Текст книги "Ретранслятор"

Главная аксиома спецназа гласила: «Пот экономит кровь», что в переводе на наш, гражданский означало не более чем точность испытания перед целевым применением. С приходом к руководству НИИ Мамонова пропорции пота и крови стали примерно равные, а чем ближе подбирался дедлайн, тем большие «потоки крови» проливались с испытательных стендов, как в лаборатории, так и на трех полигонах в Ленинградской области, что отдало нам на откуп министерство обороны.

Плановые испытания прошли успешно, ну почти. Разве что наблюдалось отклонение в процессе заряда батареи. Странный побочный эффект, пускающий в цикл весь процесс добычи и поглощения энергии. Сначала сбивалась калибровка, затем происходил самопроизвольный разряд, в то время как сама емкость продолжала поглощать энергию. Отключить устройство можно было либо дистанционно, что получалось не всегда, либо приходилось топать ножками к самой установке и жать на кнопки, завершая процесс. Обычно такие счастливчики, попадая под прямое воздействие, становились радостными обладателями неработающих мобильных телефонов, планшетов, электронных часов и прочих гаджетов, неблагоразумно захваченных с собой на испытание. Дальше этого, собственно, дело не шло. Сама установка была маломощная, побочный эффект сведен к минимуму, а электронику мы научились оставлять в ящиках стола, в дальнем крыле.

Рапорты я, разумеется, по этому поводу писал. Сначала в Москву, в пору своего врио заведующего. Затем полковнику Мамонову Петру Геннадьевичу, исправному служаке с одной мозговой извилиной от фуражки. Затем снова в Москву, но мои бумажки либо возвращались ко мне с формальной отпиской, либо тонули в бюрократическом океане бланков, форм и стандартных заявок, придуманных кабинетными изуверами из того же стольного града. Сбой в работе имел место быть, и он, разумеется, проявился, не постеснявшись даже главы управления и высоких чинов из столицы.

Второй тревожный зуммер сработал через пару секунд после первого и радостно оповестил собравшееся в бункере общество об отказе датчика заполнения. Энергия шла потоковым, конвейерным методом, забираясь с одной стороны устройства и рандомно выходя с другого. Вместо вечного элемента питания получался силовой поливочный шланг. Начальству это сравнение приводить не стоило, и я, под бешеным взглядом Мамонова, улыбался и делал ручкой, пытаясь хоть как-то стабилизировать поток, пока не понял, что и в этот раз пульт дистанционного управления обязанности свои сдал и более в процессе не участвует.

– Что происходит? – прошипел сквозь плотно сжатые губы полковник, осторожно пробравшись между двух генерал-лейтенантов, с интересом поглядывающих на электронное табло показаний. Казалось, сожми Мамонов зубы еще сильнее, и они раскрошатся будто мел.

– Как обычно, – загробным голосом сообщил я. – Я же на днях рапорт писал. Прибор раскалибровывается при насыщении емкости от тридцати пяти процентов и выше. Поток заряда не отсекается и не контролируется.

– Отключить можешь?

– Могу. – Я с сожалением посмотрел на свои наручные часы.

– Действуй, – рыкнул полковник.

– Побочный эффект, – я печально улыбнулся и подмигнул пиру, – а какой, пока и сам понять не могу.

– Ну да ладно, что делать будешь? – задал Дмитрий главный, пожалуй, за это утро вопрос. – Со мной-то все понятно. Пока посижу здесь, а потом, может, двину куда, в пустые земли, или к другой команде прибьюсь, хотя с моей славой теперь разве что на паперть да с протянутой рукой.

– Имя твое мы обелим, – вдруг уверенно и совсем неожиданно для себя заявил я пиру. – Это дело десятое. Главное сейчас – понять, что потом произошло.

– Потом это когда?

– Ну, после аварии. Помню, выбрался с работы, сел на мотоцикл, а очнулся через энное количество лет в палате и, замечу, весьма и весьма в тонусе. Нормальный человек после такой лежки ходить не может. За ним догляд, уход медицинский, кормление там внутривенное требуется. Не мог же я все это время быть в пустой палате, пока мир вокруг сходил с ума.

– И то верно, – охотно согласился Дмитрий. – Значит, ты где-то был, а потом тебя подбросили.

– Как вещь, – усмехнулся я. – Однако с этим тоже позже. Смущает еще и то, что в моей медицинской карте имя-то подлинное, так же как и возраст, а вот биография чужая.

– Чужая таки? – удивился мой собеседник. – А я уж думал, когда на шашлыках та непонятка вышла, что врешь ты.

– Чужая, – кивнул я. – К армии я имею отношение ровно такое же, как твои кеды к камерунскому чемпиону по бегу на длинные дистанции. Зачем было такое вытворять? Кому это вообще надо? По мне так очевидной выгоды никакой. Путаница одна.

– Именно что путаница. – Дима вдруг вскочил с места и возбужденно замахал руками. – Прятали тебя. Прятали тогда, прячут сейчас. Где, спрашивается, можно спрятать дерево? Правильно, в лесу. Да и потом, мало что ли в России Скворцовых по имени Андрей? Вполне вероятно, что даже твои одногодки. Ладно бы был какой-нибудь Аскольд или Эльдар, а ты уж прости, ФИО твое самое, что называется, обычное. Ты часом не шпион?

– Да вроде не был, – я развел руками и, встав, по-хозяйски разглядел запасы пира, рядками разложенные вдоль стен гаража. – Я вот что думаю. Надо бы на работу мне сгонять, в родное НИИ. Затем на квартиру. Там должны быть исходники, документы. Файло на хардах, конечно, погибло, но бумажным журналам электричество без надобности.

– Ничего у тебя не выйдет, – быстро остудил мой пыл расчетливый пси-боец. – Сгорели твои журналы в буржуйках или просто в пожаре погибли. Где уж ты там был столько лет, мне неведомо, но город хорошо пострадал. Половина выгорела в самом начале кутерьмы, потом мародеры прошлись, подчищая все, что плохо и хорошо лежит. В НИИ твоем да на хате, небось, сейчас сажа да голые стены.

– Все равно не узнаем, если не проверим, – заупрямился я.

– Ну как знаешь. – Развел руками Дмитрий. – Можем и в город сгонять. Я теперь человек вольный, хоть и светиться мне не рекомендуется в ближайшие пару месяцев, а уж Захару или Ханою на глаза попадаться и вовсе не стоит.

– Там мы аккуратно. – Просто улыбнулся я. – На морды шарфы намотаем да прогуляемся не спеша. Да и потом, кто тебе помеха, коли у тебя в попутчиках целый ретранслятор? – Сказано это было с иронией, которую пир, разумеется, не оценил.

– Ретрансляторство твое пока пшик на ровном месте, – грустно отмахнулся Дмитрий. – Тебе бы в бою поработать, резерв покачать. Против серьезного фриза или вольта ты не факт, что и выстоишь. Чистоту работы парень сменил, бах и не успел поглотить да вернуть.

– Так ты меня потренируй, – тут же предложил я, но Дима снова замахал руками.

– Чтобы тебя тренировать, треба места побольше да людей поменьше. Как начнешь качать, так тебя даже самый бездарный сканер с десяти километров срисует. Тут думать надо, да с умом подходить. Мне с моим хабаром чужие тут не в радость.

– И что ты предлагаешь?

– Да есть километрах в трех южнее заброшенная свиноферма. Рядом новую отстраивали, пятачков чтоб разводить, да, видно, не успели. Вот там и можно будет разгуляться, а если жареным запахнет, то уйти огородами. Сканеры нам там тоже будут не страшны. Когда тебя в первый раз пеленговали, Гришка поделился, что рвешь и мечешь. Отключись, и то почувствовать можно. Но диво дивное, через несколько часов аура у тебя потускнела и пришла в норму. Такую с чем угодно на дальнем расстоянии спутать можно.

– Значит, на свиноферму?

– Экий ты нетерпеливый. – Дмитрий подтащил ногой канистру со спиртом и принялся готовить напиток. – Сейчас по маленькой и в путь.

– Пить по утрам признак алкоголизма, – честно признался я, принимая из рук пира стаканчик с огненной водой.

– А ты не пей, – усмехнулся тот. – Спирт разбавленный, это даже не водка. Водка символ, а у нас с тобой лекарство от всех болезней этого мира. Выпил, болезни не прошли, а тебе уже на них положить с прибором.

– Ну, как скажешь, – пожав плечами, я опрокинул в рот очередную порцию, вторую за это утро, алкоголя и сморщился. – Крепковато.

– Так на том и стоим. – Дмитрий встал и начал прохаживаться по рядам пещеры Аладдина. – Ну, вот теперь можно и в дорогу. Только пару стволов с собой возьмем, да ботиночки тебе надо сменить. Выдам тебе берцы, новые, армейские. Пользуйся моей добротой.

До свинофермы мы добрались ближе к обеду. Расстояние до искомого пункта было пустяковое, но вот дорога до него была и вовсе никакая. Перекинутый через безымянную речушку мост обвалился, и пришлось делать кругаля по берегу, продираясь через осоку и редкий кустарник, а когда мы добрались до брода, то я так сбил ноги на колдобинах, что волей-неволей, а пришлось сделать привал. Новые ботинки и толстые махровые носки, конечно, спасали, но на последних минутах я буквально выбился из сил. Регенерация там или еще какая отрава, но поднимать мышечный тонус было необходимо.

На привале, естественно, взялись за сигареты и прихваченную Дмитрием флягу со спиртом. Закуска у пира тоже имелась. В старенькую газету аккуратными кружочками была нарублена палочка твердокопченой колбасы, а из кармана извлечена крохотная банка корнишонов. Практически пикник на обочине.

– Закрытые города, – напомнил я, отправляя в рот крохотный огурчик. – Все в толк не возьму, что за диво это невиданное. Или, может, секрет?

– Да что ты, мил человек, – Дима махом осушил стаканчик и, положив его рядом с флягой, потянулся к колбасному кругляшу. – Какие секреты. Есть такие города. – Колбаса перекочевала в рот пира и, тот на секунду затих, смакуя вкус. – Но городами они называются только номинально. Сколько их, никто не знает, да и считать не собирался. Где и правда городок за забором, вроде военного, где просто несколько ангаров, однако в них, ты не поверишь, все вещи имеют свои прежние свойства. Ох, брат, чего там только нет. Я-то не был, но люди рассказывали, будто даже автомобили стоят, новенькие, с полными баками, бери не хочу. Техника там разная, импортная и наша, генератор можно рабочий достать. Ой, брат…

Дмитрий вздохнул тяжко, почти с надрывом и принялся вновь наполнять стаканы.

– А чего ты туда не ходил?

– Шутишь. – Пир отвлекся от увлекательного занятия разлива спиртного и, взглянув на меня будто на умалишенного, поцокал языком. – Нельзя. Крышечка поедет. Ты думаешь, почему их закрытыми называют? Не потому что на дверях амбарные замки или колючка по периметру. Сунься туда кто, и все, привет, реальность, здравствуй, милый моему сердцу бред и помешательство во всем великолепии.

– А как же тогда узнали, что там хабар есть? – не унимался я, уже по привычке принимая из рук Димы стакан.

– Так ходят же. – Пожал плечами мой приятель. – Нужда заставит, и к Ханою на поклон явишься. А тут такие богатства. Бывали и такие, что по три раза в закрытые города совались. Тех уж нет, поди, но всякой всячины натащить успели. Говорят еще… – пир понизил голос до уровня полной конспирации, – что наваждение это, мракобесие, кто как зовет, только окружает город, как картонной коробкой накрытый. Стоит тебе эти метры преодолеть, и снова все хорошо. Обратно, правда, та же история, но это уже крохотная такая проблемка. Набрал ништяков, побросал в багажник автомобиля, тапку в пол и на свободу.

– А что с людьми-то конкретно делается, кто в города ходил?

– Да у каждого по-разному. – Долив себе спирта, пир придирчиво осмотрел количество спиртного и, одобрив, вновь потянулся за колбасой. – У кого по-тихому крыша едет. Сидят себе голым задом в луже посреди улицы и пузыри известным местом пускают. Кто буйный становится, и тут не приведи господи, если сильный пси-боец. Народу может положить уйму.

– Природу феномена изучали?

– Чего?

– Ну почему люди с ума сходят, выяснить пытались?

– Ах, ты об этом! – Дима уже захмелел и явно не хотел забивать голову слишком сложными для него мыслями. – И выяснять пытались, и защиту от этого искали. И простых людишек пускали, и нашего брата. Однажды даже на танке проехали, и все одно. Сушит мозги, хоть ты тресни. Да и не так там все просто. Ну, скажем, пришел ты в закрытый город, умишко сохранил и радуешься. Бегаешь себе, разные там факсы и ксероксы по карманам рассовываешь. Допустим, машину нашел и горючку, и вот уже она, сытая и довольная жизнь. Так?

– Ну так, – легко согласился я. – Я же понимаю, что за электробритву теперь неделю, а то и больше по высшему разряду жить можно.

– Так-то оно так, да не так, – хохотнул Дима. – Ты даже не представляешь, сколько в округе разных мародеров пасется. Дождутся такого смельчака, бац, и добычу себе. Сначала даже целые банды стояли, но потом махнули они на это дело рукой и отчалили восвояси. Дело прибыльное, но нерегулярное. Кто еще соберется мозгами пожертвовать да счастья попытать. Говорят, месяцами, а то и годами на такое никто не отваживался, а потом находился смельчак, глупец или должник, и шел сквозь заслон. Но на таких не проживешь. Вот и отошли банды. Одиночки одни остались. Живут себе неподалеку, зверьем кормятся диким или огородик держат да рыбачат, а чуть завидят парня – и все, приплыли. Делись хабаром – или голова с плеч.

Надо ли говорить, что в пути мы немного задержались, и когда достигли пункта назначения, день уже уверенно заваливал на вторую половину. Длинное кирпичное здание долгостроя в лучшие годы могло служить и для более мирных целей, однако теперь это был наш полигон.

– Работать будем аккуратно, – заплетающимся языком пояснил пир, неловко сбегая по пригорку в сторону распахнутых ворот гигантского свинарника. – Я буду дозировать рывками, ты принимать.

– Стоп. Погоди-ка. – В голову мне внезапно закралась одна нехорошая мысль, я тут же озвучил ее своему собутыльнику. – А что, если не получится? А ну как сбой, и вместо тренировки я получу ожоги или еще что похуже.

– Ну ты, брат, даешь, – пьяно захохотал Дмитрий и, засунув руки в карманы, уверенно потопал вперед. – А ты как собираешься силы-то набираться? Ожоги-то бог с ним. Ну без бровей останешься, ну поваляешься в постели с недельку. Есть, конечно, другой вариант…

– И какой? – обрадовался я.

– Открытый бой с конкурентами, бандитами или бандой Ханоя, – пытаясь сдержать ухмылку, пояснил пир. – Там уж не до ожогов будет. Там выжить бы. Зато все быстро, эффективно, а главное – дарвиновский отбор как наглядное пособие. Да и потом, сам бой, как правило, не такой уж и открытый. Знаешь, ты чем ту гопоту пронял, да так, что они оторопели?

– И чем же? – поинтересовался я, неуверенно следуя за Дмитрием к распахнутым воротам.

– Да тем, что взял и вышел! – вновь расхохотался тот. – Так вот, просто, по-соседски. Ничем не прикрытый, с высоко поднятой головой. Отсутствие страха либо признак дури, либо силы. Коли дурь и сила присутствуют, да еще и в равных долях, то тот, кто посмекалистей, пятится в кусты. Те же, кто особым умом не блещут, атакуют, да проигрывают.

– А может, они не знали, что я ретранслятор? – Я меланхолично пожал плечами и, шагнув внутрь, с сомнением уставился на обветшалые своды постройки. Того и гляди, лишнее птичье дерьмо до обрушения доведет.

– Это оно только кажется ветхим, – поспешил успокоить меня пир, заметив встревоженный взгляд. – Потому тут никто и не засел. Место-то замечательное для базы.

Дмитрий был абсолютно прав. Вокруг хорошо простреливаемое, ну или просматриваемое, как вам будет угодно, поле. Река, затрудняющая переход, да крепкие кирпичные стены, если они действительно так прочны, как вещал Дмитрий. Пространство приличное, окна, как ни странно, узкие. Достаточно пары железных листов, чтобы перекрыть доступ, а в остальных случаях пустить колючую проволоку. Место для транспорта или склада тоже имелось, а главное, не было этой гнетущей разрухи и смрада города, в котором волей или неволей мне пришлось побывать. И главное – дороги. Частью заросшие, местами и вовсе непроходимые для груженого транспорта или, ну скажем, телеги. Высокие потолки, тени, нет… тень.

– Дим, – одними губами поинтересовался я. – А ты вообще уверен, что тут пусто?

– В смысле? – нахмурился пир.

– Ну что тут никто не живет.

– Зуб даю. – Дмитрий кивнул и, прищурившись, окинул серые своды свинарника внимательным взглядом.

– Лучше смотри, – продолжал шептать я, почему-то осторожно пятясь к распахнутым настежь воротам. – Вон, около окна, за балкой…

Огненный хлыст рубанул по потолку резко, воздух вокруг зазвенел и, раскалившись почти мгновенно, поплыл перед глазами огненным маревом. Пир хакнул, крутанулся на месте и кинулся в сторону, не забыв, впрочем, оттолкнуть меня к стене. Вторая огненная волна, родившаяся будто из воздуха, ударила почти по тому месту, где я заметил странный темный сгусток, и тот, видимо обладая разумом, заметался, задвигался на стропилах, а потом и вовсе завопил дурным голосом и попытался рухнуть вниз. Спасала сгусток, вероятно, природная ловкость, ибо через секунду из загадочной тени он превратился в хлипкого, плохо одетого субъекта средних лет, с пролысинами, и, как оказалось при ближайшем рассмотрении, без обуви.

– Сдурели, – завизжал чудик со стропил, пытаясь одновременно и лицо не потерять, и не сверзнуться вниз. Дело это, ну в смысле падение, было явно неблагодарным. Высота потолка и залитые бетоном полы ничего хорошего такому прыгуну не сулили, так что он, продолжая выть и материться, попытался втянуть свое тщедушное тело назад. Однако он был либо ранен, либо попросту физической силы не хватило. Так и остался бедолага свисать с потолка, как спелая виноградная гроздь, да называть всех по матушке.

– И то право, – улыбнулся я, наблюдая за дергунчиком. – Чего это ты его, Дима, жарить вздумал? Он же поди невкусный.

– А мы посолим, поперчим да попробуем на вкус, – выйдя из боевого азарта, включился в мою игру Дима.

– Помогите, – завыл мужик, – людоеды! За что мне все это! – Сил от мысли быть пожаренным и поданным на обед у проходимца прибавилось, и, бодро втянув свою тушку, он спешно спрятался за стропила под потолком.

– Ты кто такой? – хмуро поинтересовался Дмитрий.

– Я-то? – На секунду нарушитель продемонстрировал вспотевшую лысину и вновь спрятался в свое ненадежное укрытие. – Путешественник.

– Странный путешественник, – настала и моя очередь удивляться. Путешественники, они что? По земле ходят. Максимум плавают по воде или летают воздухом на самолетах. Последнего тут не наблюдается, даже в виде останков, а путешествующих под потолком я почему-то припомнить не мог. – А прячешься почему?

– Так вы же бьете, – поспешил напомнить загадочный субъект.

– Вот не надо, – Дмитрий встал посреди зала и, скрестив руки на груди, сурово взглянул на то место, где прятался странный товарищ. – Ты с самого начала тут прятался. Место это наше, закрытое…

– А вот врать-то, врать-то не надо! – вновь заголосил лысоватый. – Тут нигде не написано, что это ваше место! Ни буковки, ни таблички. Знал я обжитые места. Сам оттуда возвращаюсь по делам, личным-кстати. Тут заброшено.

– А прятался чего?

– Вижу, идут, – честно признался парень. – Двое. Со стволами.

Я перевел взгляд на плечо, где безвольно свисал напрочь позабытый мной АК, и, отметив правоту парня, подмигнул пиру.

– Вижу, со стволами, – продолжали сообщать нам стропила, – а может, бандиты какие. Ну я от греха подальше и спрятался. Думал, не заметите. Посидите немного да уйдете, а тут такое.

– Думал он, думал… – криво усмехнулся Дима. – А ну слезай, хороняка, иначе поджарю за милую душу и фамилию не спрошу.

Некоторое время ответа сверху не поступало, и я уже начал было волноваться, но незваный гость сдался и, осторожно, ловко цепляясь за выступы и скобы, мужик начал спускаться вниз.

– Знаю я его, – вдруг перекосило пира будто от зубной боли.

– И? – Осторожно поинтересовался я, наблюдая, как сноровисто перебирается поверху наш дергунчик.

– Сенечка это, – процедил сквозь зубы пир, будничным движением снимая автомат с предохранителя. – Прихлебатель комендатов. Мразь редкая и двуличная, да к тому же проглот.

Вот те на, вот тебе и незадача. Наконец еще одна загадка мертвого мира вскоре встанет передо мной во плоти, и я смогу идентифицировать если не угрозу, то странную опухоль, коей и являлся наконец спустившийся босоногий человечек. Вроде и не опасный, а скорее жалкий. Залысины, макушка, прикрытая, прядкой да крысиный хвостик жиденьких волос на затылке. Одежонка ветхая, скорее на выброс, чем для повседневной носки. Сам хлипковат, невзрачен, глазки блеклые и выцветшие. Самый обычный конторский клерк. Наряди такого в костюмчик поприличней, пусти в толпу, и он пропал, растворился, будто и не было такого.

– Проглот, значит, – усмехнулся я, наблюдая, как Сенечка осторожно, нехотя двигается в нашу сторону. – И как себя с ним вести? Захар говорил, что они вроде паразитов.

– Правду старый хрыч говорил, – сквозь зубы продолжал вещать Дима. – Не вздумай бить, даже тем немногим, что у тебя в запасах осталось. Для него любой кусок энергии лучше дорогого коньяка. Начнет чудить, резани по нему из «калаша». В драку не лезь, не вздумай. Ходят слухи, и небезосновательные, что у Сенечки гепатит. Если об зубы кулак порежешь, хана тебе даже со всей нашей регенерацией. Не сможет организм на вирус отреагировать. Порез залечить может, кость сломанную. Некоторым даже порванные связки и сухожилия латали, а вот ВИЧ там, али Сенечкина хворь прицеплялась как репей.

– Ну посмотрим, – улыбнулся я и, не глядя, давно наработанным движением снял автомат с предохранителя. Мне бы удивиться своей сноровке, но не до того было.

Вот ты, значит, какой, Сенечка, проглот.

Новенький импортный внедорожник, поблескивая на солнце отполированными боками, не спеша выкатил из гаража и, ведомый уваренной рукой, понесся по пустому и давно уже расчищенному рабами проспекту на выезд из города. Если новые власти центр и чистили, то окраины были оставлены на откуп разрухе, и потому через пять минут водитель снизил скорость и повел машину осторожно, почти крадучись между обгорелыми остовами машин. Работа была сизифова, точно. Оплавленные стекла, прожженные двигатели тяжелых дизельных грузовиков. Встретили колонну на самом въезде и били, чтобы наверняка. Не за грузом охотились, за людьми в кузовах. А может, и были те люди грузом. Кто же теперь, спустя столько лет, разберет.

За рулем автомобиля сидел странный тип в глубоко надвинутой на глаза фетровой шляпе. Воротник плаща водителя был высоко поднят, а на глазах, невидаль в это время года, можно было увидеть солнцезащитные очки. Другой бы поразился, как вообще этот тип видит дорогу, но водителя это не смущало, да и ехал он вполне спокойно, давно знакомой дорогой, выруливая над выбоинами и ловкого огибая покореженные груды металла.

Машина у человека, так старающегося скрыть свой облик, была на удивление исправна. Мотор работал уверенно, сыто рыча под капотом высокооктановым топливом. Бензиновая стрелка объемного бензобака остановилась на середине шкалы, а в салоне тихо и неторопливо струилась ненавязчивая музыка.

Подъехав к виадуку, выбирающемуся на кольцевую, человек притормозил и секунду смотрел на дорогу, будто ожидая кого-то. Дорога была пустынна, музыка спокойна, а движения человека вялы и неторопливы. И тут все резко изменилось. Человека будто переломило пополам. Страшная судорога потрясла тело, ломая, выкручивая, рвя на куски. Хрип боли и отчаяния перекрыл музыку. Вдавив педаль акселератора в пол, он бросил своего железного зверя вперед. Автомобиль послушно крутанул колесами, оставляя на асфальте частички резины, и, взвыв двигателем, метнулся вперед, пожирая полосу шоссе.

Сумасшедший бег автомобиля вскоре замедлился, и водитель, немного отойдя от болевого шока, повел машину ровно.

– Сдуреть, – донеслось из-под стоячего воротника плаща. – Так ведь и знал, но дурья моя башка.

– Коробка три, я база, – ожил «Кенвуд» на приборной панели. Плащ сдернул микрофон на гибком шнуре и нехотя поднес ко рту. – Как слышите меня…

– Слышу вас хорошо, база, я коробка три. Выход из мегаполиса. Прием.

Рация на секунду залилась эфирным шипением.

– Что с объектом, коробка три?

– Объект ведет мой агент. – Незнакомец стукнул по приборной панели, и тут же заработал навигатор. На удивление спутники GPS нашлись. Точнее нашелся один спутник, но и этого было достаточно. Секундное раздумье хитрого прибора, и вот уже на экране искомые координаты от маячка, что был подкинут Сенечке днем раньше на базаре в невольничьем ряду.

– Вы уверены в агенте? – хмуро поинтересовалась рация.

– Ни грамма я в нем не уверен, – бодро рапортовал плащ. – Да он и не в курсе, база. Следит в меру возможностей. Задание простое, как два пальца.

– Ладно, – на том конце эфира явно что-то для себя решили, и динамик тяжело вздохнул, – действуйте по обстоятельствам. Выход на связь по регламенту. Частота с шагом в три. Отбой.

– Отбой. – Мужчина прицепил переговорное устройство на скобу на торпеде и, пожав плечами, искоса взглянул на маленький монитор навигатора. Экая была удача. Один из спутников на орбите сохранил свои свойства и, продолжая исправно функционировать, давал нужные координаты. Были, конечно, с ним и проблемы, когда он уходил на другую сторону планеты, но это уже были частности. Было главное, а именно сигнал. Плащ, однако, думал, что спутников в небе гораздо больше, ибо сама идея глобального позиционирования теряла свой смысл, однако научники уверяли, что спутник один, да и бог с ними.

Сняв шляпу, водитель зло бросил ее на заднее сиденье, обнажив лысую голову с уродливым квадратным шрамом. Опустив воротник плаща, он с неудовольствием взглянул на круговой ожог на шее, обвивающей ее будто ошейник. Очки мужчина оставил, лишь поправив небрежным жестом, и, вновь ускорив машину, понесся вслед за ускользающим сигналом маячка. У базы были свои соображения по поводу объекта, у незнакомца другие. В чем-то они были похожи, но и разнились они значительно.

– Будет вам семь пятниц на неделе, – бубнил водитель, шаря рукой по сиденью в поисках сигарет. – Все вам будет, вы только терпением запасайтесь, друзья сердечные. Все у вас будет, но только не сразу, а по частям.

– Стой, где стоишь. – Я вздернул автомат и хищное дуло «калаша» уставилось в узкий Сенечкин лоб. – Иначе мозги потом не соберешь, родимый.

– Тю. – Осмелевший проглот уже не играл в боязливого, затравленного зверя. Вся его напускная небрежность и неряшливость куда-то вдруг подевались, и обтрепанный костюмчик был на нем вроде инородного предмета. – Не гоните. Я вам дорогу не переходил, хабар ваш не присваивал, на место не претендую.

– Кончать его надо, Ханоева приспешника, – тихо, но так, чтобы адъютант коменданта услышал, поделился Дима. – Он неспроста тут. Не на прогулку, чай, выбрался. До базы день пути на машине, до рынка и того больше. Ты, Андрей, держи ушки на макушке. Не один он тут. Ой не один.

– Да ладно вам, парни. – Поразительная смена поведения у проглота меня просто изумила. Секунду назад затравленный зверь, придурковатый, в меру бестолковый и откровенно жалкий, и уже спустя мгновение адекватный, злой, хитрый и выносливый. Проглот он там или нет, но такому палец в рот не клади. Палец откусит, а затем и к горлу потянется.

– Что ладно, – пир тоже поднял автомат. – Если ты, курва, не объяснишь, что тут делаешь, то готовься уйти к покойным родичам в помойную канаву.

– А вот на родственников попрошу не переключаться, – вдруг ощерился Сенечка. – Папа мой покойный, не в пример тебе, профессором был. Преподавал в институте. Матушка член-корреспондент Академии Наук, да и у меня за плечами далеко не ПТУ.

– Ну ладно, – поспешил я разрядить обстановку. Еще секунду, и эта парочка, сцепившись в клубок, покатилась бы по бетонному полу, мутузя друг друга. – Но все равно, Семен, потрудись объяснить, какими судьбами ты в наших краях.

– Сбежал я, – легко пояснил тот. – От коменданта и всей его банды.

– Ой не ври, ради бога… – Залился гаденьким смехом Дмитрий. – У Ханоя ты был как у Христа за пазухой. Жрачка от пуза, одеяло теплое да пара гаденьких поручений в день, а в остальном свободен, как сопля в полете. Опять же статус, адъютант самого коменданта. Такого не то что тронуть, а посмотреть косо никто не отважится. И вдруг он сбежал. Не верю.

– Верь, не верь, но факт налицо. – Пожал плечами проглот. – Ты думаешь, все так здорово, как кажется на первый взгляд? Жить-то хочется, да по-человечески. Все на тебя косо смотрят, за грязь не считают, подтрунивают и издеваются. Тот же Ханой за человека не держит, и все из-за чего? Да из-за того, что не пир я, не вольт или фриз, и даже не сканер. Проглот я, пиявка, нежить! Знаешь, как я жил на самом деле? Страх, вот единственное чувство с самого начала катастрофы. – В глазах Сенечки промелькнула обреченность. – Каждый день знать, что ты больше не человек. Нечто среднее между вами, козлами и простым хомо-сапиенс. Существовать за чужой счет, зависеть от подачек сильных мира сего, трястись от каждого шороха! Да я даже погибнуть в бою нормально не могу. Я чужой для простых людей и мимо кассы для пси-бойцов. И тут и там я изгой, нечто среднее между обычным человеком и кишечным паразитом. Как бы ты жил, парень, если бы оказался в моей ситуации? Ну, я спрашиваю.

– Не убедил, – поморщился Дмитрий. – И ты, Андрюха, ему не верь.

Я непонимающе взглянул на пира. История парня показалась мне на удивление мрачной и трагичной. В какой-то момент его сумбурного рассказа я даже начал понимать его состояние. Депрессия и отчужденность день за днем. Двери перед тобой закрыты, друзья отвернулись, враги брезгливо морщатся и пытаются пройти мимо, не потратив на жалкую жизнь несколько грамм свинца.

Некоторое время я стоял в раздумье, а пир, почему-то решив отдать решение на откуп человеку, видевшему этот мир через призму старых реалий, прикусив губу, молча следил за застывшим в трагической позе проглотом.

– Пошли поговорим, – вдруг встрепенулся Дима и, схватив меня за рукав, потащил к стене.

– Чего ты? – Нахмурился я, с трудом отцепляя от своей куртки цепкие пальцы своего приятеля.

– Кончать его надо, пока не поздно, – горячо зашептал тот. – Пуля в лоб – и нет проблемы.

– Как вы, парни, тут интересно живете, – я покачал головой и с осуждением посмотрел на пира. В историю проглота я, естественно, не верил ни на грош, хоть изначально почти проникся, однако и пускать оборванца в расход в мои планы не входило. Не то чтобы я не мог убить человека. Нет, конечно, я бы, наверное, терзался некими моральными принципами, не спал ночами и страдал бы от кошмаров. Почему я так решил, сказать затрудняюсь. С каждым днем, с каждой минутой пребывания в новом мире мое понимание, моральные и этические нормы, взгляды на жизнь, все это мерно и неуклонно трансформировалось во что-то темное, загадочное и одновременно противоестественное. Будто и не я сейчас думал об убийстве как, ну скажем, о походе в кино, а кто-то другой, злой, циничный и расчетливый, привыкший к таким оборотам.