Текст книги "Блокнот интроверта"

Блокнот интроверта
Алексей Лишний

© Алексей Лишний, 2023

ISBN 978-5-0055-2418-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Душа

Тошнота

 
Голоса в наушниках взахлёб
Заглушают внутреннее эхо.
Я культурно равнодушный сноб,
Сын эпохи, генов и планеты.
 
 
Полюбив однажды тишину,
Окунался в строки из эфира,
Погружался сам на глубину,
Застревая в омуте квартиры.
 
 
Презирая бесконечный флуд,
На весы в ответ – пустые думы:
Уробороса тяжёлый блуд
Породил змеёнышей без шума.
 
 
Пожирая собственную тень,
Испарились – только горстка пыли
Из надежд (,) бессмысленных (,) идей,
Что в мгновенье Фауста застыли.
 
 
Мысли об одном: по кругу ритм.
Говорю с собой, с тобой, с картинкой
На экране социальных битв
Я застрял – зацикленность пластинки.
 
 
Голоса всё громче в мр3
Заглушают внутренние речи.
Тошно мне от пустоты внутри —
Как терпеть такую душу вечность?
 

Сонет времени

 
Время не пишет курсивом ни Гейтсу, ни Маску.
Тратить впустую его невозможно физически.
Кто ставит сразу на счастье, другие – на сказку,
Что оно следует прямо за Кроликом личности.
 
 
Миллионер, чемпион, мисс Вселенная, Оскар,
Запись в анналы и Вики. Теперь лишь бессмертие.
Чувствуешь, мир для тебя одного только создан?
Думаешь, ты заслужил это рай? Так поверь ему.
 
 
Кто-то в запое, и по фигу: время течёт вином.
Кто-то влюбился в обман. Но разве не всё равно?
А кто засыпает под фильмы и плюнул на мир давно…
 
 
Требуешь строгости к стилю и жизни красивой,
Требуешь, сам проживая в тоске: «Где спасибо?!»
Знаешь, а время одно. И не пишет курсивом.
 

Наедине с пустотой

Так хочется поговорить о пустоте,

Нетривиально пошутить о смерти,

Сыграть на громких фразах о кресте —

Плюс в статус депрессивной ленте.

Назваться готом, слушать блэк и дэт,

Грустить на дискотеках, пить в подъездах,

Растрачивать впустую, ждать куплет,

Вдрызг разругавшись в спорах бесполезных.

***

Отец лежит. Направлен в пустоту.

Сегодня утром спрашивал про ливень.

Чуть дышит. Лес шумит. Мы тут. А он?

Боюсь в глазах тоску увидеть…

Так хочется не верить в крах себя,

В неотвратимость растворенья в бездне

Идей, задумок, памяти – всё зря.

И не спастись Любовью, Богом, Честью.

Мой среди ночи самый жуткий миг:

Сердцебиенье чувствую под горлом,

Только представив: вновь отец лежит

И смотрит в пустоту, как все, покорно.

Непутёвый

Внутри без кпд сгорают

Желанья, полные невзгод.

На отмели меня бросает

Шторм неприятия высот.

Всегда один в вечернем клёве

Ищу тоску в глазах чужих,

Но, видно, сам я непутёвый.

Я проиграю им – я псих.

Берусь за дело лишь с оплатой

За гарантированный рай.

Без дела – всматриваюсь в дату

Бревном под точкой буквы «ай».

От встреч, навязанных мне кем-то,

Бегу, зевая невпопад.

Листаю списки, книжки, ленты,

Путеводитель в личный ад.

Так часто на пути знакомый

С улыбкой бросит: «Как дела?»

Поймёт ли он мою дорогу?

В ответ киваю: «В норме, да».

Стою на трассе: рёв, движенье

По встречной, прямо, на краю.

Домой, на море, к Просветленью.

Вперёд!

А я стою.

Смотрю…

Мечты и сны

В мечтах марионетки движимы крестом,

Но не божественным, а моей страстью.

Запрет нарушен, нет свидетелей кругом —

Здесь царство абсолютной гордой власти.

В мечтах осознаю сырой бумаги дух —

На крыльях этих не взлететь к Парнасу.

Свидетель есть один – Кант доказал, но вслух

Приказ не дам бить топором Пегаса.

Принять животное как должное и спать.

Во сне марионетки жаждут воли.

Почти что жизнь – есть зло, дерьмо и благодать,

Но вертятся вокруг меня все роли.

А я – субстанция из страхов, вкусов и обид,

Вне социума – невидимка Гриффин.

Я честен как абсурдный человек Сизиф,

Мой щит не вывески высоких истин.

Я бросил всякий щит – открытый всем ветрам,

Стою один, готов пойти по краю,

Лишь бы мечта вела из грязи в вечный храм,

Лишь бы во снах увидел отблеск рая.

Рекурсия

Зовут на сцену.

Где слова?

Я их не знаю!

Что?!

В висках стучит.

О, голова!

Всё кругом и в одно.

Я их забыл?

Нет.

Не читал.

Я как с поличным вор.

Опять зовут.

Мой выход в зал.

Да здравствует позор!

Я на диване сплю – вдруг скрип.

В квартиру входит гость.

Встаю.

Кричу.

Но тонет крик.

Как в горло вбили гвоздь.

Ползёт по телу паралич.

Он сердце сдавит тьмой.

Хлестнёт в глаза незримый бич.

Пронзит смиренья вой.

Один кошмар сменил другой.

Не встал, а ток прошиб.

О слава Богу, я живой!

Как никогда я жив!

Я Скрудж кануна Рождества:

Нет сцены и убийц!

Идите, обниму с утра!

Рассвет и трели птиц…

И ты приходишь, как мечта,

И говоришь: «Люблю».

Нас не погубит суета.

Шторм – ветер кораблю.

Мы в парк, на озеро, в кафе,

Вдоль набережной, в лес.

Твой голос так напоминает мне

О вечности небес…

Будильник чёртов!

Семь утра!

Верните мне мой сон!

Хочу его!

Чтоб навсегда!

Зачем работа?

Стон…

Сдаётся, понял, почему

Зло будет побеждать.

Мы проданы навек во Тьму.

Бог не хотел вставать.

Сбит курс пути души

 
Сбежать в берлогу,
Быть всем никем,
Идти не в ногу
Тупых систем.
 
 
Кому-то вечность,
У прочих – рай.
Ронять беспечно
Счастливый пай.
 
 
Пророкам бренным
Узор подач
Тяжёл, как пена,
Игрив, как мяч.
 
 
Долой оковы!
Уйди печаль!
Штурмуем снова
Иллюзий даль.
 

Удивительный человек-гопник

 
Первый действует, а другой злобно
Судит первого – это клише.
Удивительный человек-гопник
Прорастает в беспутной душе.
 
 
Он использует древние догмы
Оппозицией светлых идей.
И колени не с почестью согнуты,
А с удобством попутных корней.
 
 
Он клеймит непонятность искусства,
Смысла сложности так не приняв.
Для него пустота – там, где пусто.
Сеть дорог – на распутных камнях.
 
 
Ненавидит он сразу до гроба
Тех, кто схеме подвержен иной.
Удивительный человек-гопник
Мой корабль отправляет в застой.
 

Общество

Пегасы

 
В эпоху стен ценились люди-лошади.
Героев в ряд с богами – все века.
Дворянский принсип, честью обезвоженный, —
И палец нервно сорвался с курка.
 
 
Тащить орало горько мы научены
Умами дедов, силою отцов.
Над головою совесть медной тучею
От трусости сопливых подлецов.
 
 
Духовность загнивает в девятнадцатом,
Далёком, как вернувшийся Исус,
Убитый сзади из ствола двенадцати
Из тех, кому на спину – снова туз.
 
 
В эпоху перемен мы просто лошади.
Мы учим, как пахать, тех, кто летит.
Тех, кто, смеясь, потом нам бросит грош один,
Взмывая в небеса чужих вершин.
 
 
Не скажут вслух, что нам работать стоило.
Их прайс далёк от ценника коня.
На мемы наше распустилось стойло
У экзистенции пустого дня.
 

Сырьё для постиронии

В клише смешали яд и мертвечину,

Посыпали глазурью – это ГОСТ.

На каждый случай преподносят чинно

С улыбкой лицемерной в праздный тост.

На каждый случай пишут его в чатах,

В открытках лепят на гниющий клей.

Летит с динамиков зловонный запах —

Остроты сыплет радиодиджей.

Запас пополнят паблики, страницы —

На каждый случай, каждый миг – клише.

Мы искренне успели разучиться:

И мысли вслух, и чувства на планшет.

Швырнуть клише – и карма нас полюбит.

Нож в спину, в грязь втоптать, уйти назло —

Всё включено, дозволено. В Ютьюбе

Дизлайки ставят. А у нас – плюс сто.

Так есть…

Но лезем с кожи вон за лайки,

Клише фальшивых фраз пустых людей,

Сгорим дотла, грызёмся, крутим гайки

Не за богатство, не за власть идей.

Клише – наркотик. Он из праха создан.

Друг детства скрылся в вечной суете…

Родителей не видим…

На погосте

туман не оправданье слепоте.

Волки и овцы

 
Где средство от зазнавшихся тупиц
С бабла сумой бессчётной из пробирки?
Прокаченные гуру для девиц,
Для прочих смертных – волки мимо цирка.
 
 
Их морды хайп раздул до глухоты,
Матчасти ноль, но критики не нужно:
Они в ответах затыкают рты.
Где Правдин, отправляющий на службу?
 
 
У времени, я знаю, средство есть:
Оно их вяканье покроет мглою —
Живём самоотдачей, прячем честь,
Не посыпаем голову золою.
 

Гэндальф

 
Хорошо, когда в мире есть Гэндальф:
Он расставит все точки над i,
Даст загадку, задачу и пендель,
А вот «и» или «ай» – сам решай/реши.
 
 
Он-то знает предел твоей силы,
Верит в дружбу и клятвы людей.
Внутрь тебя заглянуть и курсивом
Намекнуть на абсурдность идей.
 
 
Все ему доверяют безмерно,
Кто не верит – тот плут иль дурак.
Подчиняйся и делай. Всё верно.
Курс намечен. Иначе никак.
 
 
Он заставит тебя биться насмерть
Ради жизни – не ради войны.
Гэндальф мудрый – ему чужды страсти.
Правда, здесь его нет. Только мы.
 

Полуфабрикаты

Прошлое

Смерть на арене – жуткое зрелище,

Бойня турниров, до крови дуэль.

Раны гниющие, трупы – их детище.

Страх красным смехом прорвётся сквозь дверь.

Настоящее

Шоу про рыцарей, пати с дресс-кодами,

Книги гламурные, фест и косплей.

Скоро и ВОВ станет банкой со шпротами.

Жрём мы готовое: память, людей.

Вечное

Прошлое глухо стоит замороженным.

Там нет имён – стикерпаки эпох.

Там нет страданий – есть фон и художники.

Там нет тебя.

Значит, нет никого.

Истории успеха

Успех смешает яд с нектаром…

Олимп не место для лохов.

Нравоучения богов

Сольются с уст медовым паром.

Тернистой тропкой меж камней

Упорно шли занять пост бога,

Столкнув глупца, и недотрогу,

Лентяя, тормоза, детей.

Посильной лептой – за разгон,

Смеясь над шутками воров,

Слюнявя длань директоров,

Вы поднялись – и ваш закон.

Адепты жаждут вашей тайны,

Нектара жаждет их утроба:

Вампир, блуждающий без гроба,

Всегда придёт на зов хозяина.

Олимп – разводка кровососов,

Мираж затмил рассудок ваш:

Не превратят в пять звёзд шалаш

Бои, футбол, игра и Оскар.

Там, у подножья, есть борцы:

Всех кормят, поят, одевают.

Вам их учить, как побеждают?

Вам поучиться бы, глупцы.

Ваши посты – леченье даром.

Орёл примером своей грации

Для страуса – лишь боль фрустраций.

Успех смешает яд с нектаром…

Господа из Сан-Франциско

Жить по расписанию, экономить время,

Учит улыбаться коуч-джентльмен.

Бытие – успешность. Кодекс правит всеми

И регламентировано место перемен.

Стикеры на стенах, матрица Дуайта,

Ежедневник вместо линии судьбы.

Мысли ограничены тем, что сделать надо.

Нет искренней радости, буйства от любви.

Люди-зомби в смокингах, до ушей улыбка,

Мило обращаются с шефом и с бомжом.

Штраф без исключений! Милота – фальшивка.

Продадут любого, но живут с баблом.

Нет, антиутопия больше не к фантастам,

Нас большие братья заштампуют в лёд.

Мы застыли. Крылья? Вряд ли кто-то сдаст их:

На макулатуру не берут тряпьё.

Хлещем мы друг друга само-само-само-…

То ли разрушеньем, то ль развитьем Я.

Под стеклом сидят и гуру, и бесславный

Недоросль с рейтингом около нуля.

Но сквозь толщу, корку редко пробивает

Мысль сорваться в лес и взять себе пивка.

Пусть идут к чертям собачьим эти правила,

Что из человека сделали хорька.

Дети и отцы

 
У них нет ни достойной зарплаты,
Ни детей, ни почёта, ни крова.
Они верят… Расчёты, затраты,
Повышения, премии – снова.
Ищут путь, ускользающий выше,
Чтоб ни раз на нём не поскользнуться.
Ищут время для внутренней крыши:
В самом центре быть в Божией руце.
 
 
У меня есть основы в достатке:
Я собрал всю коллекцию в сроки.
И теперь, заведённый на старте,
По инерции двигаюсь в шоке
Оттого, что скучны стали цели,
Оттого, что и радость не та.
Оттого, что я, может, старею.
Оттого, что пропала Мечта.
 

Смерть

Расскажи

 
Расскажи без утайки
мурлыканьем томным
на рассвете бездонном,
как ругаются чайки,
как с ладони на палубу
корешок толстой книги
ляжет тенью усталого
от систем и религий.
 
 
Расскажи с воем баньши
дня туманно незрячего
о тщете преходящего,
о потерянных «раньше»,
скрытых в гаджетах прошлого,
позабывших к нам нить,
бесполезное крошево:
помешать – ворошить.
 
 
Расскажи Жакелиной
с Марией в тандеме
про мечты о гареме,
про бездарность рутины
скучным вечером Трумана,
не стыдясь, не спеша,
расскажи, как продуманно
умирает душа…
 

Есть только миг

Хочется прочности, неуязвимости

Безотносительной зоркости в зримости,

Чтобы уверенно в дух настоящего

Встроить фундамент залога навязчиво.

В почву локальную дальнего странствия

Корни пустить клёна американского,

Дерева сорного, вздорного, хамского,

Нагло пришедшего взять всё пространство и

Сдёрнуть затёртые стикеры пыльные.

Новой расцветкой заполним ли мы её?

Хочется прочности, вечности здания,

С замка песочного до мироздания.

Гений. Красавчик. Мужик. Офигенный.

Отморозь. Гад. Идиот. Трус. Изменник.

Съехать по статусу враз и бессрочно —

Словно глазами скользнуть ниже строчкой.

Шаг, один шаг – бездна резво во тьму.

Выжгли клеймо на лице и заду.

Время историей множит позор.

Шаг, один шаг, не пустяк и не вздор.

Мига мечтаний, эмоции взрыва

Хватит для мощного эго-подрыва.

Прочный фундамент с корнями из клёна

Стал котлованом в тот миг…

миллионный.

Круговорот людей в природе

 
Старики нам казались смешными:
Экономят копейки, ворчат,
В церкви утром, хотя выходные,
А все будни – гараж, телик, сад.
 
 
Наши взрослые были крутыми:
На работе для денег – помочь!
Не теряешься в хаосе с ними:
Они знают. Сомнения прочь!
 
 
А мы дети. Мне. Надо. И ныне.
Если мне: мои вкусы – вот я.
Если надо – то громкого имени.
И всё сразу, не медля. Не зря…
 
 
Старики умирают – так грустно.
Они тихо уходят, как есть.
Наши взрослые – высохло русло.
Седина прикрывает их спесь.
 
 
Мы надеялись: путь наш особый.
Не смешной – просто выше всего.
Жёсткий спойлер ещё из утробы:
Кем ты станешь стремленьям назло.
 
 
Мы грызёмся за лайки Ютуба,
Где позорно, не знача, слышны.
Почему же в финале не кубок?
Почему мы в финале смешны?
 

Неподъёмный

 
Я не готов за грош идти в атаку:
Ради копейки спорить с продавцом,
Бодаться из-за пройденного шага,
Непреднамеренно ткнуть в грязь лицом.
 
 
Я не готов увлечься чьим-то миром,
Взахлёб, всерьёз, без памяти уйдя,
Поверить в общепризнанных кумиров,
Забыв картонность их и мозг гвоздя.
 
 
Я не готов отдать себя идее,
Предать своё и отдавать уан лайф:
От доброты неблагодарность зреет —
Папаши Горио судьба не в кайф.
 
 
Пока все бьются счастьем о несчастье,
Пока считают деньги, лайки – стоп.
Я жду сигнала, чтобы мне подняться,
Сломав на части мой замшелый гроб.
 

Бессонница

Пульс бьётся в судороге сна,

Когда внезапно снизойдёт

В очередной дотла, до дна:

Моя вселенная умрёт.

С рожденья радуясь всему,

Я собираю по кускам

Свою вселенную, во тьму

Справляя лень, пороки, хлам.

Взрослею – равнодушья яд

Проникнет в мой уставший мозг.

Пополнить надо звёздный ряд

Вселенной из увядших роз.

Моя вселенная умрёт.

Когда – неважно, это факт.

Дементором души полёт

Развеется на грустный акт.

Учусь в природе видеть мать,

Вокруг не зло – один лишь я.

Моей вселенной не бывать.

Зверь нужен, а враги – друзья.

Моя вселенная – пустяк,

Коробка вкусов и обид,

С заправкой мыслей, передряг,

Страстей пустых, надгробных плит.

Наверно, так устроен свет:

Устал, наскучило терять,

Собрался полностью комплект —

Пора вселенную менять.

Лифт?

 
Лифт.
Нажал на последнюю кнопку —
Задёрнулись шторы.
 
 
Шрифт
Записки оставленной робкий —
С судьбой не до спора.
 
 
Драйв.
В кабине летишь на вершину —
Оглох от давленья.
 
 
Кайф
Представить чужие морщины —
Следы преступленья.
 
 
Гость
Зашёл на двадцатом, побитый.
Отправились выше.
 
 
Злость
Жила пустобрюхой, но сытой.
Снесло ему крышу.
 
 
Мразь
Встречала на сотом с усмешкой,
Смеясь за салопом.
 
 
Грязь
Застыла с уходом поспешным
Аллюром, галопом.
 
 
Лифт
Довёз до конца небоскрёба:
Здесь запах амброзий.
 
 
Штифт
Прибил, высоты ужас грёбаный.
К дьяволу позы!
 
 
Жердь.
Сидишь на конце и от случая
Кормишься, мучаясь.
 
 
Смерть.
Как мог ты подумать, что сущее
Сменят на лучшее?
 

Творчество

Комнатный поэт

Прозрачность времени, запутанность любви,

Суть Бога в мелочах и пазл судеб в мире.

На флешке – вымыслы, они же в mp3.

Ключом бьёт жизнь – моя лежит в квартире.

 
Я видел многое сквозь строчки и экран.
Я побеждал врагов в стратегиях попроще.
Мой лучший друг – наполненный стакан,
Источник лирики – овраг, холмы и роща.
 
 
Посуду мою, шницель жарю, сплю, «VK»,
Чиню кривой рукой долбящий каплей вентиль,
Сажусь за ноут, чтоб остались на века
Слова про время, Бога и любовь без смерти.
 

Розовая пасть голодного пса

 
Котятами слепыми из коробки
робко
На звук манящий, сладостный ползут.
На чистый лист печать нажатой кнопки —
скобкой
Эмоций искренних беспечный суд.
 
 
Воздушными шарами верят в чудо
с блюда,
Бессчётных звёзд по избранным фронтам.
Чистейший соловей, не кукла вуду —
всюду,
Не раб, послушный хайпу и деньгам.
 
 
Я тоже верил в их любовь до гроба,
чтобы
Себя позорили так всеэкранно вдрызг.
Я тоже верил с верностью микроба,
сноба,
Не видя меж молитвами реприз.
 
 
Прожжённых циников глаза котятам
вряд ли
Укажут путь к себе. Всё было зря.
Как лопнувшему шарику без яда
взглядом
Смотреть в лицо, продавшее себя?
 

Роман про ложь

Я когда-то возьмусь за бессмертную книгу про ложь:

Человека с рождения учат, не веря, и сами.

– Не играй в телефон! Почитай!

– На свинью ты похож!

– Не дерись!

– Пить нельзя!

– И приедет твой Грэй с парусами…

Зная ложь, мой герой начинает обманывать сам

и щитом прикрываться от слезоточивых сомнений.

– Ты меня не обманывай только, ты слышишь?

– Да, мам.

Как иначе? Припадки и обморок?

Спор поколений.

Чуть-чуть ближе к завязке ложь щупальца пустит в мозги:

на двенадцать лет в школьном болоте барахтаться будет.

Выплывает? Но будет крещён.

Горстка праха, куски

чужих мыслей.

Диплом для учителя или для судей.

Ложь романов и фильмов заставит поверить в любовь.

Он найдёт себе пару. Не виделись с пройденных жизней.

– Меня любишь?

– Конечно, – ответит горячая кровь.

– Как и я.

Хэппи энд.

Зритель встал и с ухмылкой – на тризну.

Стал героем герой, он теперь сам себе командир.

Можно сердцем в огне из варяг вести в знатные греки.

Что?

Вокруг одна ложь?

И слова, и слова, и слова.

И мундир.

И детишки…

Мартышка, он учит их быть Человеком.

Никогда не создам я, наверное, книгу про ложь.

Это скучно, и грустно, и невыносимо противно.

Стал заброшенным «Замок»…

Сожжён второй том «Мёртвых душ»…

И зачем это мне?

Бесполезно.

Не ново.

Наивно…

Фейковые памятники

У Пушкина – памятник, Цветаева – пена.

Так хочется верить, что мы не умрём…

Мучительно ритм выгрызая из вены,

Звук лиры нести сквозь Луны водоём.

Есенин в рубахе, а Мандельштам – камень.

Не душу, а стикер оставят.

Чёрт с ним!

Смерть здесь, в эйфории комфорта и правил.

Успех – это Бог. Пошлость – это мейнстрим.

У Тэма – гитара, «Сплинам» это снится.

Так хочется верить, что мы не умрём,

Частица останется в строчках и лицах…

У Пушкина – ложь.

И мы все себе лжём.

Minecraft Hero

Я говорю прямоугольно:

Прямые рвут пространство фраз.

Мозг проржавел, но дали «Вольно!»

По венам измождённых трасс.

Я с детства рисовал квадраты

Без ретуши, штрихов, теней.

Любил попсу, смотрел дебаты,

Хотел стать Кем-то для людей.

Малевич занял нишу. Поздно.

Лимит исчерпан на квадрат.

Пишу мучительно серьёзно

Кривым пером планшета в ад.

Долбите мне дупло стамеской:

Убейте бессловесно тварь.

Филистер Гофмана немецкий.

Давлю на жалость. Мне так жаль…

Мой мир, порезанный углами,

Без искривлений, миражей,

Бьёт глупую башку нулями

Очков за старты вне клише.

«Пишут книги одинокие…»

 
Пишут книги одинокие,
Догоняющие век:
Над столом не постер блогера,
Не икона – там поэт.
 
 
Непрактичен путь успеха их,
Романтично склеен вид.
Смыслы новые у Чехова
Интересней, чем Covid.
 
 
Одиноким проще с рифмою,
С ноутбуком тет-а-тет,
Чем с подругами и ритмами
Провести и уик, и энд.
 
 
Есть, конечно, исключения,
Прирождённые творцы,
Каждый взмах работы гения
Преисполнен силой Ци.
 
 
Одинокие и лишние
Пишут книги о себе
Без надежды быть услышанным
В пропиаренной среде.
 
 
Книги – века патология,
Раритет, живущий в нём.
Их читают одинокие,
Чтоб найти себя в другом…
 

Амбиции

Eins, Zwei, Drei…

 
Первый вырезал дом из бумаги,
Пальцы в клее, порезы от ножниц,
Бесконечные ночи: лайфхаки
Архитекторов, стримы художниц.
 
 
Второй делает вклад в бесконечность
Негорящими доками Worda.
Голодает, страдает, конечно,
Но Судьбу принимает он гордо.
 
 
Третий в детстве с мячом породнился,
Тренировки – часть быта, как ужин.
Никогда не изменит он фитнесу,
Идеальное тело – жемчужина.
 
 
Первый хвалится домом – не сыщешь
В Интернете подобного чада.
Второй – гуру: читателей тысячи.
Третий – бог: миллионы, фанаты.
 
 
Саркастически хмыкнут над домом;
Не умея читать, бросят книгу;
Удивятся абсурду футбола —
Короли наготу скроют фигой.
 
 
На плечах мы несём коромысло.
Не разлить, донести – наша сила.
Мы рабы иерархии смыслов.
Мы плюём на чужие могилы.
 

Шуты

Любят нас, дураков,

С высоты пьедестала.

Идиотов, шутов —

Лилипутов скандала.

Любят нас, как котят:

Без мозгов, но смешные.

ЧСВ напоят

Едким словом «тупые».

Любят нас опускать

Методично в клоаку.

Знай, шут, место – молчать!

Посмешил – и не вякай!

***

А по ящику снова Луи де Фюнес,

Пьер Ришар, мистер Бин и Джим Керри.

Полюбили их – сброшен отчаянья стресс:

Мы смеёмся над тем, что тупее.

Почему же шуты ищут роль навека,

Чтобы Оскар – серьёзный и с прессой?

Вы нас любите… ранить. Вот только шута

Никогда не полюбит принцесса.

Стискивай зубы

Война и мир… Какой здесь, к чёрту, мир?

Наш мир – война. У слабых и у сильных

она своя, свой круг, ориентир,

О рангах табель и клеймо нестильных.

Смешны в рок-клубе идолы попсы.

Нелепы хипстеры в глазах бабули.

Тот – лох, тот – псих, тот – наркоман, и псы

всех разорвут, но свой мирок раздуют.

Что тебе ближе, ближний втопчет в грязь,

Ведь его мысли лучше, тоньше. Понял?

Так мы устроены. Волк волку – мразь,

А овцы для волков – еда достойная.

Крестят в овец, кто жаждет воевать.

Зовут убийцами, кто жаждет мира.

Поэтов жизнь ты в школе должен знать —

Но заповедь: не сотвори кумира.

Едва родился – на тропу войны.

У пацифиста тоже фронт и бойня.

Ты победил в одной адептов Тьмы,

Но в Свете ты боролся сам с собою