Текст книги "Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов"

Вячеслав Анатольевич Харченко
Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Посвящается моей жене Наташе

Политическое дело

Укладка асфальта

Любой человек понимает, что асфальт лучше укладывать ночью, зимой или в дождь. Зимой расценки выше в четыре раза, в дождь и ночью – в два. Укладка в дождь хороша тем, что бросаешь на слой воды. Похожий эффект достигается в мороз. Замерзшая земля от прикосновения горячего асфальта выделяет пар, и образуется воздушная прослойка.

Асфальт, уложенный на прослойку, легко отделяется. Весной он трескается, и при наложении нового слоя старый беспрепятственно отходит. Коренные москвичи всегда работают зимой и в дождь, а летом и по сухому орудуют лимитчики и приезжая сволочь.

Самым бедным человеком на Мосдоробслуге считался руководитель Сергей Никанорович. Он сидел в кабинете с двумя орденами Героя Социалистического Труда на лацкане светло-салатового пиджака и никуда не выходил. В это время главный инженер продавал щебень, зам по землеотводу – гранитную облицовку сталинских тротуаров, а я – куски прошлогоднего асфальта. Щебень шел по двести рублей машина и применялся для поддержки кооперативных дорог, гранитный камень стоил двадцать пять рублей за штуку и употреблялся дачниками для фундамента, а асфальт использовался для покрытия садовых дорожек и уходил за смешные суммы.

Время Сергея Никаноровича наступало ночью в грозу. Он выходил на трассу и вставал на капот черной «Волги», его на фоне молний освещал асфальтоукладчик, а на груди руководителя блестели звезды. Сергей Никанорович походил на нибелунга.

Мы бросали работать, оборачивались и ахали: «Наш герой! Наш герой!»

Показ нижнего белья

Геннадий Свиридов работал на бирже. Когда его спрашивали, чем он занимается, Геннадий отвечал, что продает Родину. Если вопросивший отшатывался и лез за пистолетом, то Гена пояснял, что впаривает акции российских предприятий западным компаниям.

Как человек весом двести килограммов и ростом два метра, он был добродушен и открыт (и это несмотря на особенности профессии), что не раз выходило ему боком.

Как-то Генкина тусовка вытащила Версаче из Милана на единичный показ эксклюзивной коллекции женского белья в элитный московский клуб «Циркус». Лучшие манекенщицы мира, девочки с обложек, высокие, худющие, холодные вампирши с кинжаловидными губами, с напускным равнодушием раскачивали холеными бедрами неглиже и топлес на пятачке прокуренного клуба. Все пускали слюни и кричали «Вау!», пытаясь ущипнуть проходящих заморских див за ляжки.

Геннадий весь вечер просидел в буфете и вылез на арену подшофе в самом конце показа. Упав непослушным телом на подиум, он медленно открыл глаза, хмельным, осоловелым взглядом окинул сцену и на весь зал вздохнул: «Господи, какие же они страшные!» Девочки заулыбались.

Соратники и друзья так его за эту выходку и не простили, а с Версаче после отъезда из Москвы случилось всем известное несчастье.

Посадка Руста

Руст на Красную площадь сел не сразу. Он все заходил и заходил на посадку, примериваясь, как получше приземлиться. В целом набралось три круга. В первый раз он летел со стороны Александровского сада, но мешала Кремлевская стена. Второй заход был осуществлен от «Детского мира». Мы стояли, смотрели вверх, а дети махали ему руками и кепками. Руст планировал в сопровождении американских вертолетов, которые тогда только поступили для московской милиции, и всем казалось, что идет какая-то грандиозная киношная съемка крутого боевика. К тому же из репродукторов отовсюду неслись марши, и было радостно. Сесть же ему удалось только с третьей попытки, причем осуществил он ее с набережной. Планер гордо протрясся по булыжникам, но, впрочем, эти кадры видели все. Их показывали даже по CNN: возбужденного молодого человека вытаскивают под руки работники правопорядка, а он улыбается и раскланивается во все стороны.

Руста повели в тридцать первое отделение, которое расположено в Кремле. Именно в нем служат самые интеллигентные менты Российской Федерации. Я не знаю, как с Рустом, но когда забрали меня за попытку спилить под Новый год голубую елочку у стены с вмурованными героями, они даже не настучали дубинками.

Просто бросили пинком в обезьянник и написали телегу в институт, но там не поверили. Только Нинка шипела всю неделю: «Я же пошутила».

Политическое дело

В десятом классе не до учебы. Натаскиваешь себя в институт. Поэтому, когда все пыхтели на субботнике, мы купили портвейна и спрятались от ненужных глаз в актовом зале.

В тишине, под знаменем школы, процесс происходит торжественно, но все равно заканчивается беготней. И если бы Федун был аккуратнее, то никто бы не уронил бюст с постамента, и огромная лысая голова Ленина, отколовшаяся от торса, не громыхала бы по полу, раскатываясь ушами в разные стороны.

А так – пришлось тащить ее и другие остатки вождя на задний двор, запихивать в мусорный бачок, раскалывая ломом на куски (не лезло).

За этим занятием нас и застал завхоз, схватившись за сердце. На бюро директор патетически вскидывал руки над головой и басил: «Это дело политическое, антиконституционное». И не объяснить, что просто не было выбора.

Хотя я на судьбу не жалуюсь. Вместо МГИМО поступил на мехмат, так как туда брали без комсомола.

Соломон и «Автолайн»

В «Автолайне» работать невозможно. Кроме плана в девятьсот рублей директор установил ремонт вполовину за свой счет, сто берет на ежемесячный техосмотр, двести за опоздание и пятьсот за простой. Весь список штрафов занимает сто страниц.

При полной загрузке в пятнадцать человек (по семь рублей с каждого) водитель делает в день сорок рейсов, и свободные места отсутствуют лишь утром и вечером в будни. В полдень же, в выходные и летом делать нечего. Хорошо, если дождь, или снег, или мороз, а так пашешь в долг до холодов, чтобы отдать и накопить. Если до зимы не дотягиваешь, то пиши пропало, так как все записывают – не уйти, не сбежать.

Егорка в аварию попал по душевному расположению. После смены ехал не быстро и, чтобы не сбить соплюху, перебегавшую на красный, вывернул руль в КрАЗ. Свалившаяся с платформы плита вдавила зад микроавтобуса на пять тысяч баков. При нынешних правилах повешенные две с половиной можно было достать, только продав квартиру.

Поняв, что деваться некуда, Егор пошел к вору в законе на отдыхе Соломону. Соломон за дело взялся охотно (забил с директором стрелку), но встречно попросил Егорку уговорить водителей «Автолайна» составить сопроводительный кортеж. Своих быков и автомобилей у Соломона не было уже лет десять. Он лишь выделил из общака деньги на «шестерку».

На утро шофера стояли гордые, техника сверкала. По взмаху все двинулись. Купленный «жигуль» (нырковая машина) возглавлял колонну. Егор крутил руль нырковой машины вправо-влево, разведывая мины и засады, микроавтобусы за ним грозно гудели и шлепали шинами. В центре кортежа, высунувшись из люка, ехал Соломон. В темных очках, в задрипанном зипуне, с командирскими часами на левой руке.

По идее, за нырковой машиной всегда идут бронированные джипы. В случае взрыва они перекрывают проход к шестисотому «мерседесу», а из амбразур бойцы открывают шквальный обстрел. За «мерином» следуют соратники на «бэхах». Стремительные «бэхи» разбегаются от погони или добивают поверженного врага. В арьергарде плывет дешевое прикрытие.

Так директор «Автолайна» по всем законам и явился. В белом смокинге и хромовых сапогах, с «Кэптон Блэком» в уголке рта, с портупеей под пиджаком, с рукоятью, выпирающей у живота.

Из-за этого его кровь почему-то проливать не хотелось. Кортежи просто стояли и смотрели друг на друга, удивленно вращая глазами, пока Соломон не встал на защиту. Что он говорил директору неизвестно, но только долг с Егора сняли, хотя и пришлось Егорке отдать Соломону в услужение своего сына.

Колдун и Соломон

К колдуну нас везли на «шестерке», из окон которой валил дым. Все разом пытались навсегда накуриться перед сеансом отлучения от никотина. Колдун вызывал каждого по очереди, и потом почти никто ничего целый час не помнил, но все утверждали, что, когда приходили в сознание, по всему телу находили маленькие синячки и царапинки, будто кто-то научно избивал и резал.

Мне, видимо, помогло, и я сразу спросил кудесника, как избавить Коляна от Лильки. Лилька – это шестнадцатилетнее динамо, сосущее бабло и жрачку из карманов нашего общажного сожителя. Бедняга вечно требовал ласки, а Лилька лишь свистнет, чего-нибудь добудет, а ночью: «Я еще не готова». Мы все только завистливо наблюдали, как мимо нас на женскую половину уходят баулы западэнской еды.

Колдун рассказ сочувственно выслушал и сказал, что для верной отвады такого западла необходимо добыть четыре волоска из подмышки женщины, на что по приезде в Киев мы подписали лучшего друга Николая – Соломона Евдулгедовича Гаспаряна. Гаспарян вошел к Лильке ночью и вышел наутро мужем, а Николай с ним стрелялся, как Волошин с Гумилевым – поднял АКМ, но выстрелил мимо.

Лилька вернулась к Николаю через десять лет с двумя детьми, а я подумал, что ни волоски, ни колдун больше не понадобятся.

Откапываю собаку

Любая такса – длинная и низкая собака. Зимой она оставляет на снегу вместо следов змеиную полосу, и даже становится страшно за собачье потомство. Таксы предназначены для ловли лис и (почему-то?) соколов, не брезгуют крысиными норами, ловко работают лапами, обгоняя человека в воде, если подбита утка. Когда такса бежит по земле, из-за развевающихся ушей она походит на чайку.

Мой такс Т. уже час сидел в норе и не вылазил, а я нервно курил, расхаживая взад-вперед вокруг корявого пня. В конце концов я развернулся и пошел за лопатой. На обратном пути меня спрашивали, куда я иду, а я отвечал, что откапывать собаку. «Зачем тебе мертвый пес?» – удивлялись люди и пожимали плечами. «Не знаю», – отвечал я.

К счастью, лопата не понадобилась. Я просто засунул руку в нору и вытащил Т. за хвост. Изо рта у него торчала живая крыса.

Фау-2

Старый кандидат Матвеич получил степень при царе, а к нам в ящик попал после восемнадцати лет лагерей, в которых сидел за участие с Королевым в разборке Фау-2. Он единственный в стране мог построить управление баллистическим ракетам, которые раз за разом падали в море, не долетая до учебных целей.

После любого происшествия те, кто отвечал за летные характеристики, кивали на управленцев, а управленцы – на летунов. Склоки надоели полковнику КГБ Краснухину, который приказал вынуть приборы из головки, за руль посадить Матвеича и запустить бесшассийную ракету с человеком, чтобы садилась она на брюхо в рыхлый песок.

Восьмидесятипятилетний Матвеич трясся и отнекивался, но ему пригрозили вместо лесоповала (как раньше) отправить в психушку или без пенсии выгнать в Израиль на постоянное место жительства, на что Матвеич надел кожаный шлем и зажмурил глаза.

Ракета вместо песка упала в канал, и, хотя это означало ошибку пилотажных качеств и полностью снимало обвинения с Матвеича, старый кандидат все равно бежал из воды в неизвестном направлении.

С помощью всесоюзного розыска его через два месяца отыскали в сибирском городишке под Томском, с ввалившимися кровяными глазами, с серым, изъеденным лицом, запущенного, отощавшего и с отросшими грязными когтями.

Любовь с Кырдылкыком

Заросший бурятский геолог Кырдылкык приехал ко мне из Якутии в пустую квартиру, из которой я выкинул сбежавшей с байдарочником первой жене всю мебель, остатки одежды, аудио-, видеобытовую технику, последние сто баксов и «опель-вектру» тысяча девятьсот девяносто седьмого года выпуска.

Если бы не Кырдылкык и его вяленая шариками конина, то я бы протянул ноги, но вместо этого меня стала донимать беглянка, требуя свиданий, пока нет дома водного туриста. Атмосфера мачеобразного мужчины после разгильдяя ей не подходила: стирка вонючих носков по вечерам, нарезка бутербродов по утрам, невозможность самой помыть спинку, а только с неукоснительным трением ее мужской ладонью.

Я радостно приезжал и устраивал маленький Освенцим: читал вслух Асадова, слушал Баскова, жрал и пил без меры, не лез в постель. Но вскоре издевательства мне надоели, а жена все звонила и звонила, требуя внимания и мужской ласки.

В конце концов я устал и заявил, что больше так продолжаться не может, я сильно изменился, я нашел другое и новое, я телесно живу с Кырдылкыком. Звонки прекратились.

Мой дед

Мой дед по матери ездил по Дороге жизни в Ленинград на полуторке, а когда он повстречал мою бабушку по матери, то он уже работал шофером на прожекторе, которым бабушка и управляла. Когда немцы бомбили города, дед разворачивал прожектор, а бабка освещала им ночное звездное небо, пытаясь поймать в перекрестие лучей с другими прожекторами пролетающие фашистские свастики.

В детстве я был уверен, что у меня все живые в семье потому, что дед и бабка поженились после войны, и только много позже, в зрелом возрасте, я узнал историю про форсирование Одера, когда Георгий Константинович осветил немецкие батареи на противоположном обрывистом берегу силами четырехсот прожекторных машин.

Фашисты ослепли, вперед пошли русские лодки, а очухавшиеся враги расстреляли прожектора с экипажами в первую очередь. В живых остались лишь восемь человек из восьмисот.

На одной из таких не погибших машин сидели мои родственнички, но счастье им улыбнулось из-за дедовской смекалки, потому что дед после включения света за косы вытащил бабку в кусты, а подбежавшему лейтенантику дал сапогом в морду. Пока энкавэдэшник вытаскивал трофейный вальтер, на его месте образовалась обширная воронка, и правыми сделались выжившие.

Социальный статус

Мобила

Мобилы давно не делают, а первую я увидел в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году у Зайчикова. «Нокиа» лежала надувной трубкой поперек кожаного дипломата, вместе с антеннкой. Сам я обзавелся через год «Мотороллой Дименсион-4000», такой навороченной, что ламповое табло показывало разными цветами состояние никель-кадмиевого аккумулятора, а кнопка «RCL» позволяла запоминать несколько номеров и их, когда надо, прокручивать.

Покупка мобилы и контракт «Билайна» обошлись в две с половиной штуки. Телефон немало весил. Я им колол орехи, забивал посылочные гвозди, а один раз, будучи пьяным, отбился от таксиста в Ботаническом саду. Антенна далеко выдвигалась, напоминая космическую связь, и ей можно было на переговорах ковыряться в носу или в ухе. В переговорные же я входил с солидным звонком, прося об этом секретаршу, предварительно рассчитав время. Если беседа шла нехорошо, то можно было незаметно под столом щелкнуть батареей, снимая ее пальцем. Звук получался затворный, и все налаживалось.

Через год мобилы появились у друзей, и мы любили перезваниваться, кто кого первым пошлет. Иногда выходило прикольно. Сидишь в банке на правлении, а тут тебе в ухо: «Х.й». Ржешь во весь голос, а совет директоров ничего понять не может. Плечами пожимают, переглядываются и у висков пальцами крутят.

Или можно было прийти в ресторан и заказать водку в ведерке. Тебе ее принесут и оставят, лед растает, и тогда все трубы бросают в воду и прижимают бутылкой шведского «Абсолюта». Подбежавший официант смотрит, а там мобилы плавают.

В дефолт я все потерял. Побоялся стреляться, и поэтому осталась квартира, а первая жена ушла. А месяц назад нынешняя выгребла агрегат из под шкафа во время уборки и смеялась, что это такое, так как уже давно хотела меня заставить носить теперешние бздюхи, но я уперся – только эту. Я даже для показа ее телефоны крошил в кулаке и засовывал в рот, а вот с «Мотороллой» такая штука не пройдет. Все губы порвешь.

Вчера жена пошла с ней в «Билайн», но ее выгнали. Тогда я надел клубный пиджак с золотыми пуговицами, повесил цепь на шею, втиснул палец в перстень с печаткой и двинулся сам.

В офисе оператора я назвался известным коллекционером, и вокруг меня забегала вся шелупонь, и даже управляющий мелькнул. Было очень приятно от давно забытого чувства. Мой неиспользуемый стандарт подключили на специально выделенную для таких целей линию, и теперь я гордо достаю из штанин свое оружие при каждом удобном случае. Ибо нет ничего ценнее вещи старой. В них и кроется настоящая мужская мудрость.

Зико и Лев Яшин

Сейчас Зико незаслуженно забыт, а когда-то его называли «белым Пеле». Последний раз он играл на чемпионате мира тысяча девятьсот восемьдесят второго года в Испании. Я помню, как он забил гол «ножницами» через себя итальянцу Дзенге.

К нему в молодости приезжал в Бразилию Лев Яшин и долго его хвалил. Даже когда они пошли на «Маракану», смотреть матч «Ботафого» – «Флуминесе», и злые болельщики засыпали легенду вратарского искусства мукой из мешков, Яшин не обиделся. Хотя Зико знал, что всех, кто сидит до пятого ряда, засыпают. Кумир ты или конь в пальто, не важно.

За это на Капакабане русский Лев предложил пари, что Зико на песке ни одного пенальти из десяти не забьет. И тот не забил. Яшин гордо смеялся, а «белый Пеле» встал на колени, воздел руки к небу и плакал, пока за ним не пришла жена.

Я не думаю, что именно этот случай повлиял на то, что искусство великого бразильца забыто, но поразмышлять над этим стоит.

Грузчики

Евграф Поликарпович родился в Переделкине и принадлежал к тем детям, которых собирал вокруг себя Корней Иванович Чуковский и рассказывал сказки. Когда его брали в хранилище Центрального банка носильщиком, человек в отделе кадров заговорщицки спросил: «А вы-то как к нам попали?» На что и ответить было нечего, так как потом оказалось, что все сотрудники хранилища (от уборщиц до самых высоких) составляли династии, которые тянулись даже не с революции, а с середины девятнадцатого века, когда образовались при Николае I первые сберегательные кассы. Секреты мастерства передавались из поколения в поколение в любой области знаний. Особые касты составляли бухгалтеры, экономисты, контролеры, экспедиторы и грузчики.

Евграф Поликарпович работал на разных должностях, начиная от простого открывателя дверей перед выносящими мешки с золотым запасом и заканчивая бригадиром грузчиков – человеком ничего не таскающим, но за всем наблюдающим. На карьеру ушло пятьдесят лет жизни.

Вообще, когда первые большевики пришли в банк, захватив его вместе с почтой, телеграфом и портами, поначалу все испугались, но потом привыкли, так как порядки если и изменились, то не настолько, чтобы что-то в корне перечеркнуть. Просто возникла новая чеканка, немного подправили дизайн и стали именоваться вместо господ товарищами.

В тридцатые, сороковые и пятидесятые было строго. Например, когда меняли старую мелочь на новую, друг Евграфа Василий подобрал вышедшую из обращения монетку, выпавшую из упаковки и идущую на переплавку, за что был уволен без содержания тут же. Хорошо, что больше ничего не произошло.

В годы Брежнева все ослабло, и когда из отъезжающего грузовика вывалились три мешка советских денег, никто даже не заметил. Только к концу дня один принесли старые партийцы, надеясь получить двадцатипятипроцентное вознаграждение за находку клада, а вышло если не наоборот, то никак. Хорошо, что через сутки отпустили, когда по тревоге нашли два оставшихся мешка у старушек соседского двора, которые долго соображали, то ли в дом нести, то ли бежать закрыв глаза.

На шестьдесят седьмом году работы Евграф Поликарпович оборзел, насмотревшись веяний девяностых, и взял да и вынес через проходную, нагло и не стесняясь, несколько наборов юбилейных золотых монет, тянувших на собственную обеспеченную старость и внучную безбедную молодость. Только уже когда он заходил в метро, его нагнал молодой и пылкий охранник и спросил о предмете ноши.

Больше всего на Поликарпыча гневались рабочие династии, а один гадкий дедок вопил при всех: «Кто взял этого бастарда, этого безродного ублюдка в тысяча девятьсот двадцать шестом году на работу?»

Казино «Измайловское»

В Нью-Йорке одно казино, а в Москве – пятьдесят семь, а первое открылось в восемьдесят восьмом году в корпусе «Гамма» гостиницы «Измайловская». Казино представляло собой квадратный зал, где за столиками играли в блек-джек и покер, а вдоль стен стояли игровые автоматы, имитирующие рулетку. По желтому электронному кругу двигался лучик, который останавливался вместо шарика на секторе, а все, кто поставил до этого, получали выпадающие жетоны в зависимости от первоначальных взносов. А так – правила, как везде: черное, красное, цифра, сектор, зеро и так далее.

На первом курсе МГУ мы зарабатывали либо преферансом и храпом, либо беспроигрышными лотереями на Арбате, которые устраивали, договорившись с милицией, но когда узнали про казино, поехали туда.

В первый день все выиграли: я – сорок рублей (стипендия была семьдесят), Алексис – двадцать пять, Андрей – семь, а Гоша – сто сорок восемь. Мне кажется, что автоматы были специально настроены на новичков, чтобы они не уходили и возвращались. И мы вернулись так, что через неделю мой суммарный проигрыш был восемьдесят рублей, Алексиса – двадцать пять, Андрея – семь, а Гошин – триста восемьдесят девять. Мы ездить перестали, а Гоша довел свой баланс до полутора тысяч, после чего вскрыл ножом автомат в окружении таких же бедолаг, получив суммарный выигрыш три рубля.

С того дня прошло пятнадцать лет, и недавно я заходил в элитное казино «Кристалл», что на Крестьянской заставе. Лучистая Гошкина фотка до сих пор красуется на видном месте в ряду главных предателей и рецидивистов, которым вход запрещен, вызывая трудно скрываемую гордость у людей, знающих его лично.