Текст книги "Иероглиф слова «Счастье»"

Иероглиф слова «Счастье»
Вячеслав Сазанович

Дизайнер обложки Изабелла Сазанович

© Вячеслав Сазанович, 2023

© Изабелла Сазанович, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4496-5132-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я сам не знаю

 
Зашел я в парк и онемел
От сотен елочных улыбок,
И от того, что ниц присел
Фонарь под блеском тонких липок.
 
 
Под каждый шаг скрипит слегка
Тропы отзывчивая флейта,
И тянет ивы мне рука
Листками вытканную ленту.
 
 
Ручей волнуется, звенит,
Блестит улыбкой белозубой,
А над ручьем мосток висит,
Двух берегов сближая губы.
 
 
Клубясь комками, невпопад,
Туман неспешно нарастает,
И он мне тоже очень рад,
А почему – я сам не знаю.
 

Алый след от губной помады

 
Зимний день стал у нас коротким,
Три часа, а уже темнеет.
Ветер снег выбивает плеткой
Из замерзших седых растений.
 
 
Запыхтел во дворе прохладном
Жигуленок с наклейкой «Лада».
В глубине полосы заката
След алеет губной помады.
 
 
Ну, а где-то, на дальнем юге,
Несомненно, и день длиннее.
И без воя настырной вьюги
Там, на юге, сейчас теплее.
 
 
Ходят люди вдоль кромки моря,
Ходят в сланцах, а не в ботинках.
К ним с тяжелой волны прибоя
Водяные летят пылинки.
 
 
Там жара, а у нас морозы.
Там муссоны, у нас метели.
Там грохочут под молнии грозы,
А у нас спят под снегом ели.
 
 
Юг и север – погода контрастна.
Но и общее видится все же —
Тут и там, если день прекрасный,
Будет вечер прекрасным тоже.
 
 
И на юге далеком скоро
Тоже будет черта заката
Опьянять, улыбаясь, взоры
Алым следом губной помады.
 

Чемоданное настроение

 
Утром из шкафа голодный, худой,
Чуточку старый, немножечко злой
Вылез и сел не спеша на диван
Год пролежавший в пыли чемодан.
 
 
Ручкой пластмассовой хрипло кивнул,
Молнией скрипнул и громко зевнул.
Есть он хотел. В чемоданову пасть
Начал я пищу различную класть.
 
 
Сунул я шорты, носки и футболки,
Сунул с таблетками маленький сверток,
Плавки и сланцы, и щётку зубную,
Книжку потертую, но дорогую.
 
 
Много ещё я скормил чемодану
Всякой еды, чемоданом желанной.
Стал он холёный, упитанно гладкий,
С щёчек ушли недовольные складки.
 
 
Спать скоро лягу, и утром туманным
Выйду на улицу я с чемоданом —
Он согласился поехать со мною
В отпуск, на южное жаркое море!
 

«С тобой под вечер шалаш-палатку…»

 
С тобой под вечер шалаш-палатку
Поставим рядом с морской чертой.
Я знаю место. Там камни гладки.
Там дышит пеной густой прибой.
 
 
Там звёзды-чайки в ночном полёте
С вершин стремятся слететь в волну.
Там лунный невод сквозь воды бродит
И сонно ищет в них тишину.
 
 
Там на рассвете, у горизонта,
Вскипает море само собой.
И с моря в небо уходит солнце,
Лучей рождая слепящий рой.
 
 
У кромки водной шалаш-палатку
Под вечер вместе мы развернем,
И там, на камнях от пены гладких,
Всё, в чём нуждались с тобой, найдём.
 

На лавке в парке

 
На лавке в парке сидела пара.
Им хорошо!
Луна огромным, далеким шаром
Жгла серебро.
 
 
В краю цикадном, в тени акаций,
В полночный мрак
И обниматься, и целоваться
Им сладко так.
 
 
И я когда-то на этой лавке
Сидел с тобой.
И восхищались мы тоже жарко
Хмельной луной…
 

Антарктида

 
На южной окраине шара земного
Имеется место покоя сплошного.
Там холодно, да, и колючие льдины.
В сугробах вдоль берега мерзнут пингвины.
 
 
Суровое место, без леса и пастбищ,
Без скверов зеленых и бабочек даже.
Там лежа в шезлонге загар не поймаешь,
Бруснику с грибами не насобираешь.
 
 
Там пусто… поэтому очень просторно!
И снег, как в Сибири, искрится задорно.
Там день растянутся на месяцы может,
И ночь тоже длительно звезды ворошит.
 
 
На глобусе – копии тела земного —
Не сыщешь нигде больше место такого.
Пускай без палящего, жаркого зноя,
Но все-таки очень сплошного покоя!
 

«Не считай ты меня несерьезным…»

 
Не считай ты меня несерьезным.
Ну подумаешь, рухнул в сугроб.
Но зато в полдень выглядел звезды
И кометы дрейфующей боб.
 
 
Я заранее знал, что промажу,
Запуская в тебя снежный ком.
Не попал ведь? Не надо так сразу
Называть меня вслух дураком.
 
 
Не такой я, но здесь, на морозе,
В день, что выдался столь удалым,
Невозможно быть очень серьезным
И на глупые мысли скупым.
 
 
И затеи мои нестабильны
Столь активно, что сам стал не свой,
От того, что люблю тебя сильно,
От того, что сейчас я с тобой.
 

Морозная бессонница

 
Тяжела́ сегодня на подъем луна.
В синеве морозной, грузная она
Выползла на крышу, придавив чуток
Животом огромным шифера кусок.
 
 
Холодает так, что воздух загустел,
Убелив березкам ветки между дел.
Ночь ползет, и стынет молча тишина.
Вверх ушла сквозь иней с шифера луна.
 
 
И ее далекий неспешащий ком
Смотрит сквозь окошко на меня блином.
Ну, и как смогу я под ее теплом
Позабыться долгим безмятежным сном?
 

«Почему по просторной степи…»

 
Почему по просторной степи
Я иду на ветру индевея?
Потому что изъял из груди
Свое сердце и выдал тебе я.
 
 
Пальцы стынут, мороз по пути
Пробирается в тело сквозь кожу.
Есть одна, кто способна спасти —
Только ты меня выручить сможешь.
 
 
Поспеши тоже сердце отдать
Ты свое мне на вечные веки.
С ним смогу непременно я стать
Теплокровным опять человеком.
 
 
А иначе себе я найду
Леденящую смерть – да и только.
Тихо рухну. И с глаз пропаду
Под покровом из снежных осколков.
 

Пиши!

 
В неделе пять рабочих дней,
Что по себе не так уж мало.
Хочу, чтоб ты рукой своей
Мне в буднях длительных писала.
 
 
Ведь есть обед и есть на чай
Хотя бы пара перерывов —
Пиши, пиши мне, – выручай! —
О чем угодно, хоть о сливах.
 
 
Немного слов, немного строк —
Мне моментально станет легче.
Я их как сладкий съем пирог
И обязательно отвечу!
 
 
В неделе пять рабочих дней,
Пять сроков долгих и тревожных.
Я жду! Я жду! Пиши скорей!
И лучше чаще, если можно.
 

«Вечер. Подморозило…»

 
Вечер. Подморозило
Все, что днем растаяло.
Что ж ты меня бросила,
Одного оставила?
 
 
Я стою, мне холодно,
Стужа пробирает.
Снег в ледышку сколотый
Оловом блистает.
 
 
Завтра несомненно мы
Здесь же повстречаемся
И по снегу тленному
Вместе прогуляемся.
 
 
И от ласки голоса
Милого, родного,
Все, что подморозило
Таять будет снова.
 

«День морозом острым жарит…»

 
День морозом острым жарит,
Пар дыханьем так и шпарит!
Снег рассыпчатый хрусти́тся,
К теплотрассам жмутся птицы.
 
 
Ходят люди – не стои́тся,
Пальцы стынут, рдеют лица,
Ни ушей, ни шей не видно
Из-под шубок монолитных.
 
 
В бирюзе сияя ясной
Солнце слепит взор алмазно.
И воздушно-лебединый
Всюду липнет свежий иней!
 
 
Долго город холод зимний
Звал с небес к себе в низину,
Да так лихо потрудился,
Что аж взял и заискрился!
 

«Стало резким все и четким…»

 
Стало резким все и четким,
Исцелен уставший глаз.
Мне желается в охотку
Обнимать людей сейчас!
 
 
Сердце гулко торжествует,
Наслаждается собой.
Тень в сугробе столб рисует
Васильковой полосой.
 
 
Воробьи кругом щебечут,
Из ноздрей клубится дым.
Все, что было столь далече,
Стало близким и родным!
 
 
Что случилось – я не знаю! —
Просто иней бархатист,
Просто солнцем день пленяет,
Словно песней гитарист!
 

«Я жду весеннюю грозу…»

 
Я жду весеннюю грозу,
Как воробьи кусочки хлеба.
Хочу почувствовать слезу
Электризованного неба.
 
 
Хочу активных перемен
От импульсивных потрясений —
Упавший ниц, вставай с колен,
Без раболепственных сомнений!
 
 
Сверкнет огонь, ударит гром
По наковальне сталью хлестко!
И унесутся прочь, бегом,
Зимы недавней отголоски.
 
 
С грозой надежная весна
В дома войдет бесповоротно.
И пробужденный ото сна
Легко задышит, и свободно!
 

Толкатель прогресса

 
Ошибка! Не вечность прошла, а минута.
Здоровье искал, а явилась простуда.
Я думал оскал, оказалась улыбка.
И слухи внушенные – тоже ошибка!
 
 
Казалось, что злость – оказалось, что радость.
Решил, будет вкусно. Куснул, понял – гадость.
Налево свернул вместо правой дороги.
Стремился к дворцу, а подкрался к берлоге.
 
 
Отрезок чертил, получилось коряво.
Варил эликсир, а сварилась отрава.
Горшочек с подсохшей землей стало жалко,
А утром над ним распустилась фиалка!
 
 
Ошибки повсюду… Но вдуматься если,
Они и толкатель земного прогресса.
И тот, кто ошибки свои понимает,
Тот много в жизни достичь успевает!
 

Зависимость

 
Кто-то зависим от неба,
Кто-то зависим от хлеба,
Кто-то – от свежего мяса,
Кто-то – от нефти и газа.
 
 
Кто-то подсел на акции,
Кто-то – на фальсификации,
Кто-то – на яркие фантики,
Кто-то – на тайны галактики.
 
 
Кто-то зависим от сказок,
Кто-то – от масляных красок,
Кто-то – от танцев с экспрессией.
А я же – от мира поэзии!
 
 
Мир этот ярок и звонок,
Мир этот скромен и тонок,
В нем совмещается светлое небо
С корочкой белого свежего хлеба!
 

Пакт

 
Как по маслу скользят слова,
За строкою строка несется.
Два часа – и уже глава,
Через день – том второй начнется.
 
 
Заключили мозги мои
Пакт с душою о «дружбе вечной» —
От того-то слова легки
И на лист так спешат беспечно.
 
 
А пока этот мир живой
Надо пользоваться удачей —
Завершать два часа главой,
Через день, чтоб том два был начат.
 
 
Как бы не был бы крепок мир,
Но разрушится он войною.
И не могут всегда мозги
Со своею дружить душою.
 
 
И упрутся в забор слова,
Не осилив пространства малость.
И не выскажет суть глава,
Потому что перо сломалось.
 

«Набор огромный ты знаешь слов…»

 
Набор огромный ты знаешь слов
И кучу формул умеешь вспомнить.
Но разум в недрах твоих мозгов
Совсем Создатель забыл оформить.
 
 
Сияешь медным, широким лбом
И осознать им совсем не хочешь,
Что жизнь не «красный» тебе диплом
И не цепочка учебных строчек.
 
 
Людей попроще гнобить мастак,
И дураками ты их считаешь.
Но дело в том, что ты сам дурак,
Но только это не понимаешь.
 
 
Не лез бы в ток ты житейским судьб
Знакомым с детства законом Ома.
Еще добавлю, не обессудь,
Что лучше чаще сидел бы дома.
 
 
И так немало ты натворил
Под идеальный поток из формул.
И так немало идей убил,
И дел в расчетах своих угробил.
 

«Чайник, утюг, плита…»

 
Чайник, утюг, плита,
Тостер, микроволновка,
Печка, сковорода,
Бойлер, свеча, духовка.
 
 
Много ль они тепла
Могут нести с уютом,
Если судьба нашла
В жизни себе простуду?
 
 
Холод в груди засел,
Снег припорошил мысли —
Кто б теперь их ни грел,
В этом не будет смысла.
 
 
Чайник давно испит,
Тихо погасла свечка,
Тостер об стол разбит,
Треснула в прошлом печка.
 

Закалка

 
Я тебе не свинца кусок,
Чтобы мяться подобно глине.
И меня не свернуть в кольцо,
Как податливый алюминий.
 
 
Я не гру́да сырой руды
И давно уже не болванка,
Обработан резцом судьбы
И закован в горниле жарком.
 
 
Ты и думать совсем не смей
Планомерно, и днем, и ночью,
И настырно рукой своей
Подвергать меня переточке.
 
 
Брось напильники и наждак,
Не поддамся твоей обработке.
А иначе совсем никак
Не ужиться в одной нам лодке.
 
 
А иначе, ну хоть на дно,
Но уйду, глаз немного щуря.
Будет больно слегка, зато
Облик свой сохранить смогу я.
 

«Ой, держите меня ввосьмером!..»

 
Ой, держите меня ввосьмером!
Семерых на удержку не хватит.
А иначе я преданным псом
Ткнусь в ее разноцветное платье.
 
 
А иначе возьму и совсем
Рассвирепствуюсь к ней прижимаясь.
Любопытственно станется всем,
Кто же это сидит там такая.
 
 
На земле этой очень впервой
Мне в нее приключилось влюбиться…
А потом огневою водой
Захотелось жестоко напиться.
 
 
А потом… А, что было потом?
А потом были долгие сутки,
Солнце в них проползало комком,
Заменяясь луной неуютной.
 
 
Но мечтал, иногда, я тайком,
Вновь в своем ее выявить взгляде…
Ой, держите меня ввосьмером!
Семерых на удержку не хватит.
 

Если б не увиделись с тобой

 
Если б не увиделись с тобой,
Ты бы так, мечта, не горевала.
И во взгляд сияющий бы твой
Ни за что тоска бы не попала.
 
 
А еще в грустинках твоих глаз
Вижу и торжественность от встречи…
Если б не увиделись сейчас,
То и позабылся б этот вечер.
 
 
Ты сидишь, пытаясь не гореть,
Не дрожать, желаньем выдаваясь.
Да я стараюсь не посметь
Вспомнить, как с тобою обнимаюсь.
 
 
Ты сидишь, пытаясь быть другой,
Незнакомой, чуждой и далекой…
Если б не увиделись с тобой,
Это было очень бы жестоко.
 

По привычкам…

 
По привычкам, несомненно,
На земле удобно жить.
Ждать привычней перемены,
Чем их в жизни воплотить.
 
 
Павлов выдумал собаку
С выделяемой слюной —
Над судьбой нам легче плакать,
Чем заведовать судьбой.
 
 
Но зато всё постоянно,
Думать некогда, зачем
Просыпаясь утром ранним
Регулярных ждем проблем.
 
 
По командам, рефлексивно,
Как-то проще жить теперь.
Без побед пусть. Пусть пассивно.
Но зато и без потерь.
 

«Кровь потекла из надбровья…»

 
Кровь потекла из надбровья.
Где же так зацепился,
Где же так приложился
В этой дороге лбом я?
 
 
Вроде, шагаю верно,
Не мотыляясь тряпкой.
Но, почему так зябко?
И почему так скверно?
 
 
В душу вошли сомненья.
Может, не той дорогой
Топаю я и долго
Свет закрываю тенью.
 
 
Путь замутнился дальше
Старой, подгнившей гатью.
С гати могу упасть я.
Но ведь не отступать же?
 
 
Должен ведь дошагать я,
Раз в путь решил пуститься —
Только б не заблудиться,
Только б не затеряться…
 

«Я еще не надышался, не вели мне уходить…»

 
Я еще не надышался, не вели мне уходить,
Перестань ты об уходе постоянно говорить.
 
 
Я еще не насмотрелся, не скрывай свои глаза,
Как бы ты б не намекала, в них не прячется гроза.
 
 
Не наслушался твой голос, не дощупал пальцы рук,
Не дочувствовал сердечный столь упругий громкий
                                                                             стук!
 
 
Обещаю, я исчезну. Обещаю, я уйду.
Не накликаю ни горя, ни проказницу беду.
 
 
Только прежде, чем я скроюсь за замком твоим
                                                                    дверным,
Ты мечтам хоть на мгновенье дай исполнится моим!
 

Иероглиф слова «Счастье»

 
Вращаясь в воздухе пружинкой
В изящной шубке меховой
Сегодня первая снежинка
Замельтешила над землей.
 
 
Она так весело порхала!
При этом, словно бы шутя,
Непревзойденно облетала
Иголки мелкого дождя.
 
 
Она свернула от ненастья,
Ушла в виток очередной.
И иероглиф слова «Счастье»
Вписался в воздух сам собой.
 
 
Потом она, в порыве смелом,
Сложив два призрачных крыла
На землю радостно присела…
И незаметно умерла.
 

Варежки

 
Стряхнула варежки рябина
С переплетения кистей.
Ей с высока надежней виден
Отряд весенних журавлей.
 
 
Разлив реки в бассейн огромный
Преобразил собой луга.
В нем захлебнулись, безусловно,
Поднадоевшие снега.
 
 
Сейчас бы снять пальто, но рано,
Тепло обманчиво еще —
То тень закроет свет коварно,
То ветер носом ткнет в плечо.
 
 
Но все же день сегодня дивный
И дней недавних чуть светлей,
И гул несется над рябиной
От эскадрильи журавлей.
 

Карандашный набросок

 
Планы людей – карандашный набросок,
Легкий эскиз из теней и полосок.
Кисти берутся, когда эти планы
Входят в судьбу, развернувшись экраном.
 
 
Каждый потом для себя сам решает,
Что здесь раскрасить, а что здесь мешает.
Ластик стирает, что было тревожным,
Глаз же, коло́р подбирает возможный.
 
 
Ну, а потом, не спеша, постепенно
Краски ложатся на холст ежедневно.
И из фантазий, лихих и былинных,
Новая в свет проникает картина!
 
 
Если же где-то возникло сомненье,
Дрогнуло кисти в руках оперенье,
Капля не там, где ей нужно, упала,
Значит картина исчезла, пропала.
 
 
Значит набросок пора делать свежий,
Вновь заточить карандашевый стержень.
Если откажешься, скажешь, что сложно,
Значит погиб в тебе жизни художник.
 

«Я ступенек себе напилю из поленницы…»

 
Я ступенек себе напилю из поленницы,
Вколочу между брусьев огромнейшей лестницы,
А потом прислоню ее к белому облаку —
Мягкотелому, чистому, теплому, легкому.
 
 
Я наверх заберусь на перину небесную,
Взглядом вскользь пробегусь по воздушной
                                                          окрестности,
И на пух упаду, руки выставив в стороны —
Станет мне хорошо, станет мне очень здорово!
 

Небывалая краса

 
В нашей маленькой деревне —
Боже, что за чудеса! —
Появилась вдруг царевна,
Небывалая краса!
 
 
И за ней образовался
Деревенский хвост парней.
Каждый сердца добивался
И руки себе у ней.
 
 
Не отдал я им царевну,
Взял полено и вразмах
Надавал парням поленом
У царевны на глазах.
 
 
А потом возвел в деревне
Я просторный светлый дом.
В этом доме мы с царевной
Поселилися вдвоем.
 
 
И теперь живет со мною —
Боже, что за чудеса! —
Став мне милою женою
Небывалая краса!
 

Двугорбый верблюд по фамилии Кэмел

 
Двугорбый верблюд по фамилии Кэмел
Бродил по барханам Сахары упрямо —
То с запада шел, не спеша, он к востоку,
То с Красного моря тянулся в Марокко.
 
 
На север и юг его ноги несут,
И ищет чего-то в пустыне верблюд.
Он был в городах Касабланка, Танжер,
Сквозь зной Алжир прогулялся в Нигер.
 
 
Потом через Чад он прошел до Судана,
Оттуда в Египет побрел к Асуану.
Но так и не выискал Кэмел двугорбый,
Того, что в походах искал он упорно.
 
 
И нынче в песках по пустыне он ходит,
Под солнцем палящим все бродит и бродит,
И ищет по-прежнему что-то упрямо
В Сахаре верблюд по фамилии Кэмел.
 

Муравей

 
– Я плот из березовых веток совью, —
Сказал муравей муравью:
– И громко вам крикну «Гуд бай!» и «Адью!»,
И вниз уплыву по ручью.
 
 
Внизу отыщу я волнующий край
С нектаровой, сладкой рекой.
И буду я знать, где скрывается рай,
Где тишь и великий покой.
 
 
В тепле и достатке я там буду жить,
Порой, вспоминая про вас.
На пчелах летать, с комарами дружить,
Медовый потягивать квас.
 
 
И буду вдыхать ароматы цветов,
В бездонное небо глядеть,
Встречать караваны седых облаков,
И песни веселые петь!
 
 
Пока открывал перспективы пути
Для друга лихой муравей,
Успела вода незаметно уйти
И высох звенящий ручей…
 
 
Мораль у рассказа сего такова —
Коль хочешь великим прослыть,
Поменьше используй пустые слова,
И делом учись говорить.
 

Желания фей

 
Палочкой легкой взмахнувшая фея
Может, что хочешь тебе подарить —
Сладких конфет, шоколадку, печенья,
Куклу, способную вслух говорить.
 
 
Хочется платья и туфелек новых?
Фея всё выполнит, лишь попроси.
Хочешь духов непременно бордовых?
Фея способна и их принести.
 
 
Феи ведь могут любые желанья
Быстро исполнить для милых друзей!
Только одно нас тревожит незнанье —
Кто ж выполняет желания фей?
 

Интересно, расскажите

 
Интересно, расскажите,
Расскажите быстро нам,
Кто же солнце в чистом небе
Разжигает по утрам?
 
 
Кто лучи в него втыкает
Золотистою иглой?
Ежедневно заставляет
Проплывать над головой?
 
 
Почему оно кружочек?
Не кирпичик, не квадрат?
Почему под ярким солнцем
Серебром ручьи горят?
 
 
Жар на землю проливает,
Почему, как из ведра?
В тень деревьев загоняет,
Как, скажите, комара?
 
 
Одуванчик одевает
Невесомый легкий пух
Только в ясную погоду
Объясните, почему?
 
 
Почему алеет солнце
По утрам и вечерам?
Интересно, расскажите,
Расскажите быстро нам!
 

Кошачий гром

 
Повстречались кошка с мышкой,
Вместе вздумали дружить.
Стали вместе есть сосиски,
Молоко из блюдца пить.
 
 
Мыли вместе ушки, брюшки,
Лапки, мордочки, усы.
Даже спали вместе дружно,
Друг о друге видя сны.
 
 
Но однажды грохнул громко
Гром с грохочущим дождем.
Испугалась кошка грома,
Скрылась быстро под столом.
 
 
Там зубами застучала,
Мелко начала дрожать.
Мышка кошку увидала
И пустилась хохотать:
 
 
– Испугалась кошка грома!
                                   Ха-ха-ха!
Испугалась грома дома!
                                   Ха-ха-ха!
Ты дрожишь, а я смеюся!
                                   Ха-ха-ха!
Ой, от смеха разорвуся!
                                   Ха-ха-ха!
 
 
Кошка словно онемела,
Быстро кошка побледнела,
Дёрнуть хвостиком успела
И от страха мышку съела…
 
 
Не дружите мышки с кошками,
Обходите кошек ножками,
Не простили ещё кошки вам
Смех в тот день гремящий, с дождиком.
 

Тигровая корова

 
На поле утром солнечным
Явилась поохотиться
Тигрово-полосатая
Рогатая корова.
 
 
Соперники разогнаны
Рассерженным му-муканьем
От сладкого и сочного
Растительного кушанья.
 
 
Сегодня ей понравились
Росточки одуванчиков
И много-лепестковые
Цветочные стаканчики.
 
 
Хвостатая, с бубенчиком,
Тигровая корова
Охотилась до вечера,
До ровно полшестого.
 
 
А вечером домой пришла,
Почистила рога,
И принесла хозяюшке
Ведерко молока.
 

Новогодняя

 
Ветер свищет, кони мчатся
По ночному снегу поля!
Стали гости собираться
К новогоднему застолью.
 
 
На салфетках разгорятся
Строчки лучших из желаний!
Свищет ветер, кони мчатся
С Дед Морозом едут сани!
 
 
Бой курантов ход отмерит,
Распахнутся ветром двери,
Дед Мороз ворвется в сени
И устроит всем веселье!
 
 
Седины расправив прядки
Он воскликнет гласом твёрдым:
«Эй, девчонки! Эй, ребятки!
Поздравляю! С Новым Годом!»
 

Крайний день

 
Крайний день декабря скоро-скоро уйдет,
И на смену ему с полуно́чным кокетством
В фейерверках огней расцветет Новый год!
И припомнится все, что хотелось нам с детства:
 
 
Мама с папой, чтоб рядышком были всегда,
Были б новые платья, большие машинки,
Чтоб на верхних бы полках лежать в поездах,
Потому что с них вид в окна очень обширный.
 
 
Чтоб известным бы стать, чтоб работать бы тем,
Кем надумал ты сам, а ни кем жизнь заставит,
Чтоб друзей не терять, чтобы кипы проблем
Без труда побеждать, изгоняя в подвалы…
 
 
Крайний день не пришел еще к нам декабря,
За окном раззевалось лишь крайнее утро.
Наши детки в кроватках счастливые спят,
Ожидая, как мы, новогоднее чудо.
 
 
Пожелать им хочу – пусть добьются они
Наперед всех поставленных жизненных целей,
Пусть свершатся у них их надежды, мечты!..
И чуть-чуть из того, что самим нам хотелось.
 

Ода науке

 
Хвала тебе, научная дорога,
За то, что от пустынного порога
Проводишь сквозь соблазны суеты,
Сквозь знания, что девственно чисты,
В тот край, где исполняются мечты!
 

Новости

 
Нет в возгласах эфирных новостей
Изюминок – ведь все в них повторимо.
Я жду оригинальности вестей
От наземь устремившихся снежинок.
 
 
Они открыть на многое глаза
Способны, если слышать их захочешь, —
Об облачных расскажут парусах,
О легкости небесной оболочки.
 
 
Поведают о сущности своей.
И правду я узнаю, безусловно,
О судьбах незнакомых мне людей,
Бродящих за изгибом горизонта.
 
 
Про свой полет раскроются они,
Про свой подъем – падение я видел,
Про яркие и солнечные дни,
Про тень, что по земле ползла под ними.
 
 
И будут, остроносые, галдеть.
И выскажутся, поздно или рано,
О том, чтоб до Сибири долететь
С какого испарились океана.