Электронная библиотека » Владлен Логинов » » онлайн чтение - страница 13

Текст книги "Неизвестный Ленин"


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 21:12


Автор книги: Владлен Логинов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +
«Окажите доверие нам»

Ленин был прав, когда писал о том, что двоевластие Советов и Временного правительства не могло продолжаться долго. Или-или. Это прекрасно понимали и его противники.

Выход они усматривали в активизации боевых действий на фронте, в наступлении. Любой его исход, полагали они, будет им на руку. В случае успеха, опираясь на волну патриотических и шовинистических настроений, можно будет задавить Советы или, выражаясь деликатно, «поставить их на место». А при неудаче – свалить все на те же Советы и прежде всего на большевиков, повинных якобы в разложении армии.

22 мая Верховным главнокомандующим был назначен генерал Алексей Алексеевич Брусилов. На свет извлекли план наступления, подготовленный при его участии еще зимой 1916 года и согласованный с союзниками. Началось спешное переформирование воинских частей, подготовка к выводу из столицы революционно настроенного гарнизона. А для общего укрепления воинской дисциплины новый военный министр Керенский 11 мая обнародовал «Декларацию прав солдата», которую тут же окрестили как «декларацию бесправия». Особенно настораживало то, что офицерам предоставлялось право – при неповиновении солдат – применять оружие, т. е. расстреливать[467]467
  См.: Совокин А.М. К истории июньской демонстрации 1917 г. // Вопросы истории КПСС. 1966. № 5. С. 46.


[Закрыть]
.

«Солдатский телеграф» сработал быстро и слухи о готовящемся наступлении молниеносно распространились по частям. «Декларация» Керенского лишь усугубила положение. 16 мая Кронштадтский Совет заявил о непризнании Временного правительства. И хотя 24 мая, под давлением Петросовета, это постановление отменили, власть правительства в городе и крепости полностью восстановить так и не удалось. А в большевистскую военную организацию, созданную еще в марте, уже с середины мая стали поступать требования солдатских комитетов столичного гарнизона о проведении внушительной акции протеста.

23 мая вопрос этот в Военной организации обсудили. Ее руководители, Владимир Невский и Петр Дашкевич, поначалу усомнились, что такая акция будет поддержана большинством частей. Но солдаты заверили, что их опасения несостоятельны и решительно заявили, что в случае отказа полки «готовы сами выступить, если не будет принято решение из центра». В Центральном Комитете партии Невскому посоветовали не торопиться, а основательней прозондировать обстановку в гарнизоне. И уже 1 июня, после совещания с представителями полков и кронштадтцев, Военная организация представила в ЦК списки частей (до 60 тысяч человек), готовых к выступлению. Но и после этого Невскому было указано, что без ведома Центрального Комитета никаких действий он предпринимать не должен[468]468
  См. там же; Рабинович А. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 года в Петрограде. М., 1992. С. 64.


[Закрыть]
.

Нежелание ЦК и Ленина форсировать события было очевидным. И на то существовали серьезные причины. Владимир Ильич прекрасно понимал, что Питер и Кронштадт это далеко не вся Россия…

Еще 4 (17) мая в оперном зале Народного дома открылся I Всероссийский съезд крестьянских депутатов. Более 1300 делегатов представляли самые удаленные уголки страны. Большевик Андрей Кучкин, посланный гарнизонами Вятской и Пермской губерний, вспоминал: «Для человека из глухой провинции, не видевшего крупных городов, Петроград показался гигантом. Машины, трамваи, ломовики, пролетки, тележки. Люди, люди без конца. Словно муравейник!»[469]469
  «Пролетарская революция», 1927, № 8–9, с. 295.


[Закрыть]
. И в самом Народном доме – угрюмые часовые, зло настроенные швейцары. Было от чего растеряться…

Большевиков среди делегатов насчитывалось человек девять. Хозяевами на съезде стали эсеры. Они санкционировали голосами крестьян вхождение социалистов в состав правительства, провели оборонческую резолюцию о войне. Камнем преткновения был аграрный вопрос. По словам одного из эсеровских лидеров Наума Быховского, делегаты приехали «с полной уверенностью, что отсюда они возвратятся уже “с землей” и привезут эту радостную весть пославшей их крестьянской массе; они верили, что здесь, на этом съезде, в той или иной форме, но вопрос будет “порешен”. Формальная и конституционно-правовая сторона их не интересовала… Именно в этом вопросе делегаты обнаруживали наибольшее нетерпение»[470]470
  Лавров В.М. Крестьянский парламент России. М., 1996. С. 71.


[Закрыть]
.

Вместе с меньшевиками-интернационалистами большевики подали заявку на выступление по аграрному вопросу Ленина. Но проходили дни, недели… 17 мая большевики распространили на съезде «Открытое письмо к делегатам Всероссийского съезда крестьянских депутатов», написанное Владимиром Ильичем. 20-го он даже приезжал на съезд. Но лишь утром 22 мая ему предоставили слово[471]471
  См. там же. С. 28, 35, 83, 87.


[Закрыть]
.

Солдат-большевик Дмитрий Гразкин рассказывает: «Все ждали Ленина, причем крестьяне, судя по их разговорам представляли себе Ленина высоким, черным, курчавым, с длинными волосами». А как же? После не имевшего особого успеха выступления 11 мая на съезде Зиновьева, им, видимо, казалось, что уж у «главного большевика» волосы не только курчавые, но и, непременно, длинные. «Когда Авксентьев сказал, что “от фракции большевиков слово представляется Ленину”, весь зал замер…» Опасаясь эксцессов, двое большевиков вышли с Владимиром Ильичем на эстраду, а трое встали у трибуны. А когда «на трибуне появился человек простого русского типа, – продолжает Гразкин, – делегаты стали друг у друга спрашивать: “А где же Ленин?” Мы стали громко указывать: “Да вон же, на трибуне”… По залу прокатилось: “Это Ленин?!” Ленин стоял, выжидая, чуть улыбаясь. Это сразу как-то купило делегатов»[472]472
  От Февраля к Октябрю. С. 130.


[Закрыть]
.

О том же рассказывает и другой делегат – Андрей Кучкин: «В начале речи Ленину летели с правых скамей реплики. Но потом они смолкли… Крестьяне напряженно всматривались в лицо и жесты Ленина. Как будто они хотели уловить в нем что-то чужое, не русское, а немецкое. Ведь так много говорили и писали о Ленине как о немецком агенте! А Ленин расхаживал по возвышенности взад и вперед… И глазами все время бегал по головам делегатов. Голос его звучал сильно. Слова четкие, ясные, всем понятные. И нет ничего в этом человеке чужого, а все свое, родное»[473]473
  «Пролетарская революция», 1927, № 8–9, с. 303–304.


[Закрыть]
.

«У нас с нашими противниками, – говорил Ленин, – основное противоречие в понимании того, что есть порядок и что есть закон. До сих пор смотрели так, что порядок и закон – это то, что удобно помещикам и чиновникам, а мы утверждаем, что порядок и закон – есть то, что удобно большинству крестьянства… Помещичья собственность была и остается величайшей несправедливостью. Бесплатное владение крестьянами этой землей, если владение это будет по большинству, не есть самоуправство, а есть восстановление права. Вот наша точка зрения…»[474]474
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 174, 176.


[Закрыть]

А в это время в Таврическом шло обычное заседание Исполкома Петросовета. Эсер Сергей Мстиславский рассказывал: обычные, рутинные, текущие дела. Остывшие стаканы с чаем. Скука. И вдруг весть – Ленин выступает на крестьянском съезде. «Сразу смахнуло сонливость. Сдвинулись с мест. Заскрипели стулья. Заболтались ложечки в стаканах… Кто-то сказал неуверенным баском: “Сойдет… От крестьян это отскочит”. Александрович, левый эсер, не удержался, фыркнул: “Отскочит – вам в голову… рикошетом”». Начался торг – кому ехать? Чхеидзе, Богданов – отказались. Отказалась и Спиридонова. Александрович опять пошутил: «”Пошлите Брешковскую. Выйдет совсем по-крестьянски, стиль пейзан: икону против пожара”… А с телефона новая эстафета: “Кончил. Хлопают. Рев стоит”»[475]475
  О Ленине. Воспоминания. Кн. IV. М.-Л., 1925. С. 100, 101.


[Закрыть]
.

Такая реакция была вполне объяснимой. «Чрезвычайно популярная по изложению речь Ленина, – писал эсер Быховский, – произвела большое впечатление на делегатов, несмотря на несомненно существовавшее ранее предубеждение съезда против Ленина, как большевика, да к тому же проехавшего через Германию “в пломбированном вагоне”.. Аргументация Ленина в пользу немедленного захвата земли весьма совпадала с настроениями и суждениями деревни. Он подводил теоретический и логический фундамент под то, что подсказывал крестьянам их классовый инстинкт»[476]476
  Лавров В. М. Крестьянский парламент России. С. 93.


[Закрыть]
.

Крупный помещик Сергей Илиодорович Шидловский, заседавший в этот момент в Главном земельном комитете с Черновым и другими эсеровскими лидерами, пишет, что их как ветром сдуло, ибо стало известно, что на съезде «крестьяне пожелали немедленно вотировать» резолюцию, предложенную Лениным. Лидеры подоспели вовремя. Был объявлен перерыв. На следующий день выступил Виктор Чернов, заявивший, что он гарантирует «неприкосновенность земельного фонда до Учредительного собрания». Речь, произнесенная «с значительной экспрессией», вызвала бурные аплодисменты. Крестьяне стали качать своего министра. После чего два дня – и в самом Народном доме, и в общежитиях им, как говорится, «пудрили мозги». Как выразился депутат Д.П.Оськин, спорить с «таким обилием умных и больших людей… стало страшно. Легче идти в штыковую атаку на фронте…»[477]477
  См. там же. С. 100, 101, 103.


[Закрыть]

А 3 (16) июня в помещении Первого кадетского корпуса открылся I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Более тысячи делегатов представляли на нем губернские, областные и районные Советы, объединенные рабочие, солдатские и крестьянские организации, действующую армию, флот и тыловые гарнизоны. Подавляющее большинство на этом съезде причисляло себя к эсерам (285 мандатов) и меньшевикам (248 мандатов). И лишь 105 делегатов зарегистрировались как большевики.

О составе съезда Николай Суханов писал: «Это были “настоящие” солдаты, мужички, но больше было мобилизованных интеллигентов. Не одна сотня была и прапорщиков, все еще представлявших “огромную часть действующей армии”. И что тут были за фигуры! Само собой разумеется, что все они были “социалисты”. Без этой марки представлять массы, говорить от их имени, обращаться к ним было совершенно невозможно… В кадетском корпусе была толчея. По кулуарам бродили шумные вереницы; около бойких ораторствующих людей собирались группы; была давка у раскинувшихся в нижнем этаже книжных лавочек и киосков; стояли длинные хвосты за чаем и обедом в низкой и мрачной столовой»[478]478
  Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3–4. С. 250.


[Закрыть]
.

Начался съезд со скандала. Швейцарский социалист Роберт Гримм, сопровождавший при проезде через Германию «эшелон»

Мартова, Натансона, Луначарского и др. (257 эмигрантов), был выдворен из России за его «тайную дипломатию» в пользу сепаратного мира. Мартов попросил слова для объяснений. Увы! Слушать его не стали…

«Конечно, – пишет Суханов, – большинство собрания не имело понятия о том, кто такой Мартов, какой он партии, что он доселе делал на свете – пока его слушатели при царизме мирно поживали и добра наживали… Поднялась вакханалия, в залах начался патриотический вой; “негодование” и “гнев” против немецких пособников стоном стояли в зале… Мартов был взволнован открывшейся перед ним картиной. У его ног волновалась темная стихия, которая была живой контрреволюцией. Казалось, эта темная сила физически напирает на трибуну и вместе на революцию, а щуплая фигурка Мартова, угловатая, скромная, невоинственная, героически противостоит жадному, нечленораздельному, бессмысленно рычащему чудовищу. Даже Троцкий не выдержал этого зрелища.

“Да здравствует честный социалист Мартов!” – закричал он, подбежав к трибуне… Глядя на “определившийся” съезд, волновался мой сосед – увядший, истрепанный травлей Стеклов: “Эх, надо бы им ответить! Эх, я бы выступил!” – “Так выступите”, – не подумав, сказал я. – “Что вы, разве мне можно появиться! – ответил Стеклов. – Разнесут, разорвут…”»[479]479
  Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3–4. С. 259.


[Закрыть]

На следующий день съезд слушал доклад Либера об отношении к Временному правительству. «Переход всей власти в руки Совета РСД, – сказал он, – попытка осуществления этого лозунга обозначала бы во всероссийском масштабе… не усиление власти революционной в стране, а… распад единой революции, полную изоляцию рабочего класса… А за пределами организации рабочей демократии… область авантюр, сепаратных выступлений отдельных городов, область всероссийской анархии и военных диктатур»[480]480
  Первый Всероссийский съезд Советов. Стенографический отчет. Т. 1. М., 1930. С. 51, 52.


[Закрыть]
.

Прения по докладу продолжались пять дней. Говорили красиво и долго. Слушать эти речи было невозможно, и Ленин, приехав на съезд, разговорился в кулуарах с левым эсером, членом Петросовета Петром Васильевичем Бухарцевым. Многих левоэсеровских лидеров Владимир Ильич хорошо знал еще по эмиграции. Но с активным левым эсером из числа «практиков» беседовать не приходилось.

В разговоре, пишет Бухарцев, «Ильич интересовался настроениями эсеров и особенно левого крыла. Он спрашивал о взаимоотношениях Виктора Михайловича Чернова с левым крылом и, дело прошлое, буквально выпытывал, имел ли Чернов к организации левого крыла с.-р. какое-либо отношение. “Хитрый мужиченко Чернов… Со всеми заигрывает и никогда не узнаешь, с кем он будет”, – смеялся Ильич». Но потом сказал: «На этом съезде делать нечего и большевикам можно было бы и уйти… Да хочется переговорить с Черновым, авось друг от друга чему-нибудь научимся».

К ним подошел другой левый эсер, делегат от Инсарского гарнизона, офицер Павел Федоров. В ходе разговора он, между прочим, показал Владимиру Ильичу крестьянские и солдатские наказы, которые он получил, отправляясь на съезд. Ленин просмотрел их и был приятно удивлен: «Ого! – сказал он Павлу Алексеевичу, – да вы в Инсаре, судя по наказу, требуете социализации не только земли, но и фабрик и заводов!» Федоров не только подтвердил, но и добавил, что они готовы отстаивать эти требования с оружием в руках[481]481
  РГАСПИ, ф. 70, оп. 4, дело 197, л. 19.


[Закрыть]
.

А в зале по-прежнему лились речи. Слово предоставляли прежде всего социалистическим министрам. «Церетели, Скобелев и Чернов выступали каждую минуту, казалось, по несколько раз по всякому вопросу, и оставались на трибуне целыми часами… Это было, – рассказывает Суханов, – нестерпимо не только для здравомыслящих людей, но начинало выводить из себя и весь кадетский корпус. Одни начали лояльно вздыхать, другие не столь лояльно ворчать себе под нос, третьи откровенно покрикивать: довольно, слышали, дайте послушать людей с мест!.. От пошлого и тупого хвастовства контрреволюционной политикой коалиции тошнило, конечно, не одних большевиков»[482]482
  Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3–4. С. 260.


[Закрыть]
.

Было ужасно скучно. И Луначарский стал рисовать: средневековый рыцарь в стальных доспехах с обнаженным мечом… Анатолий Васильевич подписал рисунок: «Таким будет буржуазный диктатор России» и передал Ленину. Владимир Ильич внимательно посмотрел, перечеркнул надпись и быстро написал: «Диктатуре буржуазии в революционной России не быть»[483]483
  В.И.Ленин. Биографическая хроника. Т. 4. М., 1973. С. 216.


[Закрыть]
.

А на трибуне, артистично жестикулируя, говорил Ираклий Церетели: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место… Такой партии в России нет!» Стенографистка Надежда Никифоровская вспоминала: «Оратор сделал паузу, как бы любуясь эффектом, который произвели его слова на делегатов… Тишина. И вдруг, как удар грома, раздались слова: “Есть! Есть такая партия!” – По залу прокатился гул, все пришло в движение. Многие повставали с мест, чтобы увидеть того, кто бросил такую реплику». А Владимир Ильич, попросив у президиума слова от фракции большевиков, уже шел к трибуне[484]484
  См.: Яковлев Б.В. Ленин. Страницы автобиографии. С. 579.


[Закрыть]
.

Суханов пишет: «В непривычной обстановке, лицом к лицу со своими лютыми врагами, окруженный враждебной толпой, смотревшей на него как на дикого зверя, Ленин, видимо, чувствовал себя неважно… К тому же над ним тяготели жесткие 15 минут, отведенные для фракционного оратора. Но Ленину и вообще не дали бы говорить, если бы не огромное любопытство, испытываемое каждым из провинциальных мамелюков к этой знаменитой фигуре…»[485]485
  Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3–4. С. 260.


[Закрыть]

Речь Ленина на съезде стала одним из тех его выступлений, смысл которых всячески извращался и тогда – в обстановке истерии, поднятой бульварной и черносотенной прессой, и теперь – спустя почти столетие, современными «лениноедами». Начиная с Суханова, они вычитывали в ней лишь одно: заявление о готовности большевиков в любую минуту взять власть в свои руки, а говоря проще – о «захвате власти»[486]486
  См. там же. С. 260.


[Закрыть]
.

Но перечитайте эту речь… В ней говорится о том, что программа буржуазной республики и реформ, предлагаемых соглашателями, не может решить проблем, стоящих перед Россией. Их нельзя решить ни резолюциями – «в бумажках можно написать что угодно», ни нудными докладами, которые здесь, на съезде, «делают министры, ссылаясь на то, что они вчера говорили, завтра напишут и послезавтра обещают. Это смешно». Такое толчение воды в ступе уже привело «к застою и к тем шагам назад, которые мы теперь видим в нашем коалиционном правительстве, во всей внутренней и внешней политике, в связи с готовящимся империалистическим наступлением»[487]487
  См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч… Т. 32. С. 264, 265, 273.


[Закрыть]
.

Революция создала иной тип власти – Советы, непосредственно выражающие волю народа. Они могут создать новый, небуржуазный «более демократический тип государства, который мы назвали в наших партийных резолюциях крестьянско-пролетарской демократической республикой… Напрасно думают, что это вопрос теоретический». Напрасно припутывают Маркса и рассуждают о том «можно ли в России вводить социализм, вообще совершать коренные преобразования сразу – это все пустые отговорки, товарищи. Доктрина Маркса и Энгельса, как они всегда разъясняли, состоит вот в чем: “наше учение не догма, а руководство к деятельности”». Поэтому в политике надо руководствоваться реальной жизнью. А в этой жизни «чистого капитализма, переходящего в чистый социализм, нигде в мире нет и быть не может во время войны, а есть что-то среднее, что-то новое, неслыханное…» И вопрос стоит не о верности доктрине, а о том, «чтобы сделать тот шаг, который нам сейчас нужен»[488]488
  См. там же. С. 264, 266. (Выделено жирным шрифтом мною – В.Л.)


[Закрыть]
.

Каждый делегат съезда должен сделать выбор: он за буржуазное правительство с чиновно-бюрократической машиной управления, или за власть Советов? А если вы за Советы, то и тут предстоит выбор. Ибо Советы многопартийны, внутри советского правительства, «в недрах Всероссийского Совета неизбежны трения, борьба партий за власть»[489]489
  См. там же. С. 265.


[Закрыть]
.

Все партии, претендующие на выражение воли народа, свои программы выработали. Сформулировали ее и большевики. И они говорят, «как всякая партия говорит: окажите доверие нам, и мы вам дадим нашу программу». Поэтому, когда «предыдущий оратор, гражданин министр почт и телеграфов… говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть… я отвечаю: “есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту готова взять власть целиком”. (Аплодисменты, смех.)»[490]490
  См. там же. С. 266, 267. (Выделено жирным шрифтом мною – В.Л.)


[Закрыть]
.

Итак, не о «захвате власти» говорил Ленин, а о ее переходе к многопартийным Советам. И о готовности большевиков предложить программу и сформировать советское правительство в том случае, если Советами им будет оказано доверие.

Через несколько дней Владимир Ильич специально разъяснит этот вопрос в «Правде»: чтобы удовлетворить требования народа «надо быть властью в государстве. Станьте ей, господа теперешние вожди Совета, – мы за это, хотя вы наши противники… Пока у вас нет власти общегосударственной, пока вы терпите над собой власть 10-ти министров из буржуазии, – вы запутались в своей собственной слабости и нерешительности»[491]491
  Там же. С. 340. (Выделено жирным шрифтом мною – В.Л.)


[Закрыть]
.

По истечении 15 минут после начала речи председатель прервал Ленина: «Ваше время истекло». Но в зале поднялся такой шум, что пришлось ставить на голосование. «Большинство за продление речи», – констатировал президиум. И Владимир Ильич продолжил…

Отличие политики соглашателей от политики революционной он продемонстрировал на простом примере. Вся пресса писала в те дни о неуемных аппетитах олигархов, зарабатывавших на военных поставках до 500–800 процентов прибыли. В министерских кругах и в газетах гадали – каким же образом, при новой-то власти, им удается так обделывать свои дела?

Если вы действительно заботитесь о жизни и благе народа, отвечал Ленин, то «опубликуйте прибыли господ капиталистов, арестуйте 50 или 100 крупнейших миллионеров [Суханов, естественно, написал: 200–300. – В.Л.]. Достаточно продержать их несколько недель, хотя бы на таких же льготных условиях, на каких содержится Николай Романов, с простой целью заставить вскрыть нити, обманные проделки, грязь, корысть, которые и при новом правительстве тысяч и миллионов ежедневно стоят нашей стране»[492]492
  Там же. С. 267, 268. (Выделено жирным шрифтом мною – В.Л.)


[Закрыть]
.

Что же это – покушение на капитализм? Нет! Потому что в России мы имеем дело с явлениями аномальными даже для капитализма.

Когда сегодня пишут о том, что большевики разрушили процветающую российскую рыночную экономику европейского типа, то забывают о том, что таковой просто не существовало. В годы войны сложился какой-то иной – «дикий» капитализм.

Известный экономист Владимир Александрович Базаров как раз в эти дни писал: «Война и вызванная ею экономическая и финансовая разруха создали такое положение вещей, при котором частный интерес частного предпринимателя направлен не к укреплению и развитию производительных сил страны, а к их разрушению. В настоящее время выгоднее – в ожидании повышения цен – держать в бездействии материальные составные части капитала, нежели пускать их в оборот; выгоднее производить на самых разорительных для страны условиях никуда не годные предметы военного снабжения, нежели добросовестно обслуживать насущные потребности народных масс… Можно ли удивляться, что так называемое “народное хозяйство” превратилось у нас в разухабистую вакханалию мародерства, промышленной анархии, систематического расхищения национального достояния?»[493]493
  «Новая жизнь», 1917, 24 мая.


[Закрыть]

И соглашаясь с Базаровым, Ленин пишет: «Вакханалия мародерства – нет иного слова для поведения капиталистов во время войны. Эта вакханалия ведет к гибели всю страну. Нельзя молчать.

Нельзя терпеть»[494]494
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 203.


[Закрыть]
. Именно эту аномальность капитализма Владимир Ильич и разъясняет делегатам Всероссийского съезда Советов. Прибыли в 500–800 процентов, говорит он, российские промышленники берут «не как капиталисты на свободном рынке, в “чистом” капитализме, а по военным поставкам». Поэтому предлагаемые большевиками меры – это не «анархия» и «не социализм. Это – открытие глаз народу на ту настоящую анархию и ту настоящую игру… с достоянием народа, с сотнями тысяч жизней, которые завтра погибнут… Я знаю, что вы этого не хотите, что большинство их вас этого не хочет и что министры этого не хотят, потому что нельзя этого хотеть, так как это – избиение сотен миллионов людей. Но… это связано с вопросом о власти»[495]495
  Там же. С. 267, 269.


[Закрыть]
.

И не надо бояться угроз гражданской войной. «Вы… знаете, что революция по заказу не делается, что революции в других странах делались кровавым тяжелым путем восстаний, а в России нет такой группы, нет такого класса, который бы мог сопротивляться власти Советов. В России эта революция возможна, в виде исключения, как революция мирная»[496]496
  Там же. С. 270.


[Закрыть]
.

Что же касается целостности России, то «тут ближе подходит к истине даже Крестьянский съезд, который говорит о “федеративной” республике и тем выражает мысль, что русская республика ни одного народа ни по-новому, ни по-старому угнетать не хочет, ни с одним народом… не хочет жить на началах насилия. Мы, – заявил Ленин, – хотим единой и нераздельной республики российской с твердою властью, но твердая власть дается добровольным согласием народов»[497]497
  Там же. С. 269. (Выделено жирным шрифтом мною – В.Л).


[Закрыть]
.

«Оставляя в стороне прапорщиков, либеральных адвокатов и прочих подобных, – пишет Суханов, – у рабоче-крестьянской части собрания классовый инстинкт был, пожалуй, даже на стороне Ленина, хотя предубеждение мешало этому проявиться…» И президиуму пришлось немедленно вытащить на трибуну Керенского, который «в глазах большинства… одержал над ним блистательную победу. Керенскому после Ленина стоило немногого нарядиться в тогу демократизма и благородства, сыпать фразами о свободе, щедро сулить мир всему миру – и разбойникам-капиталистам, и товарищам-пролетариям. В ответ на проект Ленина арестовать ради скорейшего мира (?) сотню-другую (?) биржевых магнатов Керенский, пожиная бурю аплодисментов, бросил: “Что же мы, социалисты или держиморды?..”

…А когда левый сектор ответил на “держиморду” шумом и топаньем, то деревянный, с неповоротливыми мозгами председатель Гегечкори, любезный кавказскому сердцу старика Чхеидзе, разъяснил, что “держиморда” – это литературное слово. На этом основании сменивший Керенского Луначарский с места в карьер назвал Гегечкори держимордой…» Прав был Суханов: «в этих собраниях убедить друг друга речами было нельзя»[498]498
  Суханов H.H. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3–4. С. 253, 260–261.


[Закрыть]
.

А за стенами Съезда Советов обстановка все более накалялась. 4 (17) июня несколько сот кронштадтцев прибыли на Марсово поле. К ним присоединились несколько сот солдат гарнизона. Повод был вполне основательным: почтить память тех, кто пал в дни Февраля. Выступали только большевики – Николай Крыленко, от моряков – Федор Раскольников и от Военной организации – А.Я. Семашко. По тем временам демонстрация была не столь уж многочисленной, но она явно свидетельствовала о нарастании возмущения и революционных настроений в массах[499]499
  См.: Рабинович А. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 года в Петрограде. С. 65–66.


[Закрыть]
.

Через два дня, 6 июня, состоялось совместное заседание ЦК, Исполнительной комиссии ПК и «военки». Николай Подвойский и Владимир Невский, опираясь на те данные, которые Военная организация представила ЦК, вновь подняли вопрос о санкции на проведение демонстрации. Цель – наглядно показать делегатам Всероссийского съезда решимость солдат и рабочих в борьбе против войны и, как выразился Подвойский, – «пробить брешь на съезде».

Цифры, приведенные «военкой» – о готовности к выступлению 60 тысяч солдат, видимо, произвели впечатление на Владимира Ильича. Он высказался за подготовку к демонстрации: если «таково мнение солдат и пролетариата», то их надо поддержать, «их лозунги – наши лозунги». За демонстрацию выступил Яков Свердлов: «Надо дать организованный выход из того настроения, которое есть в массе». «За» были члены ЦК Сталин и Григорий Федоров. При этом Федоров особо подчеркнул, что манифестанты должны быть безоружны.

Однако по данному вопросу сразу же выявились разногласия. Невский заявил, что если демонстранты выйдут без оружия, то шествие будет «кустарным» и не произведет должного эффекта. Другой представитель «военки» Сергей Черепанов был еще более категоричен: «Солдаты не пойдут без оружия. Вопрос решен». И это утверждение перенесло обсуждение вопроса о выступлении совсем в иную плоскость.

Член ЦК Виктор Ногин прямо сказал, что если демонстранты с лозунгом «Вся власть Советам!» будут вооружены, то это может стать не демонстрацией, а революцией. Его поддержали Каменев и Зиновьев. Поворот массы в сторону партии, говорили они, только начался, рабочие пока не рвутся в бой и такая манифестация «может нас погубить», ибо ставит «на карту голову партии». Даже Крупская полагала, что поскольку демонстрация «не будет мирной, потому ее, может быть, не надо проводить». Решили собрать информацию о настроениях в рабочих кварталах и вновь обсудить вопрос 9 июня с представителями полков, заводов и профсоюзов[500]500
  См. там же. С. 66–67; Совокин А.М. К истории июньской демонстрации 1917 г. // Вопросы истории КПСС. 1966. № 5. С. 46–47.


[Закрыть]
.

После окончания заседания ЦК дискуссию продолжили в Петербургском комитете уже без Ленина. Невский довольно решительно заявил, что в гарнизоне бушуют страсти, которым нужен выход и – хочет того партия или нет – демонстрация состоится. Вопрос лишь в том, кто возглавит ее. И, по его мнению, лучше пойти на риск неудачи, нежели отказаться от лидерства. С ним согласился Володарский: «Если мы не поддержим солдат в их конкретных требованиях, они отвернутся от нас». О том же заявил и один из руководителей Выборгского райкома Мартын Лацис: военная демонстрация будет проведена независимо от того, примут в ней участие большевики или нет. Что касается рабочих, то и они готовы выйти на улицу.

Некоторые члены ПК стали возражать. По их мнению, демонстрация должна была состоять исключительно из солдат. «У солдат, – говорил Михаил Калинин, – есть повод для недовольства, у рабочих такого факта нет. Революционное настроение среди рабочих есть, но оно выражается в длительной работе сознания». Однако его не поддержали. Вновь, как и на заседании ЦК были высказаны опасения: сумеют ли большевики направить демонстрацию в организованное русло и, как выразился В.Б.Винокуров, – «куда может вылиться такая демонстрация?»

«Настроение классового антагонизма, – говорил Михаил Томский, – так высоко – понаблюдайте в трамваях, – что нельзя предполагать, что демонстрация протечет мирно. Представьте себе, что же может выйти из столкновения сотен тысяч людей, может выйти больше, чем демонстрация… Оперирование с настроениями широкой массы есть оперирование с несколькими неизвестными». И хотя член ЦК Сталин заявил, что бояться не надо, ибо «при виде вооруженных солдат буржуазия попрячется», решение так и не приняли. Всем членам ПК лишь указали на необходимость обсудить вопрос о выступлении с рядовыми партийцами на предприятиях и в полках[501]501
  Рабинович А. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 года в Петрограде. С. 67–70.


[Закрыть]
. Но принимать решение пришлось не через три дня – 9 июня, а вечером 8-го, ибо события развивались гораздо быстрее…

Когда 6 июня на заседаниях ЦК и ПК говорилось о том, что вооруженная демонстрация может состояться и без руководства большевиков, то имелись в виду вполне конкретные «конкуренты» – анархисты-коммунисты. Как раз в мае – июне их организация развернула активную деятельность в Питере, Кронштадте и Гельсингфорсе. Влияние анархистов росло, и без их лидеров Иосифа Блейхмана и Аснина не обходился, пожалуй, ни один матросский, да и солдатский митинг. Между прочим, ирония истории заключалась в том, что штаб-квартирой анархистов стала захваченная ими дача П.Н.Дурново – того самого, который предупреждал государя о кошмаре «беспросветной анархии».

С большевиками они не конфликтовали. «Общей платформой, – писал позднее член ПК Владимир Залежский, – позволившей большевикам работать вместе с анархистами-коммунистами, явилась борьба против Временного правительства и его политики… за социалистическую революцию». Поэтому «фактически анархисты шли не только рука об руку с большевиками, но скорее за большевиками»[502]502
  Залежский В.Н. Из воспоминаний подпольщика. М., 1931. С. 180–181.


[Закрыть]
.

Это утверждение верно лишь отчасти, ибо в тех случаях, когда большевики – по тем или иным причинам – начинали притормаживать выступления масс, анархисты вырывались вперед. Да и «платформа» у них не была столь определенной. С 17 марта они стали выпускать журнал «Коммуна». Судя по этому изданию, никакими теоретическими изысканиями анархисты-коммунисты не занимались. Большую часть журнала занимали пространные статьи Н.Павлова, Я.Алого (Суховольского) и Н.Солнцева (Блейхмана) чисто митингового характера: «Россию, – говорилось в редакционной статье № 3, – никому не удастся поставить на путь капиталистического строя… Только в школе социальной революции найдется истинный путь к освобождению человечества…» И не более того…[503]503
  «Коммуна», № 3, 1917, май, с. 1.


[Закрыть]

Впрочем, денег на издание «Коммуны» в чужих типографиях явно не хватало. И 5 июня 80 анархистов с бомбами и пулеметом захватили печатный станок правой газеты «Русская воля». На следующий день две роты, посланные министром юстиции Переверзевым, вернули станок на место, а 7-го анархистам предъявили ультиматум: освободить дачу Дурново в 24 часа. Анархисты и пришедшие им на помощь вооруженные кронштадтцы заняли оборону. А поскольку на даче помимо них размещалась рабочая милиция, профсоюз булочников и группа эсеров-максималистов, 8 июня в их поддержку забастовало 28 предприятий столицы, Петергофа и Ораниенбаума, а в Выборгском районе прошли вооруженные демонстрации протеста.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации