Текст книги "Юридическая психология: учебник для вузов"
Автор книги: Владислав Васильев
Жанр: Общая психология, Книги по психологии
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 58 страниц)
Глава 2
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Юридическая психология – одна из сравнительно молодых отраслей психологической науки. Первые попытки систематического решения некоторых задач юриспруденции методами психологии относятся к XVIII в.
В истории юридической психологии можно выделить следующие три этапа.
1. Ранняя история юридической психологии – XVIII в. и первая половина XIX в.
2. Первоначальное оформление юридической психологии как науки – конец XIX в. и начало ХХ в.
3. История юридической психологии в XX столетии.
2.1. Ранняя история юридической психологииКак большинство новых наук, возникших на стыке различных отраслей знания, юридическая психология на первых этапах своего развития не была самостоятельной и не располагала специальными кадрами. Относящиеся к этой дисциплине вопросы пытались решать отдельные психологи, юристы и ученые, специализировавшиеся в других областях знаний. Начальный этап развития связан с необходимостью обращения правовых наук к психологии для разрешения специфических задач, которые не могли быть решены традиционными методами правоведения. Юридическая психология, как и многие другие отрасли психологической науки, прошла путь от чисто умозрительных построений к научно-экспериментальному исследованию.
Одним из первых авторов, который рассмотрел ряд судебно-психологических аспектов в контексте идеи гуманизма, был М. М. Щербатов (1733–1790). В своих трудах он требовал, чтобы законы разрабатывались с учетом индивидуальных особенностей личности человека, одним из первых он поднял вопрос об условно-досрочном освобождении от наказания. Он положительно оценивал фактор труда в перевоспитании преступника.
Представляют интерес и работы И. Т. Посошкова (1652–1726), в которых давались психологические рекомендации относительно допроса обвиняемых и свидетелей, классификация преступников, затрагивались и некоторые другие вопросы.[3]3
Посошков И. Т. Книга о скудности и богатстве и другие сочинения. М., 1951.
[Закрыть]
Распространение идеи исправления и перевоспитания преступника обусловило необходимость обращения к психологии для научного их обоснования. Над этим в начале XIX в. в России работали В. К. Елпатьевский, П. Д. Лодий, Л. С. Гордиенко, Х. Штельцер и др.
Однако сама психология, носившая в то время метафизический, умозрительный характер, не могла даже в союзе с уголовным правом разработать достаточно обоснованные критерии и методы изучения человеческой личности.
Значительное количество работ по юридической психологии появилось в России в третьей четверти XIX в. Это работы И. С. Баршева «Взгляд на науку уголовного законоведения», К. Я. Яновича-Яневского «Мысли об уголовной юстиции с точки зрения психологии и физиологии», А. У. Фрезе «Очерк судебной психологии», Л. Е. Владимирова «Психические особенности преступников по новейшим исследованиям» и некоторые другие.
В указанных работах высказывались мысли о чисто прагматическом использовании психологических знаний в конкретной деятельности судебных и следственных органов. Так, И. С. Баршев писал, что если судья не знает психологии, то это будет «суд не над живыми существами, а над трупами».
Попытка использовать данные психологии в расследовании преступлений сделана в работах немецких ученых И. Гофбауэра «Психология в ее основных применениях в судебной жизни» (1808) и И. Фридриха «Систематическое руководство по судебной психологии» (1835).
Во второй половине XIX в. не только успешное развитие естественных наук, но и рост преступности во всех ведущих капиталистических странах послужили толчком к дальнейшему расширению судебно-психологических исследований.
Психологические вопросы оценки свидетельских показаний занимали и выдающегося французского ученого-математика П. С. Лапласа. В «Опытах философии теории вероятностей», изданной во Франции в 1814 г., П. С. Лаплас делает попытку дать материалистическую интерпретацию вопроса надежности судебных решений. Он считал, что вероятность того, что данное показание соответствует действительности, слагается:
– из вероятностей самого события, о котором повествует свидетель;
– из вероятности четырех гипотез в отношении допрашиваемого:
а) свидетель не ошибается и не лжет;
б) свидетель не лжет, но ошибается;
в) свидетель не ошибается, но лжет;
г) свидетель и лжет, и ошибается.
Лаплас понимал, насколько трудно оценить правдивость или ложность показаний свидетелей из-за большого числа сопровождающих обстоятельств, но считал, что суд в своих суждениях опирается не на математическую достоверность, а лишь на вероятность. Но тем не менее схема Лапласа интересна как первая попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.
Изучение проблем судебной психологии долгое время не шло дальше этих первых попыток. Во второй половине XIX в. не только успешное развитие естественных наук, но и рост преступности во всех ведущих капиталистических странах послужил толчком к дальнейшему расширению судебно-психологических исследований.
2.2. Оформление юридической психологии как наукиКонец XIX и начало ХХ в. связаны с интенсивным развитием психологии, психиатрии и ряда юридических дисциплин (в первую очередь – уголовного права). Ряд ученых, представлявших эти науки в тот период, занимали прогрессивные позиции (И. М. Сеченов, В. М. Бехтерев, С. С. Корсаков, В. П. Сербский, А. Ф. Кони и др.).
Развитие психологии, психиатрии и права привело к необходимости оформления юридической психологии как самостоятельной научной дисциплины. П. И. Ковалевский в 1899 г. поставил вопрос о разделении психопатологии и правовой психологии, а также введении этих наук в курс юридического образования.
Примерно в этот же период развернулась борьба между антропологической и социологической школами уголовного права. Родоначальником антропологической школы был Ч. Ломброзо, создавший теорию «врожденного преступника», который в силу своих природных особенностей не может быть исправлен.
Представители социологической школы использовали идеи утопического социализма и придавали решающее значение в объяснении причин преступности социальным факторам. Некоторые идеи социологической школы несли в себе прогрессивные для своего времени элементы.
В начале ХХ в. в юридической психологии начинают использоваться экспериментальные методы исследования.
Значительное количество работ этого периода посвящено психологии свидетельских показаний. Это работы И. Н. Холчева «Мечтательная ложь», Г. Португалова «О свидетельских показаниях» (1903), Е. М. Кулишера «Психология свидетельских показаний и судебное следствие» (1904). На эту же тему были сделаны доклады М. М. Хомяковым «К вопросу о психологии свидетеля» (1903), А. В. Завадским и А. И. Елистратовым «О влиянии вопросов без внушения на достоверность свидетельских показаний» (1904), О. Б. Гольдовским «Психология свидетельских показаний» (1904).
Появляются работы Л. Е. Владимирова, Г. С. Фельдштейна, М. Н. Гернета, в которых исследуется психология личности преступника. Наиболее обстоятельная работа по судебной психологии принадлежала Г. Гроссу. В его «Криминальной психологии», вышедшей в 1898 г., использованы результаты экспериментальных исследований ряда психологов.
В изучении психологии расследования преступлений серьезным шагом вперед было непосредственное применение экспериментального метода психологии. Один из создателей этого метода, французский психолог Альфред Бинэ первым стал экспериментально изучать вопрос о влиянии внушения на детские показания. В 1900 г. он опубликовал книгу под названием «Внушаемость», в которой вопросам влияния внушения на детские показания посвящена специальная глава. В ней А. Бинэ делает небезынтересные выводы: 1) ответы на вопросы всегда содержат ошибки; 2) в целях правильной оценки показаний в протоколах судебных заседаний следует подробно излагать и вопросы, и ответы на них.
В 1902 г. эксперименты по определению степени достоверности свидетельских показаний производил немецкий психолог В. Штерн. Опираясь на свои данные, В. Штерн утверждал, что свидетельские показания принципиально недостоверны, порочны, поскольку «забывание есть правило, а воспоминание – исключение».[4]4
Штерн В. Психология свидетельского показания // Вестник права. СПб., 1902. Кн. II. С. 110.
[Закрыть] Итоги своего исследования В. Штерн доложил на заседании Берлинского психологического общества, и в Европе они вызвали большой интерес в юридических кругах. Впоследствии В. Штерн создал персоналистическую концепцию памяти, которая имела ярко выраженный идеалистический характер. Согласно этой концепции, память человека не является отражением объективной реальности, а выступает лишь как ее искажение в угоду эгоистическим интересам личности, ее индивидуалистическим намерениям, гордости, тщеславию, честолюбию и др.
Доклад В. Штерна вызвал бурную реакцию и у русских юристов. Горячими сторонниками В. Штерна в России стали профессор Петербургского университета О. Б. Гольдовский и профессора Казанского университета А. В. Завадский и A. И. Елистратов. Они самостоятельно провели серию опытов, подобных опытам B. Штерна, и сделали аналогичные выводы.[5]5
Завадский А. В., Елистратов А. И. О влиянии вопросов без внушения на достоверность свидетельского показания. Казань, 1905. С. 1.
[Закрыть] Сам О. Б. Гольдовский говорил: «Психологические основания ошибок очень различны, и вывод из сопоставления картины, воспроизведенной свидетелем, с действительностью получается очень печальный. Свидетель не дает точной копии, но лишь суррогат ее».
Гольдовский по этому поводу писал: «В. Штерн произвел ряд опытов над достоверностью свидетельских показаний. Опыты дали ему право составить такое положение: безошибочные показания будут исключением, правилом же должны считаться показания с ошибками. Положение это может считаться вполне установленным».[6]6
Гольдовский О. Б. О психологии свидетельских показаний: Доклад на заседании уголовного отделения юридического общества СПбГУ 20 марта 1904 г. // Вестник права. 1904. № 6. С. 189.
[Закрыть]
В Германии вопросами судебной психологии занимались также О. Липпман, А. Крамер, В. Ф. Лист, С. Яффа и др. С 1903 г. В. Штерн при сотрудничестве Листа и Гросса стал выпускать журнал «Доклады по психологии показаний».
Исследования по криминалистической психологии проводились и в других странах: во Франции – Клапаредом, в США – Майерсом, а также Кеттеллом, который в 1895 г. провел эксперимент с памятью студентов, а затем предложил составить указатель степеней точности свидетельских показаний.
Известный советский психолог Б. М. Теплов отмечал, что даже при полной субъективной добросовестности авторов результаты психологических экспериментов будут определяться теорией, которой они руководствуются.
Над вопросами психологии свидетельских показаний в России работали также М. М. Хомяков, М. П. Бухвалова, А. Н. Берштейн, Е. М. Кулишер и др. В 1905 г. вышел сборник «Проблемы психологии. Ложь и свидетельские показания». Многие статьи сборника пронизывала идея о недостоверности свидетельских показаний.
Характерным является отзыв об экспериментах В. Штерна обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената России (впоследствии министра юстиции) И. Г. Щегловитова. Он писал: «Новейшие наблюдения показывают, что свидетельские показания содержат множество непроизвольных искажений истины, и поэтому необходимо избегать установления внешней обстановки преступления исключительно при помощи свидетелей».[7]7
Щегловитов И. Г. Непроизвольное искажение истины в свидетельских показаниях по новейшим наблюдениям // Право. 1902. № 17–18. С. 871.
[Закрыть]
Однако необходимо отметить, что далеко не все юристы и психологи того периода разделяли негативное отношение к свидетельским показаниям. Среди них прежде всего следует назвать крупнейшего русского юриста А. Ф. Кони. В прениях по докладу О. Гольдовского «О психологии свидетельских показаний» на заседании уголовного отделения юридического общества Петербургского университета А. Ф. Кони резко выступил против выводов В. Штерна и О. Гольдовского. Он говорил: «Нельзя скрывать, что исследования Штерна крайне односторонни, нельзя также скрывать и того, что в сущности это столько же поход против свидетелей, сколько и судей и особенно присяжных заседателей».[8]8
Протокол заседания уголовного отделения юридического общества СПбГУ от 20 марта 1904 г. // Вестник права. 1904. № 6. С. 194.
[Закрыть] Позднее, на заседании того же общества, А. Ф. Кони выступил с самостоятельным докладом по тому же вопросу,[9]9
Журнал Министерства юстиции. 1904. № 10. С. 118.
[Закрыть] который по существу был ответом на необоснованные утверждения о ненадежности свидетельских показаний.
Ученые Казанского университета М. А. Лазарев и В. И. Валицкий констатировали, что положения Штерна не будут иметь значения для практики, что важнейшее зло при свидетельских показаниях – не непроизвольные ошибки, а сознательная ложь свидетелей, которая распространена более, чем принято считать: почти три четверти свидетелей отступают от правды.
Известный отечественный психолог Б. М. Теплов правильно отмечал, что даже при полной субъективной добросовестности авторов результаты психологических экспериментов будут определяться теорией, которой они руководствуются.[10]10
Теплое Б. М. Советская психологическая наука за 30 лет. М., 1974. С. 18.
[Закрыть] В своих психологических изысканиях В. Штерн и др. проявляли непонимание особенностей психического отражения объективной действительности. Так, сущность непроизвольной памяти они рассматривали как случайный результат пассивного запечатления мозгом действующих на него факторов. Обзор различных теорий памяти в зарубежной психологии показал, что «основным и общим для них пороком является то, что память не изучалась как продукт деятельности, и прежде всего практической деятельности субъекта, а также и как особая, самостоятельная идеальная деятельность».[11]11
Зинченко П. И. Непроизвольное запоминание. М., 1961. С. 130.
[Закрыть] Это являлось одной из основных причин, порождавших как механистические, так и идеалистические представления о памяти.
Развитие наук, в том числе наук о социальных явлениях, порождает стремление разобраться в причинах преступности, дать научное обоснование деятельности социальных институтов, занимающихся ее предупреждением. Таким образом, уже в XIX в. начинает складываться новый подход к решению данной проблемы, сутью которого является стремление вскрыть причины преступного поведения и на их основе составить программу практической деятельности по борьбе с преступлениями и преступностью.
В середине XIX в. Ч. Ломброзо одним из первых попытался научно объяснить природу преступного поведения с позиции антропологии. Теория Ломброзо находит последователей и в наше время. Отголоски ее можно найти в современных теориях, таких как теория хромосомных аномалий Клайнфельтера, во фрейдистских и неофрейдистских учениях о врожденной агрессии и разрушительных влечениях.
Очевидно, что если до конца следовать логике антропологической теории Ч. Ломброзо, то борьба с преступностью должна осуществляться путем физического уничтожения либо пожизненной изоляции «врожденных» преступников. Биологизаторский подход в объяснении природы преступного поведения был подвергнут серьезной, справедливой критике уже со стороны современников Ломброзо, когда преступность начала изучаться как социальное явление.
2.3. История юридической психологии в XX столетииКонец XIX – начало ХХ в. характеризуются социологизацией криминологического знания. Причины преступности как социального явления начали изучать социологи Ж. Кетле, Э. Дюркгейм, П. Дюпоти, М. Вебер, Л. Леви-Брюль и др., которые, применив метод социальной статистики, преодолели антропологический подход в объяснении природы преступного поведения, показав зависимость отклоняющегося поведения от социальных условий. Для своего времени эти работы были безусловно прогрессивным явлением.
Солидный статистический анализ различных аномальных проявлений (преступности, самоубийств, проституции) за определенный исторический отрезок, проведенный, в частности, Ж. Кетле, Э. Дюркгеймом, показал, что число аномалий в поведении людей всякий раз неизбежно возрастало в период войн, экономических кризисов, социальных потрясений, что убедительно опровергало теорию «врожденного» преступника, указывая на социальные корни этого явления.
Эти факты нашли свое отражение, в частности, в ряде социально-психологических теорий преступности американских социальных психологов этого периода – Р. Мертона, Д. Матса, Т. Сайкса, Э. Глюка и др. В работах этих авторов представлены многообразные подходы к объяснению природы делинквентного поведения за счет различных социально-психологических феноменов и механизмов, регулирующих взаимодействие и поведение людей в группе. Характерная черта многих социально-психологических теорий преступности – отсутствие методологической платформы, игнорирование социально-экономической детерминированности преступности и других негативных социальных явлений.
Отличительная особенность современного криминологического знания – это системный подход к рассмотрению и изучению причин и факторов отклоняющегося поведения, разработка проблемы одновременно представителями различных наук: юристами, социологами, психологами, медиками.
Это, в свою очередь, позволяет подходить к практике предупреждения преступлений комплексно. Немалую роль при этом играет психолого-педагогическое обеспечение правоохранительной, превентивной и пенитенциарной деятельности соответствующих социальных институтов.
Современные биологизаторские криминологические теории далеко не так наивно, как Ломброзо, объясняют природу преступного поведения. Они строят свою аргументацию на достижениях современных наук: генетики, психологии, психоанализа. Так, например, одной из сенсаций 1970-х гг. было открытие так называемого синдрома Клайнфельтера: хромосомные нарушения типа 74XVV при нормальном наборе хромосом у мужчин среди преступников встречаются в 36 раз чаще.
В настоящее время в западной криминологии большое место занимают социально-психологические теории преступности, объясняющие социально-психологические механизмы усвоения так называемой делинквентной морали механизмами нейтрализации морального контроля, или защитными механизмами. Социальные психологи США, придерживающиеся этих теорий, осуществили целый ряд довольно оригинальных попыток объяснить способы формирования делинквентной субкультуры у несовершеннолетних.
Была проведена также проверка гипотезы, согласно которой хромосомные аномалии чаще встречаются не у всех преступников, а прежде всего среди лиц высокого роста. Американский национальный центр психического здоровья в 1970 г. опубликовал доклад, включающий обзор 45 исследований предполагаемой связи хромосомных аномалий с преступностью. Всего было исследовано 5342 преступника, при этом специально была подобрана группа лиц высокого роста, что якобы чаще всего связано с агрессивным поведением при хромосомных нарушениях. Среди этих лиц у 2 % были обнаружены хромосомные нарушения, среди преступников любого роста – 0,7 %, среди контрольной группы законопослушных граждан, которая составляла 327 человек, – 0,1 %.[12]12
Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика. Поведение. Ответственность. М., 1989. С. 170.
[Закрыть]
По существу, это исследование установило некоторую минимальную связь хромосомных аномалий не столько с преступностью, сколько с душевными заболеваниями.
На Международной конференции во Франции в 1972 г. исследователи разных стран высказали единодушное мнение, что зависимость между генными нарушениями и преступностью не подтверждается статистически.
Таким образом, теория хромосомных аномалий, как когда-то и антропологическая теория преступности, при более тщательном изучении не нашла своего подтверждения и была подвергнута серьезной обоснованной критике.
Особое внимание последователи биологизаторского подхода, и в частности представители фрейдистской и неофрейдистской школ, уделяют объяснению природы такого свойства, как агрессивность, которая якобы служит первопричиной насильственных преступлений. Поведение, целью которого является нанесение вреда некоторому объекту или человеку, возникает, по мнению фрейдистов и неофрейдистов, в результате того, что по различным причинам не получают реализации отдельные неосознаваемые врожденные влечения, что и вызывает агрессию. В качестве таких неосознаваемых врожденных влечений З. Фрейд рассматривал либидо, А. Адлер – стремление к власти, к превосходству над другими, Э. Фромм – влечение к разрушению.
Очевидно, что в таком случае агрессивность неизбежно должна возникать у любого человека с врожденными, сильно выраженными неосознаваемыми влечениями, которые далеко не всегда способны реализоваться в жизни и потому находят свой выход в деструктивном поведении.
Однако последующие исследователи агрессивности и ее природы как за рубежом, так и у нас в стране (А. Бандура, Д. Бергковец, А. Басс, Э. Квятковская-Тохович, С. Н. Ениколопов и др.) существенно изменили точку зрения на природу агрессии и на ее выражение.
Все большая роль в природе агрессии отводится социальным прижизненно действующим факторам. Так, А. Бандура считает, что агрессия – результат искаженного процесса социализации, в частности результат злоупотребления родителей наказаниями, жестоким отношением к детям. А. Бергковец указывает, что между объективной ситуацией и агрессивным поведением человека всегда выступают две опосредующие причины: готовность к агрессии (злость) и интерпретация данной ситуации.
В 20-е годы «судебная психология» – это авторитетная и обширная область науки, имеющая предметом изучения психологические предпосылки преступления, быт и психологию различных групп преступников, психологию свидетельских показаний и судебно-психологическую экспертизу, психологию заключенного (тюремная психология) и т. п.
(А. В. Петровский)
Индивидуальные психосоматические и половозрастные особенности, а также связанные с ними отклонения (отставание в умственном развитии, нервно-психическая и соматическая патология, кризисные возрастные периоды развития и т. д.) рассматриваются как психобиологические предпосылки асоциального поведения, которые способны затруднять социальную адаптацию индивида, отнюдь не являясь при этом причиной преступного поведения.
В настоящее время в западной криминологии большое место занимают социально-психологические теории преступности, объясняющие социально-психологические механизмы усвоения так называемой делинквентной морали механизмами нейтрализации морального контроля, или защитными механизмами. Социальные психологи США, придерживающиеся этих теорий, осуществили целый ряд довольно оригинальных попыток объяснить способы формирования делинквентной субкультуры у несовершеннолетних.
Сюда можно отнести теорию «социальной аномалии» Р. Мертона, которая построена на гипотезе об отмирании, отпадении норм морали при делинквентном поведении (социология преступности); теорию «нейтрализации» Д. Матса и Т. Сайкса, которые считают, что преступник в целом разделяет общепринятые нормы морали, но оправдывает свое преступное поведение.
Развитию отечественной юридической психологии в начале cоветского периода способствовал большой общественный интерес к вопросам осуществления правосудия, законности, личности преступника и др. В стране начался поиск новых форм предупреждения преступности и перевоспитания правонарушителей. Юридическая психология приняла активное участие в решении этих проблем. В 1925 г. в нашей стране впервые в мире был организован Государственный институт по изучению преступности и преступника. В течение первых пяти лет существования этим институтом было опубликовано значительное количество работ по юридической психологии. Специальные кабинеты по изучению преступника и преступности были организованы в Москве, Ленинграде, Саратове, Киеве, Харькове, Минске, Баку и других городах.
Одновременно велись исследования по психологии свидетельских показаний, по психологической экспертизе и некоторым другим проблемам.
Интересные исследования провел психолог А. Р. Лурия в лаборатории экспериментальной психологии, созданной в 1927 г. при Московской губернской прокуратуре. Он изучал возможности применения методов экспериментальной психологии для расследования преступлений и сформулировал принципы работы прибора, который впоследствии получил наименование «разоблачителя лжи» (лай-детектор).[13]13
Лурия А. Р. Экспериментальная психология в судебно-следственном деле // Советское право. 1927. № 2; Лурия А. Р. Психология в определении следов преступления // Научное слово. 1928. № 3. С. 4.
[Закрыть]
Значительный вклад в развитие юридической психологии того времени внесли такие известные специалисты, как В. М. Бехтерев и А. Ф. Кони.
Секции криминальной психологии, криминалистической рефлексологии и психологии работали на первом и втором Всероссийских съездах по психоневрологии.
Юристы и психологи настойчиво искали новые формы борьбы с преступностью. Новый общественный строй видел в преступнике прежде всего человека. Этот гуманистический принцип, положенный в основу советского законодательного регулирования вопросов доказывания, естественно, усиливал интерес к психологическим особенностям людей, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства, вводил психологию в круг проблем, изучение которых было важно для успешного расследования преступлений.
Сущность судебно-психологических изысканий того периода известный отечественный психолог А. В. Петровский охарактеризовал следующим образом: «В 20-е гг. “судебная психология” – это авторитетная и обширная область науки, имеющая предметом изучения психологические предпосылки преступления, быт и психологию различных групп преступников, психологию свидетельских показаний и судебно-психологическую экспертизу, психологию заключенного (тюремная психология) и т. п.».[14]14
Петровский А. В. История советской психологии. М., 1967. С. 181.
[Закрыть]
В те годы были переведены на русский язык и изданы труды западных ученых: Г. Гросса, О. Липпмана, Э. Штерна, М. Геринга, Г. Мюнстерберга, А. Гельвига.
Это, безусловно, не могло не повлиять на судебно-психологические исследования. Так, в работе А. Я. Канторовича «Психология свидетельских показаний» (1925) ощущается влияние немецкого психолога В. Штерна и его последователей. В 1927 г. появилась статья Н. Гладышевского «Наша нормальная неправдивость», в которой автор сделал вывод о том, что органы чувств человека (зрение, слух, обоняние, осязание) несовершенны и, следовательно, причины, порождающие ошибки в показаниях свидетелей, неустранимы. Сходные выводы содержались и в другой статье Гладышевского «Рефлексология свидетельских показаний».[15]15
Вестник советской юстиции. 1928. № 22.
[Закрыть]
В 1922 г. А. Ф. Кони опубликовал брошюру «Память и внимание», в которой излагались проблемы свидетельских показаний.[16]16
Кони А. Ф. Память и внимание (из воспоминаний судебного деятеля). Пг., 1922.
[Закрыть] А. Р. Лурия в ряде своих исследований подверг специальному психологическому анализу сущность свидетельских показаний.[17]17
ЛурияА. Р. Экспериментальная психология в судебном деле; Он же. Психология в определении следов преступления.
[Закрыть] Много внимания уделял вопросам психологии свидетельских показаний известный судебный психолог А. Е. Брусиловский.[18]18
Брусиловский А. Е. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1929; Он же. Немые свидетели (из очерков по судебной психологии) // Право и жизнь. 1928. № 2–4. С. 44.
[Закрыть] Следует особо остановиться на исследованиях А. С. Тагера, немало сделавшего для судебной психологии вообще и для психологии свидетельских показаний в особенности. Он считал, что уголовный процесс – это подлинный исследовательский процесс и что формирование и изучение научных основ его предпосылок не может не дать значительного материала для законотворчества.
Семнадцатого декабря 1928 г. А. С. Тагер выступил на совете Психологического института с докладом «Об итогах и перспективах изучения судебной психологии». Совместно с А. Е. Брусиловским, С. В. Познышевым, С. Г. Геллерштейном он принимал активное участие в работе I Всесоюзного съезда по изучению поведения человека (М., 1930). Съезд имел специальную секцию по судебной психологии, где обсуждались различные вопросы изучения психологических проблем, касающихся борьбы с преступностью.
А. Ф. Кони внес большой вклад в становление и развитие юридической психологии и судебной этики
Были заслушаны доклады А. С. Тагера «Об итогах и перспективах изучения судебной психологии» и А. Е. Брусиловского «Основные проблемы психологии подсудимого в уголовном процессе».
В Московском государственном институте экспериментальной психологии (ныне Институт психологии РАН) А. С. Тагер возглавлял экспериментальные работы по психологии свидетельских показаний. Он составил программу исследований, которая охватывала формирование показаний свидетелей от процесса восприятия фактов и явлений в различных ситуациях до их процессуального закрепления. Тагер искал формы исследований, раскрывающие особенности формирования показаний с учетом психологических навыков свидетелей, зависящих от профессии, возраста, эмоциональных состояний и т. д. Но Тагер считал невозможным ограничиться таким исследованием показаний, несмотря на их многократное повторение в различных вариантах. По его мнению, массовое дифференцированное исследование должно сочетаться с индивидуально-дифференцированным, учитывать особенности каждого испытуемого, например индивидуальные особенности зрения, слуха, памяти при воспроизведении показаний через различные промежутки времени. А. С. Тагер писал: «Поскольку в исследовании психологии показаний мы в конце концов должны дойти до исследования источников ошибок как в восприятиях свидетелей, так и в сохранении и переработке восприятий, так и в репродукции показаний, включая сюда и вопрос о превращении мыслей в слова, постольку мы не можем обойтись без исследования работы каждого испытуемого и сопоставления итогов с его психической продукцией в виде свидетельского показания».[19]19
Тагер А. С. О программе экспериментального исследования психологии свидетельских показаний // Психология. Т. 11. Вып. 2. С. 309.
[Закрыть]
Представляют интерес и работы К. И. Сотонина, в которых освещались психологические аспекты деятельности следователя и судьи, вопросы получения правдивых свидетельских показаний, методы обнаружения в них непроизвольной лжи.[20]20
Сотонин К. И. Очерк криминальной психологии. Казань, 1925; Он же. Психограмма судебного следователя // Интеллектуальный труд. М., 1925.
[Закрыть]
Достижения экспериментальной психологии начинают использоваться в этот период и в судебной практике. В частности, В. М. Бехтерев и его ученики активно занимаются проблемами психологической диагностики преступников и свидетелей. Первым значительным исследованием в области судебно-психологической экспертизы была книга А. Е. Брусиловского «Судебно-психологическая экспертиза: ее предмет и методика», вышедшая в свет в 1939 г. в Харькове. В ней содержатся примеры использования судебно-психологической экспертизы (СПЭ) в уголовном судопроизводстве.
Первоначально, в период становления экспериментальной психологии, попытки использовать ее для нужд юридической практики сводились в основном к разработке методик определения достоверности показаний участников уголовного процесса. Например, А. Р. Лурия в 1928 г., исследуя психические процессы, разработал так называемую «сопряженную моторную методику» с целью диагностики аффективных следов. Эта методика является прообразом детектора лжи, широко используемого сейчас в зарубежной юридической практике.
В работах того периода активно исследовалась личность правонарушителя. Это имело свои положительные стороны, так как позволяло точно и правильно квалифицировать совершенные преступления, учитывая все объективные и субъективные моменты. Но, с другой стороны, претендуя на установление достоверности показаний участников судебно-следственного процесса, эксперт брал на себя задачу определить, насколько правдивы или ложны эти показания. Например, на основе свободного рассказа подэкспертного и ответов на вопросы эксперты-психологи делали выводы о наличии или отсутствии так называемых «симптомов лжи», объективно обусловленных тем или иным типом личности. Предполагалось, что субъекты, характеризующиеся холодностью, угрюмостью, циничностью, готовы на заранее обдуманную ложь, искажение фактов. Поэтому ценность показаний таких лиц считалась сомнительной. Недостоверными считались показания субъектов с комплексами неисполненных желаний.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.