Текст книги "«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя"

Теперь оружие. Вынул коробку со старыми гильзами из нижней полки, сунул руку под полку и нащупал скобу. Потянул – открылся тайник. Чтобы достать коробку с пистолетом, пришлось встать на колено и сунуть руку глубже. Вот она, коробочка. Заодно нащупал сверток. Странно, я его туда не прятал. Значит, отец? Достал коробку, сверток и сразу развернул. Присвистнул – два пакетика, в одном золотой крест на цепи, грамм на триста потянет, и пакетик с драгоценностями. Перстни, кольца и прочее я узнал – это мамино, а вот крест вижу в первый раз. Откуда он взялся и почему спрятан тут – загадка. Ни мама, ни папа никогда в церковь не ходили, хотя и были крещены. Да и крест какой-то не канонический. Надпись непонятная…

Положил все пока на верстак. Открыл коробку и выложил из нее ГШ-18, ПБС, два магазина и две коробки патронов с маркировкой 7Н31. Усмехнулся – можно любые доспехи того времени насквозь пробивать, хоть в три слоя надевай. Но у степняков мало кто в доспехах был, дорогое это удовольствие. Избыточно выходит, да что поделать?

Вытряхнул на верстак еще патронов россыпью, но уже простых. Пересчитал – тридцать шесть. Как раз на два магазина. Тут же их и снарядил. Прикрепил ПБС к стволу. Подержал на весу пистолет. Насадка чуть вниз уводит, но привыкнуть можно. Положил ГШ-18 на верстак и повернулся к сейфу. Двустволки мне не пойдут. Я на разведку иду, а не канонаду устраивать. Вот карабин…

Взял в руки «Тигр». СВД охотника! Ему бы ПБС приспособить. Самое простое решение – изготовить его из пластиковой бутылки. Но способ не надежен, может слететь и глушит плохо. Изготовить самому ПБС не проблема, но как крепить? Немного подумав, нашел решение, но придется обратиться к Куклину. У него есть нужный инструмент. Поставил пока карабин в пирамиду и начал перебирать коробки с патронами, ища патроны к карабину. Нашел всего три – две барнаульские и «Матч». Причем чешских было всего десять в упаковке. Еще на полке лежала оптика к «Тигру». Тоже выложил на верстак.

Итак, в принципе, имеется все, что нужно мне для разведки обстановки в прошлом. Патронов, правда, мало, но армию недругов там не встречу, и задача у меня только собрать сведения, а контакт, тем более огневой, – в крайнем случае. Значит, сегодня за вечер изготавливаю ПБС, а в полночь – выход.

Позвонил Куклину и спросил – когда тот вернется? Оказалось – уже едут обратно. Вот и славно!

Глава 3

Где это я? Все в плотном тумане. Слышатся голоса. Нет, это молитва. Из тумана появляется толпа людей, несущих впереди икону. Кажется, Владимирскую икону Божьей матери. Толпа подошла к берегу, и… Мать моя, а я где стою? Глянул вниз. Я же на воде стою! От неожиданности рухнул вниз и… вскочил с постели весь сырой. Третий сон, и третий кошмар. Почему мне снятся сны из прошлого?

Десятый час. Сумерки на улице, и время еще есть. Но больше ждать я не могу. Принял душ. Минуту рассматривал себя в зеркале, раздумывая – бриться или нет? Решил бороду оставить. Поел, благо, что перекусить я приготовил заранее. Затем надел камуфляж, бронежилет, разгрузку, нацепил самодельную кобуру с пистолетом, обулся. Присел на дорожку, затем надел куртку, накинул лямки ранца на плечи, повесил чехол с карабином, водрузил панаму на голову и вышел из дома. Ключ от замка повесил на гвоздик под почтовым ящиком.

* * *

В лесу темнеет раньше, чем на открытых местах. Но я этот лес изучил как свои пять пальцев. Найду дорогу к дубу даже в темноте. Однако шел не спеша. Прислушиваясь к ночным звукам, иногда я крался, чтобы определить – много ли я шумлю при движении по лесному мусору. Подсвечивая фонарем, специально выбирал участки с сухими ветками. Хоть совсем без шума не вышло, остался доволен – не потерял сноровки.

К дубу вышел аккурат к полуночи. Даже несколько удивился такой точности.

Итак, до рассвета три часа, есть время подготовиться и немного отдохнуть. Достал фонарик с режимом свечи, включил и поставил на камень. Затем расчехлил карабин и вынул из футляра ПБС.

Прибор к карабину изготовили довольно быстро. У Куклина в сарае имелся небольшой токарный станок. Так как токарить я не умел, то попросил Ваську. Он очень удивился, когда узнал, что именно надо изготовить. Начал было двести двадцать второй статьей стращать, но я напомнил ему, что у самого рыльце в пушку. Так как снимать пламегаситель с мушкой я не собирался, то, измерив штангелем диаметр сразу за пламегасителем, выточили муфту и нарезали на ней резьбу. Затем распилили ее вдоль, поставили на колодку мушки и закрепили изготовленной для этого гайкой. Теперь можно было к карабину надежно прикрутить ПБС. На саму насадку потратили полчаса, изготовив ее из дюймовой трубы, двух муфт и десятка выточенных под размер шайб.

Я полюбовался на ПБС – выглядел он как заводской, только покрашен краской, а не заворонен. Главное, что звук выстрела заглушит. Прикрутил прибор и проверил на шатание – стоит как влитой. Снарядил магазин и зарядил «Тигр». Занялся пистолетом, также поставив ПБС и зарядив его. Вынул из рюкзака маскхалат и баночку с тактическим кремом, надел «Гилли», однако наносить сразу маскировку на лицо пока не стал, а побрызгал репеллентом, так как комарье одолело. Надо было у самого ствола сесть, там кровососов нет, но побоялся задеть дерево. Вдруг обратное перемещение происходит не сразу…

Затем достал из ранца фляжку с коньяком, открыл, глотнул немного и сунул в карман разгрузки. Потом надел на ранец чехол, с махрой, как у кикиморы, и закинул его за спину. Пистолет в кобуру, карабин на грудь. Все, готов.

Поднялся к дереву, оставив фонарь за спиной. Такой у меня не один, а этот послужит индикатором перехода. Приблизился к стволу, немного помедлил и прислонился. От дерева пошел тихий гул. Значит, мне не показалось в прошлый раз. Оглянулся – фонаря нет. Значит, я на месте. Нажал кнопку на часах – на дисплее высветилось ноль часов тридцать три минуты. А дата немного озадачила – двадцать девятое мая тридцать седьмого года, естественно, как в первый раз, без столетий. Это что, в моем времени сутки, а тут месяц прошел? Дела!

Вдохнул полной грудью – а тут гораздо свежее, даже прохладнее, и пахнет лесом острее. Это означает, что недавно был дождь. Отсверки молний где-то на западе подтвердили предположение.

Ну, что же, двину, пожалуй. Куда идти, знаю – к даче Волоша, так как другие селения этого времени мне неизвестны. Кроме Заимки, конечно, но та эта Заимка или не та – выяснится потом.

Путь занял гораздо больше времени, чем рассчитывал. В предрассветных сумерках на землю опустился туман. Видимость упала до шести метров, так что пришлось немного поплутать, пока не набрел на ложбину, которая, как нить Ариадны, вывела меня к распаханному полю. Туман тут был плотнее, чем в лесу. С одной стороны, он хорошо маскирует и можно подобраться ближе к укрепленному дому, с другой – есть возможность столкнуться с аборигеном, с последствиями, которые меня никак не устроят.

Я засел за кустом орешника, вглядываясь сквозь молочное марево, но, кроме края пашни, ничего не видел. Что-то тут не то…

Двинулся по краю поля. Только миновал молодую елочную поросль, как началась березовая роща и кустарник. Я помнил, что через пятьдесят метров будет загон, а дальше, собственно, укрепленный дом Волоша. Чем ближе подходил, тем явственней чувствовался запах пожарища. Наконец, приблизившись к загону, я увидел чернеющий остов – все, что когда-то было домом. Подошел, присел – тепла от обгоревших бревен не чувствовалось, потрогал головешки рукой – холодные. Значит, учитывая прошедший дождь, горело как минимум дней шесть назад.

Это что же, те степняки до сих пор шляются тут? В первый раз я их увидел двадцать девятого апреля, то есть месяц назад по местному календарю. Интересно, что они тут делают? Если вспомнить, в какое время кочевники совершали налеты на Русь, то эти явно очень рано пришли. Или явились еще зимой, да ранняя весна перекрыла половодьем путь домой? Это ближе к истине. Тогда не понятно, о чем думает местное русское воинство? Какого… этого самого до сих пор не истребили степных разбойников?

Я поднялся, достал фляжку и глотнул коньяку, затем закурил. И куда теперь идти? К Заимке? Тогда придется вернуться к дубу, от него гораздо ближе. Или поискать другие селения? В любые времена люди селились у рек, и в основном на холмах. Я сейчас стою почти на вершине холма, где в далеком будущем будет стоять поселок. Другое высокое место имеется в трех километрах на север, но там никаких рек нет. Ближайшая река – Ветлуга, изобилующая высокими берегами, а до нее пятнадцать километров. Впрочем, есть одна речушка совсем неподалеку. В наше время она распалась на цепочку бочагов, а местами вовсе заболотилась и оживала только в половодье. Кстати, протекает речка рядом с Заимкой. Значит, решено: иду туда, но возвращаться к дубу не буду. Пусть от него ближе, зато в этом времени речка может быть гораздо шире, и ее придется пересекать два раза. Пойду так, как я в будущем в первый раз за грибами пошел, по дуге, то есть по берегу, аккурат к Заимке и выйду. Только надо сориентироваться. Примерное расположение сторон света было известно, но точность не помешает. Достал из разгрузки компас, взял азимут и направился через поле на юго-восток.

Сначала лез через бурелом. Затем лес стал чище. Роща сменилась бором, стало светлее, и туман как будто поредел. Спускаясь в очередной распадок, почуял запах дыма. Даже порадовался удаче. Жилье! Чуть постоял, принюхиваясь и заодно определяя направление ветра. Ага, надо идти точно на восток. Только странно, что тут люди поставили дома. До Ветлуги еще далеко, а та речка совсем в другой стороне, разве что тут ручеек имеется. Впрочем, дача Волоша тоже у ручья стояла.

Через сто метров послышалось еле слышное ржание. Запах дыма усилился, примешались ароматы жареного мяса. Пикник в четвертом часу? Впереди показался еще один распадок. Дым шел оттуда. Ступая осторожно, я крался от дерева к дереву, а в начале склона прополз к толстой сосне и осторожно выглянул. Ага, старые знакомые! Или друзья старых знакомых, которые месяц «куролесят» по керженским лесам, запертые весенним половодьем.

До стоянки пятьдесят метров, и она как на ладони. Похоже, степняки встали тут на ночевку. Слева сбатованные кони, посередине – две загруженные чем-то телеги и поставленные оглоблями встречно. Горят два костра. Один выше по распадку, за лошадьми, второй – правее. Имеется еще пара кострищ, но они еле курятся. У крайнего левого костра сидит степняк. Рядом с ним три тела. У прогоревших костров тоже тела вповалку. У правого спит один, а бодрствуют двое. Один полулежа, что-то на палке в огонь сунул, мясо жарит, наверное; второй держит в руках сухие сучья и по одному подкладывает в огонь.

Принялся пересчитывать степняков – выходило полтора десятка. Нет, есть еще кто-то. У телег разглядел тела, но подробности не разобрать. Пришлось сместиться левей и выползти вперед. Ага, понятно – это пленники. К оглоблям привязаны двое: молодая девушка за руки и старик, связанный еще и в ногах. У обоих кляпы. Отполз обратно к сосне. Что делать – ясно, как это светлеющее небо. Всех можно успокоить из карабина. Но выстрел, даже с ПБС, в лесной тишине даст громкий щелчок, и магазин у «Тигра» всего на десять патронов, значит, работаем так…

Первым делом скинул ранец и, достав баночку, затемнил лицо тактическим кремом. Затем приготовил пистолет и положил его рядом. Приготовил свой «Каратель» и достал из ранца еще три ножа. Ими я сниму часовых.

Начал с левого часового. Используя кочки мха, подобрался на расстояние броска и метнул нож – клинок вонзился в горло, и степняк откинулся от костра. Молодец какой – тихо подрыгал ногами и затих.

С пистолетом наготове немного выждал – не поднимется ли тревога, но никто не шевелился. Забрав нож, вернулся к оставленным вещам и взглянул на правый костер. Тут склон немного круче, и ближе подобраться сложнее. Начал очень медленно ползти, замирая, если степняки поднимали головы. Уже добравшись на приемлемое расстояние, накосячил – хрустнул сучок.

Часовые у костра, услышав посторонний звук, встрепенулись, но успели только приподняться. Я тут же поочередно метнул ножи. Тот, что полулежал, получив нож в горло, лишь дернулся и замер, а второй выронил сучья и упал головой в костер. Вот ведь… падла! Искры поднял и сопящего соседа разбудил. Пришлось в один прыжок метнуться к костру, и мой «Каратель» отправил степняка в сон навечно.

Выдержал минуту, наблюдая за распадком, – тишина. Значит, я отработал на «отлично» – никто из спящих степняков не проснулся. Только пленники зашевелились. Было видно, что связанный старик пытается развернуться и посмотреть на склон. И девушка головою крутит. Пусть, лишь бы не мешали и молчали в тряпочку.

Противно потянуло паленым. Надо действовать, а то от вони могут проснуться остальные. Первым делом вытащил труп из костра. Хорошо хоть ветер вонь в сторону относит, а то проснулись бы давно все.

Резать спящих не самое приятное занятие. Но их сюда никто не звал. Из прочитанного помню, что кочевники были не прочь поиздеваться над жертвами. У монгол практиковалось медленное ломание позвоночника, особенно любили подвешивать людей на собственных внутренностях…

Восьмерых упокоил без звука. Один, что-то почуяв, приподнялся, узкие сонные глаза вдруг округлились. Он что, меня видит? Хорошо хоть, что степняк узрел кошмарное мохнатое создание. Но крикнуть кочевник не успел. Быстро зажав ему рот, чиркнул «Карателем» по горлу. Тело забилось в судорогах, и раздался звон. Глянув за спину, тихо чертыхнулся. Степняк ногой задел медный котелок с какой-то железкой внутри.

Трое оставшихся кочевников зашевелились, просыпаясь, но я успел вырубить только одного, самого ближнего, пнув его берцем по затылку. Двое вскочили, обнажив клинки, и закрылись щитами. Хмыкнув, выстрелил из ГШ-18 два раза в центр щитов, проследил за падением тел, затем сделал контрольку обоим. Покрутился, нацеливая пистолет на неподвижные тела и осматриваясь. Все, живых нет, разве что тот, который берцем контужен. Нашел кусок веревки, споро связал степняка и оставил его пока лежать.

Подошел к связанным пленникам. Из-под телеги выглянула девушка. Глаза ее расширились, закатились, и она оплыла на землю. Ну да, вид у меня страшенный. Старик же смотрел во все глаза, постоянно дергался и что-то мычал. Снял капюшон маскхалата, сдвинул панаму на затылок и вынул кляп у пленника. Старик прочмокал губами и хрипло спросил:

– Кто вы?

– Леший, – пошутил я и разрезал путы пленников.

Старик продолжал пялиться на меня. Проследил за его взглядом. Абориген со смесью ужаса и удивления смотрел на мое оружие. Его глаза так и скакали – пистолет-карабин-пистолет-карабин…

Достал фляжку с коньяком и протянул старику:

– Вот, глотни.

Дед схватил ее, сделал глоток, и глаза его еще больше полезли из орбит. Прежде чем я успел забрать фляжку, старик сделал еще глоток. Ого, а это интересно! Второй раз он как бы получил удовольствие от напитка. Даже покатал коньяк на языке. Но в этом времени ничего крепче вина нет. Присел на оглоблю, задумчиво посмотрел на аборигена, достал сигарету и закурил. Глаза его еще больше расширились, но он не отшатнулся, а, наоборот, подсел ближе.

– Вы кто?! – с надеждой прохрипел дед.

Хотелось ответить вопросом на вопрос, но я сдержался, шок-то не у меня. Хотя вопросов к старику будет не меньше, чем у него. Этот хроно-абориген явно знаком и с карабином, и с пистолетом, а на сигарету-то как смотрит, не говоря про коньяк. Представлюсь, пожалуй, а там посмотрим. Поправив панаму, взял под козырек:

– Капитан Велесов. Военная разведка.

– Воен…ная разведка? – удивился дед. Затем спохватился, поднялся и хрипло представился сам: – Сорок четвертого драгунского Нижегородского Его Величества полка, поручик Матвей Власович Кубин! – И попытался щелкнуть каблуком, однако за неимением обуви вышло плохо.

Поднялся и я, стараясь не выдать своего удивления. Пробежал взглядом по сверхпожилому драгуну. Отметил крепкие ладони, коренастость фигуры, а главное, взгляд человека, много повидавшего. Надо сказать – коллега, то есть вояка.

– Тогда будем знакомы! – Я улыбнулся и протянул руку. – Владимир Иванович Велесов.

Он пожал, очень крепко пожал. Хм, а силы у деда достаточно, несмотря на возраст. Видя, что он собирается вывалить кучу вопросов, остановил:

– Матвей Власович, все вопросы позже. Первым делом надо кое-что сделать.

– Да-да, я понимаю, – закивал драгунский старлей, – добро, взятое на меч, счесть…

Эк, как его накрыло-то!

– Нет, Матвей Власович, – перебил я деда и показал на связанного степняка, – надо языка допросить: кто, где и сколько. А вы пока, вон, девушке помогите, а то второй раз в обморок падает.

И, оставив Кубина возиться с соратницей по плену, первым делом сходил и забрал у сосны карабин и ранец, вернулся, сложил все у телеги и подошел к связанному кочевнику. Тот уже пришел в себя и явно попытался освободиться, но только хлопотное это дело. Руки-ноги я ему спутал хитрым узлом, с петлей на шее. Любая попытка развязаться пресекалась удушением. Степняк, стараясь меньше шевелить конечностями, смотрел на меня с ужасом. В глазах читалось острое желание дать стрекача. Я «мило» улыбнулся, желая спровоцировать словоохотливость пленника, но такой реакции не ожидал – монгол дернулся и сразу стал пунцовым.

Вот ети! Выхватил нож и полоснул по веревке, пресекая неожиданный суицид.

– Шеитэн! – выдохнул степняк и закашлялся.

Немного посмотрел на то, как пленник ерзает, стараясь отодвинуться от меня, затем спросил:

– Таны нэр юу вэ?[1]1
  Таны нэр юу вэ? – Как тебя зовут? (монгольск.)


[Закрыть]

Кочевник заморгал, и к испуганному выражению лица примешалось удивление. Не понял, что ли? Или от шока свое имя позабыл? Странно, вроде бы правильно сказал. Монгольский язык я знал не очень хорошо, так сказать, бытовой минимум. Есть в Монголии небольшой городок – Сайн-Шанд, где мы прожили шесть лет в военном городке. Там же в школу ходил и с монголами общался. Вот и изучил немного. Родители у меня были полиглоты. Отец знал английский и французский, а мама – английский, немецкий и испанский. Так что задатки к знанию языков я имел. Однако за много лет монгольский подзабылся, вот и не понимает меня этот монгол. Или язык потомков Чингисхана за века сильно изменился, хотя вряд ли. А может, этот узкоглазый тип дурку включил? Не зря же пытался покончить с собой.

Потер пальцем клинок «Карателя» и повторил вопрос:

– Таны нэр юу вэ?

Моргает и молчит. Схватил монгола за грудки и приложил о землю. Сильно. Затем нажал на точку за ухом и сразу зажал рот пленнику. Посмотрел ему в глаза.

– Таны нэр юу вэ? – убрал руку, но без результата. – Вот упрямый монгол попался!

Стоп, чего это он влево глазами стрельнул? Там только труп. Кстати, в хорошей кольчуге, которая ему не помогла. А может, это не монгол вовсе? Поэтому не понимает? Однако среагировал на мои слова.

– Монгол, монгол, монгол, – повторил я несколько раз, наблюдая за реакцией. Затем спросил – где находятся остальные кочевники, вновь нажимая на болевую точку. – Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ?[2]2
  Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ? – Где находится ваше становище? (монгольск.)


[Закрыть]

– Тешенмий… – прохрипел степняк.

Здрасте, приехали! Это точно не монгол. Не монгольский говор, уж наслушался за шесть лет. Может, татарин какой?

– Матвей Власович! – позвал я Кубина.

– Да, Владимир Иванович? – подошел дед, с интересом посмотрев на степняка.

– Вы случайно татарским языком не владеете?

– Увы, – развел руки старик.

– Жаль.

Тут я увидел, что он еще бос.

– Матвей Власович, вы бы обулись. Поищите вон в хламе на телегах. Кстати, что там с девушкой?

– С Софьей Ильинишной все в порядке. Напугана сильно. Владимир Иванович, не трудитесь с этим кощим, я знаю, где толмача сыскать. У купцов.

Посмотрел на степняка. И действительно! Ударом по шее вырубил пленника и связал его опять особо, но без петли на шее. Просто руки и ноги вместе.

Кубин вовсю колдовал у костра. На огне стоял котелок с водой, рядом грелось мясо, насаженное на заточенную палку. Я хмыкнул, хоть бы саблю вон взял, а обулся-то… впрочем, его дело.

– Владимир Иванович, – почти взмолился старик, – не томите. Расскажите все! Кто, откуда, а главное – КОГДА?!

Эк, как он вопрос выделил!

– Что же, теперь можно и поговорить. – Я взял небольшой тюк с какой-то рухлядью, бросил рядом с костром и присел. Покосился на девушку, сидящую у телеги и настороженно наблюдающую за мной, и сказал:

– Итак, я Велесов Владимир Иванович, из России две тысячи двенадцатого года.

– Две тысячи двенадцатого! – потрясенно повторил дед.

– А вы, я так понимаю, конец девятнадцатого – начало двадцатого?

– Тысяча девятьсот четырнадцатый год, – вздохнул Кубин.

– И сколько вы тут?

– Тридцать лет уж. Мне тридцать пять было, как мы в прошлое попали.

– Мы?

– Четверо нас было. Как сюда попали, не знаем. С гостей ехали, заплутали, на ночь в лесу остановились. Утром выехали, а навстречу семь конных, странно все одеты. Хотели убить нас, только хлопотно это. Отбились, но брат мой рану в живот получил. Через день умер.

И Кубин перекрестился.

– А дата? То есть число какое было?

– Двадцать седьмое июля было. А в чем дело?

– На следующий день война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.

– Господи! – он застыл с закрытыми глазами. Затем потребовал: – Говори!

Я начал рассказывать о Первой мировой все, что знал. О русских войсках, о первых победах, затем о поражениях. Кубин сидел, катал желваки и смотрел на костер. Но как только начал говорить про то, что случилось позднее, то вскочил:

– Не верю! – Вскочивший Кубин сделал три шага от костра. – Нет! Не верю! Не может такого быть!

Вернулся, сел на положенные на землю седла и, смотря мне в глаза, спросил:

– Как такое может быть?

Я пожал плечами:

– Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше добавить нечего. Одно могу сказать – как говорили не раз – страну просрали, извините за мой французский.

Кубин кашлянул:

– А французы тут при чем?

– А приговорка такая, не обращайте внимания.

– И ничего не смогли сделать? – Расстроенный старик сплюнул. – Я всегда говорил, что жандармерия – это сборище тунеядцев.

– А жандармерия тут ни при чем. Всю страну затянуло разом.

– Всю страну затянуло… – тихо повторил Кубин и посмотрел мне в глаза. Морщины на его лице сдвинулись, глаза заслезились. – Скажи, что это неправда.

– Это правда, Матвей Власович.

Обхватив голову руками, он застонал:

– Бедная моя Лиза… бедная моя мама… бедная моя страна. Как такое возможно? Как такое пережить?

– Это еще не все, Матвей Власович.

– Что? – вздрогнул Кубин. – Что еще может быть страшнее того, что ты мне рассказал?

– Война, Матвей Власович. Другая ВОЙНА.

Кубин вдруг резко встал и отошел. Вернулся с дровами. Бросил рядом и стал медленно подкидывать сухие ветки в костер. Поднял усталое морщинистое лицо.

– Не надо дальше рассказывать. Пока не надо. В Китеже, в храме Владимирской иконы Божией Матери, – протоиерей Григорий, мой друг и один из четырех офицеров, что тридцать лет назад попали сюда. Нам вместе и расскажешь. Так лучше будет.

Пристально посмотрел на Кубина – на его лице по-прежнему расстроенное выражение, никаких намеков на шутку.

– Матвей Власович, я не ослышался?

– Что? – не понял дед.

– Вы сказали, что храм находится в городе Китеже.

– А-а-а, – лицо старика посветлело, и он перекрестился. – Да, я не оговорился – град Китеж явен, как вы и я…

Выстроенные в строгом порядке вопросы смешались в кучу малу. Былину о граде Китеже слышал – сказочно красивый город погрузился в воды озера Светлояр, чтобы не достаться на разграбление, бесчестье и смерть беспощадному врагу. Былина есть былина, то есть сказка, а в них я не верю, пока лично не увижу или не пощупаю. По словам Кубина, город заложил еще князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, а Юрий Всеволодович фактически достроил Китеж. Это не соответствовало известной мне истории. Но кто знает? За семь веков много вод утекло, и каждый последующий историк толковал события в угоду своей «мудрости». Был ли или не был – вопроса не стояло – рядом человек, говоривший, что Китеж – быль, значит, так оно и есть. Вот только Кубин произнес – стольный град Китеж. Насколько я понял, город стоит в версте от Светлояра, на берегу реки Люнды. Я могу ошибаться, но, насколько помню, речка в тех местах мелкая, в основном с заболоченными берегами. И явно не судоходная. Все торговые пути – в стороне, военной или политической роли город не имеет, так как находится далеко от Великих Княжеств, даже от нынешнего форпоста Руси – Новогорода (то есть Нижнего Новгорода) находится за сто двадцать километров. Китеж не соответствует современным для этого времени требованиям. Значит, он имеет другую ценность – духовную. Однако все же стоит взглянуть на былинный город.

– Я тоже повременю со своими вопросами, – решил я, – лишь уточните – какой сейчас год?

– Шесть тысяч шестьсот сорок шестой год от сотворения мира, – ответил Кубин, затем поправился: – Одна тысяча двести тридцать седьмой от Рождества Христова.

В точку! Именно на это столетие я больше внимания обратил при изучении материалов в Интернете. Тогда просто необходимо посетить Китеж и побеседовать с людьми, прожившими тридцать лет в прошлом. Наверняка они знают – что произойдет следующей зимой. И выяснить – что они сделали для того, чтобы предотвратить поражение русских войск.

Посмотрел на Кубина и заметил, что он почти неотрывно смотрит на мясо. Хоть и вид оно имеет неаппетитный. Успело поваляться на земле, да и обглодано…

Наверняка и девушка голодная. Тогда вопросы потом. На сытый желудок и разговор по маслу. Чем накормить? Не вопрос.

– Вот что, Матвей Власович, бросьте эту гадость, – я показал на мясо. – Есть кое-что более съедобное.

Взял свой ранец, сдернул защитный чехол и достал ИРП-5. Одного вполне хватит. Сам только кофе попью. Вскрыл упаковку рациона, вывалив все рядом с костром. Сунул галеты Кубину:

– Вот, погрызите пока. И… Софью Ильиничну позовите. – А сам с котелком и упаковкой направился к роднику, замеченному еще при осмотре стоянки. Тщательно вымыл котелок, затем набрал воды и в него, и в пакет. Вода чистая на вид, но прокипятить необходимо. Вернулся к костру, повесил котелок на сук над костром, пакет поставил рядом – эта вода для умывания, а пока надо накормить голодных. Вскрыл все банки, расставляя их перед аборигенами.

– Вот это тушеная говядина, это рис с курицей, это гуляш с картофелем, вот икра овощная…

Кубин хрустел галетами и внимательно наблюдал за моей возней. Из-за его спины испуганно выглядывала девушка. Протянул вскрытую банку с плавленым сыром:

– С этим вкуснее и сытнее. Матвей Власович, не смущайтесь, ешьте. Консервы можно на огне чуть подогреть. Софья Ильинична, не пугайтесь меня, я не демон какой, – я распечатал шоколад и протянул его девушке, – вот, это вкусно и питательно. Попробуйте.

Софья, смущенно поглядывая, осторожно взяла протянутую упаковку.

– Благодарствую, боярин.

Удовлетворенно хмыкнул – боярином признали, а не хлопнулись в обморок, это уже достижение. Немного посмотрел, как, осмелев, аборигены навалились на еду, занялся своим лицом. Достал салфетки, смочил их водой и стер тактический крем. Протер лицо начисто еще раз, затем вытерся чистой салфеткой.

Котелок уже закипел. Сдвинул его от огня, достал кружку, вскрыл пакетик кофе, высыпал порцию сахара и налил кипятка. Прихлебывая кофе, наблюдал, как аборигены, освоившись, уминали продукты из пайка.

– Этот паштет просто невозможно вкусен! – Кубин облизал пластмассовую ложку, посмотрел на нее и спросил: – А что это за материал?

– Пластик. Очень дешевый материал.

– Удивительно! – он вновь зачерпнул паштет. – И вкусно!

Я допил кофе и стал прибирать то, что не пригодилось сейчас: баночку с поливитаминами, жевательную резинку, таблетки пантоцида, сухое горючее, спички, дезинфицирующие салфетки…

Все сложил в кармашек ранца. Заметив взгляд Кубина, хмыкнул, поняв его желание, и сделал ему кофе. Протянул кружку старику и показал на пакетики с сахаром:

– Посластите.

– Не надо.

Я навел киселя из пакетика рациона в пластиковый стаканчик и подал Софье.

– Вот, попробуй, краса-девица.

– Благодарствую, – слегка покраснела девушка.

– Только смотри, пей осторожно. Горячее.

Матвей Власович пил кофе с наслаждением, причмокивая и громко выдыхая после каждого глотка.

– Уф, велелепно-то как! Какое наслаждение! – Жмурился от удовольствия Кубин. – Боле тридцати лет не пил сей напиток. Уж и не чаял…

Вдруг его взгляд стал более красноречив. Я поднял бровь. Кубин обернулся к девушке:

– Софья Ильинишна, подь покамест посмотри обуву для себя, а мы с Владимиром Ивановичем поговорим. – И, дождавшись ухода девушки, продолжил: – Будьте любезны, закурить… пожалуйста…

Усмехнулся и протянул раскрытую пачку старику. Тот вытянул сигарету, удивленно прочитал на ней название – «Петр Первый», – затем прикурил от уголька. Теперь он наслаждался табаком.

– Вы простите старика, расклеился с оказии такой, – тихо проговорил Матвей Власович. – Неожиданно и невероятно все. Рассказ ваш о будущем, и вообще… за тридцать лет забыл, что это такое…

Кубин поднял оброненную обертку от шоколада и с удивлением прочитал:

– «У России есть только два союзника – армия и флот». Александр Третий».

Взгляд его вновь погрустнел. Я выудил фляжку с коньяком и предложил:

– Матвей Власович, давайте на «ты»?

– Давай, чего уж… – махнул рукой Кубин.

Я плеснул коньяка в кружку, и мы выпили на брудершафт.

– Ну как? Власыч, полегчало?

– У-у-ух! – Лицо его разгладилось. – Власыч? Мне нравится, Володя. И…

Он улыбнулся, выразительно посмотрел на карабин и застенчиво попросил:

– Можно посмотреть?

Я отсоединил магазин, дернул затвор. Вылетевший патрон защелкнул в обойму и передал «Тигр» Кубину.

– Это карабин «Тигр», гражданский вариант СВД. Прицельная дальность триста метров.

– Какая интересная компоновка. – Кубин приложил приклад к плечу и прицелился в сосну. – Удобно, а СВД – это что, тоже винтовка?

– Да, снайперская винтовка Драгунова – эффективная дальность восемьсот метров, с оптикой до тысячи трехсот.

– Что за оптика?

Я вынул из ранца футляр с прицелом, достал его и присоединил к «Тигру».

– Попробуйте.

Власыч посмотрел в оптику.

– Изрядно-изрядно! А-а-а… – Его глаза остановились на рукоятке пистолета.

– Это ГШ-18, – сказал я, вынимая пистолет. – Самозарядный пистолет Грязева-Шипунова. Калибр девять миллиметров, магазин на восемнадцать патронов. Убойная штучка. Шьет любой броне… любую современную броню. Даже щит ему не помеха.

Кубин кивал, любовно поглаживал «Тигр», иногда прикладывался к карабину, целясь в разные места.