Электронная библиотека » Всеволод Овчинников » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 01:37


Автор книги: Всеволод Овчинников


Жанр: География, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Транспортный аврал

Иностранцу, попавшему в предновогодние дни в Китай, может показаться, что огромную страну охватила паника. Не тысячи, даже не сотни тысяч, а десятки миллионов людей целый месяц штурмуют билетные кассы всех видов транспорта, работающего в авральном режиме. Причина лихорадки – Новый год по лунному календарю.

Хотя в Китае он теперь официально переименован в Праздник весны (Чуньцзе), для миллиарда трехсот миллионов жителей Поднебесной именно эти две недели остаются порой новогодних праздников, которые каждая семья непременно должна встречать вместе, под одной крышей. Возвращаются в родные села полтораста миллионов сезонников, ежегодно отправляющихся на заработки в города. Едут на побывку домой сотни тысяч военнослужащих. Спешат к своим семьям десятки тысяч бродячих торговцев и ремесленников.

Но, прежде всего, традиция требует, чтобы на праздничный сезон непременно воссоединились супруги, которые по каким-то причинам были разлучены. Согласно укоренившимся у китайцев представлениям, в природе для всего есть своя пора. В двадцати четырех двухнедельных сезонах традиционного лунного календаря воплощен многовековой опыт поколений – это, по существу, оптимальный график полевых работ, подсобных промыслов, а также народных праздников.

Издавна принято считать, что есть своя пора и для активной супружеской жизни: две недели Праздника весны, от первого новолуния до первого полнолуния. Стало быть, десятки миллионов людей устремляются к домашним очагам именно ради того, чтобы своевременно выполнить супружеский долг. Выходит, что если кто и следует библейскому завету: «Время обнимать и время уклоняться от объятий», так это китайцы.

Не следует понимать сказанное буквально. Современное поколение, особенно в городах, не признает сезонности в супружеских отношениях. Но инерция многовековых обычаев все-таки дает о себе знать. В сельской глубинке почти все дети рождаются одновременно, в сентябре – октябре. Стало быть, все они были зачаты на лунный Новый год. После же Праздника весны китайские супруги могут спокойно расстаться на несколько месяцев, а то и на год.

Тещина бутыль

В китайском фольклоре, на удивление для нас, начисто отсутствует тема тещи. Дочь после замужества становится членом другой семьи. Она переходит в полное подчинение свекрови и свекра. Своих же родителей видит лишь по праздникам пару раз в году. Не больше контактов у тещи и с зятем. Есть лишь одно исключение. Чтобы муж дочери выдержал двухнедельный марафон на Праздник весны, теща дарит ему бутыль с заспиртованной гадюкой, корнем женьшеня и ягодами дерезы. Такая настойка повышает мужскую силу.

Меня умилило, что тещина бутыль имеет полую пробку, которая вмещает хорошую стопку целебного зелья на опохмелку. Опорожнил бутылку – а утром опохмелился из пробки. О такой трогательной заботе наши зятья могут только мечтать.

Вместе со свекровью теща руководит приготовлением пельменей. Они пришли к китайцам и японцам, как и к нам, от кочевых степных народов еще во времена Чингисхана. Как и другие кушанья новогоднего стола, пельмени должны сообща лепить все члены семьи. Праздник весны воплощает ее единение. Неслучайно график школьных и студенческих каникул ежегодно смещается в соответствии с лунным календарем.

Всей семьей готовят и клейкие лепешки, которые полагается класть на алтарь предков в Праздник фонарей, завершающий собой две новогодние недели. Они предназначены для духа очага. Данный персонаж, которого китайцы зовут Цзаошэн, играет в их новогодней мифологии такую же роль, как на Западе Дед Мороз или Санта-Клаус. После праздников Цзао шэн отправляется на небеса, дабы проинформировать души предков о том, как прожили очередной год их потомки.

Так вот, чтобы Цзаошэн не болтал лишнего, вся семья толчет в деревянных ступах клейкий рис и лепит из него лепешки, которые должны склеить духу рот. Кладут их и на праздничный стол. Традиционное лакомство порой оказывается роковым. Если поперхнуться липким кусочком такой лепешки, от удушья может спасти только экстренное хирургическое вмешательство. В Японии по этой причине ежегодно гибнет больше людей, чем любителей смертельно ядовитой рыбы фугу.

Оптимальное сочетание возрастов

О двенадцати календарных животных китайцы и японцы вспоминают чаще всего при выборе спутников жизни. Восточная медицина придает большое значение физиологической совместимости партнеров, которая во многом зависит от оптимального сочетания их возрастов. По традиционной на Дальнем Востоке формуле считается, что возраст мужчины нужно разделить пополам и прибавить восемь.

Двадцатилетнему мужчине лучше всего соответствует партнерша восемнадцати лет, тридцатилетнему – двадцати трех, сорокалетнему – двадцати восьми, пятидесятилетнему – тридцати трех лет. Признаюсь, что с некоторых пор эти вычисления как-то перестали меня радовать. Но оказалось, что после шестидесяти лет цифру восемь следует не прибавлять, а вычитать. И тогда мои сомнения в разумности формулы вновь рассеялись.

Китайские и японские геронтологи полагают, что поздние браки лучше слишком ранних. После родов в шестнадцать-восемнадцать лет женщина преждевременно старится. Тогда как впервые став матерью после тридцати, она не только в наибольшей степени ощущает эффект омоложения, но и дольше живет.

Восточная медицина считает секс, в том числе и в пожилом возрасте, путем к долголетию. Однако, допуская разницу в годах, китайские и японские врачи делают существенную оговорку. Интимная связь пожилого мужчины с молодой женщиной (или наоборот) благотворна лишь при искреннем взаимном влечении обоих партнеров. Если же хотя бы один из них это чувство имитирует, то свой запас жизненной силы «ци» невосполнимо сокращают оба.

Хотя все страны Восточной Азии официально перешли на общепринятое григорианское летоисчисление, лунный Новый год отмечается там как традиционный народный праздник. Он всякий раз вводит в обиход имя одного из двенадцати календарных животных и пяти стихий.

Что же касается Китая, то там это событие, переименованное в Праздник весны, остается главным всенародным торжеством года. Это двухнедельная пора семейных встреч у домашнего очага, сезон активной супружеской жизни, когда для всех мужей и жен разом наступает «время обнимать».

Пьер Карден в сельском сарае

Повторю: мне посчастливилось начать свою журналистскую карьеру в Пекине 50-х годов. Я писал о романтике новостроек первой китайской пятилетки. Потом довелось быть очевидцем событий, перессоривших Хрущева и Мао Цзэдуна. А после смерти «великого кормчего» стать свидетелем и участником осторожных шагов, которые Москва и Пекин стали делать навстречу друг другу после четверти века трагической размолвки.

В 1984 году я вновь попал в Китай после 25-летнего отсутствия. Первым реальным примером провозглашенной Дэн Сяопином свободы предпринимательства для меня стали платные велосипедные стоянки возле пекинских вокзалов, автостанций, универмагов и кинотеатров. Их владельцами и управляющими стали пожилые домохозяйки. Ведь создать такое предприятие можно практически без первоначального капитала.

Другой сюрприз мне посчастливилось увидеть в хорошо знакомом мне западном пригороде Пекина. Это было село, оттуда мне когда-то доводилось писать о трудовых успехах народной коммуны имени китайско-советской дружбы. Теперь ее бывшие члены стали единоличниками, получили землю в пожизненное пользование. Но меня поразило, что многие крестьяне последовали лозунгу: «Уходить из земледелия, не покидая села».

Мне показали навес, под которым сидело более полусотни пожилых женщин. Они прилежно вязали что-то крючками из голубого мохера. Присмотревшись, я понял, что сарай был как бы сборочным цехом. Из соседней деревни были доставлены стопки рукавов, из другой – спинки. После того как приемщик тщательно проверил каждую деталь, их соединяли в свитера, пришивали ярлыки: «Пьер Карден. Ручная работа. Париж» и запечатывали в пластиковые пакеты.

Как мне пояснили, шерстяные нитки определенных цветов и лекала с разметкой количества петель в каждом ряду поставляет концерн французского кутюрье. Он же забирает весь заказанный ассортимент нужных ему моделей. Словом, экспортирует овеществленный труд, который обходится в семь-девять раз дешевле, чем во Франции. Причем приобщиться к подобному бизнесу, как и при создании в столице платных велосипедных стоянок, можно и без первоначального капитала.

Карденовские свитера ручной вязки производит одно из полутора миллионов возникших в Поднебесной поселковых предприятий. Малый бизнес на селе – новый, динамичный сектор экономики, который называют секретным оружием китайских реформ. Он не только создает крестьянам 150–200 миллионов новых рабочих мест, тем самым сокращая избыток рабочих рук на селе. Он позволяет превращать главное богатство Китая – трудовые ресурсы в реальные товары и услуги.

Кроме свитеров Кардена, в той же коммуне на завезенных из соседнего завода станках штамповали фары для автомашин. Размещать производство несложных деталей в близлежащих селах крупным заводам оказалось выгоднее, чем строить новые цеха на дорогой городской земле.

Опыт Китая свидетельствует, что существуют модели экономической интеграции, формы производственного кооперирования, которые открывают возможности для возрождения обезлюдевших сел и малых городов. Вот одна из них.

В деревни, где остались одни старики и старухи, приезжают представители крупных птицеводческих концернов. Они предлагают престарелым парам выращивать то ли сто, то ли двести, то ли пятьсот цыплят. Когда контракт подписан, бригада рабочих монтирует стандартные клетки-навесы соответствующего размера. Новорожденных птенцов доставляют из инкубатора. Дважды в неделю привозят комбикорма и бутыли с чистой водой. А когда подрастут бройлеры, их забирают на птицефабрику для централизованной разделки.

Думаю, что опыт Китая может быть поучителен для наших «бесперспективных деревень» и малых городов, население которых сокращается из-за невозможности найти работу. Особенно для неполноценной или лишенной мобильности рабочей силы, например, для пожилых людей.

Тут нужна интеграция сельских предприятий с городскими. Это может быть оснащение городскими заводами сельских цехов-филиалов, где руками местных жителей выполнялись бы трудоемкие, но технологически несложные операции, целеустремленное расширение возможностей для трудоустройства в малых городах и поселках путем развития малого бизнеса. Словом, превращение местной промышленности в важную составную часть сельской экономики.

Лицом к селу

Китай поражает мир темпами своего экономического роста. Зарубежных гостей восхищают небоскребы Пекина и Шанхая, автострады с многоуровневыми развязками, поезда на магнитной подушке. Но отнюдь не умаляя достижений Поднебесной за три десятилетия реформ, я как человек, объехавший Китай вдоль и поперек, знаю и другую сторону картины.

Мне доводилось бывать в селах, где доход на каждого жителя ниже пяти долларов в месяц, где вся домашняя утварь сделана людьми своими руками из дерева или глины. Так что после пожара в доме не остается ни кусочка металла, словно у наших доисторических предков.

В наши дни совершен кардинальный поворот пекинского руководства в сторону проблем села. До начала реформ в абсолютной бедности жил каждый четвертый китаец, то есть четверть миллиарда человек. Ныне таких уже не 25, а лишь 2 процента населения. Но в условиях Китая – это 24 миллиона человек, и, чем меньше остается заповедников нищеты, тем труднее до них добраться.

До недавних пор считалось, что на селе живет 900 миллионов китайцев, в городах – 400 миллионов. Но процесс индустриализации и урбанизации несколько изменил это соотношение. Теперь в официальных документах говорится, что средний годовой доход 800 миллионов крестьян составляет около 600 долларов, а 500 миллионов горожан – 1800 долларов.

Этим трехкратным разрывом дело не ограничивается. Еще более значительна разница социальных условий жизни села, его отставание в таких областях, как образование, здравоохранение, транспортная и энергетическая инфраструктура.

Наконец архиважной и сложной для Поднебесной остается проблема продовольственной безопасности. Ведь Китай должен прокормить 22 процента человечества, имея лишь 7 процентов мировой пашни. Посевные площади составляют лишь 130 миллионов гектаров, или по 10 соток на душу населения. А ведь речь идет не о приусадебном участке, а обо всем пахотном клине.

Роспуск народных коммун в начале 80-х годов вызвал всплеск трудовой активности крестьян. Валовые сборы зерна за пять лет выросли с 300 до 400 миллионов тонн. Однако для следующего такого же рывка не хватило и двадцати лет. Урожаи топтались на месте. Лишь за последние годы они стали расти, перевалив за 500 миллионов тонн.

Поэтому Пекин пошел на небывалый шаг за 26 веков истории Поднебесной. Полностью отменен сельскохозяйственный налог. А ведь подати с хлеборобов традиционно служили главным источником пополнения казны. Именно для доставки их в столицу был некогда прорыт Великий китайский канал.

Одна лишь отмена сельхозналога ежегодно увеличивает доходы крестьян примерно на 16 миллиардов долларов. Еще 4 миллиарда дают им льготы и субсидии для производителей зерновых, площадь под которыми достигла 105 миллионов гектаров. Гарантируются минимальные цены при закупке риса и пшеницы.

Госбюджет финансирует дорожное строительство на селе. Принята программа: к 2020 году проложить 300 тысяч километров сельских автомобильных дорог. Ассигнуются бюджетные средства на снабжение населенных пунктов в глубинке доброкачественной питьевой водой. Лишь за минувший год доступ к ней дополнительно получили еще 32 миллиона крестьян.

Бюджетные ассигнования на поддержку сельского хозяйства и улучшение социальных условий жизни на селе ежегодно превышают 50 миллиардов долларов. Почти две пятых этой суммы выделено на переход сельских школ к девятиклассному образованию. От этого выиграют все крестьянские семьи, насчитывающие 150 миллионов школьников.

Тридцать семь миллионов детей из бедных семей получат бесплатные учебники. Для 8 миллионов оплачиваются расходы в интернатах. Новое направление – создание профессионально-технических училищ. Свыше 18 миллионов подростков учатся на агрономов и ветеринаров, механизаторов и фельдшеров, дабы пополнить ряды сельской интеллигенции.

В половине уездов страны при помощи государства создается новая система сельской кооперативной медицинской помощи. Она уже охватывает более половины крестьян. Началось осуществление программы «Радио и телевидение в каждой деревне». Активизируется деятельность сельских клубов, особенно в развитии физкультуры и спорта.

Проблемы роста

Пекинское руководство сделало термин «гармонизация» ключевым словом своего политического лексикона не только из-за расширяющегося разрыва между городом и селом. Ежегодный рост экономического потенциала на 10 процентов породил и серьезные трудности – экологические, энергетические, обострил проблему продовольственной безопасности.

По данным ООН, с 1980 года вредные выбросы в атмосферу Китая удвоились, а к 2020 году они могут увеличиться еще в несколько раз. Причин тут две. Из-за преобладания мелких и средних предприятий, расход энергии на единицу валового внутреннего продукта более чем вдвое превышает среднемировой показатель. К тому же, в энергетическом балансе страны доминирует самый «грязный» вид топлива – каменный уголь. Миллиард тонн его ежегодно сгорает лишь в тепловых электростанциях.

Доля угля в энергобалансе Поднебесной (75 процентов) вдвое больше, чем в других странах. Тогда как нефти, газа и особенно энергии ГЭС и АЭС используется гораздо меньше. В результате выбросы двуокиси серы – наиболее вредного загрязнителя атмосферы – в Китае в 70 раз больше, чем в Японии, и в 60 раз больше, чем в США.

Самой трудной задачей, пожалуй, является обеспечение продовольственной безопасности. Ведь в Поднебесной приходится примерно по 10 соток пашни на человека. К тому же вследствие индустриализации и урбанизации даже этот клочок сжимается подобно шагреневой коже.

Хорошо хоть, что Китай вступил в XXI век, доведя производство мяса до 55 миллионов тонн и рыбы до 28 миллионов тонн. Стало быть, пятая часть человечества потребляет четверть общемирового объема этих богатых протеином продуктов, питается лучше среднестатистического жителя планеты.

Люди стали потреблять больше мяса, круглый год есть больше овощей и фруктов. Благодаря улучшению рациона каждому китайцу теперь требуется уже не по 400, а по 350 килограммов зерна на год. То есть для 1 миллиарда 300 миллионов жителей нужно 455 миллионов тонн зерна, а для полутора миллиардов (каким население станет в середине XXI века) – 525 миллионов тонн. Ну а увеличить сборы с нынешних 500 до 525 миллионов тонн – это уже вполне достижимая цель.

Так что ни экологические, ни энергетические, ни аграрные трудности не изменят главного: Китай неудержимо движется к мировому первенству. Нынешний поворот «лицом к деревне» демонстрирует решимость китайского руководства кардинально улучшить условия жизни 800 миллионов человек, составляющих сельское население Поднебесной.

Как китаист стал японистом

На вопрос, что привело меня в журналистику, я отвечаю: знание китайского языка, истории, философии и культуры этой страны. Руководство «Правды» проявило интерес к выпускнику Военного института иностранных языков Всеволоду Овчинникову именно потому, что в 1951 году газете требовался страновед, хорошо подготовленный для работы в Китае. Ну а элементарными журналистскими навыками можно было овладеть и в редакции.

Должен сказать, что на первом этапе своей карьеры я был поистине баловнем судьбы. Ведь любая тема, связанная с только что родившейся КНР, в 50 х годах считалась приоритетной. Среди зарубежных собкоров «Правды» я был не только самым молодым, но и чаще всех публиковался.

Не языковой барьер, а языковой мост

Атмосфера, в которой я начал свою работу в Пекине, была на редкость благоприятной. Крылатая фраза «Русский с китайцем братья навек» была тогда не только строкой из песни. Дружба соседних народов не сводилась к речам государственных деятелей и газетным передовицам. Она реально вошла в тысячи человеческих судеб.

О китайских студентах, которые просиживали выходные дни в читальных залах наших вузов, до сих пор ходят легенды. Да и наши специалисты возвращались с новостроек первой китайской пятилетки неизмеримо выросшими в профессиональном отношении. Ведь к ним постоянно обращались с вопросами, выходившими за рамки их прямых обязанностей, что побуждало углублять свои знания.

К тому же китайцы всячески поощряли своих наставников к новаторству, беря ответственность и риск на себя. Инженер Константин Силин, например, не только обеспечил успешное строительство первого в истории моста через Янцзы, но и впервые в мире использовал там принципиально новый, бескессонный метод возведения мостовых опор, который долго не решались применить в СССР.

Мне выпало счастье быть в гуще этих окрашенных романтикой событий. Возможность беседовать со мной один на один, без переводчика, придавала контактам с местными руководителями доверительный характер, побуждала их относиться ко мне не как к иностранцу, а «как к своему».

Если большинству моих западных коллег в Пекине мешал языковой барьер, мне, наоборот, помогал языковой мост. Достаточно было процитировать какого-нибудь древнего поэта или прочесть иероглифическую надпись, чтобы разом вызвать к себе симпатию собеседника. Знание китайской грамоты, а тем более китайской старины – лучший ключ к сердцу жителя Поднебесной.

Словом, поначалу судьба меня изрядно избаловала. Зато, вернувшись на Родину после размолвки между Мао Цзэдуном и Хрущевым, я оказался словно у разбитого корыта. Поскольку китайская тематика утратила былую привлекательность, решил переквалифицироваться в япониста. Используя свой авторитет востоковеда, убедил начальство, будто китайский язык отличается от японского не больше, чем белорусский от русского. Иероглифы, мол, те же самые, и наши восточные соседи без труда понимают друг друга.

Мне наняли преподавателя, чтобы четыре часа в неделю брать уроки японского языка. В институте мы еженедельно занимались им по восемнадцать часов. К тому же было мне тогда за двадцать, а отнюдь не за тридцать лет. Так что быстро овладеть вторым восточным языком было нереально. Но меньше чем через два года после возвращения из Китая я был направлен на постоянную работу в Японию.

Первый год работы в Токио был самым трудным в моей жизни. Сложнее всего было сломать отношение ко мне как к чужаку-дилетанту. Но китайский язык – это латынь Восточной Азии. Так что знания древнекитайской философии и литературы позволяли мне блеснуть перед японцами там, где многие наши японисты мне уступали.

Я нашел свой собственный подход к освещению Страны восходящего солнца. Задался целью найти скрытые пружины послевоенного экономического чуда в особенностях японского менталитета, человеческих отношений в этой малопонятной для иностранцев стране. Это подвело меня к мысли написать своего рода путеводитель по японской душе, каковым стала книга «Ветка сакуры».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации