Текст книги "П. А. Стрепетова"

Влас Михайлович Дорошевич
П. А. Стрепетова

* * *

После П. А. Стрепетовой осталось немного образов. Но ярких.

Катерина в «Грозе», Лизавета в «Горькой судьбине», жена Бессудного – «На бойком месте»…

Она играла Марию Стюарт. Страдающей королевы не было. Играла Адриану Лекуврёр. Блестящей артистки у блестящей артистки не вышло.

Когда большая артистка-народница бралась изображать королев и блестящих актрис, – это напоминало наивные романы «из аристократической жизни», по 20 копеек.

«Граф в бархатном пиджаке, туго натянутых серых лосинах и лаковых сапожках вошёл в театр.

Здесь, сразу было видно, его все знали. Он был, очевидно, постоянным посетителем: все капельдинеры поздоровались с ним за руку.

Граф прошёл в ложу княгини.

– Не хотите ли апельсина? – спросил граф, вынимая из кармана фрукт.

– Почистите! – задорно (непременно, задорно) улыбнулась княгиня.

Граф принялся ловко чистить апельсин, бросая кожу в кресла с непринуждённостью истинного аристократа».

Да что королевы и блестящие артистки!

Простую помещицу в пьесе кн. Сумбатова «Закат» она сыграла плохо.

Вместо обедневшей барыни получилась торговка.

Не то, что у неё не было для этих ролей только внешности, уменья держаться. Она не могла вообразить себя королевой, знаменитой артисткой, большой барыней.

Зато «простая» русская женщина, – крестьянка, как Лизавета и Бессудная, мещанка, как Катерина, – нашли в ней чудную художницу.

Она рассказывала о той среде, которую знала, любила, жалела и понимала глубоко.

Она передавала бабье горе, в Лизавете в «Горькой судьбине», – так, что переворачивало душу.

А хитрости, увёртки жены грозного Бессудного! С каким юмором передавалось это!

Было и смешно смотреть.

И жалость сжимала сердце:

– Бедная раба! Какой лукавой её сделало рабство! Сколько лукавства ей нужно, чтоб чуть-чуть отведать счастья!

Прежде всего, П. А. Стрепетова давала превосходный внешний облик.

Бытовую картину.

Катерину она играла даже с волжским говором.

На сцену выходила маленькая, жалкая в своём мещанском «наряде», ничтожная мещаночка.

Таких встречаешь тысячи и думаешь, – если только о них думаешь:

– Какой у них может быть внутренний мир?

«Мещанская кукла». И только.

И вот, как чудный цветок, расцветала пред нами душа Катерины.

Стрепетова не идеализировала Катерины.

Всё время её Катерина возбуждала к себе жалость: пришибленная, мало развитая.

Но какая совесть!

Какая могучая, славянская совесть, – которая так удивила Сарсэ:

– Что это они всему миру кланяются в ноги? Катерина кланяется. Раскольников кланяется. Никита кланяется.

Есть два миросозерцания.

Я сделал нехорошее дело.

– Весь мир виноват передо мной. Предки, – зачем меня родили таким? Воспитание, среда, все условия жизни, – которые заставили меня пойти на преступление.

И есть другое миросозерцание.

Строгое, прежде всего, к себе.

Оно заставляет даже жертву просить прощения у всех.

Наши великие писатели говорят нам, что это миросозерцание ближе нашей, славянской, душе.

И Раскольников, Никита, Катерина кланяются в ноги всему миру, идя на скорбный путь искупления.

Это окружает их красотой мучеников.

Какую нравственную силу показывала Стрепетова в этой Катерине, жалкой с вида, ничтожной и незаметной!

Какая нравственная сила, вылившаяся в мистический порыв!

Какие огромные, возвышенные стремления, полные могущества и красоты, дремлют в душе маленькой незаметной «мещаночки»!

Каких сил и девственной красоты полна эта душа!

Сходя с подмостков, Стрепетова могла сказать:

– Такова невидная, «простая», русская женщина, – и такие огромные душевные силы можно найти в ней, если за это возьмётся большой художник.

Перед «простою» русской женщиной заслуга Стрепетовой огромна.

Она открыла и объяснила нам прекрасные тайны её души так, как талантливому писателю с трудом удаётся это в десятках томов.

Она способствовала культу русской женщины. Она украсила этот культ, заслуженный и справедливый, мученическими венками Катерины и Лизаветы.

Она создала нам мученицу, русскую женщину. И мы видели это мученичество во всём его ужасе, но и во всей его нетленной красоте.

Из-под гнёта Домостроя, татарщины, крепостного права вставал перед нами образ «простой» русской женщины, всё же сохранившей в своей душе лучшее, что есть в человеческой душе.

Пронёсшей сквозь все тягости исторического бесправного женского существования душу живою и невредимою.

Катерина, Лизавета, Бессудная, – в изображении П. А. Стрепетовой, – это всё порыв к лучшему, к счастью. Порыв к свету, к солнцу тоскующей человеческой души.

Всё это «рабы», но с живою душою и сохранившие человеческие стремления.

Создав Катерину, Лизавету, Бессудную, Стрепетова закончила ряд картин «простых» русских женщин, – картиною грандиозной трагической силы, – создав Матрёну во «Власти тьмы».

Напиши Л. Н. Толстой свою шекспировскую драму раньше, – мы имели бы дивную Анисью.

Но Стрепетова уже была стара, и, после «лучей в тёмном царстве», она дала нам образ женщины, задавленной «властью тьмы».

«Простую» женщину, из которой тьма сделала «деревенскую леди Макбет».

Это был чёрный, но необходимый штрих для полноты той картины, которую всю жизнь писала Стрепетова:

– Простая русская женщина.

Картина яркая, написанная, действительно, масляными красками, сильно, могуче, – но её галерея – память зрителей, очевидцев.

Уйдут они, и с ними исчезнет самая память о картине.

От Стрепетовой останется только легенда.

Была женщина с огромным талантом, но неуживчивым характером.

– В те же времена в учреждениях, живущих только талантами и созданных только для таланта, – больше всего ценился только покладистый характер.

Кроме этой характерной для нашего времени «Стрепетовской легенды» не останется ничего.

Будем утешаться, думая, что в те времена будет уж и не нужна защита русской женщины, и проповедь её права на жизнь.

В наше время и эта проповедь, и эта защита были нужны, были очень нужны.

И Стрепетова сделала большое дело.

Её заслуга пред русской женщиной велика.