Текст книги "Варианты от Ментора"

Февраль. Сильный ветер с моря мешал идти молодому человеку по дороге Сочи – Адлер. Ветер раздувал полы пальто, капли морской воды долетали до лица. Но, казалось, что он не обращал на это внимание. Периодически прикладывался к наполовину пустой литровой бутылке односолодового шотландского виски, потом делал затяжку от сигареты, спрятанной от ветра в кулак. Он двигался к спуску с шоссе на пляж.

На длинном каменистом пляже, заливаемым наполовину водой, стоял японский дорогой внедорожник, неподалёку бродил мужчина с металлоискателем, периодически опускался на одно колено, перебирая камни, что-то выискивая.

Молодой человек, пошатываясь, не глядя под ноги, спотыкаясь о крупные булыжники, с трудом удерживал равновесие. Он шёл к морю. Порывы ветра, казалось, собьют его с ног, он останавливался, пережидал порыв ветра, делал глоток из бутылки, затяжку и шёл упрямо дальше.

Когда до кромки моря осталось не более пяти метров, остановился. Посмотрел на окурок, пьяно размахнулся, широко махнул рукой, отшвыривая остатки сигареты. Закурил новую. Смотрел на бушующее море. По щекам катились слёзы, смешанные с морской водой. Докурил. Бросил под ноги. Сделал глоток из бутылки. Сорвал спортивную шапочку с головы, вытер ею лицо.

Сел на большой камень, прислонился спиной к волнорезу. Задумался. Закрыл глаза, откинул голову на холодный бетон. Приятно холодило затылок. Чуть закемарил в алкогольном сне.

Бутылку поставил на камни. Стал вынимать всё из карманов. Портмоне из дорогой кожи с известным логотипом, часы тускло блеснули золотым ободком, паспорт, сигареты, дорогая золотая зажигалка престижной марки, да много чего ещё укладывалось на камни. Сверху придавил крупным булыжником, чтобы ветром не раскидало.

Достал шапочку, натянул ее по самые уши на голову, у пальто поднял воротник, застегнул верхние пуговицы. Сделал глоток из бутылки. Бережно её поставил рядом с вещами и решительно пошагал в сторону воды. Волны бесновались, казалось, что они ждут встречи с ним, протягивая свои отростки, быстрее заманивая, затаскивая в темные глубины Черного моря.

Мужчина с металлоискателем бросил взгляд, увидел, что парень уже выше колена в воде и продолжает идти дальше в воду, закричал:

– Эй! Парень! Эй! Ты чего?! Ты слышишь?! Твою душу мать! Ты оглох? Ты куда, придурок?!

Но пьяный молодой человек не слышал, он упрямо рассекал бурные волны. Волна сбила его с ног, вынесла на берег, потом потянула в море, но оставила на берегу. Он снова встал. Отряхнул полы пальто от налипшего песка, мелких камней и шагнул вновь в набежавшую волну. Ветер усилился. Казалось, ветер удерживает пьяного безумца от искушения искупаться в ледяном море. Но тот, наклонив корпус вперёд, с маниакальным упорством шёл в воду.

Мужчина бросил металлоискатель и бросился на помощь. Но молодой человек с головой ушёл под воду…

Пляжный кладоискатель на ходу вытащил из кармана телефон, наклонился, и, чуть сбавив темп, положил его, и бросился в воду, пытаясь найти и спасти безумца.

Ментор.

Большая белая комната. Стены сливаются с потолком и полом. Казалось, что нет стен. Просто огромное белое пространство. Не видно границ. Где пол, где стены,. Ощущение, что внутри бескрайней белоснежной сферы.

Посредине висит большой шар из плазмы. Он переливается многими цветами. Периодически из него выскакивают большие лепестки пламени, потом они снова втягиваются внутрь.

Чуть поодаль – меньшего объёма, более темного цвета тоже плазмоид.

Большое облако:

– Ну что, пришёл в себя? Очухался?

– Где я?

– Где? Где? Ты умер. Вот ты где.

– Как умер?! Это невозможно! Я не умер! Я себя осознаю! – голос возмущён.

– Это факт. Ты умер. Хуже всего, что ты совершил самоубийство. Сам себя убил.

– Это невозможно! Я не умер!

– Ты умер. И все. Убил себя. Осознанно.

Небольшая пауза.

– Как же так?! И где я? В аду или в раю?

– Хуже.

– Хуже ада?

– Рай и ад надо заслужить!

– Ад-то чего заслуживать?

– В аду есть компания. Ты страдаешь не один. Можно с кем-то поговорить. Обсудить свои и чужие страдания с соседями. Поговорить с теми, кто причиняет боль твоей душе. А здесь… ты один. Навеки.

– Как навеки? Не понял.

– Время – понятие, которое придумали люди. Нет времени. Вот ты и здесь до Страшного Суда. Для тебя навеки.

– А как же Библия?! Бог в первый день сделал это. Во второй день сотворил то.

– А кто писал Библию? Люди писали. В далёкие времена. Вот, чтобы и поняли, использовали те понятия, которые понятны остальным. Ты об этом не думай. Ты о себе думай. Точнее, что тебе предстоит.

– И что? Я не хотел умирать! Я не умер! Мне это чудится от кислородного голодания! И не было никакого коридора, никакой трубы светлой, по которой я летел. И нет вселенских знаний!

– Конечно. Для тебя ничего нет. Бог дал тебе величайшую ценность. Жизнь! А ты? Ты не прошёл весь путь. Ты проиграл в казино три квартиры в Москве, прилетел в Сочи с целью утопиться. Утоп. Добился своего. Вместо того чтобы бороться за жизнь, делать поступки, помогать людям. Ты просто напился и утопился. Поэтому тебе не полагаются ни коридоры, которые ведут или в рай или в ад, ни вселенские знания. Тебе предстоят страдания…

– Погоди, погоди. Дай отдышаться. Не спеши.

– Ты не дышишь.

– Ладно. Не дышу. Где я?

– Нигде. Тебя нет. Ты одинок. И будешь ждать.

– Вот так сидеть и ждать?

– Нет. Страдать. Ты будешь проживать миллиарды своих жизней. Вот, например, если бы ты пообщался с тем мужчиной на берегу, то, что бы с тобой произошло? Ангел-хранитель пытался тебя остановить, но ты упрям. Ты прилетел утопиться. Вот и утоп.

– Как это пытался меня остановить?

– Он сломал такси от аэропорта. Ни одна попутка не остановилась, чтобы тебя подобрать. Ты пошёл пешком. Ему удалось устроить шторм в ограниченном пространстве. Ты всё равно пошёл. Он даже пригнал тебе кладоискателя, чтобы ты с ним пообщался. Хотя тот и не должен был сегодня ехать. Но приехал ради встречи с тобой. У него своих проблем с дочерью много. Но ты всё равно сделал своё дело. Ангелу, конечно, попадёт, но это уже не твои заботы.

– Он не мог просто меня остановить?

– У Бога и его помощников нет других рук, кроме людских.

– Курить хочется. У тебя нет?

– Глупец! Душа не курит! Ты пришёл в мир не для того чтобы курить!

– Хватит мне нотации читать! Как тебя зовут?

– Однажды грек, который выпил яд, назвал меня Ментором. Если тебе так удобно, называй меня так. Мне без разницы.

– Тебе нравится это имя? Ментор!

– У меня нет эмоций. Они доступны только людям. Тебя называть, как на Земле называли? Иван?

– Называй меня Иваном, – он задумался. – И что теперь будет со мной? Не понимаю, как это нет времени? Люди живут, стареют. Дома ветшают. Деревья растут и умирают. А как же нет времени?

– Это всё химико-физические процессы. Не более того. Ты думай о том, что тебе предстоит.

Иван замолчал.

– Так, где я? Как это место называется?

– Нигде. – Ментор помолчал. – Называй, если хочешь, «отрицательное пространство». Тебе с твоим трехмерным мышлением этого не понять. Прожил бы жизнь, то всё стало бы в раз понятно. Сам виноват. И увидел бы всё, и понял бы всё. Лишил себя добровольно. С упорством.

– И я могу увидеть своих родителей?

– И увидеть и посмотреть, как они погибли и где похоронены. Ты же приехал в Сочи, чтобы утопиться. А не найти могилы родителей, навестить их.

– Я искал…

– Угу. Конечно, – казалось, что облако качнулось вперёд-назад.– Написал год назад запрос в мэрию Сочи и не получил ответа. И всё. Решил, что тебя похоронят на одном кладбище с ними. Не похоронят. Они лежат на другом кладбище. Вот. А теперь самое интересное. Мужик с металлоискателем на пляже – владелец того подпольного казино в Москве, в котором ты спустил свою жизнь и квартиры. И ангел-хранитель не зря старался. А ты…

– Врёшь! – перебил его Иван. – Как это владелец казино ищёт всякую ерунду на берегу?!

– Я не вру! Никогда! – казалось, что в голосе Ментора зазвучал металл. – Вспомни, какая машина стояла рядом с ним? По стоимости она как раз как твоя одна из квартир стоит. Он сам из Сибири. Приехал на отдых, познакомился со стюардессой, влюбился, женился, родилась дочь. На год младше тебя. У дочери было слабое здоровье. Нужно было лечить. Он с женой искал вариант, как перебраться в Москву. К хорошим докторам поближе. И надо же! Твои родители искали вариант, как перебраться в Сочи, потому что тебе врачи прописали, что нужно жить на черноморском побережье. Два ангела-хранителя устроили встречу твоих родителей и стюардессы. В маршрутном такси. Сочи. Февраль. Ранее утро. Всего три человека там было. Твои родители и она. Был четвертый – водитель. И люди стали разговаривать. И так получилось, что почти договорились. Родители с тобой переезжают временно в их квартиру в Сочи, а они – в вашу московскую.

– Так, что же случилось? Отчего мои родители погибли? Они должны были погибнуть?

– Бог дал вам свободу в свободе выбора. Вот и гражданская жена водителя решила накануне, что её любимый гуляет по женщинам. А он просто устал. Пришёл домой, поел и упал спать. Вот она поутру и подсыпала ему слабительное в чай. Вот он гнал свою машину. В туалет спешил. Не справился… три трупа…

– Они… Они в раю?

– В раю. Водителя осудили. Его гражданская жена приезжала в колонию. Там они поженились. Отсидел своё. Вышел. У них родилось трое детей, назвали в честь погибших. Две девочки и мальчик. Несколько раз в год ходят на могилы твоих родителей и стюардессы. Если тебе интересно, то они рядом похоронены. Приезжал бы в годовщины их гибели, то встретился бы с кладоискателем.

– Он, что, на кладбище золото ищет?

– Нет. К жене ходит. За могилами всех троих тоже присматривает, приплачивает, чтобы обиходить их. Пытался тебя найти. Не получилось. Когда жена погибла, дочка маленькая, здоровье слабое, денег нет. Вот он и собрал металлоискатель. Большой, неказистый, но работал хорошо. Февраль – время штормов в Сочи. Море в себе ничего не держит, от чего может избавиться – очищается. Вот и всё золото, что купальщики летом теряют в воде, море выбрасывают. Опять же ангелы помогают. И ему помогли. Он нашёл большой перстень с крупным алмазом и ещё по мелочи. Этого хватило, чтобы в Москву перебраться для лечения дочери. Ну а там он выбрал бандитскую дорогу. Денег надо много, вот он и не смог найти такую работу. Потом отошёл от этого…

– Ага. Отошёл… А казино?! – закричал Иван.

– Если бы ты знал, что он делал раньше, то казино – это не страшный грех.

– А чего он на пляже делает? Богатый же!

– Дань привычке. Он каждый год приезжает на годовщину смерти жены. И за три дня до этой даты идёт на пляж. Именно здесь он нашёл те самые драгоценности. Стоял на пляже один, смотрел в небо и призывал свою покойную жену помочь ему, чтобы дочь лечить. Ну не жена – другие помогли. В эти дни он становится очень сентиментальным, помогает людям. Вот и у тебя был шанс пообщаться с ним. А ты… Утонул.

Пауза.

– Господи!!! – Иван орал в голос. – Прости меня! Какой же я идиот!!!

– Поздно, – голос Ментора сух, без эмоций.

– Я готов. – Иван обреченно.

– Ну, если готов, значит, готов.

Вариант №1

      Лето. Москва. Крымский мост. Ранее утро. Над водой клубится небольшой туман. Прохожих нет, только редкие машины проезжают по мосту.

Рядом с мостом стоят двое молодых людей. Иван делает глоток из бутылки шотландского односолодового виски. Предлагает товарищу.

– Нет, Иван, спасибо. Я же за рулём. Не хочу, чтобы права отобрали.

Иван внимательно смотрит на товарища. Делает глоток, закуривает.

– Объясни мне, друг Серёга, ты никогда не совершаешь ошибок?

– Отчего же. Совершаю. Как все. Для чего позвал в шесть утра сюда? Да ещё в воскресенье.

– Поговорить хотел. Влип я по самые уши. Проиграл всё. Три квартиры проиграл, все деньги спустил. Ничего нет у меня. Да и долгов наделал… – Иван сплюнул в Москва – реку.

– Долгов-то много?

– На пароход хватит, а, может, и на два. Я не считал все. На «Боинг» – точно.

– От меня-то чего хочешь? У меня нет таких денег. Даже если соберу всё, то не хватит. Чем помочь-то?

– Не знаю, Серёга, не знаю! Что мне делать? Вот и позвал тебя сюда под мост. Вот, думаю, напиться, да с моста вниз башкой сигануть в реку. И всё. И точка! И нет меня. И нет долгов. Знаешь же, что его называют «мостом самоубийц»?

– Знаю. Не выход.

– А ещё, говорят, что в этом мосту одна заклёпка из чистого золота.

– Говорят, что в Москве кур доят, но я не видал, а ты?

– И я не видел, Серёжа! Что посоветуешь?

– Точно не сможешь отдать долги?

– Точно. – Иван обречённо кивнул, снова приложился к бутылке. – Даже если меня на органы разобрать. Я уже смотрел расценки. Не хватит. И даже на десять процентов.

Серёга присвистнул от удивления.

– Солидно ты задолжал. Народ серьёзный?

– Не то слово, – Иван обречённо махнул рукой. Тоска. Хоть вешайся или топись.

– Ну, это всегда успеешь. Или тебя убьют, разберут на органы или в рабство продадут. Чтобы долг отрабатывал.

Серёга почесал лоб.

– Бежать тебе надо, Иван. Быстро и далеко. Чтобы не нашли.

– От этих не убежишь далеко. Найдут на другом конце света. В любой стране.

– С Дона выдачи нет!

– В Ростов-на-Дону что ли? И там достанут, – Иван щелчком выбросил окурок реку.

– Да, нет, Ваня, не в Ростов. В армию беги. В военкомат завтра с утра. Скачками. Просись к чёрту на кулички.

– В армию? Я что похож на неудачника? «Лох Петров» что ли?

– Ты очень удачлив! – Серёга саркастично посмотрел на товарища. – Особенно сейчас, выбирая малодушно между мостом и верёвкой.

Иван немного подумал.

– А ещё варианты?

Сергей пожал плечами.

– Это то, что мне пришло на ум. Из армии, как и с Дону, выдачи нет. Армия укроет, потребует много, но не выдаст. Познакомишься, встретишь много интересных людей, которых ты сможешь безнаказанно убить! – Сергей улыбнулся. – Станешь другим человеком. А то всё крутился с «золотой молодёжью», для которой проигранные тобой деньги – это папа на карманные расходы даёт.

– Не тронь моих друзей! – Иван зло посмотрел на друга и сбросил его руку со своего плеча.

– «Друзья»! – передразнил его Сергей. – То-то ты сейчас со мной под мостом стоишь, а не с ними. У них же денег куры не клюют. Где они?

– Ну, да. Ты прав. – Иван хмуро кивнул. – Не люблю дисциплину. Равняйсь! Смирно!

– Ничего. Всё в первый раз. Дисциплина ещё никого не портила.

– Тебе-то хорошо говорить. Ты уже отслужил своё.

– И не жалею. На многое смотришь иначе. Особенно на таких дружков, которые ничего не сделали, живут на всём готовом. И ты с ними, голодранец, со школы тёрся. Дружил. В друзья набивался к ним. И что?!

– М-да уж. И тут ты прав. Помню, как твой отец меня на рыбалку с тобой брал. На Рыбинское море ездили. Ночевали на острове. У костра сидели, уху варили из свежи пойманной рыбы! Одно из самых ярких моих воспоминаний. Плохо мне. Плохо… Эх!

– Так поменяй всё. Чего ты сидишь под мостом и трясёшься от страха? Помнишь, как детстве: «Сегодня ночью под мостом поймали Гитлера с хвостом!» Не будь с хвостом. А то ухватят за него. Дуй в военкомат. Ни на что не жалуйся. Говори, что здоров, как бык. Всё, как в фильме «ДМБ» у тебя будет. Долгов в казино наделал и в армию смылся.

– Там комедия! И его кредиторы Улукбек и Максуд – пушистые зайчики из живого уголка детского сада на углу. Но, пожалуй, ты прав. Если что, возьму автомат и буду отбиваться. Терять-то мне нечего уже.

…

Прошло полгода.

Сахалин. Артиллерийский полигон. Утро.

В шеренгу стоят военные КАМАЗы. Рядом крутятся солдаты, офицеры. Невдалеке расположена курилка. Солдаты курят.

      Иван расстегнул бушлат, шапка на затылке, затягивается. К нему подходит солдат, в руках крутит письмо.

– О. Серёга, почта пришла? Письмо с малой родины? С Большой Земли!

– Ага! – Серёга вскрыл конверт.

Вынул бумагу. Издалека было видно, что это официальный документ. Солдат внимательно прочитал. Расстегнул бушлат, потом куртку, потёр грудь. Снял шапку и засунул её в карман. Было видно, что крупные капли пота градом бегут по остриженной голове, стекают по лицу. Серёга шапкой вытер лицо, голову, шею, снова в карман.

Иван внимательно смотрел на товарища.

– Чего там? Как ты?

Серёга вздохнул – выдохнул.

– Дай закурить.

– Так ты же не куришь?! – Иван удивился.

– Нормально. Теперь можно. Уже курю.

Взял сигарету умело прикурил. Затяжка, закашлялся, пошатнулся, схватился за столбик. Перехватил тревожный взгляд друга.

– Всё нормально. Давно не курил. Голова закружилась.

– Что тебе прислали?

– А, это? – Серёга помахал документом. – Официальное уведомление о разводе.

– О как! – Иван удивился. – Я и не знал, что женат.

– Уже нет. Я ждал этого.

– Поведай, друг, мне, что случилось. – Иван подвинулся поближе, чтобы не пропустить ни слова.

– После 9 классов я поступил в техникум в краевой центр. Из деревни приехал. На строителя учился. Думал, вернусь домой, буду строить. Механизатором стал ещё в школе, а вот строителем захотел. И на последнем курсе влюбился. Влюбился. Втюрился до беспамятства. Увидел в кафе и всё! Свет в голове выключили. Стал ухаживать. Но она смеялась. Кто она, и кто я!

– А кто она?

– Она … – Серега полез во внутренний карман куртки, достал военный билет.

Там лежало фото девушки. Протянул Ивану.

Красивая блондинка. Длинные волосы, тонкие черты лица. Припухлые губы. Чуть-чуть вздёрнутый носик. Милые ямочки на щеках. Голубые глаза. И в глазах – как чёртики притаились. Неудивительно, что такая могла вскружить голову деревенскому парню.

– Ты так дырку протрёшь на ней! Смотри! Не влюбись! – Серёга забрал фото и спрятал в карман.

– Не влюблюсь. – Иван покачал головой.

Иван не стал рассказывать Серёге, что в Москве ему приходилось общаться со многими красавицами. Но на фото действительно была красивая девушка. Её глаза… они манили.

– Долго я ухаживал. Вернее пытался. Меня все отговаривали. Говорили, что она дочь Лба!

– О, ё-тать! И кто такой Лоб?!

– Семён Петрович Печёнкин. Он же Лоб.

– И почему «Лоб»? Логично же – «Печень»?

– Он и был поначалу, как рассказывали, «Печенью». Вначале девяностых бандитствовал. Но потом поменяли кличку на «Лба». Он здоровый. Под метр девяноста. Он хватает человека – а хватка у него, как у кузнеца деревенского – и лбом бьёт в лицо. Лицо всмятку. Говорят, что кто-то и умер. Кости носа попали в мозг. Не знаю – правда, или просто брешут. Но страшен. Время прошло, все кто рядом с ним были, сели надолго, а потом и умерли по тюрьмам, да, лагерям. А у него брат старший в милиции – полиции. Сейчас высокий пост занимает.

– Наверное, он дружков брата и определил на лесоповал, а там уже …

– Многое болтали. Предупреждали, стращали. А я как телок за маткой привязанный шёл. Куда она, туда и я. На последние копейки покупал ей цветы. Просто, как морок на меня напал. Обмороченный был я. Да и сейчас не до конца оклемался. Как похмелье осталось.

– Тестю ты тоже не глянулся?

Серёга рассмеялся, махнул рукой.

– Я никому из её семьи не глянулся. Совсем. Батя её крутой. Самая крупная строительная фирма. Пара ресторанов. Магазины, автосалон. Не считая мелочи, типа автостоянок. Всего не знаю. Меня не пускали в свои дела. Когда дело до свадьбы дошло, так заставили подписать бумагу, что я не претендую на их имущество. Думали, что я на их добро рот разеваю. К бесу оно мне нужно! Мне Каролинка нужна была! Эх! – Серёга сплюнул зло.

Иван усмехнулся.

– Это как она тебе запала! Через такие унижения прошёл.

– Ты пойми, я её к себе же звал. В деревню! Там бы всё по-другому срослось! А тут… Стали жить с её родителями.

– У неё, что квартиры не было? Да не поверю! Папаня крутой, а дочери хату не справил! – Иван недоверчиво покачал головой.

– Да была у неё квартира. Двести квадратных метров! У нас в деревне и домов таких нет. Папаша её говорит, мол, все будем жить под одной крышей. Домина – дворец! Больше шестисот «квадратов»! Ну, пошёл я в примаки.

– Куда?

– В примаки, – повторил Серёга, – это когда в дом жены родителей приходишь. Унизительно, конечно. Особенно, когда тесть строит из себя, мол, он хозяин жизни! Кум королю, сват министру! А ты – ноль без палочки! Устроил он меня к себе на стройку прорабом. И контролировал каждый шаг, целая бригада его шавок в офисе проверяла каждую смету, акты на просвет рассматривали, наверное, на зуб пробовали, а не украл ли я чего от тестя. А тут с работы приехал. Аврал был. Замотанный, с утра маковой росинки во рту не было. Грязный, есть хочу! В глазах темно. Помылся, говорю любимой, мол, накорми меня! А она в ответ: «Мы в ресторане поужинали, и я за тебя не для того замуж выходила, чтобы кухаркой при тебе быть!» И скачками к папеньке, мол, муж меня к плите гонит! Ну, Лоб ко мне. По пояс голый. Жарко ему. Коньяком за версту разит. Крест на груди золотой. У нашего попа медный и то поменьше будет. Орёт, мол, ты, что, сявка, оборзел в корень! Мы тебя, щенка шелудивого, в дом пустили! Живёшь, как у Христа за пазухой! И пузом своим к стенке меня давит. Ну, думаю, как своей башкой чугунной как даст мне по кумполу, так головёнка и расколется, как пустой орех, на мелкие кусочки. Ему-то ничего не будет. Тренированный! Брат ментовской выдаст за несчастный случай, на арбузной корке, деревня, поскользнулся. Когда он прижал меня к стенке, я резко присел. А тестюшка мой ненаглядный впечатался в метровой толщины стенку…

– И как?

– Как? Стенка выдержала. На совесть сработана. А Лоб весь в крови без сознания на полу. Я еле успел вынырнуть из-под туши. Много мяса. Не каждый боров перед забоем столько весит. Тут жена с мамашкой ейной прискакали, визжат, как свиньи на бойне, мол, я – убивец, паршивец… Много чего я услышал в свой адрес. У нас мужики так пьяные не все умеют ругаться… да и на стройке не каждый день услышь… Вот тут я и сообразил, что пора «делать ноги». Ходу, кумушки, ходу! Вещички свои в рюкзак кинул, паспорт, прихватил у них пару бутылок коньяка дорогого. И двинул, что было сил. Понял, нельзя автобусом, – поездом. Братик Лба сейчас всё перекроет. На попутках за сутки добрался до родительского дома. Посидели с батей. Подумали. Я коньяк на стол. А он, хоть и не дурак выпить, говорит, мол, убери, для дела сгодится. Военком через два дома живёт. Мы к нему. Отдал я ему два «пузыря» коричневой жижи – коньяка. У того глаза как у быка производителя стали. Чуть не выпали из орбит. Он понимает в нем толк. Говорит, что такой не во всех магазинах в Москве продаётся. Обрисовали ему ситуацию. Он затылок почесал. Говорит, чтобы завтра был в 9.00 в военкомате с вещами, и в тот же день я был в команде на Дальний Восток. Военком позвонил кому-то, чтобы меня отправили как можно дальше.

– Ты же говорил, что у Лба связи крутые. И, что, не достал он тебя?

– Пытался. Уголовное дело возбудили. Тяжкие телесные, кража чуть ли не миллиона денег, золота полпуда и ещё чего-то. Вызывали меня в военную прокуратуру, спрашивали, как оно было. Контрразведка дёргала. Следователи рожу кривили. Контрразведка смеялась в голос. Потешалась. Требовала деталей истории. А потом мне со стройки написали, что обо мне разговоры пошли, что чуть Лба не завалил. Даже посылку отправили в знак благодарности. Мироед он и есть мироед. Работяг всегда прижимал по деньгам. Три шкуры сдерёт штрафами. Пашут на него, а потом получается, что ты ему ещё и должен. Избил, писали они, я его. И авторитет его упал. Если такой дохляк как я смог с ним сладить, значит, и другие смогут. Да ещё заявление в милицию написал. А это у них не поощряется. Лоб, писали, чуть дом не разнёс. Навалял под горячую руку и жене и дочке, они виноваты, что меня в дом привели, – вздохнул, затянулся. – Вот и получается, что мне ещё много лет нет ходу из армии. По контракту останусь служить. А, может, и в военный институт пойду. В армии хоть и не сахар, но своих не сдают. Жена сказала, чтобы бросил курить – бросил. Ну, а развелась… – он помахал конвертом. – Я и снова начал. А ты как в армии после института оказался? Не просто же так?

– Да… – Иван неопределенно махнул рукой.

– Что тоже бегаешь?

– Вроде того.

– Слушай! А как ты все категории в водительских правах открыл? Когда ротный увидел, так сразу тебя за командирскую машину определил. Как сумел? Тебе по возрасту не положено, да и по стажу тоже. Как?

Иван усмехнулся, посмотрел вдаль, словно перенёсся в прежнюю жизнь.

– В карты выиграл.

– Как в карты? – Серёга чуть дымом не подавился от удивления.

– Играли в карты. С нами ГАИшник был. Проигрался в дым. Отыграться хочет. Ставит на кон, что в случае проигрыша откроет все категории в правах.

– И чего?

– Я выиграл. Так он выдал через день права. И, как вишенка на торт сверху, – на трамвай и троллейбус. Так что я могу управлять всем транспортом, кроме железнодорожного и воздушного.

– Сурово. Уважаю. А сам-то водить умеешь?

– Умею. По Москве гонял – никто догнать не мог.

– Так, если у тебя дома засада, так, давай дальше в армии и останемся. Понимаю, что тебе дома тебя никто не ждёт, кроме неприятностей?

– Угу. Не ждут.

– Долги, Иван?

– А как догадался?

– Ты сам рассказал про карты.

– Угу.

– Много?

– На эскадрилью американских бомбардировщиков хватит. Купить можно. Вместе с аэродромом.

– Ни… себе! И ищут?

– За такие деньги ищут.

Солдаты, офицеры засуетились.

– Рота! К машинам! – послышался голос старшины.

Показался командир роты с бутылкой минеральной воды. Вид у него был изрядно помятый, периодически прикладывался к воде, делал большой глоток, кадык на жилистой накаченной шее дёргался вверх-вниз.

Личный состав подбегал к магазинам, переговаривался на ходу:

– О, дочку «обмывал».

– Вторая дочь. Он так сына ждал.

– Бракодел!

– Он на учениях, ему позвонили, сообщили. Не успеет из роддома забрать.

– К нему сейчас мать и тёща приехали.

– О, тёща! Она ему мозг не вынесет, а съест!

– Нашему ротному? Он сам кого угодно сожрёт на завтрак.

Все построились возле своих машин. Командир роты принял рапорт. Он периодически потирал лоб. Было видно, что ему тяжко.

Командир первого взвода зачитал приказ командира батальона на марш.

– По машинам! – прозвучала команда.

Эхом она прокатилась по всему строю. Все сели в машины, стали выстраивать колонну.

Иван был водителем на командирском КАМАЗе, УАЗ забрал комбат, его машина поломалась.

Ротный сел, сдвинул головной убор на затылок, приложил бутылку ко лбу.

Иван усмехнулся. Он-то знал, что такое похмелье. Не раз и не два тоже так страдал. Знал, что самое лучшее средство – это принять стопку-две, но не солдатское дело ротному указывать, что делать. Ротный страшен в гневе, а сейчас, с похмелья, так лучше молчать. Иван опустил стекло со своей стороны – такой сильный запах перегара был.

Командир роты был нормальный мужик. По мелочам не придирался, обращался только на «вы», был строг ко всем, включая себя. Устав внутренней службы знал, казалось, наизусть. И в технике разбирался. Водил на автодроме лучше всех в батальоне. Первый раз Иван его увидел болеющим с похмелья. Всегда выглажен, подтянут. Ну, оно и понятно. Не каждый день вторая дочь рождается.

– Разрешите начать движение, товарищ капитан?

– Давай. Разрешаю, – махнул ротный бутылкой в сторону лобового стекла. – Только не гони. Не болванки артиллеристам везём. Тихо-тихо. Аккуратно. Понял?

– Так точно! Понял.

Иван на пониженной передаче вывел КАМАЗ со стоянки, встал в колонну. Впереди него ехал точно такой автомобиль с таким же грузом.

По радиостанции были слышны доклады старших машин и командиров взводов о готовности к маршу.

Когда поступили все доклады, ротный скомандовал по станции:

– Начать движение!

И поехали, поехали, поехали! Медленно, не более сорока километров в час. Это головная машина едет со скоростью сорок километров, а техническое замыкание несется все восемьдесят.

Сзади на цепях громыхало бревно, точно такие же были прикреплены ко всем машинам. Не очень красиво, и на ротного другие командиры ругались, смеялись, крутили пальцем у виска. Но он был непреклонен. Опыт войны в Афганистане, Чечне, показал, что вот такой доморощенный «горный тормоз», спасал много жизней. Когда взбираешься в горку, машина глохнет, отказываются тормоза, то катишься назад, и просто упираешься в это бревно или брус, и останавливаешься. А у КАМАЗов тормоза – это «болезнь». Часто отказывают. Командир роты берег и людей и технику.

Поехали, поехали!

Кажется, чего проще – крути «баранку», держись «в хвосте» у впереди идущего. Но сон так и накатывается от монотонной езды. Дорога неровная, ухабистая, да и рельеф не из Московской области, где всё гладенько да ровненько, как на блюдечке. Сопки, вверх-вниз, вправо, влево, машина серпантином взбирается почти на вершину, потом так же стремительно вниз.

У «Узбека», земляк служит в разведроте бригады, так он по секрету шепнул, что будут устраивать засады на колонны. Эта весть также «по секрету» разлетелась по роте, и теперь не только соблюдай дистанцию и следи за поворотом, но головой тоже крути – откуда разведчики устроят пакость.

Сопки лесом поросли. То хвоя вечнозеленая, то кустарник такой, что танк спрятать можно – с десяти шагов не увидишь – не то, что группу солдат в маскхалатах.

И каждый всматривался, как мог, в лесистые склоны. Ротный на занятиях рассказывал, что при атаке на колонну подбивается первая машина и последняя, потом расстреливай и колонну и людей. Поэтому задача – деблокировать проезд. Сталкивай машину в кювет, пусть там даже твой раненный товарищ и ты не можешь его эвакуировать. Жизнь одного – это ценность, но на фоне всей колонны и боевой задачи – ничто. Строчка в штатно-должностной книге роты (ШДК). Скорбеть будем потом, а сейчас нужно выполнить задачу.

Так командир роты доходчиво объяснял, что выполнение боевой задачи – самое главное, всё остальное – средства для выполнения задачи.

Колонна идёт. Вверх-вниз. Вправо-влево. Вправо – вниз, с правой стороны склон сопки – жмись к нему, слева – обрыв метров десять глубиной, приятного мало. Пот по спине, ладони вытираешь о тряпку и о штаны. Руль скользит. Пот со лба рукавом куртки отираешь. Даже свежий воздух с улицы не остужает. Напряжение во всём теле.

Впереди, через пять машин раздался взрыв на склоне сопки, и тут же раздался треск автоматных очередей. Откуда стреляли, было нападение – непонятно. Тут же ожила радиостанция:

– Нападение со стороны сопки. Впереди завал. Работает «дымовуха» (шашка дымовая).

Ротный орёт в гарнитуру:

– Колонна! Стой! К бою!

Обращаясь к Ивану:

– Тормози!

– Торможу! Не тормозится!

Педаль тормоза хлюпала в полик кабины. Иван дёрнул ручной тормоз на себя, машина замедлила ход, потом где-то внутри раздался звук «бздынь», и машина пошла накатом, приближаясь к впереди стоящему грузовику.

Ротный схватил руль:

– Прыгай, солдат! Я приказываю!