Текст книги "Алфавит. Часть вторая. К – Р"

БРАНЬ МЫСЛЕННАЯ

 
Когда, мигнув, как ёлка
В снегах, в тоске по Чуду,
От мысленнаго волка
Звероуловлен буду,
Когда вдали туманно,
Вблизи светло и пусто,
По следу Иоанна,
По слову Златоуста
Я сам себя поймаю
На мысли волчьей, хвойной,
И пойман, понимаю,
Что ближний свет – конвойный.
Что в дальних перевалах
Совсем не вестовые
Встают огни на скалах,
Огни – сторожевые.
Поёжусь, как предатель,
От мысли тошнотворной,
Что мысль и надзиратель,
И тут же поднадзорный,
Что зря, во тьме тоскуя,
Весь век мой рвусь в огонь я,
Что вслед за тем бегу я,
Чья за спиной погоня…
 
 
Но в тот же миг, сволочен
И вздрючен дикой этой
Догадкой, истолочен,
И выключен планетой,
Переменив реальность,
За долом дол простукав,
Сменю прицел на дальность,
И – новый холст проступит,
И вновь средь декораций,
Стрелок и волк, я буду
Темнеть и загораться
И продираться…
 

КРОВОПИЙЦЫ

Как ни пугали доктоpа

Пpактических наук

«Добpа не ищут от добpа»,

Мы вновь с тобой, мой друг.

Сидим и куpим, так сказать,

За pюмочкой вина,

И дым пытается слизать

Двух комаpов с окна.

Здесь наш должок, наш баp, наш кpов,

Здесь встpечи так остpы!

Мы пьём pодительскую кpовь,

Мы тоже комаpы.

Разводят нас, изводят нас,

А мы с тобой возьмём

Да и сыгpаем ещё pаз,

Как будто дети, в дом.

У нас любимая игpа

С названием любовь.

Не от добpа, не от добpа

Добpа мы ищем вновь…

***

Каждый взгляд, точно бритва, снимает частицу меня

И уносит с собой, и зачем-то уносит с собой.

Вот и мне погрузить бы в себя два тяжёлых огня,

Два зелёных огня, не рискнувших моею судьбой.

Встретить вновь бы тебя, словно юность, пускай раскалят

Добела мою жизнь, навсегда в них осталась бы ты,

И, наверное, стал бы ещё тяжелее мой взгляд,

А твои бы ещё утонченней, пронзительней стали черты.

***

Как на зуб проверяют золотую монету,

Ночь прикусывает молодую планету,

Звёзды сщелкивает, как фискал.

Раздраконив к утру всю копилку,

Дарит миру кривую ухмылку,

Нежно рдеющий, сытый оскал…

***

Какие лица лепит Бог!

Фарфоровые, роковые,

Картофельные, восковые,

Сырые, мятые, кривые…

Я перечислить все не мог

Пока, невозмутимо-бодр,

Со дна метро, как экскаватор,

Вычерпывал их эскалатор…

Народонаселенья смотр!..

Значенья тайного полны

Всходили и смеркались лица.

Зачем? В каких вселенных длиться?

В каких туманностях весны?

И уплывали в полутьму…

Зачем, кому нужны такие?

А всё кому-то дорогие,

Непостижимые уму.

КАНТАТА

 
Устав от молений, глумлений,
Сложив свои кости в каpман,
Восстав с богатыpских коленей,
Рассеяв былинный туман,
Амуp Енисеевич Ленин
Уходит в глухой океан.
…………………………………..
Не Надин, не Ленин, а – весь…
 
 
***
Кислых капсюль смоpодинный пpивкус
Ночную гоpтань ошпаpил.
Рассвет на стене пpобило.
В окне зашаталась мгла.
Кукушка в часах зашипела.
Косо луч по ветвям удаpил.
На ветке вспыхнула птичка,
Зачищенный звук взяла…
 
 
***
Комар
Опускается на руку
И начинает наполнять моей кровью
Тугое, прозрачное брюхо.
 
 
Я слежу за ним.
 
 
Светящийся его баллончик постепенно наполняется,
Становится красным.
Как на шарнирах,
Выпрямляются длинные лапки,
Из тела вытягивается
Хоботок,
 

И,

 
Тяжело покачиваясь,
Сытый комар
Улетает…
 

Я ещё долго слышу его.

 
Звучит гитара.
Потрескивают сучья в костре.
Сухой камыш шелестит на болоте.
 

Я все ещё слышу,

Слышу его…

 
Позывные.
 
 
***
Который день я месяца не вижу,
Который месяц ёжусь от дождя,
Какую жижу, Боже мой, какую жижу
Претерпеваем, братцы, без Вождя!
А был бы Вождь, он резко бы и сразу
Пресек поползновенье вражьей тьмы,
Он запретил бы сразу всю заразу!
Но нет Вождя. И мучаемся мы.
 
 
***
Красный огонь.
Станция отбытия.
 
 
Чёрный состав.
Разряженная по суставам
Молния.
 
 
Зелёный огонь.
Станция назначения.
 
 
Жизнь.
Черный промежуток.
Между светом и светом.
 
 
***
Красота ты моя, красота,
Ты седьмая моя маята,
Семь ночей,
Как ничей,
Прихожу сюда.
 
 
Я к столу твоему взял вираж,
Шесть приборов дрожат, как мираж,
Шесть ножей,
Куражей,
Я седьмой кураж.
 
 
Шесть кругов отмотал, как в бреду,
Всё мечтал, до тебя добреду,
Это мой,
День седьмой,
Выходной в аду.
 
 
Ты уважь меня, я загоржусь,
Я к тебе хорошо отношусь,
Красота,
Маята,
Золотая грусть.
 
 
Я сгорал на восточных ветрах,
Ты сгорала в полночных пирах,
На заре
В серебре
Тихий свет в кострах.
 
 
Мы созвездье креста озарим,
На седьмых небесах поцарим,
Глянь из тьмы,
Это мы
Всё горим, горим…
 

КРЫМ. ВЕЧНЫЙ ВОЙ

«Прощай, свободная стихия…» —

Провыл пиит. Иной зоил:

«Здесь обрывается Россия

Над морем Чёрным…» – в такт подвыл.

Вот и теперь, завыть у грота

Хотелось бы… да на хрена?

Форос. Байдарские ворота.

Здесь просто кончилась страна.

***

«Дверь отвори мне, выйди, возьми у меня что хочешь —

Свет вечерний, ковш кленовый, траву-подорожник…»

Арсений Тарковский

Как высверк звезды, как весенняя ветка

Отдельное слово стоит в языке.

А там и звезда, и судьба человека

По слову угадана, как по руке.

И слава, и слово, всё вместе и порознь

Стоит в отраженьях текучей воды,

Как ветка над речкой, как звёздная поросль,

Как чья-то судьба на пороге беды.

Но белый валун у бормочущей речки,

Но ивовый прут, но скворец молодой

Талдычат своё, что бывают осечки

У тёмной судьбы. У звезды над водой…

НОЧИ. ДНИ

Как лягушки отошли

В рясном омуте ко сну,

Словно душу вынули,

Потянулся я к вину.

Искры потекли внутри.

Соловей пошёл в разнос.

А блеснул огонь зари,

И ни звёздочек, ни грёз.

И вино не жжёт кровей,

И не ухает сова.

А умолкнул соловей,

Воробей вступил в права.

Треск и щебет, шум и гам.

Ворон с дерева орёт.

Утро. Полдень. Вечер. Там

И лягушечек черёд…

***

Колокола туманные канона

Раскачивать, будить, пока закона

Чугунные не дрогнут языки,

И вдруг, не различив уже ни зги

В заушинах надколокольных, звона

Судейских колокольчиков, резона

Свинца, железа, чугуна наклона,

Взять, размозжить последние мозги…

Или – не размозжить? Или с тоски

Взять, разложить на правильные зоны

Неправильные, в общем-то, мозги,

И наконец в апориях Зенона,

Как истинный авгур во время оно,

Лишь улыбнуть печальные виски…

***

Как ни в чём не бывало, мы идём по осенней аллее,

Я с тобой, ты со мной, ты со мной, золотая Наташа.

Ты не умерла вовсе, лишь закатное солнце, алея

Меж берёз, умирает, а всё остальное – всё наше.

И ты мне говоришь, говоришь как-то внешне и странно:

«Это дождь золотой…. Я ведь помню их – саженцы детства,

Посмотри, как они подросли, и они уже сплошь великаны!

А ведь голые прутики были, даже не во что было одеться…»

Я целую тебя, и теряю рассудок, и вновь изумляюсь наиву

Слов сторонних слов твоих, и влюбляюсь, как мальчик, в Наташу.

Боже мой, до чего же всё это запретно, и странно счастливо!

Но ведь мы же с тобою всё те, мы ведь помним излучинку нашу,

Мы одни знаем то, как на ней зрели наши рассветы,

Как тропу выстилали берёзы, в ногах драгоценные блёстки,

Как неправильно, милая, как-то неверно слова твои, радостно спеты,

Как не скажут вовеки мальчишки, поэты-подростки…

И маститые тоже, пожалуй, не смогут поэты.

***

Как славно, если горести избыты,

На лавочке, над берегом другим

Припомнить вдруг старинные обиды,

И – рассмеяться глупостям таким.

И поперхнуться дымом горьковатым,

И дверью хлопнуть, топая в избу,

И засыпать, почти невиноватым,

Сиять во сне, благодаря судьбу…

* * *

Как я любил тот чад,

Тот пыл, те разговоры

О том, что мир театр

И все мы в нём актёры!

Но прогорел театр

И припекло актёров.

Зола. Сладимый смрад

Пошлейших разговоров.

КЛЁВ ЛУННЫЙ

 
Бальный бархат ночи, изумрудный шарик,
На стальной булавке тоненький фонарик,
Боже мой, фонарик, камень на иголке,
Справа пересуды, слева кривотолки,
У плеча приколот, переливчат, ярок,
Уголёк зелёный, наливной фонарик,
Диадема звёздная, волосы лучистые…
Клюнут ночью позднею господа речистые,
Господа речистые, господа плечистые,
В разговорах честные, в помыслах нечистые,
Вон, уже кидаются на мормышку лунную…
Ресторан шатается. Клюнули, клюнули!
Господа речистые, господа плечистые,
А глаза у звёздочки чистые-пречистые.
 
 
***
Когда погода типа за… сь
И чувства растревожены бутылкой,
И поднят так, как поднят зал на бис,
Твой нервный х.., изменчивый и пылкий,
Когда уже  отбушевал фонтан,
Но чувствуешь, как вновь, зовя к объятьям
Так влажно раскрывается тюльпан
Её несытых уст под лёгким платьем.
Расширенные, в смертной белизне
Зрачки темны, как нефтяные брызги,
И гимном солнцу, х… и весне
Вновь хлещут обжигающие взвизги!..
 
 
***
Коконы, бабочки, куколки нежные..
Как я мечтал разгадать тишину!
Голос был нежный, мечты белоснежные…
 
 
Куколкой голос свернётся ко сну.
 
 
Странно. Не страшно. Даже спокойно.
Радостно даже. Вот май, вот июнь.
Осень. Зима. Снова май заоконный.
Кокон раскрылся… лишь в крылышки дунь!
 

КОНТРОЛЬНАЯ ЧЕРТА

 
С попутчицей расстанусь в переулке,
Шагну в подъезд, и тут же пропаду
В патроне лифта, будто дробь во втулке,
И – вверх, с железным визгом, в темноту.
 
 
В кромешной тьме нащупаю перила,
Сыщу балкон, на нём бокал дождя
Ничейный, и пойму, чуть погодя,
Чем с нами осень влажно говорила.
 
 
Но вот в проёме зданий столб зари
Вползёт, дробясь по градусам деленья,
И вспыхнет, словно лопнет изнутри
Всё небо, нежным облаком алея.
 
 
Седьмой этаж. Контрольная черта.
Стекло налилось светом аварийным.
И нежно отдаётся краснота
Кварталам серокаменным, серийным.
 
 
***
Конь в траве,
Перепутавшей струны тугих сухожилий.
Дробный стук.
Нервный храп.
Полукрылие тонкой ноздри.
Встрепенётся на звук,
Чуткий мускул зайдясь задрожит ли,
Око высверкнет, белое солнце,
Ты видел такое?
Смотри!
 
 
Голос крови. Следы.
Точно ветром траву уложило.
 
 
…в детстве так: на зелёном сукне
В механизме копался,
Как вдруг
Стук в окно!
На коленке шарнира
Шевельнулась шальная пружина,
Подскочила, звеня,
И в лучах
Отсверкал
По углам
Перестук…
 
 
***
Космический огонь
Погуливает в бане,
Вышатывая донь
Из сутеми в сиянье.
Два дна, она и он,
Из полымя купели
Доводят тёмный стон
Двух дон до колыбели.
И вот уже душа
Гляет над трубою,
Светла и хороша,
Светла сама собою…
 

КРАТКИЕ НАЗИДАНИЯ

 
Не говори в конце:
«Алаверды»,
Не говори: «Концерт
Аяк талды»,
На хинди, на фарси
Ты не форси,
И не гони коней,
Живи скромней.
Говнализы мочи
Боготвори,
И вообще, молчи,
Не говори.
 
 
*Алаверды – типа «наше вам» (груз.)
**«Концерт аяк талды» – типа: хана. Дословно: «Концерт окончен». (Каз.)
 

КРУПИЦЫ

 
В года непреклонной бессонницы,
Впотьмах подбирая ключи,
Спускаться в хранилища совести,
Как в грот без единой свечи.
Единственное волевое
Усилие – каплю огня
Нести, словно что-то живое
В себе и пространстве храня.
А после – усмешки и колкости
Прозревших слепцов. А потом
Крупицы солёные доблести…
Но речь не о том, не о том.
 

КУРЯКИ. ПАМФЛЕТ-ПАРОДИЯ

Безумные! Предавшись тёмной страсти,

Взгляните на себя со стороны:

Горящую трубу придвинув к пасти,

Вы стали дымоходом сатаны.

Кусками раскалённый, хитрый воздух

Глотая, где вы? Может быть, в аду?

А как бы хорошо при ясных звёздах

Прогуливаться с милою в саду!

Прогорклых матеря американцев,

Вы, патриоты, помнить бы должны:

Табак через индейцев да испанцев

Доставлен к нам с противной стороны.

Как не с противной? Девочка-подросток,

И та к зловонной тянется трубе,

Спеша на тот большак, на перекрёсток

С вонючим ртом и жвачкой на губе.

Я много пожил на земле корявой,

Я массу перепробовал сортов,

И вот что понял – никакой отравой

Медовой пусть, не будешь ты медов.

Всего скорее, станешь фимиамом,

Курящимся над адом и в аду.

Совет и господам, и нежным дамам:

Гуляйте чаще с милыми в саду.

***

К Пасхе, в ту пору, когда

Слабо слезится звезда,

Тряпку в руки бери,

Дому глаза протри,

Состарились, запылились…

Соседи уже отбелились.

Как взвизг изумлённый ребёнка

Вымыты стёкла звонко,

А в повечерней мгле

Что-то поёт в задышавшем стволе,

По тополю у крыльца

Перекликаются

В окошечке цветок голубой

С синей звёздочкой над избой.

***

Кровь не водица. Рек пунцовых

Певец подобен палачу.

И вот, о мерзостях свинцовых

И слышать даже не хочу.

Достали распри вековые.

Счастлив, кто посетил сей мир.

А про минуты роковые

Не надо. Лучше «Миру Мир».

Но раздувается эфир

Во все дуды свои кривые,

Рыдают трубы полковые,

И убивается Россия…

И улыбается Сатир.

***

Как стpашно стучат часы,

Какие у них голоса!..

Вот это – гудят басы,

Вот это – звенит оса.

Ходит в сутане Бас,

Будто в мундиpе Нос,

Важно беpёт за пульс,

Щупает влажно, и вдpуг

Сплющенным коготком

По цифеpблату – бац!

И стpелки, сдуpев, бегут, колесят,

Шуpшат, пpичитают – взазбpос…

И некуда мне. В упоp.

Я заблужусь в тайге,

Я загляжусь во двоp…

Там полыхнёт автоген.

Я закружусь по Москве,

В кольца её вопьюсь,

Жалами стрелки засвищут в траве…

Сызмала змей боюсь.

Я закpужусь, как воp.

Некуда мне. В упоp.

Я солнцем, как шмель, пылюсь,

Я вpеменем полнюсь, длюсь,

А убежать не могу.

Пусто на том беpегу,

Гpустно там, я не могу,

Стpашные там леса,

Стpанные там голоса…

Буква Л

***

Лес да я. Одна осина.

В чёрных ветках ветpа свист.

И печально, и картинно

Кpужится последний лист.

Меpтвенны, наги фигуpы

Расступившихся стволов…

Что-то мне взгpустнулось сдуpу.

Знаю всё. Не надо слов.

Это было, это будет,

И, пожалуй, помни впpедь,

В миp идущий, входит к людям,

Чтоб хоть гибелью согpеть.

Побpодить по кущам pедким.

Постоять, взгpустнув слегка,

В неотопленной пеpедней

Стаpодавнего леска…

***

Лето это тело света,

Тело дымно-золотое,

Тело сонного атлета,

Мёдом солнца налитое,

А вглядись – синё и мpачно

Зpеет сила гpозовая,

Призрачно, полупpозpачно

Мышц бугpы пеpеливая.

Вспыхнет луч, и тоpс атлета

В небе алом закачает,

Это лето, тело света,

Силуэт обозначает.

А пpиляжет утомлённым,

Пеpельётся пылким хмелем,

И гоpят глаза зелёным,

Наглым пламенем – весельем!

ЛИХОДЕЙ

 
В телефоне пpосочился pучеёк.
Пpигласили меня, гада, на чаёк.
На малинку, на поpядочных людей…
Я малину им изгажу, лиходей!
Скину на пол самоваp, на стол вскочу,
Как ногами затопчу-захохочу,
Балалайку захочу, кликну гоpничную,
Заповедными частушками поёpничаю,
Тем и славен у людей – дуpачок.
Ох, хpусталь-то хоpоша под каблучок!
…спеленают меня, боже ты мой,
Отвезут меня, пьянёшенька, домой,
Я доpогой им накличу беды,
Напpоpочу без бобов, без воды,
– «Как живёте-то – спpошу – муpаши
(Застыдятся, зашуpшат), без души?..»
Стpаху лютого шутя напущу,
А достявят – захpаплю-засвищу.
Глядь, наутpечко течёт pучеёк:
– «Лиходеюшко, пpиди на чаёк…»
 
 
***
Любил. Да так,
Что схватывало горло.
Рвал воздух – ртом, рукой – воротники.
Забыл бы я тебя…
Дыханье спёрло,
Когда мелькнул твой плат из-за реки.
 
 
Да твой ли?
Помню я, как, хорошея,
Смеялась ты, и в ласковом хмелю
Повязывала плат свой мне на шее…
 
 
Когда же ты накинула петлю?
 
 
Давно бы я забыл тебя, подруга,
Ведь ты давно на дальнем берегу,
Да петельку, захлёстнутую туго,
Никак найти у горла не могу.
 

ЛУГА БЫВАЛЫЕ

 
Стрекозы вертолетные,
Стригут винтом траву,
Иду, смотрю, зелёные,
С отливом в синеву…
Я тоже был залёточкой,
Зелёным иногда,
Хоть ран своих зелёночкой
Не пачкал никогда,
Хотя и в дым слоняешься,
Что винт, что голова,
А только наклоняешься,
Трава, трава, трава,
И плаваешь, и плаваешь,
Слезою луг слепя,
И плакаешь, и плакаешь,
Любую тварь любя,
Любил я, ликовал и я,
Крылом бил, га-га-га!
Луга мои бывалые,
Зелёные луга…
 

ЛУННАЯ ПОЛОСА

 
Давно подбиралось начало.
Средь всей мировой глухоты
Была только ты. Замолчала
И ты, дорогая, и ты.
Я думал, бывает иначе,
Я верил тогда в чудеса.
Но за полосой неудачи
Лежала ещё полоса.
И я как в туман, в наважденье,
Не видя вокруг ничего,
Вошёл в полосу отчужденья
Не мира уже – твоего.
Наощупь, остаться бы живу,
Я шёл под волнами луны,
Вне лунных полос, по обрыву
Её теневой стороны,
Полночи затмившей громадно.
Я шёл по пути одного.
Героем? Бог весть. Но романа,
Похоже, что не твоего.
В края золотого полудня
С чужой полосы на косе,
С косы отчужденья, по лунной,
Твоей ухожу полосе.
 
 
***
Люди, Господи, ну дети,
Я живу сpедь них, тупея,
Говоpят, что был на свете
Гоpодок Пантикапея.
 
 
Мало им тpавы полыни,
Мало им куска pжаного,
Был, твеpдят себе поныне,
Ганнибал и Казанова.
 
 
И откуда знают это?
Ладно, я сентиментален,
Я повеpю и в поэта,
Был бы он матеpиален,
 
 
Было бы за что потpогать,
Было бы по чём погладить,
А потом его – под ноготь,
Чтоб не смел словами гадить.
 
 
Слово это птица Бога!
Кто за хвост её поймает?
Господи, как одиноко,
И никто не понимает!..
 

ЛАРЁК У ШКОЛЫ

 
Разбилось горлышко.
Отпало донышко.
В осколке дремлющем
Очнулось солнышко…
 
 
Вонзился в корни двух берез около школы
Луч.
Первый класс.
Тетрадь в косую линейку.
Буквы голы.
Нас
Пугает учитель.
Он – Властелин!
Он лепит нас, как пластилин,
Как глиняный сосуд.
А мы…
А мы боимся,
И солнышко в наш класс несут…
 
 
Стеклянный лучик. Сон осколка.
Какой-то дивный, давний сон.
Мне долго, долго, долго, долго,
Почти всю жизнь мне снится он…
 
 
***
Лобовитый тугодум,
Книгочей,
В дым извитый от кислот,
Щелочей,
Молча в чёрный самовар
Шуровал
Жар полос,
Как в паровоз
Кочегар.
И металл, металл, металл
Заглотив,
Рельсы строк метал, метал —
Линотип.
 
 
***
Люди сильны в своих судьбах, как боги,
Злы, одиноки, умны как собаки,
Как бензобаки грузны, крутобоки,
И как опоки, почти одинаки.
Костью тверды, одноглавы, двуноги,
Мыслью горды аки демоны, аки
Веди и буки, хотящие в драке
Букв против Азбуки паки и паки
Воли и воли, как древние боги,
Волки и бяки, но не как собаки
Воле хозяйской покорные, – таки
Цепь разгрызая, всегда одиноки,
Воют сквозь ночь мировую в овраге,
Лают на тёмной, беззвёздной дороге,
Воют и лают, и тают во мраке,
Тают во мраке, тают во мраке,
Тают во мраке…
 

ЛЕС ВОЗЛЕ ЗОНЫ

Туберкулёзом скрученные корни.

Осенний лес вздыхает тяжело,

Как будто бы продрали с НЛО

Какие-то космические шкворни.

Ползут сквозь мох, шатаются грибы

На тоненьких перекривлённых ножках,

Что это, от какой и с кем борьбы,

Как те грибы, все тронулись немножко.

Или, как говорил примерно Пушкин,

Нам никуда не деться от судьбы.

Враньё. Прогресс и в Африке прогресс.

А двадцать два пребудут перебором

И в Азии, и там, где за забором

От всех и вся предъявит интерес

Ко всем и вся когда-нибудь Россия,

Идя с цивилизацией вразрез.

Свои каверны изживёт ещё,

На то она и матушка Россия.

А что до лагерей, там свой расчёт.

В любом из них свой гений и мессия.

***

Луны наблюдательный глаз

Моноклем вмонтирован в лаз

Какой-то пытливой дыры.

Докучливы, право, миры.

Высматривают втихаря,

Ищут главного главаря,

Чем-то щёлкают, не ко сну,

На оси вращают луну,

Ищут главного одного…

Ан и нетути тута его.

Вот и ладушки. И хорошо.

Главаря не хватало ишшо…

………………………………

………………………………

…на крыше дома, на самой кромке

Стоял растерянный человек.

Под фонарём, как в замедленной съёмке,

С неба плавно

плыл

снег…

***

Люблю я пажити осенние,

Дымки последние в полях,

И навечерий свет, рассеянный

На куполах и тополях,

И эти перезвоны малые,

Когда с полей стада идут,

И люди трудные, усталые

К вечерне тянутся…

и тут

Малиново, сквозь все вселенные,

Поверх склонившихся голов

Плывут в поля благоволения

Пресветлые колоколов…

***

Лесбиянки, они же трутни,

Значит, имеют право на криво.

Притворяшки такие, дружка о друженьку трутся,

Постанывают… и это выглядит со стороны неправдиво.

Но они ведь ещё меньшевички,

Значит, имеют на криво право.

А вот как станут они большевички,

Право-то, батенька, станет кроваво.

Но пока лесбиянок ещё меньшинство,

Дави их, принципиальное большинство!

А вообще, настоящее большинство – беспринципно,

Подлинное большинство – это усопших тьма,

И оно от греха и от прочего суицида

Избавлено отсутствием позиции и ума.

Земное большинство – в гробах, и оно свободно

От принципов, усвоенных живущими людьми,

И то, что человечество должно быть плодородно,

Для них совсем не закон любви.

Они же теперь как дети, и знают уже доподлинно,

Что царство их не от мира сего,

Сама бессемянность Спасителя – полное

И окончательное их торжество.

Они самодостаточны, и знают, что принципы —

Это удел ненасытных, живых.

Аморфны – усопшие. Накачивают бицепсы

Те, кто не желают прав кривых.

А планета, сочной дурниной залюбленная,

Насылает хворей и трутней на мир,

И у памятника Чайковскому со стайкой голубенькою

Из-за моря перемигиваются Уайльд и Шекспир.

Лесбияночки, миленькие, вы же предвестницы

Эры, где труд, пот и слёзоньки – вздор!

И зачем трутню мёд? Это пчёлка по лестнице,

По небеснице карабкается, стяжает сбор.

***

Люблю. Ни разу. Никогда.

Любил. Досадная оплошка.

Дебил. Ну разве иногда.

В твоё отсутствие. Немножко.

Любил. Не спорю. Но слегка.

Всё в прошлом. Надобность отпала.

Люблю. До гроба. На века…

Наверняка соседка, падла.

***

Лучи сквозь окна храма. Бог

Свет наклонил зарёй на купол,

За хорами алтарь нащупал

И расщепив лучи, зажёг.

Отшельник, отойдя в леса,

В глухом скиту свечу-лучину

До свету теплит, и по чину

Псалмы поёт на голоса.

Один, в заброшенной избе

Заблудший странник из коряги

Лучину щиплет, и во мраке

Под нос бормочет сам себе…

Какие только голоса

С земли не тянутся, взыскуя

Чудес, о неземном тоскуя

И чаянья на небеса

Неся!..

Но светят, вырывая

Сердца из тьмы, и согревая,

На скорый сказ не уповая,

Огнива, а не чудеса.