично убитый. Ножом. Враг, но все же…

На лужайке собрались все бойцы. Носилки с Маврищевым у обочины поставили. Чуть поодаль тела погибших Красина и Баранова положили. А трупы диверсантов в сторону оттащили. Перевязанный Степаненко сидит и трофеи перебирает.

– Хлам, командир, – сообщил сержант, бросая «суоми» в беспорядочно лежащие автоматы. – Искорежило, не починить.

– Патроны достань тогда.

– Вынул уж. Негусто.

Чичерин скривился – с оружием и боеприпасами прям беда какая-то. Еще руки продолжают дрожать. Нащупал фляжку с водкой, отхлебнул немного – не помогло, и не поможет. Тут одной не обойтись. Сунул флягу Абадиеву. Заслужил. Только благодаря ему тут всех чуть не положили.

– На, выпей, боец.

Но тот отрицательно покачал головой.

– Нэт, командыр, нэ хочу, напилса… – и Абадиев провел ладонью по гортани.

Жест красноречивый, особенно после той резни, что устроил этот вайнах на мосту. И тут что-то щелкнуло у лейтенанта в мозге. Как осенило. Вспомнилось, как странно красноармеец плыл к мосту. И Чичерин по-другому посмотрел на Абадиева.

– Умар, а ты плавать-то умеешь?

– Нет, командыр, – ответил тот.

На поляне все притихли.

– И все равно вызвался! – изумился лейтенант.

– Так надо было!

– Ты! Ты!.. – все слова куда-то подевались. Чичерин схватил Абадиева в охапку и крепко прижал. Их окружили. Товарищи хлопали по плечу. Радовались…

– Что у нас по продуктам?

Степаненко подтянул вещмешок и встряхнул.

– Все тут. Было пара консерв с тушенкой. Хлеба, правда, нет. У этих нашлось несколько упаковок с галетами, пара плиток с шоколадом, четыре фляжки с ихней жиденькой водкой.

Поляна вдруг осветилась ярким светом, и протяжный грозовой раскат пророкотал над головами. Все невольно посмотрели вверх. Сильный ветер раскачивал верхушки деревьев. Клубились темные тучи. Гроза была уже рядом. И вот-вот появятся немцы. Лейтенант исходил из худшего. Несмотря на подорванный мост, переправиться для таких сил не проблема. Наверняка имеются средства. И диверсанты особо продуктами не запасались, знали, что недолго ожидать подхода основных сил.

– Всё, собираемся. Сломанные автоматы в воду. Двое к носилкам…

И тут послышался треск мотоциклетных моторов.

– Немцы! Уходим! Быстро!

Успели только носилки с раненым подхватить. А тела погибших пришлось оставить.

Несколько мотоциклов выкатились на поляну перед мостом. Пулеметчики почему-то с открытием огня промедлили, что дало время углубиться в чащу. Но потом вдогон ударили очереди.

Меж стволами и ветвями особо не разбежишься. Особенно с носилками. Беги и под ноги смотри. Иначе запнешься – корней и разного валежника навалом. А еще пригнуться хотелось как можно ниже – пули стригли подлесок и звучно впивались в стволы.

Немцы прекратили стрелять. Но группа снизила темп не сразу. Еще минут пять они уходили в чащу. На всякий случай. Вдруг немцы вздумают преследовать?

На коротком привале стало ясно, что красноармейцы выдохлись и попадали без сил. В этот момент грянул ливень. Носилки с раненым устроили под разлапистой елкой, добавив как укрытие единственный плащ, чтоб поменьше мочило. Чичерин в руки Маврищеву планшетку сунул, а сам к стволу прижался.

Ливень был недолгий и быстро перешел в мелко крапающий дождь.

– Командир, – обратился Степаненко, когда перестали обильно капать. – Вечер уж, надо отдохнуть и обсушиться. Промокли насквозь.

– Не здесь только, – подумав, согласился Чичерин.

– Не здесь, – кивнул сержант. – Ручей бы или родничок найти. И в ложбиночке встать.